Глава 21
Don’t say it’s over
Cause that’s the worst news I
could hear I swear that I will
Do my best to be here
just the way you like it
Even though it’s hard to hide
Push my feelings all aside
I will rearrange my plans and
change for you.
«The Avett Brothers». If it’s the Beaches
Я вхожу в клуб, озираясь по сторонам в поисках Уилла. Он наверняка где-то здесь! Быстро, чтобы, не дай бог, не передумать, я напускаю на себя уверенный вид, иду к сцене и поднимаюсь на нее как раз в тот момент, когда ведущий объявляет, сколько баллов получил предыдущий выступающий. С пониманием взглянув на меня, он уступает мне место у микрофона. Здесь такое яркое освещение, что лиц людей в зале не разглядеть. Уилла я не вижу.
– Я бы хотела прочитать свое стихотворение, – внешне спокойно говорю я, хотя на самом деле сердце, того и гляди, выпрыгнет из груди. – Я знаю, что нарушаю протокол, но у меня экстренный случай.
Зрители в зале смеются. Смеются так громко, что я замираю, осознав, чтоґ собираюсь сделать. Но уже поздно: все пути к отступлению отрезаны, придется отвечать за свои слова. В отчаянии я смотрю на ведущего, но тот лишь толкает меня в бок и дает знак начинать.
Я вставляю микрофон в стойку, опускаю ее под свой рост, закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
– Три бакса! – доносится из зала.
Открыв глаза, я вспоминаю, что не оплатила выступление! Лихорадочно пошарив по карманам, достаю пятидолларовую купюру, отдаю ее ведущему, возвращаюсь к микрофону и закрываю глаза.
– Мое стихотворение называется… – еще раз начинаю я, и тут кто-то трогает меня за плечо.
Я открываю глаза: ведущий протягивает мне два доллара:
– Ваша сдача.
Я забираю деньги, кладу их в карман, но он продолжает стоять у меня над душой! Тогда я оборачиваюсь и бросаю сквозь зубы:
– Свободен!
Он недоуменно моргает и быстро уходит со сцены.
Я в третий раз поворачиваюсь к микрофону и дрожащим голосом произношу:
– Мое стихотворение называется «Обучение».
Только бы ничего не перепутать! Я переписала несколько строчек уже по дороге в клуб… Все, последний глубокий вдох – и я начинаю.
За этот год я многому научилась.
У всех.
У моего младшего брата…
у «Братьев Эйвитт»…
у моей матери, у лучшей подруги, у учителя, у отца
и еще
у
одного
парня.
У парня, в которого я серьезно, по уши, безумно, невероятно и несомненно влюблена.
За этот год я многому научилась
у девятилетнего мальчика.
Он показал мне, что можно жить
немного наоборот.
Что можно смеяться
над тем, над чем, по мнению многих,
смеяться нельзя.
За этот год я многому научилась
у одной группы!
Они научили меня, как снова почувствовать то, что ты чувствуешь.
Научили, как решить, чем стать,
а потом просто взять и стать этим.
За этот год я многому научилась
у больной раком женщины.
Она столь многому меня научила. И до сих пор учит.
Научила всегда задавать вопросы
и никогда не жалеть о сделанном.
Научила расширять границы,
потому что именно для этого они и созданы.
Посоветовала найти баланс между головой и сердцем,
а потом
подсказала, как это сделать…
За этот год я многому научилась
у одного приемного ребенка.
Она научила меня уважать выпавшую мне судьбу.
И быть благодарной за то, что у меня вообще есть судьба.
Она показала мне, что семья —
это не обязательно кровные родственники.
Иногда семьей
становятся друзья.
За этот год я многому научилась
у моего учителя.
Он рассказал мне,
что балом правят не баллы,
балом правит поэзия…
За этот год я многому научилась
у моего отца.
Он показал мне, что герои не всегда непобедимы
и что магия
находится внутри меня самой.
За этот год я многому научилась
у
одного
парня.
У парня, в которого я серьезно, по уши, безумно, невероятно и несомненно влюблена.
Он научил меня самой важной вещи —
делать ударение на слове
«жизнь».
Что чувствуешь, стоя на сцене перед зрителями? Перед людьми, которые жаждут ваших слов, мечтают хотя бы на минутку заглянуть вам в душу… Наверное, возбуждение.
Я бросаю микрофон ведущему и убегаю со сцены. Я оглядываюсь по сторонам, но Уилла нигде нет! Бросаю взгляд на кабинку, в которой мы сидели на нашем первом свидании, – никого! И тут, после всей этой бури эмоций, которая чуть не сбила меня с ног, я понимаю, что его вообще нет в зале. Все же я делаю еще один круг, проверяя, не ошиблась ли. Потом еще один – его нет…
Чувство окрыляющей радости, которое я ощущала на сцене… в прачечной у него дома… в кабинке на задних рядах… бесследно испарилось. Второй раз я так не смогу. Мне хочется убежать отсюда, мне нужен воздух! Пусть холодный ветер Мичигана остудит мое разгоряченное лицо!
Распахнув дверь, я выхожу из зала, но тут из динамиков доносится мужской голос, и я замираю на месте.
– Плохая идея. – До боли знакомый мне голос произносит не менее знакомую фразу, я медленно оборачиваюсь и вижу стоящего на сцене Уилла, который в упор смотрит на меня. – Не уходи, пока не узнаешь свой балл, – добавляет он, показывая на стол, за которым сидит жюри.
Я поворачиваюсь в ту сторону: четверо судей пристально смотрят на меня, пятое кресло – пустое. Я с ужасом понимаю, что пятый судья – Уилл!
Земля уходит у меня из-под ног, перед глазами все плывет, но я каким-то чудом умудряюсь дойти до центра зала. Зрители притихли и внимательно разглядывают меня. Никто не понимает, что происходит. Кажется, я и сама не очень понимаю. Уилл поворачивается к ведущему.
– Я хотел бы выступить прямо сейчас, у меня экстренный случай, – заявляет он.
Ведущий делает шаг назад, уступая Уиллу место у микрофона.
– Три бакса! – раздается из толпы.
– У меня нет налички, – отвечает Уилл, поглядывая на ведущего.
Я тут же достаю из кармана два доллара сдачи, подбегаю к сцене и кидаю их под ноги ведущему. Он поднимает купюры:
– Доллара не хватает!
Тишина в комнате нарушается звуком отодвигающихся стульев, ко мне подходят незнакомые люди, они окружают меня, толкая с разных сторон, и постепенно вокруг меня собирается настоящая толпа. Через пару минут люди расходятся, возвращаясь на свои места, и в зале снова воцаряется тишина. Посмотрев на сцену, я вижу, что у ног ведущего лежит целая куча долларовых бумажек. Четвертак катится по сцене, падает на пол, крутится и наконец останавливается прямо у моих ног.
Ведущий пораженно смотрит на кучу денег.
– Та-а-ак, ну что ж, этого вполне достаточно… Как называется твое стихотворение, Уилл?
– «Не на третьем месте», – улыбаясь мне, произносит в микрофон Уилл. Я делаю несколько шагов от сцены, и он начинает:
Я познакомился с девушкой,
прекрасной девушкой!
И влюбился в нее.
Влюбился по уши.
К сожалению, иногда жизнь встает у нас на пути.
Жизнь однозначно встала у меня на пути
Просто взяла и загородила мне дорогу.
Жизнь забаррикадировала дверь деревянными досками два на четыре, приколоченными друг к другу и намертво прилепленными к бетонной стене толщиной сантиметров тридцать, загородила дорогу решеткой из прочных стальных прутьев, приваренных к титановой рамке, и как бы я ни старался пробить ее —
она
не поддавалась.
Иногда жизнь нам не поддается,
а просто встает прямо у нас на пути.
Она преградила дорогу моим планам, мечтам, стремлениям, желаниям, моим «хочу» и «надо».
Она оторвала меня от этой прекрасной девушки,
в которую я так сильно влюбился.
Жизнь пытается подсказать, что́ будет лучше.
Чтоґ должно быть важнее всего.
Чтоґ должно быть на первом месте,
или на втором,
или на третьем.
Я изо всех сил старался, чтобы все было упорядочено, расставлено по алфавиту, в хронологическом порядке, чтобы всему было идеальное место и идеальное время.
Я думал, что жизнь хочет от меня именно этого.
Жизни необходимо, чтобы я поступал именно так.
Правда ведь?
Чтобы все было по порядку?
Иногда жизнь встает у нас на пути.
Встает прямо у нас на пути.
Но она не загораживает нам дорогу полностью, потому что хочет, чтобы мы просто сдались и подчинились ей. Жизнь не загораживает нам дорогу, потому что хочет, чтобы мы отдались ей, чтобы нас подхватило потоком.
Жизнь хочет, чтобы мы сражались с ней.
Научились делать ее своей собственной.
Она хочет, чтобы мы схватили топор и разбили доски в щепки.
Хочет, чтобы мы взяли отбойный молоток и пробились сквозь бетон.
Хочет, чтобы мы взяли факел, расплавили металл и сталь и наконец добрались до всего
Упорядоченного, расставленного по алфавиту, в хронологическом порядке, в нужной последовательности. Она хочет, чтобы вы смешали все как попало,
растворили,
перемешали.
Жизнь не хочет, чтобы вы говорили ей, что ваш младший брат всегда должен быть на первом месте.
Жизнь не хочет, чтобы вы говорили ей, что ваша карьера и образование всегда должны быть на втором месте.
И жизнь совершенно точно не хочет, чтобы я
позволил ей взять и сказать мне,
что девушка, с которой я познакомился, —
прекрасная, сильная, потрясающая, стойкая девушка,
в которую я так сильно влюбился, —
Должна всегда быть на третьем месте.
Жизнь знает.
Жизнь пытается сказать мне,
что для девушки, которую я люблю,
для девушки, в которую я так
сильно влюбился,
предназначено первое место.
Для нее предназначено первое место.
Уилл отходит от микрофона и спрыгивает со сцены. Я так долго учила себя, как отпустить его, как скрыть свои чувства… Ничего не получилось. Ровным счетом ничего!
Он берет меня за подбородок, вытирает слезы с моего лица, улыбается, прижимается своим лбом к моему и шепчет:
– Я люблю тебя, Лейк. Ты заслуживаешь первого места!
Все и вся вокруг нас словно меркнут и исчезают, остается лишь один звук – грохот рушащихся стен, которые я выстроила вокруг себя.
– Я тоже тебя люблю! Я так сильно тебя люблю!
Он наклоняется ко мне, целует, я обнимаю его за шею и отвечаю на поцелуй. Конечно же, я отвечаю на его поцелуй. Разве может быть иначе?!
