ЧЕТЫРЕ

В триста восьмой долине, что в округе Отпечатков Трижды Освежеванных Ног, на третьем уровне павулианской Преисподней стояла старомодная мельница с высоким наружным черпаковым колесом, приводимым в движение потоками крови.

Мельница была частью программы наказания тех заблудших виртуальных душ, которым ежедневно полагалось истекать кровью до потери сознания. На каждом новом сеансе таких несчастных насчитывались тысячи — гротескно уродливые, необоримо могучие демоны хватали их, выволакивали из бараков для новоприбывших, привязывали к скошенным железным листам с желобами для стока жидкости на уровне ног. Ряды пыточных листов тянулись через всю долину по плоским берегам давно пересохших речушек. Если бы кому-то вздумалось обозреть долину мытарств с достаточно большой высоты, он бы увидел, что линия холмов по ее границам образует нечто вроде кости, выступающей частью великанской ноги — отсюда и произошло название.

Некогда очень влиятельная персона, которой принадлежала освежеванная конечность, была в каком-то смысле еще жива и, более того, обречена переживать с полнотой ощущений всякий миг с той самой минуты, как с нее содрали кожу. Чувства были искусственно обострены, а плоть и кожа — растянуты так, что даже маленькая косточка на ноге — или лапе, поскольку на сей предмет до сих пор не существовало единого мнения, — теперь сделалась столь огромной, что стала частью местности, где великое множество обитателей загробного мира испытывали разнообразные предначертанные им муки.

Кровь, стекавшая с железных листов, бежала по многочисленным крохотным притокам до русла главного потока, затем, влившись в него, стекала вниз, как это свойственно жидкостям даже в виртуальной симуляции. По мере того, как все большее число пытаемых отдавали потоку свою кровь, поток набирал силу, чтобы наконец с громоподобным ревом низвергнуться в глубокий и довольно широкий бассейн. Даже в этом хранилище, повинуясь искусственному миропорядку Ада, кровь отказывалась коагулировать и по специальной протоке перетекала из большого бассейна к наивысшей точке мельничного колеса. Колесо состояло из множества скелетов, принадлежавших некогда древним обитателям Преисподней и постепенно выбеленных под воздействием кислотных или щелочных дождей, которые в Аду шли каждые несколько дней, внося определенное разнообразие в мытарства людей вверх по течению. Колесо медленно прокручивалось на канатах, сделанных из нервных волокон отобранных для этой цели узников, и каждый оборот скрипучего, скрежещущего колеса увеличивал их и без того непереносимые страдания. Крыша мельницы состояла из многократно удлиненных против обычного размера, болезненно чувствительных, иссушенных теми же дождями ногтей, тонкие стены — из болезненно растянутой кожи, коньковые и опорные балки — из трещавших от непосильной нагрузки костей, шестерни и зубцы механизма — из источенных болезнями зубов, и каждая растянутая или сжатая косточка и нерв, каждый рычаг, ручка, ось и крепление в этом механизме вопили бы истошным воплем, если бы только были наделены даром речи.

Вдали, под бурлящими темными небесами, кровяной поток впадал в топь, из которой там и сям торчали, как выращенные крестьянином растения, тела пытаемых, и каждый кислотный или щелочной дождь, каждый прилив свежей крови захлестывал каждого из них с головой, хотя утонуть им было не дано.

Большую часть времени мельница даже не использовала кровь, собиравшуюся в верхнем бассейне; жидкость просто втекала туда, пока емкость не переполнялась, и, перехлестывая через края, возвращалась в русло потока, убегавшего в сумеречную даль под лиловато-синюшными низкими небесами. Да и в остальное время мельница не питала никаких механизмов. Та скудная энергия, какую она способна была дать, расточалась впустую, ибо единственными целью и назначением ее было усиливать муки бедолаг, заточенных в Аду.

Впрочем, эти люди продолжали судачить о ней — за неимением альтернативы. Некоторые утверждали, что мельница все же снабжает энергией какое-то устройство; чаще всего думали на огромные каменные колеса, дробившие плоть и кости преступников. Этих людей обрекли на муки многократно большие, чем способны были вынести тела, принадлежавшие им при жизни, поскольку для тех, кто даже в Аду не удержался от грехов, правила посмертия — в общем-то вполне гибкие — были ужесточены до крайности.

Такие узники переживали муки каждой клеткой, каждым структурным элементом своего тела, даже если оболочка эта была раздроблена на атомы, а ущерб от увечий, причиненных жертвам, выходил далеко за пределы допустимого для центральной нервной системы организма из базовой Реальности.

На самом деле все было совсем не так. У мельницы было особое назначение, а производимая ею энергия не расточалась полностью. Она питала один из немногочисленных порталов, через которые можно было выбраться из Преисподней. Именно этого сейчас превыше всего желала парочка маленьких павулианцев, прятавшихся на дальнем склоне долины.

Они прижимались друг к другу, укрываясь под cheval de frise, огромный «икс» ее перекрещенных кольев щетинился обломками костей и разлагающимися останками нагих тел. Тела — все тела вокруг них на этой стороне долины — как, впрочем, и те оболочки, которые они сами носили сейчас, как и все тела, мнимо живые или притворно мертвые, во всей Преисподней, — были павулианскими: метр с четвертью в длину, с четырьмя конечностями, большими круглыми головами, от которых тянулась пара маленьких хоботообразных отростков, приспособленных для хватания и отдаленно напоминавших человеческие пальцы.

Маленьких павулианцев, укрывавшихся в данный момент за грудой гниющих тел, звали Прин и Чей — это были семейные формы, которые они обычно использовали в разговорах между собой. Они блуждали по разным секторам этого Ада несколько субъективных месяцев, пытаясь найти выход, и наконец увидели его своими глазами.

Нельзя сказать, что павулианцы были в хорошей форме. У Прина остался относительно целым только левый хоботок. На месте другого был воспаленный обрубок — несколько недель назад случившийся на их пути демон рубанул по нему мечом. Лезвия демонских мечей смазывались ядом, поэтому рана до сих пор не зажила и даже не затянулась. Левый же хоботок после памятной стычки выглядел каким-то щербатым и при каждом резком движении заставлял Прина вздрагивать от боли. С их шей, как извращенные подобия ожерелий, свешивались утыканные шипами и колючками веревки. Острия шипов вонзались в кожу, ранки жгли, сочились кровью и гноем, понемногу покрываясь коростяными струпьями.

Чей хромала, поскольку сломала обе задние ноги всего через несколько дней после того, как они проникли в Ад. Ее переехала транспортная колесница из костей и стали, одна из бесконечной колонны себе подобных, перевозивших искалеченные тела из одной области Ада в другую. Эти джаггернауты ездили по дороге, вымощенной не булыжниками, а кровоточащими, прыщавыми, бородавчатыми, заскорузлыми спинами вопящих от боли бедолаг, погребенных внизу. Прин нес ее на себе несколько недель, пока она не поправилась, хотя кости в ее ногах так и не срослись как надо. В Аду кости никогда не срастались правильно.

Нет, Чей, горячо возражал он. В эту минуту мы — всего лишь фрагменты кода. Мы — призраки в вычислительном субстрате. Мы и реальны, и нереальны в одно и то же время. Не забывай об этом. Да, сейчас мы существуем здесь, но есть ведь и другая жизнь, и мы вернемся к ней, когда снова обретем наши тела там, в базовой Реальности.

В базовой Реальности? Прин, да ты что, совсем тронулся? Если так, то мы получаемся круглыми идиотами. Как вообще мы вообразили, будто нам под силу тут хоть что-то полезное сделать? И еще большими дураками были мы, наивно рассчитывая смыться отсюда незамеченными. Из этого мерзкого, ужасного, тошнотворного места. Теперь мы обитаем здесь. И даже если до этого у нас и была жизнь иная, лучше принять теперешнее существование как данность. Смирись, и оно перестанет так тебя страшить. Это и есть единственная Реальность. То, что ты видишь, чувствуешь и обоняешь. Чей повела вокруг правым хоботком, и краешек его почти коснулся полуразложившегося личика юной девушки, насаженной на один из кольев над ними. Глаза девушки вытекли, и теперь пустые глазницы слепо взирали на прячущихся внизу странников. Да, без сомнения, это ужасное место. Очень ужасное. Нестерпимо ужасное. Она поглядела на товарища почти с вызовом. Но зачем же уродовать его еще сильнее лживой надеждой? А?

Прин ласково погладил ее уцелевшим хоботком и нежно обернул его вокруг обоих ее хоботков.

Чейелезе Хифорнсдоухтир, если тебе что-то и лжет, так это твое собственное отчаяние. Кровавые врата этой долины распахнутся через час, выпуская тех, кто пожелал на полдня окунуться в Преисподнюю, дабы потом острее наслаждаться радостями Реальной жизни. Мы сможем уйти вместе с ними. Сможем! Мы найдем выход. Мы вернемся, вырвемся из этой жуткой юдоли мук, возвратимся домой и поведаем всем, что видели и что пережили здесь. Мы расскажем правду. Мы бросим ее в лица тем, кто не захочет слушать. Мы распространим эти сведения в Реальности, чтобы причинить хозяевам этой лавки кошмаров столько вреда, сколько можно нанести умом и добротой. Все, что тебя окружает, вся эта мерзость — она не существовала испокон веков, но была сконструирована. Ее можно уничтожить. Мы поможем ее разрушить, мы положим этому начало. Это в наших силах, и мы так и сделаем. Но я не уйду без тебя, я не брошу тебя здесь. Мы уйдем вместе или не уйдем вообще. Еще немного осталось, любовь моя, собери последние силы! Останься со мной. Иди со мной. Бежим вместе. Помоги мне спасти тебя и себя! Он прижал ее к груди и стиснул в объятиях так крепко, как только мог.

Смотри-ка, пожиратели костей идут, сказала она безразличным тоном, глядя через его плечо.

Он отпустил ее и взглянул поверх разлагающихся останков на тропинку, ведущую по склону холма к их импровизированному убежищу. Она не ошиблась. Отряд, насчитывавший примерно полдюжины остеофагов, приближался к рогатке. Эти специализированные демоны сновали туда-сюда по долине, снимая полусгнившие тела с рогатки и волоча их через полосы утыканных крючьями и кольями препятствий прочь, чтобы пожрать уже порядком протухшее мясо и сгрызть кости павших в какой-нибудь из бесчисленных войн внутри Ада или же просто вздернутых сюда в порядке наказания. Души тех, кого они пожирали, воплощались в новых, относительно целых, хотя, как правило, и не до конца восстановленных телах, чтобы и в новой инкарнации как следует помнить всю боль и ужас некогда избранной для них пытки. Как и большинство демонов павулианского Ада, пожиратели костей напоминали хищных зверей из эволюционного прошлого павулианской расы. Те, кто сейчас спускался по склону холма, приближаясь к укрытию, выглядели почти как те твари, что некогда, миллионы лет назад, охотились за предками Прина и Чей, но были куда сильнее — четвероногие, вдвое больше обычного павулианца, с большими глазами навыкате и двумя более мускулистыми эквивалентами павулианских хоботов, свисавшими всем напоказ из уголков оснащенной массивными всесокрушающими челюстями пасти. Последняя черта также была присуща многим демонам.

Шкуры демонов были испещрены желтыми и ярко-красными полосами, они блестели, точно лакированные, и поскольку цвета эти, равно как и хоботы, никогда не встречались у обычных животных, у наблюдателя могло остаться жутковатое впечатление, что этих тварей выдумал и размалевал ребенок. Они вперевалку перемещались от одного утыканного иглами, крючками и колючками барьера к другому, снимая с него хоботами наколотые тела и при необходимости перекусывая их зловещего вида клыками длиной почти в пол-хобота. Они ворчали и пихали друг друга, доискиваясь самых вкусных кусков плоти, высасывая мозговые кости, но чаще раздосадованно швыряли гниющие останки назад, сваливая в кривобокие костяные тележки, которые тащили за ними по долине слуги — павулиане с отрезанными хоботами и выколотыми глазами.

Гляди, вот они идут, сказала Чей глухо. Они найдут нас и убьют. Еще раз. Или съедят, но не до конца, и бросят нас тут умирать. Или вздернут нас на одну из рогаток и вернутся попозже, или просто переломают нам ноги и бросят в тележку, чтобы отвезти старшим демонам на более утонченные и ужасные пытки.

Прин смотрел на неотвратимо приближавшуюся шеренгу демонов, изуродованных павулианцев и огромных костяных тележек. На какое-то время он потерял способность здраво рассуждать. Немедленного решения все равно не было, так что он не мешал Чей бормотать своеобычную чушь, надеясь, что она наконец выговорится, но этого не случилось. Напротив, слова ее жалили ему уши и заползали прямо в мозг, наполняя тем самым бессильным отчаянием, какое он так долго сдерживал и которым не мог поделиться с ней в вечном страхе, что оно накроет с головой их обоих.

Отряд пожирателей и их подручных приближался. Они подошли уже достаточно близко, чтобы беглецам были слышны грохочущий треск костей под массивными челюстями и жалобные стоны понукаемых бичами павулианцев.

Он обернулся и посмотрел в противоположном направлении — в сторону мельницы.

Тонкий ручеек крови, вытекавший из бассейна, начал тихо, без брызг и плеска, понемногу поворачивать гигантское скрипучее колесо. Мельница заработала!

Портал, которым управляют механизмы мельницы, вскоре должен открыться. А за ним будет и путь наружу. Прочь из Ада.

Прин тронул ее хоботком, чтобы она отвела наконец взгляд от пожирателей костей и вместе с ним посмотрела на мельницу.

Он сперва не понял, о чем она говорит, но потом увидел, как на фоне темно-серых, не ведающих покоя облаков движется какой-то объект — тоже серый, но более светлого оттенка.

Он заставил ее снова повернуться к нему лицом, нежно обвил ее хобот своим.

Он осторожно коснулся усаженных шипами веревочных ожерелий, которые они оба носили на шеях. Сперва того, что принадлежало ей, затем своего собственного.

Флайер напоминал огромного жука, яростно машущего полупрозрачными радужными крыльями так, что движения эти сливались в сплошное марево. Он приближался к мельнице. Выдвижные лапы жука раскорячивались, он готовился сесть на заблаговременно расчищенный участок земли рядом с постройкой.

Он заставил ее стиснуть двумя все еще прекрасными, неповрежденными хоботопальцами шипоконтроллер.

Исполинский жукообразный флайер приземлился у мельницы. Пара демонов, один в желтую полоску, а другой в черную, выскочили из здания и подбежали встретить новоприбывших. Фюзеляж флайера был всего лишь вполовину меньше самой мельницы. Низкий, удлиненный, лоснящийся. Крылья сложились и убрались в панцирь. Рев, исходивший от машины, понемногу стих, наружу выбралась небольшая группа немало перепуганных, дрожащих в своей грубой одежде туристов-павулианцев. Их сопровождали, ухмыляясь и перебрасываясь шуточками, демоны-гиды.

Павулианцы носили одежду — и это явственно отличало их от всех узников Ада. В Аду все пытаемые были полностью обнажены. Всякий, кто пытался прикрыть наготу, получал лишь дополнительное взыскание за то, что посмел приписать себе хоть какую-то степень контроля за своими муками. Восьмерка павулианцев, высадившихся из флайера, отличалась от обреченных вокруг и еще в одном отношении: их тела были целы, не носили никаких видимых следов травм или пыток, на них не было воспаленных ран или отметин болезни. Павулианские туристы выглядели хорошо откормленными, и полагалось им вроде как быть довольными, но даже с такого расстояния Прин без труда различал сквозившее в их движениях отчаяние и на лицах — явственное облегчение от того, что наконец приходит час покинуть обитель зла. Но некоторым это чувство могло принести и ложную надежду. Для них предупредительный экскурсионный тур по Преисподней, программа которого была разработана с целью вернуть туристам полноту здоровых ощущений обычного бытия, только начинался. Для них это было лишь преддверие Ада, первая гнусная уловка в бесконечном ряду обманных уловок, потому что они не покинут Преисподнюю, но останутся здесь навеки и претерпят такие же муки.

Насколько помнил Прин, утверждение это относилось по крайней мере к одному туристу. Оставшиеся члены группы будут столь глубоко поражены тем, что довелось им повидать в Аду, и так очевидно беспомощны перед безжалостными, хищными, неумолимыми демонами охраны, что в скором времени соберутся вместе там, в базовой Реальности, точно связанные одной нитью, чтобы обсудить с такими же пришибленными и униженными пережитым ужасом товарищами детали путешествия и завязать странную, извращенную дружбу — какой бы пропастью ни были разделены их подлинные личности, жизненные обстоятельства и биографии. Знать, что один из них, временный знакомый, спутник и даже приятель, никогда не вернется назад, означало располагать наиболее весомым свидетельством всего пережитого. Многим удавалось мало-помалу убедить себя, что несчастливцы, виденные на той жуткой экскурсии, относятся совсем к другому сорту существ (тем более что разрушение личности узников в некоторых случаях заходило так далеко, что их трудно было отличить даже не от недоразвитых павулианцев, а от обыкновенных животных). Но увидеть одного из попутчиков своей группы перед лицом его самых страшных кошмаров, обреченного на вечные муки в то самое мгновение, как он собирался вернуться к своей обычной жизни в реальном мире, — о, это было незабываемо. Моральный урок — конечная цель тура — запечатлевался в сознании так, что его оттуда ничем нельзя было стереть.

Они готовы пройти через портал, любимая. Нам пора. Прин осмотрелся и с беспокойством обнаружил, что один из пожирателей подкрался совсем близко.

Он рассчитывал подойти к мельнице поближе перед тем, как начать превращение, но выхода не было.

Я не могу. Я лучше нажму на него, ладно? Смотри. Она вздрогнула от боли: шип вошел глубже в шею, а другой конец оцарапал кончик хоботопальца.

Прин задержал дыхание. Он досадовал, что оно стало таким частым и громким... но пожиратель был уже рядом, его массивная башка повернулась в их сторону, жуткие глазки заходили туда-сюда, взгляд побродил по кошмарной местности и начал фокусироваться на них...

Прин перевел шип в нужное положение, активируя последовательность команд контрабандного кода, символизируемых им. В то же мгновение он превратился в одного из ухмыляющихся демонов — да не в кого попало, а в представителя самой крупной и устрашающей их разновидности, гигантского шестиногого хищника, в базовой Реальности давно уже вымершего. Хобота у зверя не было, но передние конечности, заканчивавшиеся набором ловких пальцев в форме трилистника, оказались более чем вдвое длиннее его. Рационализированные протоколы Адского мироустройства тут же пропорционально подверстали унизанную телами рогатку под его физические размеры, и он взвалил ее на широкую желто-зеленую полосатую спину, как некое великанское оружие. Чей, внезапно показавшаяся очень маленькой, пряталась за его ногой. От страха она обмочилась, обделалась и свернулась в тугой комочек. Он поднял ее передней конечностью, как это многократно делали на его глазах демоны, и, огласив округу жутким воплем, скинул рогатку со спины. Та завалилась на одну сторону и раскололась, тела и останки градом посыпались оземь. Раздался чей-то жалобный писк: одна из тележек, перевозивших тела, оказалась как раз на пути рогатки, и полетевшие наземь тела опрокинули грубую фуру; падая, рогатка проткнула одним из своих кольев ногу павулианца, тащившего тележку, и пригвоздила несчастное создание к земле. Пожиратель костей, подозрительно зыркавший в их сторону за миг до трансформации, попятился, его уши встали торчком, а все тело изогнулось в позе, выражавшей что-то среднее между удивлением и ужасом. Прин оскалился, и тварь отступила еще на полшага. Напарники пожирателя тоже остановились и теперь молча наблюдали за происходящим. У них было два варианта действий — либо подождать и посмотреть, как обернется дело, чтобы потом присоединиться к пиршеству победителя, бравируя мнимой храбростью (оставь и мне кое-что!), или же сделать вид, что к ним это не имеет никакого отношения. Прин тряхнул Чей, которая окончательно впала в беспамятство, и проревел, указывая на нее пожирателю:

— Она моя, я ее первый нашел!

Пожиратель моргнул, потом огляделся кругом, проверяя, чем заняты остальные члены отряда. Никто, конечно же, не проявлял особого желания присоединиться к нему и усмирить незваного пришельца. Тварь опустила морду и нерешительно поскребла землю лапой, втянув когти.

— Ну так забирай, — недовольно проворчало существо, но в его голосе не было уверенности. — Мы ее тебе дарим. У нас и так полно таких, всяких.

Тварь передернула плечами, опустила морду еще ниже, притворяясь, что обнюхивает расчищенный лапой клочок земли. По всей вероятности, дальше тянуть сцену смысла не было.

Прин снова оскалился, прижал Чей к брюху и направился вниз по склону холма, мимо скелетов, с которых уже отпало мясо, и увешанных ломтями гниющей плоти кольев. Он прошлепал по темному кровяному потоку и выбрался на берег, срезав путь к мельнице по диагонали. Прилетевшие в жукофлайере туристы уже зашли внутрь. Жук уже закрыл утробу и убрал крылья. Прин прошел достаточно близко, чтобы заметить суетившихся в фасеточных глазах демонов. Пилоты, наверное, подумал он, управляют куском кода, который с равным успехом может держаться в воздухе за счет заколдованного оперения или магической наковальни.

Он начал взбираться по противоположному склону, направляясь к мельнице.