Москва, июль 1942 года.

С утра Сталин просматривал папку с донесениями с фронтов. Он был задумчив, хмур. События на советско-германском фронте развивались неблагоприятно для нас: ударная группировка немецких войск стремилась прорваться в большую излучину Дона, боевые действия на юго-западном направлении обострились, что, естественно, весьма обеспокоило Ставку Верховного главнокомандования. И когда на доклад прибыл генерал-полковник Василевский, Сталин резко вскинул голову и, обжигая его укоряющим взглядом, спросил:

— Что, начальник Генштаба принес черные вести? — На одутловатом лице Сталина вспыхнула натянутая улыбка, от которой Василевскому сделалось не по себе.

Еще и месяца не прошло, как он стал начальником генерального штаба Красной армии, сменив на этом посту маршала Бориса Шапошникова, освобожденного от должности по болезни, и как раз в эти дни под напором вражеских сил наши войска отступали. Василевскому приходилось часто бывать в Ставке, решать у верховного самые разные вопросы, казалось, можно уже привыкнуть, но Александр Михайлович неизменно волновался: Сталин был непредсказуем, порой выходил из себя, чертыхался, требовал «на месте расстреливать тех, кто без приказа оставляет боевые позиции». В таких случаях Василевский проявлял сдержанность, но и не молчал, твердо отстаивал свою правоту, если был в ней уверен. Может быть, поэтому Сталин ценил его, считался с его мнением и, когда в Ставке обсуждался тот или иной вопрос, нередко говорил: «А что нам скажет товарищ Василевский?..»

Сейчас начальник Генштаба стоял у двери, пока верховный не предложил ему сесть. Он зябко передернул плечами, усаживаясь в мягкое кресло, положил перед собой папку. Сталин откинулся на спинку кресла, задержал на Василевском взгляд.

— Что-то вы спокойны, товарищ Василевский, — бросил он небрежно. — А я вот сижу как на иголках. Почему? Мучает вопрос: когда наконец Красная армия перестанет отступать? Вот и на Сталинградском направлении мы терпим неудачи. Слышали, наверное?

В голосе Сталина прозвучала ирония, от которой у Александра Михайловича появился холодок в душе. Он едва не вспылил, но, сжав губы, промолчал. Обидно стало: разве верховный не знает, что начальник Генерального штаба в первую очередь в курсе оперативно-стратегической обстановки на южном фланге советско-германского фронта? Так нет же, ёрничает…

— Я тоже переживаю, товарищ Сталин, — как бы невзначай обронил он. — Передовые отряды 62-й армии генерала Колпакчи и 64-й генерала Чуйкова всю неделю упорно обороняются на реках Чир и Цимла. Есть опасение, что немцы скоро начнут атаки на главную линию обороны этих двух армий.

— Кто вам об этом сообщил, не генерал Колпакчи? — прервал начальника Генштаба верховный.

— Поздно вечером я говорил с ним по телефону ВЧ — объяснил Василевский, качнув головой. Прибавил твёрдо: — Но паники в голосе командарма не услышал, наоборот, он горит желанием выстоять перед врагом.

— Гитлеру позарез нужна кавказская нефть, но и мы без нее не сможем воевать, — проговорил верховный и перевел разговор на другое: — Так о чем вы хотели мне доложить?

— О положении наших войск на Сталинградском направлении, — поспешно сказал Василевский. — Оно осложнилось. Враг стремится втянуться в большую излучину Дона…

— Что предлагает Генштаб? — снова прервал его верховный.

Еще до начала оборонительных боев Ставка в тылу Юго-Западного и Южного фронтов из своего резерва развернула три армии — 62, 63 и 64-ю. Сейчас Василевский предложил верховному передать туда и 57-ю армию Северо-Кавказского фронта.

— Не рановато ли? — вскинул брови Сталин.

— Можно это сделать и позже, — согласился начальник Генштаба.

Скрипнула тяжелая дверь, и в кабинет вошел генерал армии Жуков. Видно было, что он торопился, лицо у него раскраснелось, а под живыми глазами блестели капельки пота.

— Прибыл по вашему вызову, товарищ Сталин! — доложил он и кивком головы поздоровался с Василевским.

— Садитесь, пожалуйста. Мы тут с Генштабом решаем, какими силами укрепить Сталинградское направление. — Сталин кончиками пальцев привычно пощипал свои ухоженные усы. — Два фронта пока не могут задержать войска противника, и, если он войдет в большую излучину Дона, ему откроется прямая дорога на Сталинград. Неделю назад мы решили создать новый фронт, и, пожалуй, не напрасно.

— Но почему-то фронт еще не создали! — бросил реплику Жуков. — Вы же сами говорили, что промедление в этом деле смерти подобно!

Верховному не понравилась грубая прямота Жукова, но он сделал вид, что не заметил этого.

— Вы что же, товарищ Жуков, полагаете, что сделать это легко? — тоном, не терпящим возражения, спросил Сталин. — Генштаб с трудом формирует бригады и дивизии. Может, вы дадите войска из своего Западного фронта?

Жуков пристально, не мигая, посмотрел вождю в лицо.

— Даже полка не дам, не то что армию, — возразил он, насупив лохматые брови. — Я сам не прочь получить хотя бы еще одну танковую армию. Ну, если не танковую, то общевойсковую.

— Георгий Константинович, ты можешь лишь мечтать об этом, — одернул его Василевский. — Для Генштаба сейчас задача номер один — Сталинград!

Сталин кивнул начальнику Генштаба:

— Докладывайте, какие еще соединения можно включить в состав нового фронта…

Наконец Сталинградский фронт был создан на базе управления Юго-Западного фронта. В его состав кроме указанных выше трех армий вошли 21, 28, 38 и 57-я армии и 8-я воздушная армия бывшего Юго-Западного фронта, а с 30 июля — 51-я армия Северо-Кавказского фронта. Командующим фронтом Ставка утвердила маршала С. К. Тимошенко, членом Военного совета — Н. С. Хрущева, начальником штаба — генерала П. И. Бодина. В оперативное подчинение нового фронта была передана Волжская военная флотилия под командованием контр-адмирала Д. Д. Рогачева, она базировалась в городе Горьком.

(Когда нарком Военно-морского флота адмирал Кузнецов проинформировал Сталина о кораблях флотилии, тот спросил:

— Сумеет ли командующий флотилией наладить дружную работу с командованием Сталинградского фронта?

— Рогачев мужественный и знающий свое дело адмирал, — подчеркнул нарком ВМФ. — В начале войны он возглавил Пинскую военную флотилию, и она героически сражалась с врагом. Под стать ему комиссар Раскин, хорошо проявивший себя в обороне Ханко. Кстати, — продолжал адмирал Кузнецов, — немецкая авиация стала минировать фарватеры. На всем протяжении реки Волги от Астрахани до Саратова враг сбрасывает в воду электромагнитные мины. Уничтожать их ох как нелегко, товарищ Сталин! Для этого нужны специальные тралы и размагниченные тральщики. У нас, к сожалению, нет ни того, ни другого. Начали срочно переоборудовать для этих целей десятки деревянных речных судов и барж.

— О чем вы думали раньше, почему флотилия не обеспечена специальными тралами? — сухо спросил Сталин.

Кузнецов заметно покраснел, хотя виновным в этом себя не считал.

— Что, наверное, ждали указаний товарища Сталина? — съехидничал верховный. В его глазах появился знакомый Кузнецову блеск.

Но это не вывело наркома ВМФ из себя.

— Кто мог знать, что немцы так глубоко вклинятся на нашу территорию? — пожал он плечами.

Сталин промолчал. —А.З.)

Выслушав начальника Генштаба, верховный поинтересовался, сколько всего дивизий в составе Сталинградского фронта.

— Двенадцать!

— Негусто! — резко бросил Сталин. — Надо еще кое-что дать фронту. Что, не получается? — Теперь его глаза заметно повлажнели, в них угасли искорки. — Ведь этот фронт примет на себя главный удар.

Василевский засуетился, листая рабочую папку.

— Я прикинул, чем можно усилить фронт. — Он вынул из папки листок. — На базе управления 28-й и 38-й арий есть возможность сформировать две танковые армии. А 8-ю воздушную армию можно пополнить еще двумястами самолетами. Я, конечно, понимаю, что фронт примет на себя главный удар, но у него весьма широкая полоса боевых действий. — Он подошел к большой карте, висевшей едва ли не во всю стену. — Вот от Павловки по левому берегу Дона до Клетской и дальше на юг через район Суровикина к Верхне-Курмоярской. Это более пятисот километров!

— Справится ли фронт? — засомневался верховный. — Это меня настораживает, если не сказать больше.

Василевский ушел от прямого ответа, подчеркнув, что еще не знает, как развернутся там боевые действия. Немало зависит и от командующего фронтом, от того, как он будет управлять войсками: ведь у каждого военачальника свой стиль, своя манера вести сражение.

— Вы решили меня просветить? — усмехнулся верховный, глядя на Василевского усталыми глазами.

Начальник Генштаба вмиг посуровел лицом, словно ему отвесили пощечину.

— Никак нет, товарищ Сталин, отвечаю на ваш вопрос. К тому же это моя работа — делать анализ обстановки на основе фактов, а не строить свои выводы на песке.

Кажется, ответ не удовлетворил верховного. Он нахмурился, перевел взгляд на оперативную карту.

— Я понял так, что вы не уверены в успехе, — тяжело уронил Сталин. — Поэтому уже сейчас надо организовать в большой излучине Дона прочную оборону, чтобы не дать возможность противнику прорваться к Волге. Нашим войскам может оказать помощь население города. Сегодня же я переговорю по телефону с первым секретарем Сталинградского обкома партии Чуяновым. Следует также на заводах и фабриках, коих там много, увеличить выпуск военной продукции, особенно танков Т-34. Их в Красной армии до обидного мало, хотя эти машины хорошо проявили себя в первых сражениях. Я удивлен, что такие опытные люди, как маршал Тимошенко и начальник Генштаба Жуков, проглядели это дело.

— Мне кажется, товарищ Сталин, что большая вина тут лежит на маршале Ворошилове, — осторожно обронил начальник Генштаба. — Он много лет возглавлял Наркомат обороны.

— У меня появилась хорошая мысль — послать вас в Сталинград, — заявил верховный, словно не слыша то, о чем сказал ему Василевский. — Вместе с Чуяновым и его соратниками обговорите, как надежнее укрепить оборону города. Когда сможете туда поехать?

— Да хоть сейчас, — бодро ответил Василевский.

Кто-то позвонил по телефону внутренней связи. Это был помощник Поскребышев. Он сообщил Сталину, что командующий ВВС Красной армии генерал Новиков просит принять его.

— Пусть приезжает, — отрывисто бросил верховный. Он взглянул на Василевского: — Вопросы есть? Нет? Тогда желаю удачного полета. Да, — спохватился он, — лично побывайте на тракторном заводе и посмотрите, что надлежит предпринять, чтобы увеличить выпуск танков. Я знаю, глаз у вас острый… Ну, идите. — И он пожал Василевскому руку.

Мысли верховного вернулись к командующему ВВС Красной армии. До этого генерал Новиков командовал авиацией Ленинградского фронта и, как говорил вождю секретарь ЦК ВКП(б) Жданов, «чутко откликался» на его просьбы помочь ленинградцам авиацией, нанося удары по врагу с воздуха.

— Вот ты, Андрей, хвалишь моих генералов, а город все еще в блокаде, — осадил Жданова Сталин. — Так что меньше похвал, нужны дела, а не слова. Все мы тут заняты Сталинградом, и особой помощи от нас не жди, полагайся на те силы, коими располагает фронт.

— Понял, Иосиф! — бодро отозвался Жданов на другом конце провода. — Будем биться с фашистами до конца…

Прибыл генерал Новиков, полнолицый, с острым взглядом. Вытянув руки вдоль туловища, тугим голосом доложил о себе. Уголком глаза Сталин заметил, что генерал весь напрягся, словно готовился к прыжку. «Волнуется, оно и понятно, — усмехнулся про себя Иосиф Виссарионович. — Ему ведь неведомо, что скажет товарищ Сталин. Он понимает, что с товарищем Сталиным шутки плохи». Верховный подошел к Новикову, поздоровался, задержав его жилистую руку в своей.

— Что-то я не вижу на вашей груди орденов, а? Что, забыли их надеть или спешили в Кремль?

Новиков покраснел до самых ушей. Что-то хотел сказать, но в это время Сталин отпустил его руку и, садясь к столу, произнес:

— Мы с начальником Генштаба вели разговор, как нам укрепить новый Сталинградский фронт. Вы даете на его пополнение еще двести машин, так?

Новиков подтвердил, что так, добавив:

— Мне звонили из Генштаба, и я назвал эту цифру. 8-я воздушная армия генерала Хрюкина — крепкий кулак, и я надеюсь, что в боях его соколы покажут фрицам кузькину мать. — И он добродушно улыбнулся, отчего под его глазами появилась паутинка морщин.

— Вам тоже придется побывать в Сталинграде, когда там вовсю развернутся события. А вот Василевский уже сегодня вылетает в те края. — Сталин взял со стола трубку и закурил. — Я бы хотел проинформировать вас, какова сейчас ситуация на южном фланге советско-германского фронта. У немцев приказ Гитлера — любой ценой пробиться на Кавказ, но прежде надо форсировать Волгу в районе Сталинграда, захватить город…

Генерал Новиков молча слушал верховного. Война и для него была тяжелой, но опытный авиатор не оплошал, воевал храбро, с достоинством. К концу войны, в сорок пятом, у него на груди будут сиять две Звезды Героя Советского Союза, не говоря уже об орденах и медалях — целая дюжина. Все, что пришлось на его долю, он носил в своем сердце и никогда не жалел о том, какая суровая судьба выпала ему. В боях с врагом гибли его славные сыны-летчики, ему было жаль их, но на войне не ты выбираешь свою судьбу, а она находит тебя, бросает из одного пекла в другое, словно проверяет, на что ты способен.

— Словом, так, — подвел итог своему разговору верховный. — 8-ю армию надо укрепить машинами. Мало там самолетов, очень мало. Туда бы дать еще сотню истребителей. Сможете?

— Вместе с ее командующим генералом Хрюкиным мы решим, как и что сделать, — заверил Новиков.

«Сталин будто надломился, хмурый и злой, в его глазах затаилась глубокая печаль», — размышлял Василевский, возвращаясь к себе в Генштаб. Едва он переговорил с начальником Оперативного управления, есть ли что-то важное с фронтов, как прибыл генерал Жуков. Он шумно вошел в кабинет, толкнул плечом дверь и, когда она закрылась, подошел к столу, за которым сидел Василевский.

— Привет, Саша! — весело воскликнул он.

— Мы уже виделись с тобой, — скупо отозвался друг.

— А чего такой угрюмый? — Жуков провел ладонью по своему утомленному лицу. — Что, Иосиф дал жару?

— Да нет, — грустно вздохнул Василевский. — Ты тогда ушел, а я еще долго был в Ставке. А сейчас вот готовлюсь к отлету в Сталинград. Верховный хотел послать тебя, но я согласился слетать на фронт. Все равно мне нужно там заниматься пополнением войск.

Жуков присел к столу, достал из кармана пачку «Беломорканала» и закурил. Он стал сетовать на то, что и на Западном фронте у него не все ладится: то одно надо, то другое. Сейчас вот он ездил к наркому танковой промышленности Малышеву выбивать для фронта машины.

— А тебе, Саша, сам Бог велел защищать Сталинград, — улыбнулся Георгий Константинович.

— Это почему же? — напружинился Василевский.

— Где народится город? — спросил Жуков и сам же ответил: — На великой русской реке Волге. Помнится мне, ты говаривал, что в твоем родном краю течет твоя любимая речка Елнать и впадает она в Волгу. Так что тебе положено защищать Волгу, чтобы свои грязные сапоги фрицы не мыли в ее чистой воде. Кумекаешь, да?

Жуков так ласково взглянул Василевскому в лицо, что тот не мог не улыбнуться.

— Умеешь ты, Георгий, ублажить мою смятенную душу. — Александр Михайлович закрыл папку с документами. — Тебя что, снова затребовал к себе верховный?

— Да нет, я занимаюсь своим Западным фронтом, — ответил Жуков, — благо мой штаб неподалеку от Москвы…

Разговор прервала «кремлевка». Звонил верховный.

— Вы еще не уехали на аэродром, товарищ Василевский? — спросил он. — Тогда зайдите ко мне, пожалуйста. Я хочу уточнить, какие силы бросил вермахт на Сталинградское направление и кто командует ими. Есть у вас такие данные?

Начальник Генштаба ответил, что сейчас придет в Ставку и даст справку, а тем временем его самолет подготовят к полету.

Жуков между тем попыхивал папиросой.

— Сталину есть о чем задуматься, — наконец заговорил он, гася папиросу. — Потеря Крыма, поражение наших войск под Харьковом, в Донбассе и под Воронежем. От всего, что случилось на фронтах, можно сломаться или потерять голову. Но с Иосифом это не произошло. Его стойкости можно позавидовать. Он рад, что после тяжкого поражения под Москвой немцы уже не могут одновременно наступать на всех направлениях, как это было в сорок первом по плану «Барбаросса».

— Факт, не могут, — согласился Василевский. — Но верховный сознает, что сил у них еще достаточно, чтобы продолжать войну. Нам еще придется с ними горя хлебнуть.

— Я к этому готов. — Жуков встал, одернул китель. — Ну, будь, Сашко. Поеду в штаб. У меня там важное совещание с командармами. Да, а ты долго будешь в Сталинграде?

— Дня три, а может, больше. — Василевский пожал плечами. — Как решит верховный…

— Ну, чем вы меня порадуете? — усмехнувшись, спросил Сталин, едва Василевский вошел к нему.

В его голосе начальник Генштаба уловил добродушные ноты и от этого сам повеселел. Таким был вождь, когда недавно агитировал его принять должность начальника Генштаба. Он упрямо отказывался, даже заявил, что у него нет данных возглавлять такой сложный военный механизм, как Генеральный штаб. Но Сталин настоял на своем, заверил, что будет ему помогать, только бы работа у него спорилась.

— Ну а если вы и вправду не справитесь с новой должностью, найдем вам замену, — сказал верховный. Впрочем, в это мне что-то не верится, дело у вас пойдет на лад.

Он почувствовал сухость в горле, отлучился в комнату отдыха, находившуюся рядом, в углу кабинета, и вышел оттуда с бутылкой боржоми. Налил себе в стакан и предложил Василевскому.

— С утра в Москве такая жара, что просто нечем дышать, — посетовал Сталин, опорожнив стакан в несколько глотков. — А маршала Шапошникова Бориса Михайловича мне жаль было освобождать от должности начальника Генштаба, — неожиданно заявил он. — Но что поделаешь — заболел человек, а от болезней никто из нас не застрахован.

— У него не так давно случился приступ, и мне пришлось отвезти его домой, — обронил Василевский. — Вызвал ему врача, и, кажется, вовремя. На другой день к вечеру кризис миновал.

— Вон оно что, а я и не знал, — обидчиво произнес Сталин и, глядя в упор на генерала, упрекнул его: — Почему мне не доложили? Вы же были его первым заместителем!

Василевский заметно смутился, отчего на его краснощекое лицо набежала тень, а под глазом забилась тонкая жилка.

— Если честно, товарищ Сталин, я боялся, что, пока буду вам докладывать, Борису Михайловичу станет еще хуже, — признался Александр Михайлович. — Да и сам Шапошников одернул меня, когда я хотел было поднять трубку «кремлевки» и набрать ваш номер. «Не паниковать и товарища Сталина не тревожить!» — резко сказал он. Что мне оставалось делать? Я дал Борису Михайловичу из аптечки две таблетки, чтобы успокоить сердце. Оно у него молотом стучало в груди.

— Впредь, что бы ни случилось, немедленно докладывать мне, понятно?

Сталин строго взглянул на Василевского, и на душе у того похолодело. Он поднялся с места, вытянул руки по швам.

— Слушаюсь, товарищ Сталин! — выпалил он на одном дыхании.

— Ну вот, товарищ Василевский, так-то оно лучше, — уже спокойнее произнес верховный. — Я должен знать обо всем, чем живет наш Генеральный штаб, тем более теперь, когда идет такая война и надо принимать важные решения, от которых порой зависит судьба целых войсковых соединений. И еще в нашем военном деле особенно важна правда. Тут, как говорил Ромен Роллан, нужно любить истину больше самого себя, но своего ближнего больше, чем истину. А я для вас и есть тот самый ближний. — Он неожиданно и по-доброму улыбнулся, потом серьезно добавил: — Вас я ценю, так что не огорчайтесь. Ладно, продолжим наш разговор. Так какие силы бросил враг на Сталинград? Вы говорите, что эти силы в пользу противника?

— К сожалению, это так, товарищ Сталин. — Василевский развернул листок и назвал цифры: — Против Сталинградского фронта враг сосредоточил 250 тысяч человек, почти 800 танков, 1200 самолетов, 7500 орудий и минометов. А соотношение сил такое: по людям — 1,4:1, по орудиям и минометам — 1:1, по танкам — 2:1, по самолетам — 3,5:1 в пользу противника.

Сталин молча выслушал начальника Генштаба и, кажется, в душе разделял его тревогу. Он заметно помрачнел, ссутулил плечи, затем вскинул взгляд на генерала.

— Что же нам делать? — в раздумье спросил он.

— Будем сражаться, товарищ Сталин, и по ходу боев наращивать наши силы, — твердо произнес Василевский. — А как же иначе? Нельзя, никак нельзя отдавать врагу на растерзание наш дорогой Сталинград.

— Дорогой — это вы хорошо сказали, — оживился верховный, у него даже глаза заблестели. — А мне этот город вдвойне дорог, товарищ Василевский. Я ведь в Гражданскую войну участвовал в обороне Царицына вместе с Климом Ворошиловым. Запал мне в душу этот славный город. Имя мое носит. — Сталин неторопливо прошелся вдоль стола. Взгляд его упал на карту. — Мне звонил генерал Голиков и заявил, что обстановка на Брянском фронте резко ухудшилась. Немцы из района Курска нанесли чувствительный удар по 13-й и 40-й армиям фронта. Из района Волчанска начала наступать немецкая 6-я армия генерала танковых войск Паулюса, она прорвала оборону наших двух армий — 21-й и 28-й… Да, чертовски крепко подвел нас генерал Голиков. Я просто поражен, как слабо управляет он войсками фронта! На словах герой, а на деле пшик. Я потребовал от него выбить врага из захваченных рубежей, но не уверен, что ему удастся это сделать.

— Он мне звонил в Генштаб, — сообщил Василевский.

— Что, просил резервы?

— Умолял меня дать ему танки, но я объяснил, что пока их у меня нет.

— Голиков как тот цыган, все попрошайничает, — выругался верховный. — То ему дай, другое дай, а свои ошибки в руководстве войсками не замечает, пока его не ткнут носом. — Он посмотрел на Василевского с надеждой. — Ладно, вы летите, а я тут подумаю, как помочь Брянскому фронту, — глухо и с нотками горечи в голосе добавил Сталин.

У начальника Генштаба вдруг появилась мысль.

— А не бросить ли нам в сражение резервы фронтов? — предложил он. — Тут рисковать нельзя, создалась реальная угроза прорыва вражеской группировки к Дону, захвата ею Воронежа. А там до Сталинграда рукой подать!

— Интересная мысль! — бодро отозвался верховный. — Я согласен. — Его лицо вмиг посветлело, словно на него упал лучик солнца.

И Ставка передала из своего резерва Брянскому фронту две армии с целью развернуть их по правому берегу Дона на участке Задонск — Павловск. Генерала Голикова Ставка обязала взять на себя руководство боевыми действиями в районе Воронежа. В это же время Голикову была передана и 5-я танковая армия генерала Лизюкова, Героя Советского Союза, отличившегося в боях в начальный период войны. В ночь на 3 июля корпуса этой танковой армии сосредоточились к югу от Ельца. Вместе с танковыми соединениями фронта она должна была нанести контрудар по флангу и тылу группировки вражеских войск, наступавшей на Воронеж…

Ночью начальник Генштаба Василевский вылетел на Брянский фронт. Между тем войска группы генерала Вейхса с боями продвигались вперед, стремясь окружить и уничтожить войска Брянского фронта, а затем повернуть на юг и дополнительным ударом из района Славянска разгромить войска Юго-Западного и Южного фронтов, чтобы открыть себе дорогу к Волге и на Северный Кавказ. Но на их пути высился легендарный Сталинград с его стратегическими коммуникациями. Командующий 6-й армией генерал Паулюс решил взять город с ходу. Для этого вермахт создал группу армий «Б» в составе 2-й и 6-й полевых и 4-й танковой немецких и 2-й венгерской армий. Группу возглавил генерал-фельдмаршал фон Бок. А для ведения боевых действий на Северо-Кавказском направлении была создана группа армий «А» во главе с генерал-фельдмаршалом В. Листом. В эту группу вошли 12-я и 17-я полевые, 1-я танковая немецкие и 8-я итальянская армии.

На рассвете 4 июля Василевский прибыл на КП Брянского фронта. Солнце уже выкатилось из-за горизонта, и его лучи дышали жаром. По всему чувствовалось, что день будет знойный. Генерал Голиков находился где-то в войсках под Воронежем, и Василевского встретил начальник штаба генерал Казаков.

— Приказ Генштаба о немедленной подготовке контрудара вами получен? — строго спросил Василевский.

— Получен, и войска усиленно готовятся, — подтвердил Казаков.

Выпив с дороги холодного квасу, которым угостил армейский повар, делавший его по своему рецепту, Василевский вместе с генералом Казаковым направился на КП командующего 5-й танковой армией генерала Лизюкова. Вместе с командармом и начальником штаба фронта он произвел рекогносцировку и уточнил задачу армии: одновременным ударом всех ее сил западнее Дона перехватить коммуникации танковой группы врага, прорвавшегося к Дону, и не дать ему переправиться через реку. С выходом в район Землянск — Хохол 5-я армия должна была помочь войскам левого фланга 40-й армии отойти на Воронеж через Горшечное и Старый Оскол.

Поздно вечером, едва Василевский прилег отдохнуть, как к ВЧ его вызвала Москва. Сталин спросил, подготовлен ли контрудар, и, получив утвердительный ответ, приказал:

— Завтра утром вам быть в Ставке! — И после недолгой паузы объяснил начальнику Генштаба, чем это вызвано: осложнилась обстановка на правом крыле Юго- Западного фронта. 6-я немецкая армия Паулюса вышла к Каменке и развивает удар в южном направлении.

— Что, создалась реальная угроза тылам Юго-Западного и Южного фронтов? — прервал верховного Василевский.

— Вот именно, и вы здесь очень нужны. — Голос у Сталина был громкий и твердый, хотя в нем улавливались тревожные ноты.

— Сейчас дам указания о порядке ввода 5-й танковой армии в сражение и вылетаю, — отрапортовал начальник Генштаба.

— На кого возложили ответственность за проведение операции? — поинтересовался Сталин.

— На командарма 5-й танковой и начальника штаба фронта генерала Казакова, так как комфронт генерал Голиков находится в войсках под Воронежем.

(Однако одновременного мощного танкового удара по флангу и тылу ударной группировки немцев достичь не удалось. Правда, 5-я танковая армия отвлекла на себя значительные силы врага, что позволило войскам Брянского фронта выиграть несколько дней, чтобы организовать прочную оборону Воронежа. Сам генерал Лизюков находился в непрерывных боях и 24 июля героически погиб. — А.З.)

На фронте генерал Василевский работал без передышки: то был в штабе, то встречался с комдивами, то обсуждал оперативные вопросы с командованием армии. 5 июля он вернулся в Ставку и обо всем увиденном доложил Сталину. Тот, выслушав его, коротко изрек:

— Надо создать новый фронт, а на место Голикова назначить другого командующего.

— Кого? — насторожился начальник Генштаба.

— Я еще не решил. — Верховный прошел к столу и сел. — Обсудим этот вопрос в Ставке. Дайте знать Жукову, чтобы был здесь в четыре часа дня. Вам тоже быть…

Позже Ставка приняла решение образовать Воронежский фронт, командовать им назначили заместителя начальника Генштаба генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина, а Брянский фронт возглавил генерал К. К. Рокоссовский, ранее командовавший 16-й армией.

— Вашего заместителя по Генштабу генерала Ватутина я знаю хорошо, — сказал Сталин Василевскому. — А вот генерала Рокоссовского пришлите ко мне на беседу.

«В Ставке я был тепло принят Верховным главнокомандующим, — вспоминал Рокоссовский. — Он в общих чертах ознакомил с положением на Воронежском направлении, а после этого сказал, что если у меня имеются на примете дельные работники, то он поможет мне их получить для укомплектования штаба и управлений Брянского фронта… Я назвал М. С. Малинина, В. И. Казакова, Г. Н. Орла и П. Я. Максименко. Сталин тут же отдал командующему Западным фронтом (генерал армии Г. К. Жуков. — А.З.) распоряжение откомандировать этих товарищей. Он пожелал мне успеха на новой должности, велел не задерживаться долго в Генеральном штабе, а быстрее отправляться на место, потому что обстановка под Воронежем сложилась весьма серьезная».