ГЛАВА 18
СЧАСТЛИВЫЕ ТРИНАДЦАТЬ
Не зная, чего сейчас во мне больше, воодушевления или беспокойства, я за руку с Эбби вошел в дом отца. Из игральной комнаты валил дым папиной сигары и сигарет моих братьев, смешанный с затхлым запахом ковра, который был старше меня.
Поначалу Голубка злилась из-за того, что я не предупредил ее заранее о визите к моим родственникам, но теперь она выглядела более спокойно, чем я себя чувствовал. У нас, Мэддоксов, не очень-то принято приводить домой девушек, поэтому строить предположения относительно того, как поведут себя мои братья, — занятие неблагодарное.
Первым нас приветствовал Трентон:
— Кого я вижу! Наш засранец пожаловал!
Надеяться на то, что хотя бы в этот вечер братья притворятся цивилизованными людьми, было бы глупо. Но я все равно их любил. И Голубка, насколько я ее знал, тоже могла полюбить.
— Эй, поаккуратнее с выражениями! Здесь же девушка, — сказал папа, кивнув Эбби.
— Голубка, это мой отец Джим Мэддокс. Папа, это Голубка.
— Голубка? — улыбнулся отец.
— Эбби, — представилась она, пожимая ему руку.
Я указал на своих братьев:
— Трентон, Тэйлор, Тайлер и Томас.
Они по очереди кивнули. Пожалуй, для одного раза у Голубки было многовато впечатлений. Я почти не рассказывал Эбби о своей семье, и тут перед ней предстали сразу пятеро таких, как я: это могло обескуражить кого угодно. Многие даже пугались при виде нас.
Пока мы росли, соседские мальчишки предпочитали с нами не связываться. Правда, как-то раз один из них все-таки имел глупость нарваться на ссору с нами, со всеми сразу, и мало ему не показалось. Мы могли цапаться друг с дружкой, но, если надо, вставали на защиту стеной. Это было понятно даже тем, кого мы не собирались устрашать.
— А фамилия у Эбби есть? — спросил папа.
— Эбернати, — ответила она, вежливо кивнув.
— Рад познакомиться, Эбби, — улыбнулся Томас.
Голубка не могла этого знать, но мой старший брат никогда не показывал того, что на самом деле творилось у него в голове. Сейчас он, никак этого не проявляя, тщательно анализировал каждое слово Эбби, каждое ее движение. Он всегда зорко следил за тем, кто мог намеренно или невольно перевернуть нашу и без того неустойчивую лодку. Волны были нам ни к чему.
«Папе это не понравится» — так он обычно говорил. И ни один из нас, младших братьев, не решался спорить. Если мы влипали в какую-нибудь историю, то шли прямиком к Томасу, чтобы он все разрулил, прежде чем узнает отец. Необходимость воспитывать четверых хулиганов раньше времени превратила нашего старшего брата из подростка в мужчину. Мы все, включая отца, уважали его за это. Правда, годами исполняя обязанности нашего защитника, Томас иногда проявлял авторитарные наклонности. Ну а Эбби сейчас стояла и улыбалась, не подозревая о том, что наш семейный диктатор держит ее под прицелом своей наблюдательности.
— А уж я-то как рад! — сказал Трентон, оглядывая Голубку так, что любого другого на его месте я бы убил.
Отец дал ему подзатыльник.
— Что я такого сказал? — вскрикнул Трент, потирая ушибленное место.
— Садись, Эбби. Посмотри, как мы сейчас обчистим Трэва, — сказал Тайлер.
Я выдвинул для Голубки стул, она села. На мой угрожающий взгляд Трентон только подмигнул. Наглая морда.
— Вы были знакомы со Стю Унгером? — спросила Эбби, указывая на запыленную фотографию.
Я не поверил собственным ушам. У отца загорелись глаза.
— Ты знаешь, кто это такой?
Голубка кивнула:
— Мой папа тоже его поклонник.
Отец встал и указал на соседний снимок:
— А вот Дойль Брансон.
Эбби улыбнулась:
— Папа один раз видел его за игрой. Это было потрясающе.
— Дедушка Трэва играл как настоящий профессионал. Покер для нас очень серьезное увлечение, — с улыбкой сказал отец.
Раньше Эбби не только не говорила о том, что разбирается в карточных играх, но и ни разу не упоминала о своих родителях.
Я постарался забыть тот взгляд, который Трентон бросил на Голубку при знакомстве, и стал смотреть, как он тасует колоду. Разумеется, Эбби не могла не произвести впечатления: длинные ноги, легкие, идеально пропорциональные изгибы фигуры, большие глаза, — ну а то, что она еще и знает, кто такой Стю Унгер, должно было и вовсе сразить моих родственников наповал. Я приосанился. Вряд ли кому-то из братьев удастся привести домой девушку, которая затмит Эбби.
Трентон приподнял бровь:
— Может, сыграешь с нами?
Голубка покачала головой:
— Думаю, не стоит.
— Не умеешь? — спросил отец.
Я наклонился и поцеловал ее в лоб:
— Соглашайся, я тебя по ходу научу.
— Прощайся с денежками, Эбби, — рассмеялся Томас.
Голубка поджала губы, достала из кошелька две пятидесятки и, протянув отцу, стала терпеливо ждать, когда он обменяет их на фишки. Трентон улыбнулся: ему не терпелось воспользоваться самоуверенностью Эбби.
— Я рассчитываю на то, что Трэвис окажется хорошим учителем, — сказала она.
Тэйлор хлопнул в ладоши:
— Черт, тогда я сегодня точно разбогатею.
— Для начала сыграем по маленькой, — сказал папа, бросая на стол пятидолларовую фишку.
Трентон роздал. Я помог Эбби разложить веером ее карты:
— Ты когда-нибудь играла?
— Случалось, — кивнула она.
— «Лови рыбку» не в счет, Полианна, — сострил Трентон, разглядывая свои карты.
— Заткни фонтан, Трент! — прорычал я, бросив на него еще один угрожающий взгляд. Потом переключил внимание на карты Эбби и стал ей объяснять: — Нужно собрать комбинацию карт высокого достоинства, следующих друг за другом по порядку и, если уж совсем повезет, одной масти.
Первые несколько раундов мы проиграли. Потом Эбби сказала, чтобы я ей больше не помогал. После этого дело у нее быстро пошло на лад, и через три раздачи она запросто утерла всем нос.
— Ну что за дерьмо! — заныл Трентон. — Почему новичкам так везет?!
— У тебя способная ученица, Трэв, — сказал папа, посасывая сигару.
Я отхлебнул пива с таким чувством, будто я король мира:
— Голубка, я тобой горжусь.
— Спасибо.
— Кто сам ничего не умеет, учит других, — ухмыльнулся Томас.
— Очень смешно, придурок, — пробормотал я.
— Принеси девушке пива, — сказал отец с веселой улыбкой на одутловатом лице.
Я охотно вскочил и, достав из холодильника бутылку, открыл ее о край и без того достаточно облупившейся столешницы. Когда я поставил пиво перед Голубкой, она улыбнулась и тут же сделала фирменный богатырский глоток. Потом вытерла рот тыльной стороной кисти и стала ждать, когда отец сделает ставку.
Еще через четыре раздачи она допила третью бутылку и пристально посмотрела на Тэйлора:
— Дело за тобой. Будешь мелочиться или сделаешь серьезную ставку?
Я с трудом сдерживал восторг. То, как Эбби шутя обыгрывает моих братьев и даже отца, старого покерного ветерана, здорово меня заводило. Впервые в жизни я встретил такую сексуальную женщину, и она оказалась моей подругой!
— Хрен с ним! Была не была! — сказал Тэйлор, выбрасывая на стол свои последние фишки.
— Что у тебя, Голубка? — спросил я, улыбаясь.
Я чувствовал себя как ребенок накануне Рождества.
— Тэйлор? — поторопила она.
При этом ее лицо абсолютно ничего не выражало. Тэйлор расплылся в улыбке.
— Флеш! — объявил он, выкладывая пять карт одной масти.
Мы все посмотрели на Эбби. Она изучила лица сидящих за столом и с размаху выложила свою комбинацию:
— Плачьте, ребята! Три туза, две восьмерки!
— Фул-хаус? Ни хрена себе! — вскричал Трентон.
— Ну уж простите! — сказала Эбби и, посмеиваясь, сгребла свои фишки.
Томас прищурился:
— Это не просто везение новичка. Она умеет играть.
Я посмотрел на него: он не сводил глаз с Эбби. Я тоже перевел на нее взгляд и спросил:
— Ты раньше играла, Голубка?
Она собрала губки и, пожав плечами, мило улыбнулась. Я запрокинул голову и расхохотался. Хотел было сказать, как горжусь ею, но мешал смех, сотрясавший все мое тело. Я несколько раз стукнул кулаком по столу, пытаясь успокоиться.
— Черт! Твоя девчонка оставила нас без штанов! — возмутился Трентон, указывая на Эбби.
— Да уж, ничего себе! — простонал Томас, вставая.
— Отличный план, Трэвис, — привести к нам настоящую карточную акулу, — сказал отец, подмигивая Голубке.
Я замотал головой:
— Я не знал!
— Чушь собачья! — отрезал Томас, не переставая препарировать Эбби взглядом.
— Честно, не знал! — оправдывался я.
Тут Тайлер сказал:
— Не хотел бы тебя расстраивать, братишка, но я только что влюбился в твою девушку!
Я резко перестал смеяться и нахмурился:
— Надеюсь, это была шутка?
— Ну ладно. Я жалел тебя, Эбби, а теперь хочу вернуть свои деньги, — заявил Трентон.
В следующих раундах я не участвовал. Просто смотрел, как парни пытаются отыграться. Голубка снова всех сделала. Не кокетничая и не притворяясь, будто уступает им.
Когда мои братья остались без цента в кармане, отец объявил игру оконченной. Эбби раздала по сотне всем, кроме папы: он не взял.
Я за руку отвел Голубку к двери. То, как она разгромила моих родственников, очень развеселило меня, но я был несколько разочарован тем, что она вернула часть денег.
— В чем дело, Трэв? — спросила Эбби, сжимая мои пальцы.
— Голубка, ты только что отказалась от четырехсот баксов!
— Если бы мы играли в «Сигме Тау», я бы этого не сделала, но мне не хотелось ограбить твоих братьев в первый же вечер нашего знакомства.
— Они бы на твоем месте оставили деньги себе!
— И совесть меня бы не мучила, — ввернул Тэйлор.
Краем глаза я заметил, что Томас по-прежнему рассматривает Эбби из своего кресла в углу гостиной. Не часто я видел его таким молчаливым.
— Продолжаешь пялиться на мою девушку, Томми? — не выдержал я.
— Какая, говоришь, у тебя фамилия? — спросил Томас.
Она замялась, не сразу ответив. Я обнял ее за талию и повернулся к брату, не совсем понимая, к чему он клонит. Он явно решил, будто что-то знает, и сейчас собирался сделать ход.
— Эбернати. А что?
— Трэв, до сих пор ты не допетрил — это на тебя похоже. Но теперь-то все шито белыми нитками, — самодовольно сказал Томас.
— Что за фигня! Ты вообще о чем?
— Мик Эбернати тебе, случайно, не родственник?
Все повернули голову к Эбби в ожидании ее ответа.
Она провела рукой по волосам, явно чувствуя себя не в своей тарелке:
— Откуда ты знаешь Мика?
Я обалдел от неожиданности:
— Это же один из лучших игроков за всю историю покера! Ты с ним знакома?
— Он мой отец, — ответила Голубка с таким видом, будто это причинило ей боль.
Все зашумели:
— Вот это да!
— Черт! Я так и знал!
— Мы только что играли с дочкой Мика Эбернати!
— Мик Эбернати? Ни хрена себе!
Слова звенели в ушах, но на то, чтобы уловить смысл, потребовалось несколько секунд. Три моих брата с криками прыгали по комнате, но мне казалось, что мир застыл и кругом тишина.
Моя девушка, которая была еще и моим лучшим другом, оказалась дочерью легенды покера. Дочерью того, кем восхищались мои братья, отец и даже дед.
Ее голос заставил меня очнуться.
— Ребята, я же вам говорила: мне не стоило играть.
— Если бы сказала, что ты дочка Мика Эбернати, я бы отнесся к тебе более серьезно, — сказал Томас.
Эбби осторожно посмотрела из-под ресниц, ожидая моей реакции.
— Так это ты Счастливые Тринадцать? — ошарашенно спросил я.
Трентон встал и показал на Эбби пальцем:
— У нас дома Счастливые Тринадцать! Ничего себе! Поверить не могу!
— Так меня прозвали газетчики. Но вообще-то, они все несколько исказили, — сказала она, переминаясь.
Наконец-то до меня дошло, в чем дело, и теперь даже буйное поведение моих братьев не могло отвлечь меня от мысли о том, что девушка, в которую я влюблен, — практически знаменитость. Какая она, оказывается, крутая! До чего же это было сексуально!
— Ребята, мне пора везти Эбби домой, — сказал я, придя в себя.
Папа пристально посмотрел на Голубку поверх очков:
— А что именно исказили газетчики?
— Я не отбирала у отца удачу. То есть… Это же бред! — нервно усмехнулась она, накручивая прядь волос на палец.
Томас покачал головой:
— Нет, в интервью Мик сам сказал, что в полночь, когда тебе исполнилось тринадцать, везение отвернулось от него.
— И повернулось к тебе, — добавил я.
— Тебя воспитывали гангстеры! — воскликнул Трент, расплываясь в восторженной улыбке.
— Хм… Нет. Они меня не воспитывали. Просто… все время терлись где-то поблизости.
— Конечно, это никуда не годится, что Мик позволил журналистам смешать твое имя с грязью. Ты ведь была совсем еще ребенком, — сказал папа, качая головой.
— Мне просто повезло как новичку, — сказала Эбби.
Судя по выражению ее лица, такое внимание было ей в тягость.
— Так, значит, тебя учил сам Мик Эбернати! — восхищенно проговорил отец. — Ты играла с настоящими профи и побеждала! В тринадцать лет! Вот так да! — Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Не ставь против нее, сынок. Она не проигрывает.
Я тут же вспомнил, как однажды Эбби поспорила со мной, зная, что проиграет и должна будет месяц прожить в моей квартире. Тогда я еще думал, будто ей на меня наплевать, а теперь вдруг понял: она уже тогда была в меня влюблена.
— Ну все, мы поехали, папа. Пока, парни.
Я погнал мотоцикл на бешеной скорости, всех подряд обгоняя. Чем быстрее мы ехали, тем крепче Эбби обхватывала меня бедрами, и от этого мне еще больше хотелось как можно скорей оказаться дома.
Голубка не сказала ни слова, когда я припарковал свой «харлей» и повел ее вверх по лестнице. Молчала она и тогда, когда я снимал с нее куртку.
Эбби распустила волосы. Я стоял, смотрел на нее и восхищался. Теперь она виделась мне как-то по-новому, и мне не терпелось ее обнять.
— Знаю, ты на меня злишься, — сказала она, глядя в пол. — Извини, что раньше тебе не сказала. Просто я не люблю об этом говорить.
Ее слова были для меня неожиданностью.
— Я? Злюсь на тебя? Да ты меня так завела, что я аж ничего перед собой не вижу! Ты как не фиг делать обчистила моих придурочных братьев, а для отца ты теперь звезда, и я уверен, что тогда, месяц назад, ты специально проиграла наш спор!
— Ну, я бы так не сказала…
— То есть ты действительно хотела выиграть?
— Э-э-э… Не совсем, — промямлила она, снимая туфли.
Я с трудом сдерживал улыбку:
— Ты хотела быть здесь, со мной! Как только это до меня дошло, я, кажется, влюбился в тебя заново.
Эбби закинула туфли в шкаф.
— Так ты на меня не злишься?
Я вздохнул. Может, я и должен был рассердиться. Но… не сердился, и все тут.
— Вообще-то, конечно, Голубка, тебе стоило пораньше рассказать мне, кто твой отец. Но я понимаю, почему ты молчала. Ты сюда приехала, чтобы забыть свое прошлое. Ну а теперь все вдруг выяснилось, все встало на свои места.
— Ну и слава богу.
— Ты мои Счастливые Тринадцать! — сказал я, хватаясь за край Голубкиной кофточки и стягивая ее через голову.
— Не называй меня так, Трэвис. Я не люблю это прозвище.
— Да ты же у нас знаменитость, Голубка!
Я расстегнул ее джинсы и помог ей из них вылезти.
— Отец возненавидел меня за мое везение. Он до сих пор считает, будто это я виновата во всех его неудачах.
Я сдернул с себя рубашку и нетерпеливо прижался к Эбби: мне хотелось скорее почувствовать прикосновение ее кожи.
— До сих пор не верю, что передо мной стоит дочка Мика Эбернати, а до сегодняшнего вечера я об этом даже не подозревал!
Она оттолкнула меня.
— Трэвис, я не дочка Мика Эбернати! Это осталось позади. Я Эбби, просто Эбби! — сказала она и, подойдя к шкафу, сдернула с вешалки футболку, которую тут же надела.
— Извини. Просто я слегка обалдел от такой новости.
— Я — это просто я! — повторила она прерывающимся голосом, приложив руку к груди.
— Да, но…
— Никаких «но»! Я потому и молчала, чтобы ты не смотрел на меня, как сейчас! — Она закрыла глаза. — Я не хочу жить по-старому, Трэв. Даже с тобой.
— Ну все, все, успокойся, Голубка. Давай не будем перегибать. — Я обнял ее, внезапно испугавшись того, куда нас мог завести этот разговор. — Мне без разницы, кем ты была раньше и кем больше не хочешь быть. Мне нужна только ты, какая ты есть сейчас.
— Значит, это нас с тобой объединяет.
Я мягко потянул Эбби в постель, и мы улеглись рядом. Волосы у нее пахли шампунем и табачным дымом.
— Для меня в целом мире есть только мы с тобой.
Я подумал, что мои слова ее успокоили. Она обняла меня, но, положив голову мне на грудь, снова вздохнула.
— Что такое? — спросил я.
— Трэв, я никому не хотела говорить о своем отце. Даже тебе.
— Я люблю тебя, Эбби. И буду молчать. Твоя тайна умрет вместе со мной, — сказал я, нежно касаясь губами Голубкиного виска.
Она свернулась калачиком, прижавшись ко мне щекой; я покрепче обнял ее. События прошедшего вечера вспоминались как сон: я впервые привел девушку домой, и она не только оказалась дочерью знаменитого игрока в покер, но и не моргнув глазом разорила всех моих родственников. Раньше в семье я всегда считался балбесом. Теперь старшие братья меня как будто слегка зауважали. И это благодаря Эбби.
Я лежал в кровати и не мог заснуть: все думал и думал. Судя по выровнявшемуся дыханию, Голубка уже спала.
Вдруг загорелся экран моего телефона, раздался короткий сигнал. Пришла эсэмэска. Я открыл сообщение и нахмурился, увидев имя отправителя: «Джейсон Брэзил». Писал он вот что: «Старик, Паркер несет всякую чушь про Эбби». Очень осторожно выпростав руку из-под Голубкиной головы, я напечатал ответ:
С чего ты взял?
Сам слышу. Сижу рядом.
И что говорит?
Точно хочешь знать?
Выкладывай, не выеживайся.
Говорит, она продолжает ему звонить.
Нифига подобного.
Он типа ждет, когда ты облажаешься, а она ждет, когда можно будет от тебя отделаться.
Чего еще болтает?
Только что сказал, что она ему сказала, что ей хреново, но она боится тебя отшить, потому что ты псих.
Если бы она сейчас не лежала рядом, я бы приехал и надрал ему долбаную задницу.
Расслабься. Мы все знаем, что он врет.
Все равно этот урод меня бесит.
Понимаю, но постарайся забить. Главное, она с тобой.
Если бы не спящая Эбби, я бы вскочил на мотоцикл, через минуту был бы в общаге «Сигмы Тау» и размазал бы голливудскую улыбку, не посмотрев, что она обошлась Паркеру в пять тысяч баксов. Может, и его любимому «порше» тоже досталось бы.
С полчаса меня буквально трясло от ярости. Только потом я стал потихоньку приходить в себя. Эбби лежала не шевелясь. Вслушиваясь в ее посапывание, я почувствовал, как мое сердце забилось медленнее. Тогда я снова обнял Голубку и успокоился.
Эбби не звонила Паркеру. И если бы она была несчастлива, то не стала бы это от меня скрывать. Я вздохнул и принялся смотреть на тень от дерева, танцующую на стене.
— Да нет, не мог он такого сказать, — проговорил Шепли, замерев на месте.
Наши девушки поехали в торговый центр покупать платья для вечеринки, а я уговорил кузена смотаться в мебельный магазин.
— Точно, сказал. — Я повернул к Шепу экран телефона. — Брэзил все слышал и сдал Паркера с потрохами.
Шепли вздохнул и покачал головой:
— Хейс должен был знать, что это до тебя дойдет. Не могло не дойти. Эти парни сплетничают похуже девчонок.
Я остановился, увидев диван, который мне понравился.
— Думаю, он для того и трепался, чтобы взбесить меня.
Шепли кивнул:
— Похоже на то. Этот придурок надеялся, что ты рассвирепеешь от ревности, Эбби испугается и вернется к нему.
— Вот гад!
Тут подошел продавец:
— Доброе утро, джентльмены. Ищете что-то конкретное? Вам помочь?
Шепли плюхнулся на диван и, несколько раз подскочив на нем, одобрительно закивал:
— Мне нравится.
— Мне тоже, — сказал я. — Беру.
— Берете? — проговорил продавец немного удивленно.
— Да, — подтвердил я, тоже недоуменно: его реакция показалась странной. — У вас есть доставка?
— Конечно, сэр. Хотите узнать цену?
— Вот она написана, разве нет?
— Да.
— Беру. Где платить?
— Идемте со мной, сэр.
По дороге к кассе продавец попытался втюхать мне еще какие-то вещи, которые сочетались с диваном, но у меня были другие планы. Кроме мебельного, я собирался заехать еще в несколько мест.
Шепли дал наш адрес, и продавец поблагодарил меня за то, что я обеспечил ему самую легкую продажу года. Мы с Шепом устремились к машине.
— Куда теперь? — спросил он, с трудом поспевая за мной.
— В «Кэльвинз».
— Решил сделать новую татуировку?
— Ага.
Шепли с подозрением посмотрел на меня:
— Какую?
— Ту, которую всегда собирался наколоть, когда встречу девушку и влюблюсь в нее.
Шепли остановился возле моей дверцы:
— По-твоему, это хорошая идея? Не хочешь сначала поговорить с Эбби? Вдруг ее это отпугнет?
Я нахмурился:
— В том-то и дело. Она может сказать «нет».
— Лучше пусть скажет «нет» сейчас, чем потом напугается и убежит от тебя. А у вас вроде все шло так хорошо. По-моему, тебе не стоит форсировать события.
Я взял Шепли за плечи и, отодвигая его с дороги, сказал:
— Ты же знаешь, я всегда все форсирую. Такой уж у меня стиль.
Шеп обежал вокруг машины и сел за руль.
— И тем не менее заявляю официально: идея так себе.
— Понял.
— Потом куда?
— В «Стайнерз».
— В ювелирный?
— Именно.
— Трэвис, зачем тебе туда? — спросил Шепли, посерьезнев.
— Скоро увидишь.
Он покачал головой:
— Ты точно хочешь, чтобы она сбежала.
— Я не собираюсь дарить кольцо прямо сейчас. Но уверен, что оно понадобится. Пусть побудет у меня до подходящего момента.
— Действительно подходящего момента вам еще ждать и ждать. Трэвис, я так люблю Америку, что чуть с ума не схожу, но мы пока слишком молоды, и я это понимаю. Вдруг Эбби тебе откажет?
Такая перспектива выглядела малопривлекательной. Я стиснул зубы:
— Сделаю предложение только тогда, когда буду уверен, что она готова.
Шепли скривил рот:
— Как только я начинаю думать, будто ты уже окончательно спятил, ты выкидываешь очередной номер, и я понимаю: тебе еще есть куда расти.
— Погоди, скоро увидишь камешек.
Шепли медленно повернул ко мне голову:
— Уже присмотрел, да?
Я улыбнулся.
