До параллели пролива Шокальского плыли без особых приключений.

За проливом Иван Павлович лег на новый курс — прямо на северо-запад, к центру северной части Карского моря, к шахте.

Глубины здесь были сравнительно большие для такого мелководного моря — примерно от пятидесяти до двухсот метров. Иван Павлович старался держаться подводного желоба, тянувшегося по дну между прибрежным мелководьем Северной Земли и огромной банкой, лежащей к западу.

Непосредственно подо льдом стояли густые сумерки. Вероятно, большие ледяные поля покрывали море, и более или менее значительные просветы попадались редко. Поэтому Иван Павлович вел свой небольшой отряд поближе ко дну, чтобы незаметно для себя не потерять желоб и не очутиться на мелководье.

Время приближалось к полудню, когда Иван Павлович со своими спутниками взобрался на край большого ледяного поля. Надо было определиться, проверить правильность пути, пообедать и отдохнуть.

Погода была морозная, тихая, облачная. На черной спокойной воде плавали голубоватые, словно фарфоровые, льдины. На облаках вплоть до горизонта лежал светло-стальной отблеск ледяных полей. Лишь изредка то там, то сям по «ледяному небу» проходили узкие темные полосы «водяного неба», указывавшие на присутствие пока еще свободных пространств чистой воды.

Зима уверенно вступала в свои права.

На лед втащили ящик с аварийными запасами, сняли скафандры. Плутона выпустили на свободу, чтобы дать ему размяться. Привыкнув к подводному путешествию, он уже не так страдал под водой, но все же радость его была безмерна, когда он очутился на снегу.

Иван Павлович вынул из оболочки ящика свои портативные инструменты и готовил их для определения координат. Майор и Дима достали продукты, электроплитку и утварь. Пакет-палатку развернули и поставили на лед в виде чума. Через десять минут в ее уютной тесноте шипели поджариваемые на электросковороде ломтики медвежьего мяса, в кофейнике попискивала начинавшая закипать вода из растопленного снега, электроплитка распространяла приятную теплоту.

Ровно в двенадцать часов Иван Павлович определил координаты льдины. Сделав короткие вычисления, он вернулся в палатку, сел на свое место и с удовлетворением сказал:

— Чуть уклонились к западу. А вообще идем правильно. К вечеру будем на траверзе острова Домашний.

— Хорошо было бы там остановиться минут на десять, — сказал Комаров, всыпая кофе в кофейник, — послать оттуда радиограмму в Москву.

— Ну, ничего, — ответил Иван Павлович, — часов через восемь после острова сделаем это из шахтного поселка.

С аппетитом пообедав и накормив Плутона, путники вздремнули на непромокаемом полу палатки и снова двинулись вперед.

Часов в восемнадцать, сделав подсчет, Иван Павлович объявил, что скоро будет параллель, на которой находится остров Домашний.

— А вот опять сайки! — заметил Дима.

Маленькие рыбки сначала в одиночку, потом все гуще неслись с севера. Огромная стая, как черная туча, скоро совершенно закрыла слабый свет, проникавший сверху. Стая шла так густо, что казалось, если бы проткнуть палкой ее толщу, палка так стоймя и пошла бы вместе с рыбой.

Неожиданно среди скопища саек мелькнуло несколько огромных белых тел. Это были животные желтовато-белого или голубовато-серого цвета, длиной около четырех-пяти метров, с тонким сравнительно туловищем и круглой головой. Очень выпуклый лоб почти отвесно спускался к короткой и тупой морде. Широкая пасть с мелкими конусовидными зубами раскрывалась, захватывая сразу массу саек, которые тут же и заглатывались. Сайкам, в сущности, невозможно было спасаться: они шли так плотно, что податься им было некуда.

— Иван Павлович, а это что за охотники? — спросил Дима.

— Белухи. Киты такие, из той же породы, что кашалот, дельфин, касатка.

— Значит, опасные?

— Нет, смирные. Охотятся вот за такой мелочью.

— Можно к ним поближе? Интересно посмотреть, как они охотятся.

— Ну, немножко поднимемся. Только надо глядеть в оба, чтобы не попасть в самую гущу саек.

Иван Павлович, а за ним и остальные, повернув горизонтальные рули на крагах скафандров, поднялись повыше.

Белухи спокойно двигались вместе со стаей, изредка удаляясь в сторону и исчезая в зеленоватой полутьме.

— Уходят наверх подышать свежим воздухом, — говорил Иван Павлович. — Ну, подойдем к краю стаи. Там, наверное, еще больше белух работает. Они всегда ходят стадами.

Метров на сто пришлось отплыть в сторону, чтобы заметить некоторое разрежение стаи саек. Здесь было просторней, и сайки сплоченной массой то бросались в сторону, то погружались вниз, спасаясь от белух.

Белухи держались вместе, их было не менее ста пятидесяти голов. Они молниеносно врезались в гущу саек, набивали пасть добычей, взмывали кверху, спускались оттуда вниз и вновь принимались за пиршество.

Путники плыли под ними на замедленном ходу, и даже свет фонарей, по-видимому, не пугал пришедших в азарт охотников.

Вдруг в зеленоватой тьме глубин, словно торпеды, пронеслись какие-то широкие белые полосы. Еще миг — и над этими полосами возникли черные длинные круглые спины с высокими треугольными лезвиями спинных плавников. Лезвия высоко торчали, как широкие косы или сабли, посреди спин. Иван Павлович встревоженно крикнул:

— Касатки! Вот это уже будет поопаснее. А ну-ка, товарищи, отойдем в сторону. Здесь сейчас такая бойня начнется…

Между тем среди белух началось дикое смятение. Забыв об охоте, они в панике бросились врассыпную. Но отовсюду из темноты с быстротой молнии возникали огромные шести-семимет-ровые тела, широкие короткие морды с раскрытыми пастями, в которых торчали острые конусовидные зубы.

Уже пролилась первая кровь. Одна касатка, пронесясь словно тень под своей жертвой, острым плавником прошлась по ее брюху и разрезала белуху почти до позвоночного столба. Как будто уверенная, что эта добыча теперь не уйдет от нее, изогнувшись дугой, касатка набросилась на другую белуху и мгновенно растерзала ее в куски.

Отрезанные от свободного моря, белухи в панике бросились в самую гущу стаи саек, словно ища среди них спасения. Но напрасно. Разбойницы морей преследовали и настигали их всюду.

Да и где было белухам устоять против этих смелых хищников, вооруженных такими страшными зубами! Касатки наводят ужас на все живое в обитаемых водах. Они нападают даже на кита, затравливая его, словно стая собак оленя. Моржи и медведи остерегаются входить в воду, если заметят поблизости устращающие лезвия плавников, режущих поверхность моря. Разве лишь один кашалот не боится этих «убийц китов», как с ненавистью зовут касаток китоловы. Люди знают: там, где замечены в море касатки, распуганных китов не найдешь на огромном расстоянии.

Майор со своими спутниками находились в стороне от стаи саек, которая продолжала дефилировать перед ними бесконечной скученной массой.

Избиение белух уже заканчивалось. Лишь немногим удалось прорвать кольцо касаток и спастись в открытом море.

— Ну, пойдемте, товарищи, — сказал Иван Павлович. — Хватит! Средним ходом вперед, за мной!

Все, что произошло через минуту, можно объяснить лишь догадками и только приблизительно.

Пока люди наблюдали избиение белух касатками, яркие лучи фонарей освещали участников битвы, скрывая в то же время наблюдателей за собой в глубокой тьме. Но как только фонари после команды Ивана Павловича повернулись в другую сторону, силуэты людей стали, вероятно, достаточно заметны в слабо освещенной сверху зеленоватой мгле.

Одна из касаток, свернувшись почти в кольцо, стремительно развернулась и с неуловимой для глаза быстротой бросилась на уходившую цепочку людей.

Майор никак не мог потом объяснить ни себе, ни другим, каким образом он заметил какую-то смутную черно-белую полосу, несущуюся к нему из темноты. Может быть, он ничего и не заметил, просто почувствовал какую-то опасность, но, не размышляя — потому что и времени не было для этого, — он выхватил из кобуры световой пистолет. И в тот самый момент, когда раздался отчаянный скрежет его скафандра в страшных челюстях, майор ткнул пистолетом в скользкую впадину и нажал кнопку. Короткий ослепительный блеск — и, не разжимая челюстей, не выпуская из них майора, касатка завертелась, словно в конвульсиях, свертываясь и развертываясь, как чудовищная пружина, хлеща хвостом по шару с аварийным ящиком, вертя с собой майора и всех связанных с ним общей веревкой. Беззвучные вспышки выстрелов следовали одна за другой, сопровождаемые отрывистыми словами майора:

— Не подпускайте других касаток… Боли не чувствую… Дайте полный ход винтам… Старайтесь не запутаться… Дима, держи крепче Плутона… Ну, вот…

Последняя вспышка, и касатка, разжав челюсти, медленно стала опускаться на дно, извиваясь в последних судорогах.

Иван Павлович и Дима пустили винты на всю мощность моторов и увлекли за собой майора. Через минуту в прозрачной мгле исчезли место кровавой бойни, бесконечная туча саек и зловеще рыскающие черно-белые тени подводных страшилищ.

Прошло некоторое время, пока люди восстановили строй и пришли окончательно в себя.

— А знаете, — говорил майор, отвечая на вопросы, — в первый момент я даже забыл, что на мне скафандр. Мне показалось, что я совершенно гол, беззащитен и что через секунду кости мои захрустят в этой ужасной пасти. Бр-р… И вспоминать неприятно… Мороз по коже продирает.

— Ну, и так-таки никакой боли? — спросил с любопытством Иван Павлович.

— Абсолютно! Я это объясняю тем, что она схватила меня за бедро. Если бы в ее пасть попала ступня, касатка могла бы, дернув, вывихнуть мне ногу.

— Ну-ну… — покачал головой Иван Павлович — По правде сказать, я ни разу в такой переделке не бывал. И все с опаской подумывал: а что, если на зубы кашалоту или акуле попасть — выдержит скафандр или нет? Конечно, все теоретические расчеты относительно его выносливости и огромное давление воды, которое он выдерживает, я знал и сам на практике испытал. Но на себе, честно говорю, не хотелось бы устраивать первый опыт с таким чудищем.

Разговоры о касатках, белухах, об их повадках продолжались долго. Уже давно с поверхности перестал достигать хотя бы слабый свет. Сплошной лед тянулся теперь над головами путников. Лишь изредка поднимаясь кверху, люди обнаруживали полынью, разводье и канал.

Около девятнадцати часов все вылезли на лед. Солнце еще не зашло, хотя стояло на юге, у самого горизонта. Впрочем, Иван Павлович узнал это только по приборам, когда определял координаты ледового лагеря.

Все небо было затянуто тучами, жестокая пурга свирепствовала вокруг. Было почти совсем темно, и на снятых скафандрах зажгли фонари, чтобы легче было разбить палатку.

Под сбивающим с ног ветром, с трудом укрепив палатку, втащили туда ящик с продовольствием, уложили и прикрыли от снега скафандры. Вспыхнула электролампочка, загорелась электроплитка.

Отдыхали не больше часа. Майора охватило все большее нетерпение и беспокойство. Он несколько раз выходил из палатки, быстро возвращался, заснеженный, молчаливый, односложно отвечал на вопросы и наконец попросил ускорить отплытие.

Никто не возражал. Быстро собрались, надели скафандры и ушли под воду.

Ивану Павловичу, видимо, передалось настроение майора. Он вел отряд с максимальной быстротой. Никто не разговаривал, все стремились скорей достичь шахты. Там закончится наконец миссия майора. Там должны разрешиться его сомнения, опасения, беспокойства. Что там произойдет? Найдет ли майор Коновалова? Задержит ли он его? Не будет ли Коновалов сопротивляться? Может быть, и там суждено разыграться какой-нибудь трагедии? Коновалов, по-видимому, опасный враг, он не сдастся покорно.

Эти мысли волновали всех участников отряда, долгие часы плывших в молчании.

Наконец Дима не выдержал.

— Иван Павлович, — нерешительно спросил он, далеко еще?

— Минут через сорок будем на месте.

У Димы сильнее забилось сердце. Страх перед встречей с Коноваловым смешивался с радостью при мысли, что через сорок минут он станет ногой на первую ступеньку лестницы, а по ней — к Вале, к Вале! Что с ним?… Все время шторм. Наверное, не смогли начать поиски… Бедный Валя! Скорее бы!

Лучи фонарей, словно серебряные мечи с расширяющимися и тающими в темноте клинками, резали воду. Все как будто спало вокруг, тени одиноких рыб или медуз мелькали изредка во тьме и бесшумно исчезали. Сердца людей трепетали от нетерпения и ожидания, которое казалось бесконечным.

— Не понимаю, — после долгого молчания донеслось вдруг во все шлемы бормотание Ивана Павловича. — По-моему, давно уже должно было появиться зарево поселочных огней…

В голосе Ивана Павловича звучали нотки тревоги.

— Неужели я сбился с курса? — неуверенно спрашивал он сам себя, вглядываясь в свой маленький компас. — Да нет, не может быть… Не впервой, кажется. Знаете, Дмитрий Александрович, — обратился он к майору, — пожалуй, надо идти медленней, а то еще проскочим, если уклонились в сторону. Малый ход, товарищи!

Отряд быстро разрезал воду, жадно всматриваясь в тьму.

— А скоро покажется зарево? — нетерпеливо спросил Дима.

— Да, конечно, скоро, — заторопился Иван Павлович. — Собственно, оно должно было уже давно появиться. Не понимаю…

Время уходило, но зарево не появлялось.