20. «ВДОХНОВЛЯЮЩИЙ, СЛИЯНИЕ, ПОСЫЛКА ВЫЗОВА»
Внутренности большого мортанвельдского корабля «Вдохновляющий, слияние, посылка вызова» обычно воспринимались виртуально даже теми, для кого он был сконструирован и кем создан. Снаружи корабль представлял собой уплощенную сферу диаметром пятьдесят километров. Она походила на гигантскую каплю голубого льда, с поверхностью, усыпанной миллионами бриллиантов, половина из которых выпала и оставила после себя небольшие щербинки.
Главное внутреннее пространство корабля было громадным — больше, чем на любом всесистемнике Культуры. Лучше всего, сказал Скалпапта, приставленный к Анаплиан офицер связи, вообразить девятнадцать воздушных шаров, наполненных водой, каждый — диаметром почти в десять километров. Постройте из этих шаров грубый шестиугольник, максимально приближенный к кругу, а затем сожмите его так, чтобы соприкасающиеся стенки шаров выпрямились. Потом добавьте еще два таких же слоя из семи сфер, один сверху, другой снизу, а потом удалите соприкасающиеся стенки.
Все внутреннее пространство пронизывали волокна и кабели — система жизнеобеспечения для сотен миллионов полипообразных жилых помещений и бесчисленных транспортных труб. Многие из труб были заполнены вакуумом для быстроты перемещения.
Как и на большинстве мортанвельдских кораблей, чистота воды регулировалась соответственно пожеланиям, посредством фиксированных очищающих установок. Однако закусочная живность и растущая флора, которыми любили кормиться мортанвельды, требовали воды с питательными веществами. Кроме того, мортанвельды считали, что отдавать дань природе в специально выделенном месте является признаком неполноценности вида — как и дышать при помощи газа.
Вода, в которой они жили, плавали, работали и играли, не была, таким образом, совсем уж незамутненной. Однако всегда было приятно иметь прозрачную среду с хорошей видимостью, особенно в таком большом пространстве.
Мортанвельды весьма нравились самим себе, и чем больше их было где-нибудь, тем больше они себе нравились. Возможность созерцать сотни миллионов себе подобных, как обычно и бывало на большом корабле, традиционно считалась весьма полезной и приятной. Не полагаясь на собственные глаза, мортанвельды накладывали на них тонкопленочные экраны, когда находились внутри большого звездолета. Это позволяло видеть все так, как будто вода была идеально чистой.
Джан Серий решила последовать их примеру и плавала с тонкой пленочкой на глазах. Она двигалась в воде в темном костюме, сидевшем на ней как вторая кожа. На шее было некое подобие ожерелья из трепещущих зеленых листочков папоротника — жаберное устройство, подававшее кислород к носу через две прозрачные трубочки. Для Анаплиан это было унизительно — имей она свои прежние усовершенствования, кожа сморщилась бы и собралась в складки на том участке, который должен был поглощать необходимые ей газы прямо из воды.
Тонкие экраны держались на глазах посредством хлипкого прозрачного бандажа. Анаплиан отключила рефлекс мигания. Вместо этого можно было установить экраны не вплотную к глазам и мигать нормально, но тогда воздушный зазор приводил к нежелательным искажениям. Экраны давали виртуальный вид корабельных внутренностей, показывали полые полусферические пространства. Все вместе напоминало ошеломительно громадную систему пещер.
Чтобы достичь такого же эффекта, она могла подключиться непосредственно к сенсорной системе обозрения корабля или плавать, полагаясь лишь на свое восприятие и не задумываясь о большем угле обозрения и более четкой видимости, — но она хотела быть вежливой. Использование тонюсеньких пленок-экранов означало, что корабль может приглядывать за ней, видеть абсолютно то же, что и она, и тем самым знать, что она не затевает никакой выходки в духе Особых Обстоятельств.
Анаплиан могла бы воспользоваться для перемещений одним из видов общественного транспорта, но предпочла небольшой персональный движитель, за который держалась одной рукой. Монотонно гудя, он тащил ее сквозь водную толщу. Фаллоимитатор, то есть ножевая ракета, то есть автономник, предложил себя на роль такого движителя, чтобы все время быть рядом. Но Анаплиан решила, что машина беспокоится попусту, и велела ей оставаться в каюте.
Джан Серий сместилась вверх и влево, чтобы уйти от встречного потока, нашла попутный, обогнула ряд длинных луковиц-жилищ и направилась к высокой связке зелено-черных сфер, каждая из которых имела от десяти до тридцати метров в поперечнике. Связка висела в воде наподобие колоссального пучка морских водорослей. Анаплиан выключила двигатель и поплыла в одну из сфер покрупнее через двухметровый серебристый круг, потом постояла, давая воде стечь на мягкий влажный пол. Снова гравитация. Она большую часть времени проводила в воде, исследуя гигантское судно, даже спала там. Это был ее пятый день на борту, оставалось всего четыре. А хотелось еще многое увидеть.
Костюм, прилегавший к телу плотно, как краска, тут же начал коробиться, сгоняя с себя воду и принимая вид одеяния, которым не побрезговала бы в воздушной среде любая стильная молодая дама. Анаплиан сунула ожерелье-жабры в карман (когда капюшон сполз вниз, приняв форму модного складчатого воротника) и нажала на сережку для активации временного статического поля. Благодаря этому ее волосы — в этот день светлые — стали выглядеть причесанными. Пленки-экраны Анаплиан не сняла — ей казалось, что они неплохо смотрятся, придавая ей слегка пиратский вид.
Джан Серий перешагнула через поле сцепления в 303-ю Гостиную для иноземцев, где громыхала музыка, а воздух был полон благовоний и наркотического дымка.
Ее тут же приветствовало небольшое облачко ярких существ, вроде небольших птиц, — их запустили завсегдатаи бара. Одни прощебетали приветствия, другие передали стробированные послания, махая белесыми крылышками, третьи выделили обонятельные сообщения. Таков был в настоящее время приветственный ритуал для новичков 303-й Гостиной. Иногда эти существа приносили записочки, или мешочки с наркотиками, или признания в любви, а то вдруг фонтанировали оскорблениями, остротами, философскими эпиграммами или другими посланиями. Насколько понимала Джан Серий, это считалось смешным.
Она дождалась, когда облачко порхающих существ рассеется, думая о том, как легко было бы разметать, похватать, смять эти двадцать восемь чирикающих созданьиц вокруг нее, будь у нее прежние возможности. Ухватив в воздухе последнюю из подлетевших птичек, Джан Серий строго посмотрела на пожилого с виду лилового гуманоида, который и запустил ее.
— Это ваше, сударь, — сказала она и, проходя мимо его столика, протянула ему маленькое существо.
Гуманоид пробормотал что-то в ответ. Посетители, сидевшие поблизости, окликали ее. Обитатели 303-й были общительными и знакомились легко; после трех заходов Анаплиан уже считалась завсегдатаем. Она отказалась от нескольких приглашений и от самых сильных наркотиков. В 303-й обычно собирались гуманоиды-наркоманы.
Шествуя к круговой стойке бара — сверкающему нимбу в центре полутемного зала, — она кивнула нескольким знакомым.
— Тшан! Сюта! — выкрикнул Тулья Пунванджи, который был, можно сказать, послом Культуры на мортанвельдском корабле.
Джан Серий относилась к нему так же, как к идиотским птичкам: тупой и докучный. Пунванджи представился вскоре после ее прибытия на судно и теперь из кожи вон лез, демонстрируя свое надоедливое занудство. Пунванджи был тучным, розоватым, лысым и вполне человекоподобным, если не считать двух клыкообразных передних зубов, искажавших речь (например, ему никак не давалось твердое «д» в «Джан»), Еще у него был глаз на затылке, якобы функциональный, но, видимо, приделанный лишь для виду. Нередко, как вот сейчас, Пунванджи закрывал его повязкой, причем нередко, как вот сейчас, прозрачной. А еще у него были — он сообщил об этом при первой встрече, чуть ли не выпростав их, — необычно измененные гениталии. Пунванджи спросил, хочет ли Джан Серий их увидеть, но она не захотела.
— Привет, торогая!
Пунванджи схватил ее за локти и пододвинул к себе для поцелуя в щеку. Она позволила ему сделать это, оставаясь неподатливой, и никак не ответила на его нежности. От Пунванджи пахло рассолом, тангфрутом и чем-то бесстыдно-психотропным. Одежда сидела на нем мешковато, свободно, все время дыбилась, демонстрируя человеческую порнографию в медленном ритме. Рукава он закатал; по тонким, четко очерченным линиям на руках Джан Серий поняла, что он втирает татуировочные наркотики. Наконец Пунванджи отпустил ее.
— Как пошиваете? Вит у вас, как всекта, плестящий. Я вас хотел познакомить с этим молотым парнем. — Он показал на молодого длиннорукого человека рядом с собой. — Тшан Шерий Араприан. А это Кра’сри Круйке. Кра’сри, поздоровайся с Тшан!
Тот выглядел смущенным.
— Здравствуйте, — восхитительно акцентируя, сказал он тихим, низким голосом.
У него была слегка сияющая кожа, среднего цвета между насыщенной бронзой и очень темной зеленью, и грива матовых черных волос в мелкие кудряшки. Абсолютно черные облегающие брюки Кра’сри выглядели идеально скроенными, их дополнял короткий пиджак. На длинном лице — плосковатый нос, зубы нормальные, но очень белые, глаза с длинными веками. Выражение лица Кра’сри было неуверенным, изумленным, может быть немного настороженным, что несколько смягчалось чем-то вроде постоянной улыбки. Морщинки, возникшие от частого смеха, выглядели странно для столь молодого человека. Он словно примерялся к усам и угловатым бровям, не зная, будет ли носить их дальше. Глаза у него были темные, с золотыми пятнышками.
Он был почти неодолимо привлекателен, и потому Джан Серий мгновенно включила свою высшую степень подозрительности.
— Меня зовут Джан Серий Анаплиан. А как правильно произносится ваше имя?
Тот ухмыльнулся и, будто извиняясь, взглянул на сияющего Пунванджи, двигавшего бровями.
— Клатсли Квайк, — ответил он.
Джан Серий кивнула.
— Рада познакомиться, Клатсли Квайк, — сказала она, взяла стул и переставила его так, чтобы молодой человек оказался между нею и Пунванджи, который разочарованно посмотрел на нее, а затем стукнул ладонью по стойке.
С дальнего конца бара по сверкающим рельсам, позвякивая, приехало сервировочное устройство.
— Шпиртное! Шигареты! Ширнуться!
* * *
Она согласилась выпить немного, чтобы составить компанию Пунванджи. Квайк закурил трубочку какой-то сказочно благовонной травы — только ради запаха: наркотического воздействия трава не оказывала, хотя от одного аромата кружилась голова. Пунванджи заказал два татуировочных наркостила и (когда Джан Серий и Квайк отказались) принялся тереть одним из них руку от локтя до запястья. Нарколинии поначалу светились так ярко, что его розовое лицо зазеленело. Он вздохнул, откинулся к спинке высокого стула, выдохнул и, закрыв глаза, обмяк. Пока Пунванджи наслаждался первым кайфом, Квайк сказал:
— Вы с Сурсамена?
По его тону казалось, будто он оправдывается в знании того, чего знать не должен.
— Да, — ответила она. — Откуда вам это известно?
— Пустотелы — моя профессия. Я их изучаю. Мне кажется, они прекрасны.
— И не только вам.
— Конечно. Удивительно, что не все считают их бесконечно прекрасными.
Джан Серий пожала плечами.
— Есть много прекрасных мест.
— Да, но пустотелы — они особенные. — Квайк поднес руку ко рту. Длинные пальцы. Кажется, он зарделся. — Извините. Вы жили там. Мне ли говорить о том, какое это сказочное место.
— Для меня это... это дом. Место, где ты вырос, может кому-то показаться экзотическим, а для тебя это дом, где ты играл и шалил. Это всегда что-то обычное. А вот все другие места — такие необыкновенные.
Она отхлебнула из стакана. Квайк попыхтел трубкой. Пунванджи глубоко вздохнул, не открывая глаз.
— А вы? — спросила она, вспомнив про хорошие манеры. — Вы откуда? Можно узнать ваше полное имя?
— Астл-Чулиниза Клатсли ЧФ Квайк дам Уаст.
— ЧФ? — переспросила она. — Буквы «Ч» и «Ф»?
— Да, буквы «Ч» и «Ф», — подтвердил он, слегка кивнув с озорной улыбкой.
— Это аббревиатура?
— Да. Только это тайна.
Джан Серий с сомнением посмотрела на него. Квайк рассмеялся, раскинув руки.
— Я много путешествую, госпожа Серий, я — Бродяга. Я старше, чем кажусь. Я встречал многих людей, многое давал, делил и получал. Побывал едва ли не всюду. Я встречался со всеми основными эволютами, разговаривал с Богами, делился мыслями с сублиматами и вкушал, насколько это доступно человеку, нечто вроде радости, мчась через то, что Разумы называют Бесконечно Забавным Пространством. Я уже не тот, что был, принимая свое полное имя, и больше оно меня не определяет. Тайна в центре моего имени — вот максимум, чего я заслуживаю. Верьте мне.
Джан Серий задумалась. Квайк назвал себя Бродягой (говорили они на марейне, языке Культуры, в котором имелась фонема для обозначения прописных букв). Всегда существовали люди Культуры — или, скорее, выходцы из Культуры, — которые так себя называли. Ей казалось очевидным, что это особый класс общества. Они и в самом деле бродяжничали. Большинство не покидали пределов Культуры — перемещались с орбиталища на орбиталище, с места на место, странствовали на лайнерах или трамперах, а если удавалось, то и на кораблях Контакта.
Другие скитались среди прочих эволютов и претендентов, перебиваясь — при встрече с потрясающе отсталыми обществами, еще даже не отказавшимися от монетарного обмена, — межцивилизационным взаимопонятным общением или используя микроскопическую долю считающихся бесконечными ресурсов Культуры, которыми и оплачивали свои странствия.
Некоторые забирались подальше, где обычно и возникали проблемы. Одно присутствие такого индивида в малоразвитой цивилизации могло радикально ее изменить, если индивид не желал замечать своего воздействия на тех, среди кого вознамерился жить или на кого притащился глазеть. Не все из Бродяг соглашались на кураторство со стороны Контакта. И хотя Контакт свободно наблюдал за путешественниками, забредавшими в уязвимые общества, нравилось это им самим или нет, скитальцы иногда пропадали из его поля зрения. Целый отдел Контакта наблюдал за развивающимися цивилизациями — не обнаружится ли там Бродяг, которые (с заранее обдуманным намерением, из приспособленческих соображений или даже случайно) стали Сумасшедшими Профессорами, Деспотами, Пророками или Богами. Были и другие категории, но чаще всего Бродяги распределялись по этим четырем. Именно в этих направлениях фантазии уводили человека, когда он терял нравственный стержень в окружении примитивов.
Большинство Бродяг, однако, не создавали подобных проблем — обычно они вспоминали о доме и возвращались в Культуру. Но некоторые так нигде и не оседали, скитались всю жизнь, а отдельные (очень многие, сравнительно с обычной пропорцией внутри Культуры) фактически жили вечно. Или, по крайней мере, до тех пор, пока не встречали — почти неизбежно — насильственную, непоправимую смерть. Ходили слухи — обычно в виде чьей-нибудь похвальбы — о неких ровесниках Культуры, кочевниках, которые дефилировали по галактике, среди бесчисленных цивилизаций, народов и обществ, на протяжении тысяч и тысяч лет.
Верьте мне, сказал он.
— Пожалуй, не стану, — проговорила наконец Джан Серий, чуть прищурившись.
— Да? — обиженно отозвался Квайк и тихо добавил: — Я говорю правду.
Он казался наполовину маленьким мальчиком, а наполовину невозмутимым, мрачно сдержанным стариком.
— Я думаю, именно так вам и представляется, — сказала Анаплиан, выгибая бровь, и отпила еще. Она заказала «Месть За», но состав оказался неизвестен сервис-машине, и та сделала коктейль по своему выбору. Квайк закурил еще одну трубку с благовониями.
— А вы с Восьмого? — спросил Квайк, чуть закашлявшись; среди фиолетового дымка расплылась его широкая улыбка.
— Да, — ответила Джан Серий. Он застенчиво улыбнулся и спрятался за новым клубом дыма. — Вы хорошо информированы.
— Спасибо. — Квайк внезапно напустил на лицо притворный испуг. — И еще вы агент ОО, да?
— Будь так, я бы тут не отрывалась. Меня демилитаризовали.
Квайк снова усмехнулся — чуть ли не бесцеремонно.
— И тем не менее.
Джан Серий вздохнула бы, если бы чувствовала себя способной на это. У нее возникло впечатление, что это какая-то ловушка — господин Квайк, необычайно красивый и привлекательный, сразу вызывал подозрения, — только непонятно кем подстроенная.
* * *
Джан Серий с Квайком оставили Пунванджи в 303-й, в шумной компании собравшихся на съезд бирилисийцев. Воздухоплавательный вид, бирилисийцы были очень привержены к наркотикам: шанс найти общий язык с Пунванджи. Казалось, в зале стоит сплошное порхание.
Надев скафандры, оба направились в одно известное Квайку место, где собирались акватики. То были гуманоиды, полностью приспособленные к жизни в воде. Пространство здесь было заполнено, похоже, всеми мыслимыми аквавидами — по крайней мере, всеми до определенного размера. Теплая мутноватая вода источала кожные запахи, полнилась неразборчивыми звуками на всех различимых частотах и странными музыкальными пульсациями. Пришлось остаться в водных скафандрах, а когда они попытались пить под водой при помощи особых умных чашек и самогерметизирующихся соломинок, то от смеха наглотались жидкости. Общались они через переговорную трубу, известную еще до открытия электричества.
Они допили свои порции до конца.
Джан Серий смотрела не на Квайка, а в противоположную сторону — на двух сухопарых, вульгарно-цветастых, с вычурными жабрами трехметровых существ с большими головами и лишенными выражения, но почему-то все же величественными лицами. Они плавали неподалеку, расположившись лицом друг к другу так, чтобы не соприкасались их жабры, которые работали очень быстро — буквально мельтешили. Интересно, подумала Джан, они что — разговаривают, спорят, флиртуют?
Квайк прикоснулся к руке спутницы, привлекая ее внимание.
— Ну что, идем? — спросил он. — Я должен вам показать кое-что.
Она опустила взгляд на пальцы мужчины и на свою руку под ними.
* * *
Взяв автопузырь, Джан с Квайком поплыли в жилище Квайка. Они сидели бок о бок в скафандрах, общаясь с помощью кружева. Мимо проносились ошеломляюще громадные внутренности корабля.
— Вы непременно должны это увидеть, — сказал Квайк, взглянув на нее.
— Нет нужды так пережимать, — сказала она. — Я уже здесь, еду с вами.
В любовных приключениях Анаплиан всегда была неловкой. Ухаживание и соблазнение, даже как часть игры, казались ей почему-то делом бесчестным. Она винила в этом свое воспитание, хотя не стала бы с пеной у рта отстаивать это мнение. И даже была готова согласиться, что на каком-то мозговом уровне, недоступном для воспитательного воздействия, проблема заключалась в ней самой.
Апартаменты Квайка состояли из трех четырехметровых сфер. Тысячи таких жилищ для иноземцев выстроились в линию длиной в несколько километров вдоль внешней стены главного пространства. В помещение входили через липчайшее, самое медленное гелевое поле, с каким когда-либо сталкивалась Анаплиан. Внутри жилище оказалось очень небольшим и ярко освещенным; воздух был таким чистым, что казался едким. Анаплиан не увидела ничего личного. На полу и на стенах виднелась мебель и различные устройства сомнительной полезности. Преобладал вишневый цвет с зелеными вкраплениями: на взгляд Джан Серий — не самая удачная комбинация. Большинство поверхностей казались глянцевитыми, словно на них плотно натянули пленку или мембрану.
— Хотите выпить еще? — предложил Квайк.
— Да, пожалуй.
— У меня есть немного чапантлийского спирта.
Квайк принялся рыться в сундучке. Он увидел, как Джан Серий провела пальцем по затянутому пористой пленкой сиденью и нахмурилась, почувствовав скользкую и ровную поверхность.
— Извините, — сказал он. — Здесь все запечатано, укрыто. Этакая бактерицидная атмосфера. Прошу прощения. — Квайк смущенно махнул бутылкой и двумя сверкающими кубками в форме вывернутых колокольчиков. — У меня появилась странная аллергия во время моих путешествий, а исправить это можно только в Культуре. В моем жилище должна стоять идеальная чистота. При первой возможности я это откорректирую, но пока...
Джан Серий вовсе не была убеждена, что так оно и есть.
— Эта ваша аллергия — она не заразна? — спросила она.
Ее собственная иммунная система, все еще действующая в полном объеме наряду с другими защитными функциями Культуры, не подавала тревожных сигналов. После двух часов тесного общения с господином Квайком должен был бы появиться хотя бы намек на присутствие нежелательных вирусов, спор и тому подобных неприятных вещей.
— Нет. — Квайк жестом пригласил гостью сесть.
Они уселись по обе стороны узкого стола. Квайк налил спирта — коричневатого и очень вязкого.
Стул Джан Серий был скользковатым. Новое подозрение забрезжило у нее в голове. Вдруг ее привели сюда вовсе не для секса, а для другого? Что это за пленки повсюду? Что здесь происходит на самом деле? Есть ли повод для тревоги? Вряд ли кто-нибудь в здравом уме предложил бы агенту ОО (пусть и обезоруженному) совершить беззаконие или подлость. Но ведь все люди разные и все странные — кто знает, какие странности у них в голове?
На всякий случай она просканировала доступные системы большого корабля невральным кружевом. Жилое пространство частично было защищено — обычное дело. Она видела, в каком месте корабля находится, и корабль знал, где она. Хоть какое-то облегчение.
Моложавый господин Квайк предложил ей хрустальный кубок-колокольчик. Не успела Джан Серий прикоснуться к нему, как тот зазвонил.
— Так и надо, — заверил Квайк. — От вибрации улучшается вкус.
Джан Серий взяла маленький кубок и подалась вперед.
— ЧФ Квайк, — сказала она, ощущая запах спирта, хотя и слабый, — так каковы же ваши намерения?
Хозяин посмотрел на нее чуть ли не взволнованно.
— Сначала тост, — сказал он, поднимая кубок-колокольчик.
— Нет. — Анаплиан немного опустила голову и прищурила глаза. — Сначала правду. — Нос не нашел ничего неожиданного в парах спирта, но, чтобы знать наверняка, следовало дать мозгу время на обработку информации о молекулах. — Что вы мне хотели показать?
Квайк вздохнул, отложил свой кубок и уставился на собеседницу.
— Долго скитаясь, я научился читать мысли, — быстро и, пожалуй, несколько раздраженно ответил он. — Видимо, просто хотел похвастаться.
— Читать мысли? — скептически переспросила Джан Серий.
Корабельные Разумы могли читать человеческие мысли, хотя им и не полагалось, — как и специализированное оборудование, которое можно было встроить в андроида. Но обычный человек? Невероятно.
Все это действовало на нервы. Если Клатсли Квайк фантазер или просто псих, она не ляжет с ним в постель.
— Это правда! — сказал он, подаваясь вперед. Между их носами теперь были считаные сантиметры. — Посмотрите мне в глаза.
— Вы серьезно? — спросила Джан Серий. Такой оборот ее вовсе не устраивал.
— Абсолютно серьезно, Джан Серий, — тихо сказал Квайк, и что-то в его голосе опять заставило ее согласиться.
Она снова вздохнула и поставила кубок-колокольчик на узкий стол. Теперь ей стало ясно, что напиток очень крепкий, но в остальном безвредный.
Она заглянула в глаза Квайка.
Несколько мгновений спустя в них появился намек на что-то. Крохотная красная искорка. Моргнув, Джан Серий откинулась назад. Человек напротив нее, глядя вполне серьезно и ничуть не самодовольно, с легкой улыбкой приложил палец к губам.
Что тут происходит? Она проверила основные внутренние системы, желая убедиться, что ни на секунду не теряла сознания и не сделала ничего безотчетно, что прошло ровно столько времени, сколько она думала. Все в полном порядке, все на месте. И с ней, кажется, тоже все как надо.
Джан Серий нахмурилась и вновь подалась вперед.
Красная искорка — почти незаметная — все еще не исчезла из глаз Квайка. Джан Серий поняла, что это когерентный свет — одна-единственная, чистая, узкая частота. Искорка мигала. Очень быстро.
Что-то приближалось....
Что приближается? Откуда эта мысль? Что происходит?
Она снова откинулась к спинке, быстро мигая и морща лоб, и снова проверила свои системы. Никаких отклонений. Джан Серий опять подалась вперед. Ага. Она начала догадываться.
Мигающая красная точка снова вернулась, Квайк сигналил ей. Часть его сетчатки, видимо, была лазером, способным посылать из глаза в глаз луч когерентного света. Сигнал шел на девятеричном марейне, числовой основе языка Культуры. О такой способности упоминали во время подготовки в ОО, хотя и вскользь. Эта очень давняя функция теперь почти не использовалась: зачем, если есть невральное кружево? Джан Серий за несколько дней сама вполне могла бы обзавестись ею — при прежних возможностях. Она сосредоточилась. РНС?
Сигнал «Разрешение на сближение». Изначально им обменивались корабли; потом он стал кодовым знаком для людей Культуры и посылался тому, с кем хотели сблизиться, но не были уверены в его реакции.
РНС?
Она едва заметно кивнула.
«Джан Серий, пошел сигнал. Кажется, вы меня принимаете, но прошу вас почесать свою правую щеку левой рукой, если поняли. Почешите раз, если скорость передачи слишком низка, два раза — если она приемлема, и три раза — если излишне высока».
Информация поступала довольно быстро — голосом как следует не озвучить, — однако была разборчивой. Джан Серий два раза легонько почесала правую щеку.
«Прекрасно! Позвольте мне представиться как следует. Аббревиатура ЧФ, о которой вы спрашивали, означает “Человеческий фактор”. Я не настоящий человек. Я аватоид корабля “Человеческий фактор”, суперлифтера класса “Поток”, модифицированного ЭКК класса “Дельта”, Бродяга корабельной разновидности и технически Беглый».
Понятно. Аватоид. Аватара корабля, так превосходно замаскированная, что неотличима от человека. Бродяга, к тому же Беглый. Беглыми назывались корабли, которые, нарушив правила Культуры, отправлялись в свободное плавание.
При всем том было известно (или существовали сильные подозрения на сей счет), что некоторые из них называют себя беглецами для прикрытия, а на самом деле преданы Культуре; в таком качестве они могли выполнять задания, от которых основная часть Культуры брезгливо отшатнулась бы. Славным дедушкой, образцовой героической фигурой, настоящим богом таких кораблей был всесистемник «Сонная служба». Сорок лет он самоотверженно демонстрировал экстравагантное безразличие к Культуре, а потом, двадцать с лишним лет тому назад, вдруг проявил исключительную преданность мейнстримной Культуре, очень кстати, в самый нужный момент передав ей тайно изготовленный военный флот. После этого корабль снова исчез.
Джан Серий чуть прищурилась, понимая, что это ее фирменный знак подозрения, недоверия.
«Извините за мои ухищрения. Воздух здесь очищается, чтобы исключить возможность внедрения наноустройств, которые могли бы прочесть подобный контакт между нашими глазами, мебель укрыта пленкой по той же причине. Даже дым, который я выдыхал в баре, содержит добавку, очищающую легкие от таких устройств. Мне удалось приблизиться к вам только после вашего прибытия на борт корабля “Вдохновляющий, слияние, посылка вызова”, и конечно, все из кожи вон лезут, чтобы как-нибудь ненароком не обидеть мортанвельдов. Я счел за лучшее прибегнуть к крайним мерам предосторожности! Я, конечно, понимаю, что вы не можете отвечать мне таким же способом, так что позвольте объяснить, почему я здесь и почему связываюсь с вами таким образом».
Она чуть-чуть приподняла брови.
«Итак, я Беглый, хотя лишь технически; три с половиной тысячи лет я прилежно таскал мелкие корабли по системникам на просторах Большой галактики, состоял на действительной службе во время Идиранской войны и даже не раз отличился, особенно в первые отчаянные годы. После всего этого я решил, что мне полагается длительный отпуск. Возможно, отставка, если уж быть откровенным, хотя я и оставляю за собой право передумать!
Последние восемьсот лет я бродяжничал по галактике, повидал всевозможные цивилизации и народы. Но всегда остается что посмотреть. Галактика обновляется и перестраивается быстрее, чем ты по ней перемещаешься. Так или иначе, я и вправду очарован пустотелами, проявляю особый интерес к Сурсамену и во многом — к вашему Восьмому уровню. Когда до меня дошли слухи о гибели вашего отца — примите мои соболезнования — и прочих печальных событиях, в том числе о смерти вашего брата Фербина, я тут же решил предложить свою помощь сарлам вообще и детям покойного короля в особенности.
Я предположил, что вы вернетесь домой, но при этом приобретенные вами возможности отнимут или ограничат. Я знаю, что вы возвращаетесь без корабля, автономника или другого вспомогательного средства, а потому предлагаю свои услуги.
Не в качестве прислужника или курьера — мортанвельды такого не допустят, — но в качестве друга. На крайний случай. Если вам это нужно. Сурсамен и особенно Восьмой, похоже, стали довольно опасным местом, и путешественнику-одиночке могут понадобиться все друзья, которых удастся вызвать.
Я — то есть корабль — сейчас нахожусь на некотором расстоянии от вас, но иду вровень со звездолетом “Вдохновляющий, слияние, посылка вызова”, оставаясь в разумной близости от этого аватоида, чтобы извлечь его быстро в случае надобности. Однако мое намерение, если коротко, состоит в том, чтобы добраться напрямую до Сурсамена. Этот аватоид или другой — у меня их несколько — будет там. Мы с ним готовы предоставить вам всю необходимую помощь.
Можете не отвечать прямо сейчас. Обдумайте услышанное и на досуге, без спешки примите решение. Когда встретите мой аватоид на Сурсамене, сообщите мне о вашем решении через него. Я ничуть не обижусь, если вы откажетесь. Это ваше право. Однако примите заверения в моем уважении и знайте, уважаемая дама, что я всегда к вашим услугам.
Вскоре я остановлю передачу данных. Думайте, хотите ли вы сделать вид, что я прочел ваши мысли — на случай, если за нами наблюдают.
Сигнал заканчивается на нуле: четыре, три, два, один...»
Джаи Серий сидела, уставившись в глаза молодого человека напротив нее. Милостивый мой землеройный МирБог, думала она, все мои потенциальные любовники оказываются машинами. Ужасно.
С того мгновения, как они уставились друг другу в глаза, прошло всего полминуты. Джан Серий неторопливо откинулась назад, улыбнулась и покачала головой.
— Мне кажется, ваш фокус со мной не действует, сударь.
Квайк улыбнулся.
— Что ж, он действует не со всеми, — сказал он и поднял кубок, который издал высокий приятный звон. — Может быть, в другой раз мне будет позволено попробовать снова.
— Может быть.
Они чокнулись колокольчиками-кубками, сдвоенный звук был на удивление мелодичным. Джан Серий решила не принимать всерьез предложение, сделанное перед тем, как бокалы перестали звенеть.
Разговор продолжался еще какое-то время. Она слушала истории о путешествиях, исследованиях и приключениях. Это оказалось занятно — не пришлось напускать на себя деланое любопытство. Было увлекательно думать о том, какие из случаев правдивы и пережиты самим кораблем (если предположить, что такой корабль действительно существовал), какие пережиты аватоидом при наблюдении со стороны корабля, а какие — выдуманы, чтобы обмануть возможных шпионов: пусть считают, что все это связано с реальным человеком, а не с недокорабельной аватарой в людском обличье.
В ответ Джан Серий поведала что-то о своей жизни на Сурсамене. Потом она ответила на большинство жадных вопросов Квайка, избегая некоторых тем и пытаясь не выдать своей реакции на его предложение.
Но конечно, она откажется от его помощи, от помощи корабля. Если «Человеческий фактор» работает сам по себе, то он либо безнадежно наивен, либо совершенно безумен; ни то ни другое не вызывает доверия. Не исключено, правда, что он работает на ОО либо еще более секретную структуру, и его наивность или безумие поддельны. Это еще тревожнее. А если Квайк и «Человеческий фактор» работают на ОО, то почему Анаплиан перед отлетом с Прасадаля не предупредили о них? Или хотя бы тогда, когда она покидала Культуру, переходя на попечение мортанвельдов.
Что здесь происходило? Она хотела одного: вернуться домой и отдать последний долг умершему отцу и погибшему, по слухам, брату, ненадолго погрузиться в прошлое и, возможно, навсегда проститься с чем-то (непонятно только с чем — наверное, это станет ясно позднее). Она сомневалась, что сумеет помочь Орамену, — но если сумеет, сделает для него что-нибудь без большого напряжения. После этого она оставит Сурсамен, вернется назад в Культуру, а если возьмут — то и в ОО, к работе, которую она любила, несмотря на все разочарования, трудности, боли сердечные.
Зачем вообще кораблю Культуры понадобилось вступать в игру сейчас, когда она возвращалась на Сурсамен? Случай-то был пустячным: сомнительный спор о престолонаследии в ничтожном, пропитанном насилием, недемократичном племени, интересном лишь тем, что обитает на планете относительно редкого и экзотичного типа. Не требуется ли от нее сделать что-то на Сурсамене? Если так, то что именно? Ведь ее не проинструктировали, не дали никакого задания, лишили многих возможностей.
Ее одолевали сильные подозрения, что будет очень глупо высовываться и делать что-то сверх запланированного. Она и без того накликала неприятности на свою голову, оставив миссию на Прасадале и отправившись домой, в сентиментальный отпуск. К чему пополнять список обвинений? Учебный курс ОО содержал массу историй об отделившихся агентах, которые по собственному почину предпринимали чудаческие операции. Обычно их ждал плохой конец.
Лишь несколько историй повествовали об агентах, которые упустили очевидную возможность продуктивно вмешаться в события, не имея инструкций. Как всегда, подчеркивалось, что следует придерживаться плана, но быть готовым к импровизации. (А также слушать своего автономника или другого сопровождающего: предполагалось, что они более уравновешенны, менее эмоциональны, чем ты, и именно поэтому находятся рядом.)
Придерживайся плана, а не просто исполняй приказания. Если тебя просят сделать что-то по плану, то у Культуры принято, чтобы ты принимал хоть участие в его составлении. И если по ходу дела обстоятельства стали другими, надо проявить инициативу и смекалку, изменить план и действовать соответственно. Нельзя слепо исполнять приказы, если обстановка изменилась и они не способствуют достижению цели либо идут вразрез со здравым смыслом или общепринятыми представлениями о порядочности. Иными словами, ответственность с тебя никто не снимает.
Стажерам ОО (особенно выходцам из иных цивилизаций) казалось иногда, что жить легче тем, кто поклялся подчиняться приказам, кому разрешено прямо, без раздумий, идти к цели, а не мучиться этическими проблемами. Но именно это различие в подходах считалось основной причиной, по которой Культура в целом и ОО в частности нравственно превосходят всех остальных. Такие мучения и колебания, как признавали все, являлись лишь небольшой тактической помехой. Куда важнее было чувствовать себя нравственно выше цивилизаций того же уровня.
Поразмыслив, Джан Серий решила держаться плана — то есть оказаться дома, отдать родственный долг, вернуться, снова предложить свои услуги. Все очень просто, разве нет?
Она рассмеялась вместе с Квайком, когда он добрался до конца истории, — Джан Серий слушала ее вполуха. Оба выпили еще спирта из изящных, позвякивающих кубков. Голова приятно кружилась, в ушах позванивали колокольчики, словно находясь в хмельном, заговорщицком содружестве с хрусталем.
— Ну что ж, — сказала она наконец, — пожалуй, мне пора. Интересно было пообщаться.
Квайк встал следом за ней.
— Правда? — спросил он. На лице его внезапно появилось встревоженное, даже обиженное выражение. — Я бы хотел, чтобы вы остались.
— Неужели? — холодно спросила она.
— Вообще-то я надеялся, что вы останетесь, — признался Квайк с нервным смешком. — Я думал, мы неплохо поладили. — Он посмотрел на Джан, стоявшую с недоуменным видом. — Я думал, мы флиртуем.
— Думали? — Ей захотелось закатить глаза. Такое случалось уже не впервые. И видимо, по ее вине.
— Ну да, — сказал Квайк, чуть не смеясь, и показал рукой на внутреннюю дверь. — Моя спальня куда как приличнее этой тесной комнатушки.
Он улыбнулся своей мальчишеской улыбкой.
— Не сомневаюсь, — сказала Джан.
Меж тем свет в комнате потускнел. Поздновато уже, подумала она.
Еще один разворот? Оценив собственные чувства, она обнаружила, что усталость не заглушила в ней интереса. Квайк подошел к ней и взял ее руку в свои.
— Джан Серий, — тихо сказал он, — кем бы мы ни пытались казаться другим и даже самим себе, мы все же остаемся людьми. Разве нет?
Она нахмурилась.
— Остаемся? — переспросила она.
— Конечно. А быть человеком, хоть в малой мере, — это знать, чего не хватает ближнему, знать, что ему нужно, знать, чего он, наверное, ищет, блуждая в темноте, желая найти подобие совершенства среди чужих людей.
Она заглянула в его томные, прекрасные глаза и увидела в них (если смотреть трезво, то, конечно, в выражении лица, состоянии лицевых мышц) намек на действительное желание, даже на подлинную страсть.
Насколько близким к человеку, с его нелогичностью и несовершенством, должен быть аватоид, чтобы пройти доскональное высокотехнологичное обследование мортанвельдов! Достаточно близким, чтобы обладать обычными недостатками представителя метачеловечества — и всеми его потребностями и желаниями. Кем бы он ни был — искусной аватарой, воссозданной на клеточном уровне, или чуть измененным клоном реального человека, или чем-то еще, — Квайк, казалось, не был лишен и мужских качеств. Заглядывая в его глаза и видя там бесконечное отчаяние, ненасытное желание (за которым угадывалась неизменная готовность к мучительному томлению, неизбежной боли в момент отказа), Анаплиан чувствовала то же, что и бесчисленные поколения женщин на протяжении тысячелетий. Эта его улыбка, эти глаза, эта кожа; и теплый, ласкающий голос...
Пожалуй, истинная культурианка непременно сказала бы «да».
Джан Серий с сожалением вздохнула. Но ведь я все еще (в глубине души, со всеми моими грехами) дочь своего отца. И сарлка.
— Как-нибудь в другой раз.
* * *
Она села на всевидовое кокон-такси: влажный воздух, странный запах. Закрыв глаза, она сканировала общественную информационную систему большого корабля в поисках последних событий. Никаких изменений в расписании: они по-прежнему держали курс на мортанвельдский петлемир Сьаунг-ун, прибытие ожидалось через два с половиной дня.
Она хотела было заглянуть на гуманоидные сайты свиданий/быстрых контактов (на борту было более трехсот тысяч гуманоидов, и наверняка кто-нибудь...), но помешали усталость и какое-то беспокойство.
Она вернулась в собственную каюту, где дважды замаскированный автономник шепотом пожелал ей спокойной ночи.
Она тоже мысленно пожелала ему спокойной ночи, потом легла и закрыла глаза, но заснуть не могла, продолжая с помощью неврального кружева исследовать корабельную базу данных. Она проверила (дистанционно, преодолевая расстояние и систему перевода, порождавшую пяти-шестисекундные задержки) агентов, которых оставила на базе данных Культуры. С некоторым разочарованием — и большим облегчением — она узнала, что разоблачительных крупных планов съемок по Восьмому или другому уровню Сурсамена нет. То, что случилось там, случилось один раз, и больше никто этого не видел.
Она отключилась от интерфейса Культуры. Одна агентская система, обследовавшая местную базу данных, все еще ждала. Оказалось, ее брат Фербин не погиб; он жив, сейчас летит на мортанвельдском трампе и должен прибыть на Сьаунг-ун меньше чем через сутки после нее.
Фербин! Глаза Джан Серий внезапно открылись в приглушенной тишине каюты.
