Как можно целый час смеяться до упада?
Нет сил!
Да что с тобой? Скажи, чему ты рада?
Ах, что за милое письмо мне принесли!
Письмо?
От Блёстова. – Как нежно!
Неужли!
Он и ко мне писал сегодня же.
Забавно!
Да где ж твое письмо? – Дай посмотреть…
Вот славно!
Прочти, пожалуйста: он любит нас равно,
Из слова в слово в них написано одно.
Каков?
Ну что ж, так нам обеим незавидно.
Уж Блёстов вздумал нас обманывать; обидно!
Нет, баловать его не надо, – и к чему?
Садись, пиши.
Зачем?
Чтоб отомстить ему.
Повеса в сорок лет! – Ах, друг мой! как счастливо!
Тебе нередко ведь скучает твой ревнивый;
А мой возлюбленный, что б он ни говорил,
Своей холодностью нимало мне не мил;
Твой слишком любит, мой почти любви не знает;
А это нам в мужьях добра не обещает.
Ну что же?
К Блёстову напишешь ты ответ,
Для шутки, так, чтобы он был ни да, ни нет.
Как можно?
Напиши; ты страх меня обяжешь!
А если все потом узнают, что ты скажешь?
Пусть знают. Я сама хочу к нему писать,
Вот тут-то он начнет мечтать, мечтать, мечтать,
Зазнается, – и вдруг глаза ему откроем.
Представь себе, как мы Росла́влева расстроим?
Услышит, взбесится, взревнует, а потом,
Как ты сама ему признаешься во всем,
Немного надобно иметь ему рассудка,
Чтобы увериться, что это просто шутка.
Ну, если шалостью исправим мы его?
А мне не сделать уж ревнивым своего,
Так я хочу его заставить рассердиться,
Чтоб он хоть раз узнал, как весело мириться.
Ну, милая, решись, – пиши; я пособлю.
Нет, я не напишу, что я его люблю.
Вот, как теперь гляжу, как Блёстов будет славить.
Ревнивца обмануть?
Да, чтоб его исправить;
Теперь же случай есть… Пиши, не будь дитя.
Да как?
Ах! полно.
Я боюся не шутя.
А время между тем уходит. – Ну, скорее!
Что будет?
Ничего.
Лиза садится.
Вот так, начни смелее.
Ах! что я делаю!
Поверь мне, не тужи.
Что он подумает?
Пусть думает. – Пиши:
«Не знаю, хорошо ль, что я вам отвечаю…»
Уж как не хорошо, я это очень знаю.
«И не решилась бы я долго, – но со мной
Рославлев, как назло, несносный стал такой…»
Несносный, что за вздор?
Ну, беспокойный…
Точно.
Пиши: «Он ревностью, как будто бы нарочно,
Надоедает мне».
И всё не надоест!
«Надоедает мне. – Пусть ищет же невест
Потерпеливее; а я не в силах боле
Сносить все странности его; – я век в неволе;
Его мученья…»
Ну?
Помилуй, отчего
Ты рада выдумать всё злое на него?
А не сама ли ты сто раз мне повторяла,
Что даже часто с ним терпение теряла?
Какая разница! то было на словах;
А это я пишу к другому.
Дурно страх!
Ну, да пожалуй я смягчу из сожаленья;
Прочти, что у тебя?
Сейчас.
(Читает.)
«Его мученья…»
«Так надоели мне, что, словом, хоть кого
Готова я любить, да только не его…»
Нет! Этого писать я век не соглашуся.
Что за ребячество!
Ну, право, не решуся.
Ты шутишь; – да скажи, чего бояться тут?
Ведь этого письма лишь двое не поймут,
Росла́влев с Блёстовым, Росла́влев как ревнивый,
А Блёстов как дурак.
Ответ красноречивый.
Неужли он теперь поверит, что в него
Влюбилась я!
Кто? он? Он верил до того.
Как знаю я мужчин! Ах, все без исключенья
Какого об себе они большого мненья!
Самолюбивы как! почти не меньше нас!
Давай свое письмо, я отошлю сейчас.
А между тем тебе уж надо притворяться,
Что ты с Росла́влевым не хочешь вовсе знаться. —
Пусти ж меня.
Теперь мне очередь писать.
Представь, как будем мы над ними хохотать!
Ах! вдруг троих мужчин помучить так приятно!
Что тут приятного, мне, право, не понятно!