Рассказы о мертвецах
Ехал ночью мужик с горшками; ехал, ехал, лошадь у него устала и остановилась как раз против кладбища.
Мужик выпряг лошадь, пустил на траву, а сам прилег на одной могиле; только что-то не спится ему. Лежал, лежал, вдруг начала под ним могила растворяться; он почуял это и вскочил на ноги.
Вот могила растворилась, и оттуда вышел мертвец с гробовою крышкою, в белом саване; вышел и побежал к церкви, положил в дверях крышку, а сам в село.
Мужик был человек смелый; взял гробовую крышку и стал возле своей телеги, дожидается – что будет?
Немного погодя пришел мертвец, хвать – а крышки-то нету; стал по следу добираться, добрался до мужика и говорит:
– Отдай мою крышку, не то в клочья разорву!
– А топор-то на что? – отвечает мужик. – Я сам тебя искрошу на мелкие части!
– Отдай, добрый человек! – просит его мертвец.
– Тогда отдам, когда скажешь: где был и что делал?
– А был я в селе; уморил там двух молодых парней.
– Ну, скажи теперь: как их оживить можно?
Мертвец поневоле сказывает:
– Отрежь от моего савана левую полу и возьми с собой; как придешь в тот дом, где парни уморены, насыпь в горшочек горячих угольев и положи туда клочок от савана да дверь затвори; от того дыму они сейчас оживут.
Мужик отрезал левую полу от савана и отдал гробовую крышку.
Мертвец подошел к могиле – могила растворилась; стал в нее опускаться – вдруг петухи закричали, и он не успел закрыться как надо: один конец крышки снаружи остался.
Мужик все это видел, все приметил. Стало рассветать; он запряг лошадь и поехал в село.
Слышит в одном доме плач, крики; входит туда – лежат два парня мертвые.
– Не плачьте! Я смогу их оживить.
– Оживи, родимый; половину нашего добра тебе отдадим, – говорят родичи.
Мужик сделал все так, как научил его мертвец, и парни ожили.
Родные обрадовались, а мужика тотчас схватили, скрутили веревками:
– Нет, дока! Мы тебя начальству представим; коли оживить сумел, стало быть, ты и уморил-то!
– Что вы, православные! Бога побойтесь! – завопил мужик и рассказал все, что с ним ночью было.
Вот дали знать по селу, собрался народ и повалил на кладбище, отыскали могилу, из которой мертвец выходил, разрыли и вбили ему прямо в сердце осиновый кол, чтоб больше не вставал да людей не морил; а мужика знатно наградили и с честью домой отпустили.
Отпустили одного солдата в побывку на родину; вот он шел, шел, долго ли, коротко ли, и стал к своему селу приближаться.
Недалеко от села жил мельник на мельнице; в былое время солдат водил с ним большое знакомство; отчего не зайти к приятелю? Зашел; мельник встретил его ласково, сейчас винца принес, стали распивать да про свое житье-бытье толковать. Дело было к вечеру, а как погостил солдат у мельника – так и вовсе смерклось. Собирается солдат идти на село; а хозяин говорит:
– Служивый, ночуй у меня; теперь уж поздно, да, пожалуй, и беды не уйдешь!
– Что так?
– Бог наказал! Помер у нас страшный колдун; по ночам встает из могилы, бродит по селу и то творит, что на самых смелых страх нагнал! Как бы он и тебя не потревожил!
– Ничего! Солдат – казенный человек, а казенное ни в воде не тонет, ни в огне не горит; пойду, больно хочется с родными поскорей увидаться.
Отправился; дорога шла мимо кладбища. Видит – на одной могиле огонек светит.
– Что такое? Дай посмотрю.
Подходит, а возле огня колдун сидит да сапоги тачает.
– Здорово, брат! – крикнул ему служивый.
Колдун взглянул и спрашивает:
– Ты сюда зачем?
– Да захотелось посмотреть, что ты делаешь.
Колдун бросил свою работу и зовет солдата на свадьбу:
– Пойдем, брат, погуляем – в селе нонче свадьба!
– Пойдем!
Пришли на свадьбу, начали их поить, угощать всячески. Колдун пил-пил, гулял-гулял и осердился; прогнал из избы всех гостей и семейных, усыпил повенчанных, вынул два пузырька и шильце, ранил шильцем руки жениха и невесты и на́брал их крови. Сделал это и говорит солдату:
– Теперь пойдем отсюда.
Вот и пошли. На дороге солдат спрашивает:
– Скажи, для чего набрал ты в пузырьки крови?
– Для того, чтоб жених с невестою померли; завтра никто их не добудится! Только один я знаю, как их оживить.
– А как?
– Надо разрезать у жениха и невесты пяты и в те раны влить опять кровь – кажному свою: в правом кармане спрятана у меня кровь жениха, а в левом невестина.
Солдат выслушал, слова не проронил; а колдун все хвалится:
– Я, – говорит, – что захочу, то и сделаю!
– Будто с тобой и сладить нельзя?
– Как нельзя? Вот если б кто набрал костер осиновых дров во сто возов да сжег меня на этом костре, так, может, и сладил бы со мною! Только жечь меня надо умеючи; в то время полезут из моей утробы змеи, черви и разные гады, полетят галки, сороки и во́роны; их надо ловить да в костер бросать: если хоть один червяк уйдет, тогда ничто не поможет! В том червяке я ускользну!
Солдат выслушал и запомнил. Говорили, говорили и дошли наконец до могилы.
– Ну, брат, – сказал колдун, – теперь я тебя разорву; а то ты все расскажешь.
– Что ты, образумься! Как меня рвать? Я богу и государю служу.
Колдун заскрипел зубами, завыл и бросился на солдата, а тот выхватил саблю и стал наотмашь бить. Дрались, дрались, солдат почти из сил выбился; эх, думает, ни за грош пропал!
Вдруг запели петухи – колдун упал бездыханен. Солдат вынул из его карманов пузырьки с кровью и пошел к своим родичам.
Приходит, поздоровался; родные спрашивают:
– Не видал ли ты, служивый, какой тревоги?
– Нет, не видал.
– То-то! А у нас на селе горе: колдун ходить повадился.
Поговорили и легли спать; наутро проснулся солдат и начал спрашивать:
– Говорят, у вас свадьба где-то справляется?
Родные в ответ:
– Была свадьба у одного богатого мужика, только и жених и невеста нынешней ночью померли, а отчего – неизвестно.
– А где живет этот мужик?
Указали ему дом; он, не говоря ни слова, пошел туда; приходит и застает все семейство в слезах.
– О чем горюете?
– Так и так, служивый!
– Я могу оживить ваших молодых, что дадите?
– Да хоть половину именья бери!
Солдат сделал так, как научил его колдун, и оживил молодых; вместо плача начались радость, веселье.
Солдата и угостили и наградили. Он налево кругом и марш к старосте; наказал ему собрать крестьян и приготовить сто возов осиновых дров.
Вот привезли дрова на кладбище, свалили в кучу, вытащили колдуна из могилы, положили на костер и зажгли; а кругом народ обступил – все с метлами, лопатами, кочергами. Костер облился пламенем, начал и колдун гореть; утроба его лопнула, и полезли оттуда змеи, черви и разные гады, и полетели оттуда во́роны, сороки и галки; мужики бьют их да в огонь бросают, ни одному червяку не дали ускользнуть. Так колдун и сгорел! Солдат тотчас собрал его пепел и развеял по ветру.
С того времени стала на селе тишина; крестьяне отблагодарили солдата всем миром; он побыл на родине, нагулялся досыта и воротился па царскую службу с денежками. Отслужил свой срок, вышел в отставку и стал жить-поживать, добра наживать, худа избывать. Отпросился солдат в отпуск – родину навестить, родителей повидать, и пошел в дорогу. День шел, другой шел, на третий забрел в дремучий лес. Где тут ночевать? Увидал – на опушке две избы стоят, зашел в крайнюю и застал дома одну старуху.
– Здравствуй, бабушка!
– Здравствуй, служивенькой!
– Пусти меня ночь переспать.
– Ступай, только тебе здесь беспокойно будет.
– Что? Али тесно у вас? Это, бабушка, ничего; солдату немного места надо; где-нибудь в уголок прилягу, только бы не на дворе!
– Не то, служивенькой! На грех пришел ты...
– На какой грех?
– А вот на какой: в соседней избе помер недавно старик – большой колдун; и таперича каждую ночь рыщет он по чужим домам да людей ест.
– Э, бабушка, бог не выдаст, свинья не съест.
Солдат разделся, поужинал и полез на полати; лег отдыхать, а возле себя тесак положил. Ровно в двенадцать часов попадали все запоры и растворились все двери; входит в избу покойник в белом саване и бросился на старуху.
– Ты, проклятый, зачем сюда? – закричал на него солдат.
Колдун оставил старуху, вскочил на полати и давай с солдатом возиться. Тот его тесаком, рубил, рубил, все пальцы на руках поотбивал, а все не может поправиться. Крепко они сцепились, и оба с полатей на пол грохнулись; колдун под низ, а солдат наверх попал; схватил солдат его за бороду и до тех пор угощал тесаком, пока петухи не запели. В ту самую минуту колдун омертвел; лежит, не тронется, словно деревянная колода.
Солдат вытащил его на двор и бросил в колодезь – головой вниз, ногами кверху. Глядь: на ногах у колдуна славные новые сапоги, гвоздями убиты, дегтем смазаны! «Эх, жаль, так задаром пропадут, – думает солдат, – дай-ка я сниму их!» Снял с мертвого сапоги и воротился в избу.
– Ах, батюшка служивенькой, – говорит старуха, – зачем ты с него сапоги-то снял?
– Дак неужли ж на нем оставить? Ты смотри: какие сапоги-то! Кому не надо – рубль серебра даст; а я ведь человек походный, мне они очень пригодятся!
На другой день простился солдат с хозяйкою и пошел дальше; только с того самого дня – куда он ни зайдет на ночлег, ровно в двенадцать часов ночи является под окно колдун и требует своих сапог.
– Я, – грозит, – от тебя нигде не отстану; всю дорогу с тобой пройду; на родине не дам отдыху, на службе замучу!
Не выдержал солдат:
– Да что тебе, проклятый, надобно?
– Подай мои сапоги!
Солдат бросил в окно сапоги:
– На, отвяжись от меня, нечистая сила!
Колдун подхватил свои сапоги, свистнул и с глаз пропал.
В стародавние годы жили-были в одной деревне два молодых парня; жили они дружно, вместе по беседам ходили, друг друга за родного брата почитали. Сделали они между собой такой уговор: кто из них станет вперед жениться, тому звать своего товарища на свадьбу; жив ли он будет, помрет ли – все равно.
Через год после того заболел один молодец и помер; а спустя несколько месяцев задумал его товарищ жениться. Собрался со всем сродством своим и поехал за невестою.
Случилось им ехать мимо кладбища; вспомнил жених своего приятеля, вспомнил старый уговор и велел остановить лошадей.
– Я, – говорит, – пойду к своему товарищу на могилу, попрошу его к себе на свадьбу погулять; он был мне верный друг!
Пошел на могилу и стал звать:
– Любезный товарищ! Прошу тебя на свадьбу ко мне.
Вдруг могила растворилась, покойник встал и вымолвил:
– Спасибо тебе, брат, что исполнил свое обещание! На радостях взойди ко мне; выпьем с тобой по стакану сладкого вина.
– Зашел бы, да поезд стоит, народ дожидается.
Покойник отвечает:
– Эх, брат, стакан ведь недолго выпить.
Жених спустился в могилу; покойник налил ему чашу вина, он выпил – и прошло целое сто лет.
– Пей, милый, еще чашу!
Выпил другую – прошло двести лет.
– Ну, дружище, выпей и третью да ступай с богом, играй свою свадьбу!
Выпил третью чашу – прошло триста лет.
Покойник простился с своим товарищем; гроб закрылся, могила заровнялась. Жених смотрит; где было кладбище, там стала пустошь; нет ни дороги, ни сродников, ни лошадей, везде поросла крапива да высокая трава. Побежал в деревню – и деревня уж не та: дома иные, люди все незнакомые. Пошел к священнику – и священник не тот; рассказал ему, как и что было. Священник начал по книгам справляться и нашел, что триста лет тому назад был такой случай: в день свадьбы отправился жених на кладбище и пропал, а невеста его вышла потом замуж за другого.
В одном селе жили-были муж да жена; жили они весело, согласно, любовно; все соседи им завидовали, а добрые люди, глядючи на них, радовались. Вот хозяйка отяжелела, родила сына, да с тех родов и померла.
Бедный мужик горевал да плакал, пуще всего о ребенке убивался: как теперь выкормить, возрастить его без родной матери? Нанял какую-то старушку за ним ходить; все лучше. Только что за притча? Днем ребенок не ест, завсегда кричит, ничем его пе утешишь; а наступит ночь – словно и нет его, тихо и мирно спит.
– Отчего так? – думает старуха. – Дай-ка я ночь не посплю, авось разведаю.
Вот в самую полночь слышит она: кто-то отворил потихоньку двери и подошел к люльке; ребенок затих, как будто грудь сосет.
На другую ночь и на третью опять то же.
Стала она говорить про то мужику; он собрал своих сродственников и стал совет держать. Вот и придумали: не поспать одну ночь да подсмотреть: кто это ходит да ребенка кормит? С вечера улеглись все на полу, в головах у себя поставили зажженную свечу и покрыли ее глиняным горшком.
В полночь отворилась в избу дверь, кто-то подошел к люльке – и ребенок затих. В это время один из сродственников вдруг открыл свечу – смотрят: покойная мать в том самом платье, в каком ее схоронили, стоит на коленях, наклонясь к люльке, и кормит ребенка мертвой грудью.
Только осветилась изба – она тотчас поднялась, печально взглянула на своего малютку и тихо ушла, не говоря никому ни единого слова. Все, кто ее видел, превратились в камень, а малютку нашли мертвым.
