ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

— Скуденфраст лучше, я думаю. Нет, Джаскен, это Скундрундри. Скуденфраст — это вон там, рядом с ним. Фиолетовый с грязно-желтыми пятнами. Откровенно говоря, я всегда был склонен полагать, что Скундрундри значительно переоценен. Однако, если мы заберем и его, ценность оставшейся в городском доме коллекции значительно возрастет. Нольен, пожалуйста, помоги господину Джаскену отнести все это во флайер, тебя не затруднит?

— Да, хозяин.

— Быстро. Ноги в руки. Оба.

— Да, хозяин, — эхом откликнулся Джаскен. Он водрузил на закорки наскоро упакованные картины старых мастеров и направился к дальнему концу длинной петляющей галереи, за ним шел Нольен, так же тяжело навьюченный. В галерее, как и во всем доме, было довольно сумрачно, работали только генераторы резервного питания, да и то и не все; Нольен — туповатый, но физически сильный кухонный слуга — уронил одно из полотен, которые тащил, и не смог согнуться, чтобы поднять его. Пришлось Джаскену вернуться и, оперевшись на ногу парня, поднять картину обратно тому на спину. Вепперс мрачно наблюдал за их потугами.

Он был несколько разочарован тем, как себя показали его слуги. Он ожидал, что в доме его встретит больше народу, что они будут искренне встревожены судьбой пропавшего было без вести хозяина (они ведь до сих пор могли считать его мертвым). Ему бы очень пригодились их рабочие руки при спасении того, что еще можно было вытащить из дома, пока его полностью не охватило подступавшее все ближе пламя. Но он обнаружил, что дом почти пуст, и слуги без зазрения совести сбежали.

Они не ограничились повседневным колесным служебным транспортом поместья, но еще и разграбили колоссальную коллекцию экзотических автомобилей, которую Вепперс держал в подземных гаражах рядом с домом. Вокруг Эсперсиума кое-где торчали редкие флайеры, но выглядели они после электромагнитных импульсов неважнецки. Те же импульсы наглухо вырубили локальную сеть поместья.

Нольен радостно приветствовал их с крыши, когда они вышли из флайера, и прокричал что-то вроде Как я рад вас видеть в живых, господин!, пока они пересекали дворик. Больше встречающих не нашлось.

— Неблагодарные твари, — прошипел Вепперс себе под нос.

Двое добровольных носильщиков продолжали плестись по галерее, навьюченные самыми дорогими и редкими картинами из собрания магната.

— У вас четыре минуты, — прокричал Вепперс в спину Джаскену, — после этого приходи в кладовую номер три!

Джаскен не мог сделать утвердительный жест, поскольку обе руки его были заняты произведениями искусства. Поэтому он просто обернулся и склонил голову. Вепперсу пришло на ум, что они бы могли вырезать картины из рам, как и сделали до них воры, но ему это показалось неправильным.

Вепперс тихо прокрался по галерее и круговому коридору. Он проходил мимо великолепных высоких окон, но видел в них только пламя и дым. Снаружи было гораздо темнее, чем обыкновенно в эту пору дня, в середине вечера.

Он сел за стол.

В почти полной темноте рабочего крыла (кое-где скудно мерцали огни аварийной системы питания) Вепперс на миг замер, окинул роскошное убранство кабинета прощальным взглядом. Как грустно, как неизбывно печально и в то же время — странно захватывающе: вскоре все это обратится в пепел, будет стерто в порошок. Затем он стал обшаривать ящики и шкафчики. Стол был снабжен автономной системой энергопитания и опознал владельца по ароматическим меткам пота, рисунку вен на ладони и отпечаткам пальцев.

С мягким шумом, подобным легкому вздоху сожаления, письменная столешница откинулась. Маленький оазис привычного уюта и порядка во всем этом жутком хаосе. Он быстро сгреб в маленькую сумку, которую прихватил с собой, все ценности, которые стоило эвакуировать. В последнюю очередь и не без колебаний он положил в сумку пару кинжалов в мягком кожаном футляре. Раньше они принадлежали его деду, а перед этим — кому-то еще.

Поднялся ветер; дымные облака потянулись к дальнему краю комплекса едва различимых за окном садов. Несмотря на все, что творилось снаружи, сквозь пуленепробиваемые многослойные стекла долетали лишь отдельные неясные звуки. Он закрыл последний шкафчик, опустил крышку стола и приготовился делать ноги. Тут послышался мягкий хлопок. Он обернулся.

Перед ним, у запертых изнутри дверей, стояла высокая инопланетянка в темной одежде. На мгновение он принял ее за посланницу Хюэн, но тут же понял, что это кто-то еще. Слишком худая, держится подчеркнуто прямо, насколько ей это позволяет искривленный позвоночник.

Его глаза уже привыкли к сумеркам, и он различил, что на ней какая-то униформа разных оттенков серого.

— Могу я вам чем-то помочь? — вкрадчиво спросил он, поставив незастегнутую сумку у ноги и запустив в нее одну руку. Он пошарил внутри, сделав свободной рукой жест, долженствующий выразить крайнее разочарование. — Например, преподать урок изящных манер? Мы тут привыкли стучать, а уже потом входить.

— Господин Джойлер Вепперс, меня зовут Пребейн-Фрутелса Йиме Лёйтце Нсоквай дам Вольш, — сказала инопланетянка. Голос у нее был довольно странный, но в целом — скорее все-таки женский. Ударения и тона звучали непривычно для его уха. Артикуляция не совсем отвечала движениям губ. — Я гражданка Культуры. Я здесь, чтобы предъявить вам обвинение в убийстве. Пройдемте со мной.

— А куда же я дену вот это? — спросил он, поднимая вторую руку с иномирским ружьем в ней, и в тот же момент выстрелил. Ружье издало громкий резкий звук, кабинет озарился ярким светом, а инопланетянка исчезла в серебристой вспышке. Дверные створки за ее спиной жалобно заскрипели и распахнулись в коридор. Поднялся вихрь черной пыли. В каждой створке осталось по одному полукруглому отверстию, из которых еще сыпались желто-белые искры. Вепперс поглядел на ружье (старый подарок от джлюпианина Сингре), потом на продолжавшие скрипеть и дымиться двери, а напоследок — на угол ковра, на котором стояла непрошеная гостья.

— Гм, — сказал он.

Потом пожал плечами, спрятал ружье в чехол, застегнул сумку и, отводя рукой ядовитый дымок от лица, быстро вышел через сломанные двери. Когда он шел по коридору, створки начали гореть.

— Джаскен?

Он услышал, как женский голос произносит его имя, и понял, чей это голос. Он осторожно положил картины в грузовой отсек флайера и повернулся к ней. Нольен стоял в дверях пассажирского отсека и смотрел поверх горы полотен на девушку, стоявшую между дверью и хвостовой частью. Наверное, его ввели в заблуждение и напугали тонкие, затейливо переплетенные линии татуировки на ее лице.

— Я, молодая госпожа, — он поклонился.

— Да это же я, Джаскен.

— Я знаю, — сказал он и слегка повернул голову, сделав знак Нольену. — Нольен, оставь это. И ничего больше не волоки. Спасай себя. Беги подальше отсюда.

Нольен положил картины на землю и заколебался.

— Уходи, Нольен, — ровным голосом повторил Джаскен.

— Хорошо, господин, — сказал молодой человек и ушел.

Ледедже проводила его взглядом и повернулась к Джаскену.

— Ты позволил ему меня убить, Хайб, — сказала она.

Джаскен вздохнул.

— Нет. Я пытался его остановить. Но, конечно, ты по-своему права. Я мог бы сделать больше. В конце концов, я мог бы убить его в отместку за то, что он убил тебя. Так что я ничем не лучше его. Ты вольна меня ненавидеть, я и не стану объявлять себя особенно хорошим человеком, о Лед. Но есть такая вещь, как профессиональный долг.

— Я знаю. Я думала, что ты ко мне неравнодушен.

— В первую очередь мои чувства и эмоции были направлены на него, нравится нам обоим это или нет.

— Потому что он тебе хорошо платил, а я с тобой однажды переспала?

— Нет, потому что я посвятил себя службе ему. Я никогда не говорил тебе ничего, что бы противоречило этому заявлению.

— Действительно.

Она улыбнулась ему.

— Я бы заметила. Как вежливо с твоей стороны. С вашей стороны, хоть вы и... основательно подчистили имущество. Все эти словечки о нежности, о том, как много я для тебя значила, о том, что у нас может быть совместная жизнь, когда-нибудь в будущем. Ты хоть отдавал себе отчет в том, что говоришь, анализировал, передавал их для критической оценки адвокату, вмонтированному тебе в подкорку, в поисках логических петель?

— Вроде того, — Джаскен поднял голову, встретился с ней взглядом. — У нас бы не могло быть совместной жизни, Лед. — Он покачал головой. — Не такой, какой бы ты хотела. Мимолетные свидания за его спиной, втайне от всех, пока кто-то из нас не устанет или пока все не выплывет наружу. Ты была его пожизненной собственностью, ты этого разве не понимала? Мы бы не смогли уйти вместе.

Он посмотрел себе под ноги, потом снова поднял глаза на нее.

— Или ты собиралась сказать ему, что влюблена в меня? Я, признаться, всегда считал, что ты меня расцениваешь в первую очередь как любовника по нужде, как способ ему насолить или заручиться моим содействием на случай следующего побега.

— Но эта хитрая задумка не сработала, так ведь, еб твою мать? — спросила она горько. — Ты помог ему меня выследить.

— У меня не было выбора. Тебе не стоило убегать. Коль...

— Ты хоть соображаешь, что несешь? Мое восприятие ситуации в корне отлично от твоего.

— Коль скоро ты уже сбежала, мне пришлось выполнять свой долг.

— Значит, все эти слова ничего не значили, — она начала было плакать, но быстро вытерла слезы, растекшиеся по татуировке и исказившие рисунок, тыльной стороной запястий. — Ты просто дурил мне голову. Ты знаешь, я прилетела не затем, чтобы убить Вепперса, но явилась спросить... — Она остановилась, не докончив фразы. — Для тебя это все пустой звук?

Джаскен вздохнул.

— Конечно, нет. Они значили кое-что. Мне было тебя жалко, хотелось как-то ободрить, проявить нежность. Но я не вкладывал в них того смысла, какой ты прочитала.

— Ну и дура же я!

Она рассмеялась грустным смехом.

— Я и вправду вообразила, что ты в меня влюблен. Какая ж я жалкая идиотка!

Он едва заметно усмехнулся.

— Нет. Я любил тебя всем сердцем. С первого дня.

Она уставилась на него.

Он тоже смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— Но одной любви не всегда достаточно, Лед. Не всегда. Не в эти дни — так точно, а может, и вообще никогда. В окружении таких людей, как Джойлер Вепперс.

Она опустила глаза на пол флайера, подняла руки и обхватила ими голову. Джаскен наблюдал за ее движениями, время от времени переводя взгляд на часы, прикрепленные к переборке.

— Осталось едва больше четверти часа до второй волны, — сказал он. Его тон стал заинтересованным, даже дружелюбным. — Ты сюда добралась чертовски быстро. Ты сможешь так же быстро улететь?

Она кивнула, снова отерла слезы со щек и провела пальцем под глазами.

— Сделай мне одно одолжение, — сказала она.

— Какое?

— Улетай.

— Что? Я не могу...

— Нет. Сейчас же. Возьми флайер и улетай. Спасай слуг и остальных, сколько сможешь. А его предоставь моим заботам.

Она поглядела ему в глаза. Джаскен ожесточенно жевал челюстями, во взгляде была неуверенность.

Она энергично покачала головой.

— Ему конец, Хайб, — сказала она. — НР — Науптре — знает. Они подслушивали все переговоры между ним и ГФКФ. Они знали о тайном соглашении и о том, как он намеревался их обвести вокруг пальца. Культура тоже все знает. Преисподние уничтожены, так что он даже там не найдет укрытия. Он столько всего натворил, что ему не дадут уйти. Даже если допустить, что Установление закроет глаза на все происходящее, ему тем не менее отвечать перед НР и Культурой, а уж они его откуда угодно достанут. — Она усмехнулась: едва заметно, и это был скорее жест отчаяния. — Он наконец столкнулся с теми, кого не рекомендуется оставлять в дураках. — Она снова покачала головой. — Но ты не можешь его спасти. Все, что тебе сейчас по силам, это спасти самого себя, — она указала на открытую дверь флайера, — и еще кого-нибудь, кого тебе удастся здесь разыскать.

Джаскен поглядел через один из припотолочных иллюминаторов на слабо освещенный дом и небеса над ним; стена дыма надвигалась, слегка подсвеченная огнем пожаров, и казалось, что за ней кончается мир.

— А как же ты? — спросил он.

— Я не знаю, — ответила она. — Я попробую его найти. — Теперь был ее черед выглядеть неуверенной в себе. — Я убью его, если смогу. Не могу обещать, впрочем.

— Его не так просто убить.

— Я понимаю.

Она передернула плечами.

— Но мне вообще-то нет нужды его убивать собственноручно. У меня и возможность-то такая появилась только потому, что кое-кто из Культуры решил еще раз поговорить с ним — вдруг бы он сдался добровольно?

Джаскен издал фыркающий смех.

— Неужели вы вообразили, что это сработает?

— Да нет, в общем-то.

Она попыталась улыбнуться и не смогла.

Джаскен посмотрел ей в глаза, потом запустил руку куда-то за спину и достал небольшой револьвер. Держа оружие за ствол, он протянул его девушке. — Поищи его в кладовке номер три.

Она приняла оружие.

— Спасибо.

Их руки не соприкасались, пока он передавал ей оружие. Она бегло осмотрела револьвер.

— Он еще работоспособен? — спросила она с сомнением. — Корабль собирался заблокировать всю оружейную электронику в доме.

— Там ее не так много, — сказал Джаскен, — большая часть уже сгорела. Но это будет работать, в нем нет электроники, только металл и химические вещества в патронах. Десять зарядов. Взводишь вот здесь, эта клавиша смотрит на тебя, медленно надавишь на нее, пока не увидишь красную точку.

Он следил, как она взводит курок. Ее движения выдавали человека, который ни разу в жизни не держал в руках оружие.

— Осторожно, — проронил он. Некоторое время он размышлял, не поцеловать ли ее или хотя бы обнять, но не успел — она сказала:

— И ты тоже, — затем развернулась и пошла по дворику прочь от флайера.

Джаскен долю мгновения смотрел в пол, потом перевел взгляд на картины в монументальных багетах.

Ледедже нашла молодого слугу Нольена под аркой, ведущей в главный вестибюль. Тот сидел на корточках и ждал.

— Кто бы еще остался, как не ты, Нольен, — сказала она.

— Я знаю, госпожа, — ответил он.

Она заметила, что он тоже плачет.

— Но теперь уходи, беги к флайеру, спасай себя, — продолжала она. — Господину Джаскену понадобится помощь по спасению остальных слуг. Быстрее же, Нольен. Времени очень мало.

Нольен бросился к флайеру, и они с Джаскеном сперва выбросили картины наружу, а потом улетели искать выживших.

Он спустился по лестнице в подвал. Лестничная клетка была плохо освещена, и он забыл, на каком уровне расположены самые глубокие кладовые. Он мог бы вызвать лифт, и он так и сделал, но, посмотрев немного на дисплей индикатора этажей, который то включался, то выключался, а в промежутках высвечивал коды ошибок, он понял, что, даже если лифт и приедет, он не сможет себя заставить в него забраться.

Он остановился на последнем освещенном пролете, дальше начиналась непроглядная тьма. Порылся в сумке, достал очки ночного видения — облегченная, упрощенная версия Окулинз, которые некогда носил Джаскен. Очки не работали, и он отшвырнул их в сторону. Потом испытал карманный фонарик, но тот тоже отказался включаться. Он разбил фонарик о стену, и ему стало немного легче.

По крайней мере, сумку чуток подразгрузил.

Он спустился на последние несколько ступенек, прокрался во мраке и нашарил дверь. Открыл, за дверью начинался более-менее освещенный коридор. Потолок скрывали переплетенные трубы, пол был бетонный, лишь тяжелые металлические двери нарушали однообразие грубо выкрашенных стен без всякой отделки. Горели считанные лампы, остальные мигали, но пока что этого хватало.

Джаскена еще не было, и это его удивило. Может, у него сбилось чувство времени из-за всех этих напастей? Но нет — старинный хронометр показывал, что на все про все осталось двенадцать минут.

Дверь кладовой представляла собой массивную круглую металлическую плиту метровой толщины и высотой в человеческий рост. В нее был врезан дисплей — он и позабыл, что здесь есть дисплей.

На экранчике тоже мигали сообщения об ошибке.

— Ебать! — заорал он, ударив по двери кулаком и разбив его в кровь. Он все же набрал код, но механизм не поддался (даже звуки щелчков были какие-то не такие), сообщения на дисплее не изменились. Не услышал он и серии обнадеживающих звонких щелчков по окружности двери, которые обычно предшествовали ее открытию.

Он подергал за ручки и рычаги, но без всякого результата. По коридору, почти уже за дальним поворотом, прошмыгнула тень. Там были двери на резервную лестничную клетку.

— Джаскен? — позвал он. В смутном свете потолочных ламп было тяжело различить, кто это. Может, опять та лунатичка из Культуры, которая пыталась его арестовать? Он вытащил джлюпианское ружье. Но нет, фигура, скользившая к нему по коридору, выглядела обычно, как сичультианец.

— Джаскен? — окликнул он уже громче.

Фигура остановилась метрах в тридцати от него, подняла руки к груди. Она что-то держала. Пушка! — понял он, когда фигуру озарила короткая вспышка света, и начал падать на колени. Что-то бахнуло, звякнуло, завоняло, у него совсем над головой и слева, потом в коридоре эхом отдался лающий шум. Привстав на колено, он нацелил на фигуру джлюпианское ружье и нажал на спуск.

И ничего не случилось.

Он попробовал снова. Фигура тем временем, в свою очередь, еще раз навела на него свое оружие, и от верха двери кладовой срикошетила пуля. Он почувствовал затылком волну воздуха, а дальше вниз по коридору опять что-то рявкнуло. Он видел, как от фигуры тянутся дымные колечки. Дым? Из чего она стреляет? Из долбаного порохового оружия?

Справедливости ради, ее оружие до сих пор работало, чего нельзя было сказать о джлюпианском бластере. Нож, конечно, тоже будет работать.

— Блядь блядь блядь, — пробормотал он лихорадочно, отбросив ставшее бесполезным ружье и рывком поднимаясь на ноги. Закрываясь сумкой от фигуры, он отступал к тем дверям, через которые вошел в коридор. На первом лестничном пролете он что-то уронил, споткнулся о него, нога поехала, и он расшиб колено о следующую ступеньку. Он яростно выругался, отряхнулся и захромал дальше. Проклятое ружье испортилось — как это вообще могло быть? Оно ведь работало! Или это какой-нибудь долбаный церемониальный дар с одним зарядом? Сингре, подонок этакий, ему заливал, что из этой пушки можно подбить танк, смести с неба самолет и стрелять, пока не поседеешь. Гребаная лживая иномирская мандавошка!

Он поднялся на один пролет и услышал, как двери, через которые он вошел в коридор и вернулся, хлопнули. Потом по лестнице начал подниматься кто-то еще. Преследователь быстро перешел на бег.

Блядь, да хер с ним со всем, только бы добраться до Джаскена, до флайера, залезть туда и дать деру. Какой мудоеб осмелился стрелять в него из мудацкого порохового оружия? Не иначе это та самая сумасшедшая сучка, что объявила себя воскресшей Юбрек. Она стреляет так, как он от нее и мог ожидать. Его легкие горели, дыхание сбилось после стремительного бега по ступенькам. Колено серьезно пострадало, но ему не было времени его зализывать. Он распахнул двери коридора, ведущего на первый этаж, добежал до выхода во дворик и замер, как вкопанный. Флайера не было. Дорожка в двадцать с лишним шагов, или сколько их там, от дверей отлично просматривалась из ближайшего большого окна вестибюля, выходившего прямо во дворик, но он, не веря своим глазам, сдвинул ноги с места, подбежал к дверям и вышиб их.

Он выскочил наружу как раз вовремя, чтобы увидеть, как флайер тает в небе. Было очень похоже, что он только что стартовал с одной из крыш главного крыла.

— Джаскен! — отчаянно завопил он так, что чуть не охрип.

Он в панике забегал по дворику. Этого просто не могло произойти. Флайер же не мог просто исчезнуть, бросить его. Невозможно. Флайер должен был быть здесь, чтобы он мог улететь, спастись. Это, наверное, не тот флайер — другой, похожий. Это немыслимо, невозможно, невообразимо. Он полностью зависел от присутствия здесь этого суденышка — значит, оно должно было его дождаться. Не может же быть так, что оно улетело само, решило выкинуть эдакие коленца? Обыкновенный гражданский флайер, не военный, не иномирский, лучший, правда, какой могут нанять деньги, построенный на одном из его собственных заводов, и он никак не мог просто раствориться в воздухе. Он еще раз обвел дворик мечущимся взором, отчаянно надеясь, что на этот раз увидит флайер. Но во дворике не было никого и ничего, кроме кучи полуразодранных картин.

Тем временем в коридоре, которым он только что воспользовался, промелькнула та же тень. Он увидел ее за окном.

Он побежал к ближайшему сводчатому проходу наружу. Пушка, ему нужна пушка: револьвер, пистолет, ружье, проклятое старомодное химическое ружье. Что стряслось с Джаскеном? У него был револьвер. Джаскен всегда носил при себе несколько видов оружия. В том числе и маленький ручной револьвер без вспомогательных экранов, вообще безо всякой электроники — последнее средство. Блядь, а что, если это Джаскен?

Он бежал под аркой в сторону выхода из дома, его топот отдавался под высокими сводами. Он оглянулся — фигура не отставала — и при этом чуть не упал, запнувшись. Нет, это не Джаскен, она слишком тонкая и малорослая. Кроме того, Джаскен не промахнулся бы и однажды, не говоря уже, чтобы дважды. Это точно та сука, что называет себя Юбрек. Наверное, она заморочила Джаскену голову и склонила его на свою сторону; не исключено, однако, что ей помогала та маньячка из Культуры, которая явилась его арестовывать. Они, наверное, и завладели флайером. Проклятая Культура!

Ружье. Где здесь можно найти ружье? Он выбежал на круг плитняка, которым были вымощены подступы к дому. Снаружи все полыхало. Дым закрывал небо, но даже ночью было светло, как в аду. Языки пламени поднимались из сотен мест, огонь охватил уже все деревья и окрестные хозяйственные постройки. Оружие. Ему позарез нужно оружие, ружье: любое, старомодное, даже откровенно древнее, и на стенах дома они висели — просто для украшения, как и все остальные предметы коллекции — мечи, копья, секиры, щиты, но среди этих ружей не было исправных. От них сейчас не было ровным счетом никакой гребаной пользы. Да и кто сейчас пользуется долбаными ружьями, скажите на милость? Лесники? Они ведь тоже перешли на лазеры, как и все, разве нет? Он даже не помнил, где расположены хижины лесников. Разве их не снесли, когда он строил рейсбольные корты?

Он выбился из сил, колени ныли, легкие горели. Может быть, укрыться в лабиринте? Хе, да проще кинуться на преследователя и перерезать ему горло одним из кинжалов. Он с трудом припомнил карту лабиринта и, посмотрев туда, где тому полагалось быть, увидел центральную башню, объятую пламенем. Огромную деревянную конструкцию пожирал огонь, языки пламени развевались, как оранжевые знамена или рекламные баннеры. Он огляделся вокруг, чувствуя, как подступает отчаяние — ни флайера, ни аэролета, ничего; надо было бежать к гаражам, как он с запозданием понял. Может, некоторые машины еще работают. Он полез в карман для часов, но хронометр пропал. Он его где-то выронил.

Высокие тонкие башни, связанные парящими арочными мостиками, чернели на фоне подступающей стены пламени. А как насчет боевых кораблей? Есть ли там химическое оружие? Гранаты, ракеты, пули, взрывчатые вещества... наверное, там. Он ничего больше не мог придумать.

Он устремился к прудам для кораблей. На бегу он оглянулся: фигура только-только показалась из сводчатого прохода, по которому бежала следом за ним, и остановилась, осматриваясь. Наверное, она его не видит. К счастью, он был в темной одежде.

Горло горело, ноги подкашивались, в колено точно острую длинную иглу воткнули. Он вывернул с таким трудом собранную сумку, отыскал мягкий двойной футляр и извлек из него пару кинжалов. Он отшвырнул футляр, а за ним и сумку.

Она никогда прежде не стреляла из револьвера, даже не притрагивалась к такому оружию, и надеялась, что обращается с ним правильно, держа его обеими руками. Звук выстрела древнего оружия, работающего на пороховых патронах, был оглушителен, отдача — такой сильной, что она подсознательно ожидала, будто ей оторвет пальцы. Она не видела, куда попала пуля. Вепперс опустился на одно колено и наставил на нее что-то. Пальцы, которыми она сжимала оружие, онемели. Она закашлялась, разогнала рукой дымок пороховых газов, исходивший из ствола, и снова выстрелила. Опять ревущий шум, от которого закладывало уши. Ей не верилось, что такое маленькое оружие может так шуметь.

Она опять промазала. По крайней мере в этот раз она увидела, куда пришелся выстрел: далеко над головой Вепперса, почти в верхушку большой круглой двери кладовки. Она знала из курса истории, что для этого древнего вида оружия характерна значительная отдача, но ей всегда казалось, что это происходит уже после того, как пуля вылетела из ствола и отправилась по своим делам. Наверное, эти пушки работали иначе. Вепперс повернулся и побежал по коридору к выходу на лестницу. Она пустилась в погоню. Добежав до дверей, она выбила их ногой на случай, если бы он прятался сразу за ними.

На лестничных пролетах было темнее, чем в коридоре, но ей хватало и этого света, чтобы видеть все четко. На полу первой лестничной площадки лежал разбитый вдребезги карманный фонарик, на первой ступеньке следующего пролета — старинный хронометр, на который Вепперс все время поглядывал в кабинете Хюэн. Она посмотрела вверх — увидела и услышала его в нескольких пролетах наверху.

Она добралась до коридора, в конце которого был выход наружу, и увидела его во дворике, пробегая мимо окон. Он затравленно оглядывался вокруг, потом устремился под главную арку. Он бежал не очень быстро, заметно прихрамывая.

Снаружи, преодолев сводчатый арочный проход, она остановилась, пораженная апокалиптическим размахом вихрей пламенного хаоса, подступавшего к дому. Порывистый ветер налетал отовсюду, завывал под перевернутым обгоревшим котелком небосвода, нес клубы дыма. Везде плясало пламя, яростно-подвижное, перескакивавшее с одного места на другое. В воздухе кружился горящий мусор, его было, наверно, не меньше, чем опадающей листвы в первую осеннюю бурю. Шок, настигший ее, был почти физическим; лицу стало жарко от дыхания вездесущего пламени, как от экваториального солнца, она замедлилась, побежала трусцой, не отдавая себе в этом отчета. Потом встряхнулась и огляделась.

На миг ей показалось, будто она его потеряла, потом она увидела, как он убегает к бывшему водяному лабиринту. Его силуэт четко обрисовался на фоне огня, она прицелилась в него и почти выстрелила, но потом решила, что не стоит тратить пулю: слишком далеко, револьвер ближнебойный, а стрелок из нее, прямо скажем, неважный. Оставалось восемь патронов.

Вниз по заросшему высокой травой бережку, потом с изрядным грохотом перелезть через забор, перехваченный железной цепью. Прячась под холмом так, чтобы из главного дома его было не увидать, пробежать по тропинке к воротам, за которыми начинается сеть соединяющих озерца и пруды каналов. Ворота, проклятые ворота, что, если они заперты, закрыты? Он увидел что-то перед собой, там сверкало пламя, и, подбежав поближе, обнаружил уткнувшийся носом в землю флайер, одну из приусадебных малолитражек; пропахав в земле длинную борозду, маленький аэролет врезался в забор и повалил его. Теперь участок ограждения лежал на земле сразу под смятым носом суденышка.

Он забрался на короткую переднюю утку корабля, перепрыгнул через разломанный нос, ударился о землю, вскочил, побежал дальше, чертыхаясь, постанывая и прихрамывая, по внутренним дорожкам лабиринта между высокими арочными башенками и каналами. Сараи для стоянки боевых кораблей стояли на другом краю лабиринта, далеко от главного особняка, почти на опушке леса. Безумие, сущее безумие; что он делает? Проклятые сараи наверняка закрыты. Но, может, и нет; там часто крутятся люди, и он запланировал очередной морской бой на ближайшие несколько дней, так что инженеры и техники, еще не зная, что поместье обречено, трудились над кораблями, не покладая рук, тестировали их, готовили к сражению. Когда началась вся эта неразбериха, было еще далеко до ночи, пусть даже сейчас вокруг черным-черно, как в полночь. Когда начался хаос, день только-только клонился к вечеру; в сараях, вокруг них, в кораблях и на палубах были люди, и разве мыслимо, чтобы в начавшейся панике оружие и вообще все, что полагалось положить под замок, спрятали в нужное место? Вряд ли.

Вот видите? Его шальное предположение оказалось оправданным. Это нюх, чуйка, инстинкт, который принес ему столько денег. Умение найти нужное место и вовремя появиться там.

Он, а не проклятая свихнувшаяся шалава, которая гонится за ним с миниатюрной копией пороховой корабельной пушки, выйдет сухим из воды. Он выживет. Он победит. Потому что именно он — блядский победитель, ебать вашу мать, он триумфатор. У него долгая история успеха. Сучья пизда, если это и впрямь она, то однажды он ее уже убил. Как вам это понравится?

В тридцати метрах от него стало медленно валиться высоченное горящее дерево, уже наполовину подрубленное. На глаз оно достигало высоты многоэтажного дома. Дерево раздавило забор, покорежило и скрутило летучий контрфорс и, подняв бурю искр, плюхнулось в канал. Взвилось густое облако тлеющей золы и дымного пламени. Контрфорс, казалось, некоторое время колебался, потом медленно накренился и упал на истерзанное каменное ложе, по которому еще струилась вода. По каналу покатился вал пара. Теперь дорога в этом направлении оказалась перекрыта.

Он побежал к ближайшей переправе через болотце, ведущей на первый остров. Перед его внутренним оком пламенела карта озер и каналов, она была ему знакома куда лучше, чем лабиринты из живых изгородей — он ведь столько раз видел ее сверху. Переправы через болота, вымощенные покрытыми сеткой плитами, находились примерно на середине береговой линии каждого острова. Ближнюю из них отделял от сараев и пока недоступных ему станций технического обслуживания всего лишь один остров — ну и пруд. Он мог бы перейти его вброд или даже переплыть, если бы мелководный участок оборвался.

Она увидела, как он петляет по водному лабиринту, как перелезает через разбившийся флайер, как падает на его пути горящее дерево. Она поспешила за ним, обогнув смятую носовую часть маленького судна, подняла голову, прислушиваясь и отыскивая направление звука, когда он плюхнулся в воду и зашлепал вброд, уходя к ближайшему острову. Ветер разносил горящие уголья и раздувал дымные занавеси по всему водному лабиринту, одновременно затемняя и освещая миниатюрный ландшафт, открывая ее глазам и пряча от них хромавшую впереди фигуру. Куда это он? Кто знает. Возможно, он подумал о сараях, где стояли на приколе боевые кораблики. Наверное, он рассчитывал забраться в один из них и разрядить в нее все игрушечные пушки. Она бежала по той же переправе, какую выбрал он, вода канала закручивалась вокруг ее ног, холодила их, замедляла. Это было похоже на бег во сне. В центре канала вода разлилась так широко, что поднялась до самых бедер, но затем снова отступила. Вепперс пробежал по островку и начал перебираться через следующий канал на более крупный остров, а она еще только выбиралась на сушу, всячески понукая ноющие ноги. Его фигура канула в задымленную тьму. Когда дымную пелену разнесло ветром, он пропал.

Спотыкаясь, она обежала вокруг островка, зашлепала по воде, добралась до следующей переправы, вылезла на новый остров. Она внимательно осмотрелась, ужаснувшись, что потеряла его, потом ей пришло в голову, что он мог найти себе укрытие и теперь затаился в засаде. Ей приходилось руками отводить горящие ветки от лица и отбрасывать несущиеся со всех сторон, пламенеющие в полете листья. В сорока метрах от нее внезапно вспыхнула целая роща, озарив яростным оранжево-желтым светом весь низкий, похожий формой на скрюченного старикашку, остров. Что-то блестящее пролетело совсем рядом с ней и упало в камышах. Она обернулась.

Он упал, поскользнувшись на чем-то, колено и нога подвернулись и поехали в сторону. Он кубарем скатился по грязному склону в камышовые заросли, окаймлявшие остров. Плутая по каналам, он совсем выбился из сил, ему даже встать удалось не сразу, а бежать он и вовсе больше не мог. Перед тем, как ноги и ступни плюхнулись в темную воду, он больно ударился спиной о землю и камни, этим ударом его полуразвернуло в сторону. Он скорчился и повалился на бок, приподнял голову, огляделся. Позади была стена черного дыма, она только-только начинала рассеиваться. Он понял, что эта стена, возможно, скрыла от нее его падение. На миг его обуяло отчаяние, он почти уверился, что никогда не доберется туда, куда захотел, и что она его схватит. Но тут же он сообразил, что у него появилось неожиданное преимущество, и подумал, как бы его использовать: теперь она должна смотреть в оба. Это я собираюсь тут победить, и мне это суждено, а не ей. Даже просчеты и кажущиеся неудачи можно повернуть себе на пользу, если обладать правильным складом ума, правильно относиться ко Вселенной — как будто она всегда чуть-чуть, а на твоей стороне, просто оттого, что это ты к ней приспособился чуточку лучше, чем кто-то иной, изучил ее истины и секретные возможности лучше, чем кто бы то ни было еще.

Он лежал, полускрытый камышами, и ждал ее. Он пошарил в кармане жилета, где лежали кинжалы, и вытащил один из футляра. Когда она взобралась на берег острова, мокрая, задыхающаяся, измученная, он понял, что она его потеряла.

Да. Он отыскал свое преимущество.

Он немного приподнялся на локте и метнул кинжал со всей силой, какая у него оставалась. Метание ножей не относилось к числу его любимых видов спорта, да и кинжалы эти, строго говоря, не были метательными ножами. Оружие несколько раз кувыркнулось в полете, посверкивая в оранжевых отсветах пламени пожаров, горевших повсюду вокруг них. Она, вероятно, уловила этот отблеск, потому что стала наклонять голову, уходя с траектории броска, и инстинктивно приподняла руку, ближайшую к пути кинжала, надеясь отвратить его. Рукоятка кинжала смачно ударила ее в висок, оставив неглубокую рану. В руке, которую она помимо воли приподняла, желая защитить себя, был револьвер, и рука эта бессильно запрокинулась за голову. Через секунду после того, как девушка получила удар в голову, револьвер выстрелил. Ночь осветилась вспышкой. Грохнул звук выстрела, но он показался ему плоским, не таким резким, как в туннеле под особняком. Он увидел, как револьвер вылетел из ее рук. Она пошатнулась и начала оседать на землю.

Он заметил, где упала пушка, хотя, поскольку дело было на вершине острова, револьвер покатился на другую сторону и снова исчез в густой траве. Впрочем, он знал, где тот должен находиться.

Он встал на колени, подтянул себя на ноги, почувствовав неожиданный прилив новых сил. Он выпачкал руки грязью, илом и травой, потому что большую часть пути наверх прополз на четвереньках. Когда он добрался до вершины, девушка немного очухалась, но шаталась, как пьяная, выписывая дикие коленца, и тупо глядела на него, пока он карабкался к ней, а потом прыгал на одной ноге, разыскивая в траве револьвер и не рискуя опуститься на больное колено.

Потом он сообразил, что может просто зарезать ее — у него же остался второй кинжал. Он зациклился на револьвере, но не род оружия имел первостепенное значение. Главным было убить ее, прежде чем она прикончит его самого. Пушка ничего не значит. О чем только он думает? Он был придурком.

Он наконец увидел револьвер на краю камышовых зарослей, на расстоянии вытянутой руки от темного, слабо поблескивавшего зеркала водного потока. Тут же передумав, он рванулся за ним, вытянув руки со скрюченными пальцами, упал на землю и сомкнул их на барабане револьвера, отчаянной хваткой вцепившись в оружие и пытаясь перевернуть его рукояткой к себе. Через некоторое время это удалось, он взялся за револьвер правильно.

Он поднялся, ожидая, что она побежит на него, бросится, попытается сбить с ног, заколоть подхваченным с земли кинжалом, который он прежде метнул в нее, или просто попытается задушить его голыми руками. Но она исчезла. Он сел — ноги подкосились, грудь отяжелела, вдохи и выдохи колотились в горле.

Он заставил себя встать, хотя и с трудом. И увидел ее — она только-только начала выбираться на сухую землю из камышей.

По одну сторону все больше и больше деревьев исчезали за стеной огня, выхватывая из мрака языками собственного пламени сараи, где хранились боевые кораблики. От пожаров начинала закипать вода в каналах. Он увидел несколько кораблей — один на колесной платформе у причала, другой уже отогнало от пристани по воле бешеного ветра. Некоторые сараи занялись, когда на них закинуло горящие ветки, или от подожженной случайными угольями травы у основания построек. Пламенные вихри облизывали их металлические стены и курчавились над мелкоскатными крышами. Горящий сук упал с дерева и обрушился в ближайший сарай, пробив крышу и окатив ее волной искр.

Он медленно побрел к тому месту, где девушка пыталась вытащить себя наверх по грязи и смятым камышинам. Ноги шатались, дышать раскаленным, пронизанным искрами воздухом было почти нестерпимо. Из раны, оставленной ударом рукояти кинжала, по лицу девушки текла кровь. Частью своей личности он не желал признавать, что она та, за кого себя выдает, и ему захотелось сказать ей об этом. А если даже это и правда... тем лучше. Победители победили, успешные добились успеха, агрессия, хищничество и безжалостность одержали верх. Какая неожиданность! Такова жизнь. Ничего личного.

Хотя нет, напротив, тут, бля, ничего неличного.

Но вряд ли стоило тратить дыхание на патетическую речь.

— Пошла на хер, сука, — сказал он ей вместо этого. Девушка скорчилась в камышовых зарослях, он подшаркал вплотную и навис над ней, нацелив револьвер в голову (волосы беспорядочно сбились в колтуны). Он постарался выговорить это так громко, как только смог, но все же слова эти были практически неотличимы от визгливого хрипа.

Она резко замахнулась на него рукой и кистью, сделав круговое движение. Она нашла кинжал, который он в нее швырнул. Она и забралась-то в густые камышовые заросли, чтобы разыскать оружие. Лезвие рассекло ему голень под здоровым коленом. Болевые толчки отдались во всей ноге, позвоночнике и черепе. Он вскрикнул, отшатнулся, схватился за револьвер обеими руками, но едва удержал равновесие. Девушка, обессиленная броском кинжала, который теперь торчал из его ноги, завалилась на один бок.

— Пиздоебская маленькая!.. — заорал он на нее. Он выпрямился, превозмогая боль, навел на нее револьвер и с силой надавил на спуск. Но тот остался неподвижен. Он поднатужился, попытался еще раз, но ничего не получилось: сдвинуть его не удалось. Было такое ощущение, что его палец просто отказывается двигаться. Он попробовал нажать на спуск другой рукой, но даже слегка переменить позу было пыткой. Ему показалось, что руки так замерзли, что бессильны исполнять приказания мозга. Он понял, что скулит и хнычет.

Он посмотрел на рукоять револьвера, проверил, снято ли орудие с предохранителя. Снято. Он попытался выстрелить снова. Этого не случилось, просто не случилось, хоть ты тресни. Он в бешенстве попытался отшвырнуть револьвер прочь, но оружие будто прилипло к его ладоням. Наконец, приложив просто невероятные усилия, он выбросил револьвер во мрак. Полез в жилет за вторым кинжалом и, зашатавшись, почувствовав, что вот-вот потеряет сознание, понял, что может просто вытащить из ноги тот, которым она его ранила.

Девушка все еще лежала у его ног. Она попыталась подняться на четвереньки, потом снова осела в грязь, стукнувшись крестцом, и кое-как оперлась о землю рукой, заведя ее за спину.

Он все же решил воспользоваться вторым кинжалом и, нашарив его в кармане жилета, извлек из футляра. Где-то раздались небольшие взрывы, как от серии фейерверков. Везде засверкали огни. Над головой раздался стонущий, скрежещущий звук. Он не обратил на него внимания, но сделал шаг к ней. Она смотрела на него мутным, вялым взглядом без единой мысли.

И тут его скрутило, обездвижило что-то, что не было частью его самого. Прижало к земле так крепко, будто он в нее врос. Словно в его организме заела каждая часть: мышцы, скелет, абсолютно все.

Девушка продолжала смотреть на него, но теперь в ее взоре появилось неожиданное облегчение. Выражение лица изменилось. Плечи и грудь один раз дрогнули, будто она подавила смех.

— Ага, — сказала она и подтянула ноги, осторожно вскарабкалась на четвереньки, встала на колени, выпрямилась. Она коснулась раненого виска, ощупала кровь, отняла руку, посмотрела на нее в мигающем оранжевом сиянии. Потом снова поглядела на него.

Он не мог двинуться с места, просто не мог пошевелить ни одним пальцем. Его не парализовало — мышцы сокращались, пытались перемещать тело, но полностью обездвижило. На него будто наложили заклятие неподвижности.

— Взгляни на свои руки, Вепперс, — проговорила девушка, достаточно громко, чтобы он слышал ее сквозь взрывы, а тех становилось все больше. Неверный свет выхватил из мрака ее покрытое грязными разводами лицо и мокрые рваные волосы.

Глазами он еще мог шевелить.

Он посмотрел на свои руки.

Их оплела тонкая паутина серебристых нитей, поблескивавших в свете пожаров.

— Да-да-да, — сказал мужской голос где-то совсем рядом. — Отличный вечерок для таких развлечений, правда?

Высокий, болезненно худой мужчина в свободном одеянии неброской расцветки прогулочным шагом приблизился к нему. Когда новоприбывший оглянулся через плечо, Вепперс увидел, что это Демейзен. Аватар мгновение глядел на него, потом встал перед девушкой.

— Ты в порядке?

— В жизни не было мне так хорошо. Я думала, ты меня бросил.

— Да. Мне это и нужно было. Тебе подать руку?

— Дай мне отдышаться минуточку.

— С удовольствием. — Он обернулся и посмотрел на Вепперса, скрестив руки на груди. — Это не она сделала, — сообщил он. — Это я.

Вепперс не мог даже разомкнуть губы или пошевелить челюстями. Дышать ему тоже было непросто.

Затем тысячи тоненьких очажков боли вспыхнули по всему его телу, как если бы сотни тоненьких, как волосок, и очень острых нитей стали шинковать каждый сантиметр его плоти, проникая все глубже, разрезая на крохотные кусочки каждую часть его тела.

И тогда из его рта наконец вырвался булькающий, хрипящий стон.

Мужчина снова поглядел на девушку.

— Конечно, ты можешь пожелать и сама прикончить его, — сказал он, оглянувшись на Вепперса с легкой гримасой, — а я бы не стал. Сознание — иногда такая ужасная штука.

Он улыбнулся.

— Так я слышал.

Он передернул плечами.

— Но, разумеется, ты не похожа на меня, — промурлыкал он. — Я бы не стал его щадить.

Девушка посмотрела в глаза Вепперса, следя, как нити татуировки медленно нарезают его на куски.

Он понятия не имел, что на свете существует такая боль, никогда не подозревал, что можно испытать такие муки.

— Кончай его, — ответила она и закашлялась: мимо них пронесло дымное полотнище и несколько угольков. — Быстро.

— Что? — переспросил аватар.

— Быстро, — повторила она. — Не затягивай. Просто...

Аватар заглянул в глаза Вепперса и подбородком показал на девушку.

— Вот видишь? — спросил он. — Она и правда добрая.

Боль, и раньше уже непереносимая, еще усилилась, стала дикой, немыслимой, сконцентрировалась вокруг шеи и в голове.

Сoup de grâce для Вепперса выразился в том, что его голову резко повернули, и на лице, уже залитом кровью, отобразилось почти забавное выражение, когда линии татуировки блеснули, свернулись в спираль, приподнялись и резко осели. Голова будто скомкалась, вжалась в себя, как если бы это был внезапно похудевший высокий цилиндр, и пропала в фонтанчиках крови.

Ледедже пришлось отвернуться. Звук был жутким — как если бы большой горшок с переспелыми, гнилыми фруктами, превратившимися в кашицу, разом опорожнили на землю. Потом раздался глухой стук удара мертвого тела о траву.

Она открыла глаза. Обезглавленное тело несколько раз дернулось на земле из стороны в сторону, кровь фонтанчиками била из искромсанного горла и распоротой шеи.

Ноги девушки стали ватными.

Она завела руки за спину.

— Чистая работа, — тихо сказала она, глядя, как струи огня и арки пламени вылетают и вздымаются из миниатюрных доков и сараев, где стояли раньше модели боевых кораблей. Везде горели и взрывались потешные суда, бухали пороховые снаряды и ракеты.

— Она перескочила с тебя на него, когда ты пыталась задушить мерзавца в кабинете Хюэн, — вежливо объяснил Демейзен, приблизившись к телу. Он один раз пнул его ногой, точно желая убедиться, что труп реален. — У тебя не осталось ничего, кроме замечательного загара.

Она снова закашлялась, оглядела окрестности. Повсюду вокруг них властвовало неприкрытое безумие разрушения.

— Другие корабли, — напомнила она, — скоро прилетят. Нам надо...

— Нет, — Демейзен потянулся и сладко зевнул, — не надо. Не будет никакой второй волны. Ни одного корабля не осталось. — Он нагнулся и вытащил кинжал из ноги обезглавленного трупа, который наконец перестал конвульсивно дергаться. — За исключением последней горстки — я их оставил пацанчикам из Сил обороны Сичульта, чтобы они тоже потешились и почувствовали себя героями.

Он внимательно разглядывал кинжал. Взвесил его в руке, покрутил туда-сюда пару раз.

С диким воющим шумом из одного полуразрушенного, пожираемого пламенем боевого кораблика вырвался пороховой снаряд, за ним последовала едва заметная вспышка света. Рука аватара молниеносно метнулась вверх и отразила снаряд. Он сделал это не глядя, не отрываясь от изучения ножа. Снаряд с жужжащим визгом отлетел в камышовые заросли и взорвался там на мелководье, испустив фейерверк оранжево-белых на черном искр и подняв фонтан брызг.

— Я думал оставить им только один корабль или даже выкурить их всех самому, чисто по приколу, — добавил Демейзен, — а потом притвориться, что непонятка вышла. Но в конце концов я решил поступить иначе: пусть на поверхности планеты останется больше свидетельств атаки. К тому же нельзя исключать, что некоторые Ады не были уничтожены, а перешли в режим гибернации, и личности мучеников по-прежнему заточены там. Надо постараться спасти оттуда тех, кого еще стоит спасать.

Аватар протянул руку, и татуировка, нетронутая, сверкающая, взвилась с трупа Вепперса, по спирали взлетела в воздух и обернулась вокруг его кисти, как нить ртути. Она быстро приняла оттенок кожи аватара и слилась с ней еще до того, как доползла до верха кисти. В полете она напоминала маленький ураган на поле несжатой пшеницы.

— И все это время она была жива? — уточнила Ледедже.

— Угумс. И не просто жива — разумна. Ее интеллект настолько высок, что я ей, бля, даже имя дал, прикинь.

Он явно настроился на длинный рассказ и уже набирал для него в грудь воздуха, но девушка протестующе подняла руку.

— Не сомневаюсь. Но я не хочу его знать.

Демейзен недовольно ухмыльнулся.

— Это был эскадрон, персональный защитник, оружие — все вышеперечисленное, — подытожил он и снова потянулся, как будто татуировка продолжала укладываться поудобнее и теперь распределилась по всему его телу. Он взглянул на девушку сверху вниз.

— Ты возвращаться вообще намерена? Если так, то, надеюсь, ты уже к этому готова?

Она села на землю, держа руки за спиной. Из одного ее глаза текла кровь. Все тело ныло. Самочувствие у нее было самое что ни на есть говенное.

Подумав, она кивнула.

— Думаю, да.

— Хочешь? — он протянул ей кинжал рукояткой вперед.

— Да, так лучше, — сказала она, принимая кинжал, затем тяжело встала, помогая себе рукой, — это семейная реликвия.

Она глянула на аватара и озабоченно прищурилась.

— Их было два, — напомнила она.

Он помотал головой, бросил сквозь зубы: «Упс!», потом нагнулся и поднял второй кинжал с земли оттуда, где он в ней застрял. После этого он обыскал жилет Вепперса, нашел двойной футляр и с церемонным поклоном вручил его и кинжалы девушке.

Тем временем модель боевого корабля переломилась посредине. Она уже кренилась к пристани, огонь охватил судно от кормы до носа, но только теперь корабль внезапно завалился на корму и взорвался, разбрасывая искры, разметывая горящие уголья, мусор, шрапнель, снаряды и ракеты во все стороны. Они разрывались с жутким визгом, свистом и ревом.

В свете первого сгустка пламени, который вылетел после этого взрыва из недр корабля, на миг стали видны два серебристых яйца, что стояли на острых концах на берегу маленького низкого островка поблизости. Затем они исчезли бесследно — в мгновение ока, точно так же стремительно, как и возникли.