Вор
Жил-был старик со старухою; у них был сын, по имени Иван. Кормили они его, пока большой вырос, а потом и говорят:
– Ну, сынок, доселева мы тебя кормили, а нынче корми ты нас до самой смерти.
Отвечал им Иван:
– Когда кормили меня до возраста лет, то кормите и до уса.
Выкормили его до уса и говорят:
– Ну, сынок, мы кормили тебя до уса, теперь ты корми нас до самой смерти.
– Эх, батюшка, и ты, матушка, – отвечает сын, – когда кормили меня до уса, то кормите и до бороды.
Нечего делать, кормили-поили его старики до бороды, а после и говорят:
– Ну, сынок, мы кормили тебя до бороды, нынче ты нас корми до самой смерти.
– А коли кормили до бороды, так кормите и до старости!
Тут старик не выдержал, пошел к барину бить челом на сына.
Призывает господин Ивана:
– Что ж ты, дармоед, отца с матерью не кормишь?
– Да чем кормить-то? Разве воровать прикажете? Работа́ть я не учился, а теперь и учиться поздно.
– А по мне как знаешь, – говорит ему барин, – хоть воровством, да корми отца с матерью, чтоб на тебя жалоб не было!
Тем временем доложили барину, что баня готова, и пошел он париться; а дело-то шло к вечеру. Вымылся барин, воротился назад и стал спрашивать:
– Эй, кто там есть? Подать босовики!
А Иван тут как тут, стащил ему сапоги с ног, подал босовики; сапоги тотчас под мышку и унес домой.
– На, батюшка, – говорит отцу, – снимай свои лапти, обувай господские сапоги.
Наутро хватился барин – нет сапог; послал за Иваном:
– Ты унес мои сапоги?
– Знать не знаю, ведать не ведаю, а дело мое!
– Ах ты, плут, мошенник! Как же ты смел воровать?
– Да разве ты, барин, не сам сказал: хоть воровством, да корми отца с матерью? Я твоего господского приказу не хотел ослушаться.
– Коли так, – говорит барин, – вот тебе мой приказ: украдь у меня черного быка из-под плуга; уворуешь – дам тебе сто рублей, не уворуешь – влеплю сто плетей.
– Слушаю-с! – отвечает Иван.
Тотчас бросился он на деревню, стащил где-то петуха, ощипал ему перья – и скорей на пашню; подполз к крайней борозде, приподнял глыбу земли, подложил под нее петуха, а сам за кусты спрятался.
Стали плугатари вести новую борозду, зацепили ту глыбу земли и своротили на́ сторону; ощипанный петух выскочил и что сил было побежал по кочкам, по рытвинам.
– Что за чудо из земли выкопали! – закричали плугатари и пустились вдогонку за петухом.
Иван увидал, что они побежали как угорелые, бросился сейчас к плугу, отрубил у одного быка хвост да воткнул другому в рот, а третьего отпряг и увел домой.
Плугатари гонялись, гонялись за петухом, так и не поймали, воротились назад: черного быка нет, а пестрый без хвоста.
– Ну, братцы, пока мы за чудом бегали, бык быка съел; черного-то совсем сожрал, а пестрому хвост откусил!
Пошли к барину с повинною головою:
– Помилуй, отец, бык быка съел.
– Ах вы, дурачье безмозглое, – закричал на них барин, – ну где это видано, где это слыхано, чтоб бык да быка съел? Позвать ко мне Ивана!
Позвали.
– Ты быка, украл?
– Я, барин.
– Куда ж ты девал его?
– Зарезал, кожу на базар снес, а мясом стану отца да мать кормить.
– Молодец, – говорит барин, – вот тебе сто рублей. Но украдь же теперь моего любимого жеребца, что стоит за тремя дверями, за шестью замками; уведешь – плачу двести рублей, не уведешь – влеплю двести плетей!
– Изволь барин, украду.
Вечером поздно забрался Иван в барский дом; входит в переднюю – нет ни души, смотрит – висит на вешалке господская одежа; взял барскую шинель да фуражку, надел на себя, выскочил на крыльцо и закричал громко кучерам и конюхам:
– Эй, ребята! Оседлать поскорей моего любимого жеребца да подать к крыльцу.
Кучера и конюхи признали его за барина, побежали в конюшню, отперли шесть замков, отворили трое дверей, вмиг все дело исправили и подвели к крыльцу оседланного жеребца. Вор сел на него верхом, ударил хлыстиком – только и видели!
На другой день спрашивает барин:
– Ну, что мой любимый жеребец?
А он еще с вечера выкраден. Пришлось посылать за Иваном.
– Ты украл жеребца?
– Я, барин.
– Где ж он?
– Купцам продал.
– Счастлив твой бог, что я сам украсть велел! Возьми свои двести рублей. Ну, украдь же теперь керженского наставника.
– А что, барин, за труды положишь?
– Хочешь триста рублей?
– Изволь, украду!
– А если не украдешь?
– Твоя воля; делай, что сам знаешь.
Призвал барин наставника.
– Берегись, – говорит, – стой на молитве всю ночь, спать не моги! Ванька-вор на тебя похваляется.
Перепугался старец, не до сна ему, сидит в келье да молитву твердит.
В самую полночь пришел Иван-вор с рогозиным кошелем и стучится в окно.
– Кто ты, человече?
– Ангел с небеси, послан за тобою унести живого в рай; полезай в кошель.
Наставник сдуру и влез в кошель; вор завязал его, поднял на спину и понес на колокольню. Тащил, тащил.
– Скоро ли? – спрашивает наставник.
– А вот увидишь! Сначала дорога хоть долга, да гладка, а под конец коротка, да колотлива.
Втащил его наверх и спустил вниз по лестнице; больно пришлось наставнику, пересчитал все ступеньки!
– Ох, – говорит, – правду сказывал ангел: передняя дорога хоть долга, да гладка, а последняя коротка, да колотлива! И на том свете такой беды не знавал!
– Терпи, спасен будешь! – отвечал Иван, поднял кошель и повесил у ворот на ограду, положил подле два березовых прута толщиною в палец и написал на воротах: «Кто мимо пройдет да не ударит по кошелю три раза – да будет анафема проклят!»
Вот всякий, кто ни проходит мимо, – непременно стегнет три раза.
Идет барин:
– Что за кошель висит?
Приказал снять его и развязать. Развязали, а оттуда лезет керженский наставник.
– Ты как сюда попал? Ведь говорил тебе: берегись, так нет! Не жалко мне, что тебя прутьями били, а жалко мне, что из-за тебя триста рублей даром пропали!
Жил старик со старухою; народился у них сын Матроха, стал подрастать, стала мать говорить старику:
– Поведи сына, отдай куда-нибудь в науку!
Старик собрался и повел сына в город; идут они дорогою, и попадается им навстречу мужик:
– Здорово, старичок! Зачем идешь, куда путь держишь?
– Да вот, родимый, сына в город веду, в науку отдавать хочу.
– Отдай его мне, добру научу.
– А ты какому мастерству знаешь?
– Я – ночной портной: туда-сюда стегну, шубу с кафтаном за одну ночь сошью.
– Ах, родимый, мне такого и надобно, – говорит старик и отдал ему сына.
Как воротился домой, старуха спрашае́т:
– Ну что, старик?
– Слава тебе, господи! Отдал сынка к ночному портному в ученье, да еще какой мастер выискался: туда-сюда стегнет, за одну ночь шуба с кафтаном явится!
– Ну ладно, – говорит старуха, – дай бог, чтоб наука впрок пошла!
Ночной портной привел Матроху к себе в дом, дождался вечера и говорит ему:
– Ну, теперь пойдем на раздобытки!
– Куда? – спрашивает Матроха.
– Да есть у меня на примете вдова; заберемся к ней да пообчистим клети.
– Эх ты! Вдова – бедный человек, у ней все трудовое; пойдем лучше к богатому генералу.
– И то дело!
Вот и пошли; Матроха захватил с собой целую вязку соломы, и как только подошли к генеральскому дому, сейчас обернулся в солому, перепрыгнул через забор и подкатился прямо к крыльцу.
Стоят два дворника; один говорит:
– Вишь, солома катится!
А другой:
– Пускай катится, где-нибудь да остановится; завтра утром уберем.
Матроха выждал время, выскочил из соломы и забрался в хоромы; нашел генеральский халат и фуражку, нарядился, вышел на крыльцо и крикнул дворникам:
– Что, ребята, холодно нынче?
– Холодно, ваше превосходительство.
– А про воров не слышно?
– Нет, ничего не слыхать.
– А коли не слыхать, так ступайте себе с богом спать.
Дворники ушли в кухню, а Матроха отпер ворота, впустил своего учителя, и принялись вдвоем за работу: стали замки ломать, амбары вычищать; забрали все, что получше, да и были таковы!
Дошло до дележа; ну, знамое дело – не поладили, не захотел Матроха быть под началом и воротился к отцу, к матери; стал он красть-воровать, на все стороны обирать; пошла об нем слава по всему околотку.
Присылает за ним генерал и говорит:
– Сказывают про тебя, что ты славный вор! Покажи свое мастерство, украдь моего лучшего вороного коня; если украдешь – плачу тебе сто рублев, а на воровстве попадешься – твоя спина в ответе. Согласен?
– Согласен, отчего не украсть.
– Когда ж воровать придешь?
– Да зачем откладывать? Нынешнюю ночь приду.
Генерал собрал конюхов и накрепко приказал беречь: одного посадил верхом на коня, другому велел за узду держать, третьему за хвост, а двух у дверей поставил.
Матроха тоже не промах, себе на уме; купил ведро водки, поставил у самой конюшни, обвертелся-обвязался соломою и лег возле.
– Братцы! – говорит один караульщик. – Надо обойти кругом конюшни да поглядеть, не видать ли вора?
– Ну что ж, поди, погляди; у дверей пока один постоит.
Вышел караульщик и стал присматриваться; видит – солома валяется, поднял всю связку и снес в конюшню.
– Вишь, – говорит, – прибрать позабыли!
Потом усмотрел полное ведро водки.
«Верно, – думает, – кто-нибудь из кабака унес да здесь припрятал: добро ж, мы и сами с усами, сумеем выпить!»
Притащил ведро в конюшню:
– Братцы! Бог находку послал.
Выпили конюхи по стакану – хорошо, выпили по другому – еще лучше, и давай пить-опорожнять дочиста; напились пьяны и заснули как убитые.
Матроха только этого и ждал, вылез из соломы и принялся за работу: обрезал у лошади и хвост и повода; конюха, что верхом сидел, снял вместе с седлом и посадил на перекладину, отворил ворота и увел коня.
Ранехонько утром проснулся генерал и бросился поскорей в конюшню: смотрит – дверь растворена, караульщики спят: один держит обрезанные повода, другой – обрывок лошадиного хвоста, третий на перекладине очутился, а лучшего вороного коня как не бывало.
– Ах вы, мошенники! – закричал на них генерал.
Караульщики разом проснулись от его грозного голоса, пали на колени и повинились в своей вине.
Пошел генерал к старику на двор; а старик сидит у ворот на завалинке, греется на солнышке.
– Здорово, старик! Что твой сынок?
– Матрошит помаленьку; вот нынешню ночь коня привел – такого славного, видного!
– Экой плут! На, отдай ему сто рублев да скажи, чтоб ухитрился, украл у меня весь прибор со стола; коли украдет – другую сотню пожалую, а нет – так спиной расплатится!
– Хорошо, – говорит, – скажу.
На другой день собрались к генералу гости; а Матроха выпачкал себе рожу сажею, привязал к голове бараньи рога, забрался в генеральские хоромы и залез за печку. Только стали гости за обед садиться, он как выскочит, как побежит по горницам. Гости за ним, генерал за гостями, слуги за генералом.
– Черт, черт! – кричат все в один голос.
Шум, гам, беготня в доме, а старик, по уговору с сыном, бросился из передней прямо к столу, забрал весь прибор и унес к себе.
Воротился генерал, глядь – не видать на столе ни ложки, ни плошки! И черта не поймал, и прибор потерял. Пошел к старику на двор; опять сидит он на завалинке да греется на солнышке.
– Здорово, старик! Что твой сынок?
– Слава богу, матрошит помаленьку; вот сейчас притащил целый ворох блюд, ножей да ложек; будет на чем пообедать!
Заплатил генерал сто рублев и не захотел больше ведаться со стариковым сыном.
В некотором царстве стояла небольшая деревня; в этой деревне жили два брата; один помер, и остался после него сын – записной вор Сенька Малый. Уж куда-куда ни отдавал его отец в науку – все не вышло толку.
– Что ж ты не учишься? – спрашивают, бывало, у него отец с матерью. – Али целый век хочешь дураком изжить?
А Сенька так и брякнет в ответ:
– Коли хотите вы от меня хлеб-соль видеть, отдайте воровству учиться; другой науки и знать не хочу!
Вот как помер отец, Сенька Малый не стал долго думать, пришел к дяде и говорит:
– Пойдем, дядя, на работу; ты будешь воровать, а я тебе помогать.
– Ладно, пойдем!
Вот и пошли; идут мимо болота, глядь – дикая утка в камышах гнездо свила и сидит себе на яйцах.
– Давай-ка утку изловим! – говорит дядя и стал подкрада́ться; только птицы не поймал, понапрасну с гнезда согнал. А Сенька Малый шел позади и вырезал из дядиных сапогов подметки.– Ну, Сенька, – сказал дядя, – я хитер, а ты хитрее меня!
Идут они дальше; а навстречу им три мужика, ведут на базар быка продавать.
– Как бы нам, дядюшка, этого быка достать? – спрашивает Сенька.
– Эх ты; ведь теперь не ночь; серед бела дня не украдешь.
– Небось украду!
– Что ж ты, али и взаправду мудреней дяди хочешь быть?
– А вот увидишь!
Сенька Малый снял с правой ноги сапог, бросил на дорогу и укрылся с дядей в сторонке. Мужики дошли до этого места.
– Стой, ребята, – закричал один, – вишь, какой славный сапог валяется.
– Хорош, да что с ним делать-то? Кабы пара нашлась, можно бы взять; а теперь что? Одна нога в сапоге, а другая в лапте!
Посудили, подумали и, не взяв сапога, пошли прочь. Сенька тотчас надел правый сапог, а левый снял; забежал вперед, кинул его на дорогу и спрятался в канаву.
– Стой, ребята, – закричал тот же мужик, – вот и другой сапог. Знать, какой-нибудь Разувай Федулыч растерялся. Ну-тко, братцы, вперегонки за тем сапогом! Ведь годятся на вечеринки к девкам ходить.
Бросили быка и пустились вперегонки назад; а Сенька Малый того и добивался, подхватил сапог и погнал быка в сторону; загнал его в болото, отрубил голову и приставил ее опять на прежнее место.
Мужики пробегались попусту; воротились – нет быка; пошли искать, искали-искали, ходили-ходили и набрели на болото.
– Ишь куда нелегкая его угораздила! Прямо в тину затесался! Надо, – говорят, – вытаскивать...
Достали веревку, сделали петлю, набросили с размаху и зацепили за рога, понатужились да как дернут – так все наземь и попадали.
– Ахти, какое горе! Ведь совсем быка загубили, как есть голову оторвали!
Делать нечего, пошли мужики домой с пустыми руками; а Сенька Малый позвал дядю, вытащили вдвоем быка, содрали кожу, разрубили мясо на части и стали делиться. Дядя говорит:
– Неужли ж делить поровну? Я старше, мне следует больше!
Сенька обиделся, схватил бычью кожу и ушел от дяди; забрался в кусты, вырезал два березовых прута и принялся хлестать по коже. Хлещет да во все горло выкрикивает:
– Батюшки! Не я один крал, дядя помогал!
Дядя услыхал это. «Ну, – думает, – попался Сенька!» – и приударил с испугу домой; а Сенька сбегал за лошадью, поклал всю говядину на воз, отвез ее в город и продал за чистые денежки.
На другой день пришел Сенька Малый к дяде, зовет государеву казну воровать.
– Пойдем, – говорит, – на работу; ты будешь воровать, а я тебе помогать.
Вот пришли ночью к царскому дворцу; у ворот стоят часовые – как тут ухитриться? Сенька Малый подкопался под угол, залез с дядей в кладовую и ну набивать карманы. Что тут золота, что серебра они утащили! Полюбилось им это дело, и повадился Сенька кажную ночь ходить в царскую кладовую да забирать деньги.
Захотел царь посмотреть свою казну, видит – что-то неладно, много добра распропало; созвал совет и стал спрашивать: как бы умудриться да вора поймать? И придумали сообща: у той самой дыры, куда вор лазит, поставить большой чан со смолою. Как сказано, так и сделано; целый день смолу топили да всё в чан лили.
Вечером поздно зовет Сенька Малый дядю на промысел.
– Пойдем, – говорит, – ты будешь воровать, а я тебе помогать.
Вот пришли к царской кладовой. Сенька Малый стал посылать дядю:
– Ты полезай наперед, а я за тобою!
Дядя полез – и прямо в чая угодил; как закричит благим матом:
– Ох, смерть моя! В смолу попал.
Сенька думал было его вытащить, возился с ним, возился, нет – ничего не поделаешь! «Пожалуй, – думает, – по нем и меня дознаются!» Взял отвернул ему голову и понес к тетке: так и так, сказывает ей, пропал дядя ни за грош!
Наутро доложили царю: который-де вор казну воровал – нынче в смолу попал, только головы нету. Царь приказал заложить тройку лошадей с колокольчиком и везти мертвое тело по всем селам, по всем городам: не найдутся ли сродники? Коли станет кто по нем плакать, сейчас того хватать да в кандалы ковать.
– Тетушка, – спрашивает Сенька, – хочешь поплакать по своем муже?
– Как же не хотеть, родимый? Все-таки муж был!
– Слушай же: возьми новый кувшин, налей молока и ступай навстречу; как увидишь, что везут твоего покойника, спотыкнись нарочно, разбей кувшин и плачь себе вволю.
Тетка взяла новый кувшин, налила молоком и пошла навстречу.
Вот везут мертвое тело, и как только поравнялись с нею – она вдруг будто споткнулась, разбила кувшин, разлила молоко и начала громко плакать да причитывать:
– Свет ты мой! Как мне жить без тебя?
Сейчас набежали со всех сторон солдаты, окружили бабу и стали допрашивать:
– Говори, старая, о чем голосишь? Не признала ли покойника? Что он – муж тебе, брат али сват?
– Батюшки мои ро́дные! Как же не плакать мне? Сами видите, какая беда надо мною стряслась: разбила кувшин с молоком! – И опять принялась выть.
– Экая дура, нашла о чем плакать! – говорят солдаты и поехали дальше.
На другой день докладывают царю: где-где ни возили покойника, никто не сказался из сродников, никто но нем не поплакал; только и слез видели, что одна старуха кувшин разбила да над черепьём голосила.
– Что ж вы ее не хватали? – говорит царь. – Кто другой, а уж она наверно знает про вора! – И опять-таки приказал возить мертвое тело по всем селам, по всем городам.
– Тетушка, – говорит Сенька Малый, – хочешь похоронить дядю?
– Как же не хотеть, родимый? Все-таки муж был!
Сенька запряг лошадь в телегу, приехал в ту саму деревню, где с мертвым телом ночевать пристали, и просится на постоялый двор.
– Куда тебе? – сказывает хозяин. – Вишь, сколько народу наехало.
– Пусти, добрый человек! Ведро вина куплю.
Услыхали солдаты.
– Пусти! – говорят.
Сенька купил ведро вина и напоил всех допьяна; крепко заснули и хозяин и сторожа, а Сенька Малый отпер ворота и увез покойника.
Поутру проснулись солдаты, собираются ехать и сами не знают: как быть, что делать? Воротились к царю; доложили, что мертвое тело ночью выкрадено, а кем и как – неведомо. Царь созвал совет и опять спрашивает: нельзя ли как умудриться – изловить вора? Совет и придумал поставить на таком-то лугу целую бочку вина, при ней кучу денег рассыпать, а в стороне часового спрятать; известное дело: вор не утерпит, придет воровать, напьется пьян – тут его и хватай! Сказано – сделано.
Сенька Малый выбрал темную ночь и пошел воровать; приходит на луг, стал было деньги огребать, да почуял, что вином пахнет: «Дай винца попробую!» Попробовал – славное вино, сроду такого не пивал! «Ну-ка еще!» Пил, пил и напился пьян как стелька; и с места не сошел: где воровал, тут и уснул.
А часовой давно его заприметил: «Ага, – думает, – попался, любезный! Теперь полно по свету гулять; насидишься в сибирке!» Подошел к Сеньке Малому и обрезал ему половину бороды: коли и уйдет, так было́ б признать по чем. «Пойду теперь – доложу по начальству».
Пока добрался часовой до начальства, уж светать стало; Сенька проснулся, опохмелился, хвать рукой за бороду – половины как не бывало. Что делать? Думал, думал и надумался; пошел на большую дорогу и давай всякого встречного-поперечного таскать за бороду: кого ни ухватит – так половина бороды и прочь! Как тут вора узнать? Выпутался Сенька из беды, отрастил снова бороду и стал себе жить-поживать, в чужое добро лапы запускать; и долго бы жил, да вот недавно повесили.
