ГЛАВА 17

После злополучного Хеллоуина я не была ни на одной студенческой вечеринке, а Бака с тех пор, как он пристал ко мне на лестнице, видела только мельком, и всегда рядом были другие люди. Если он ко мне приближался, я шарахалась от него, как будто все его существо вызывало у меня отторжение. Да так оно и было: при одной только мысли о нем у меня пересыхало во рту и начинало крутить живот.

В нашей комнате Эрин заявила, прихорашиваясь перед большим зеркалом:

— Пусть этот маньяк держится от тебя подальше, а то его задница узнает, что такое газонокосилка.

— Этот прием не имеет к заднице никакого отношения, — пошутила я и содрогнулась от воспоминания о лапах Бака на моем теле; мне было досадно, что я до сих пор не научилась подавлять эту дрожь.

На сей раз я не собиралась отходить от Эрин ни на шаг. Слава богу, подруга, кажется, не возражала против того, чтобы на этой вечеринке за ней был хвост. Она взяла меня за плечи и поставила рядом с собой:

— Мы выглядим просто потрясающе! — Наши глаза встретились в зеркале. — Спасибо, что не отказалась со мной пойти. Другие девчонки тоже меня поддерживают, но с тобой им не сравниться. Когда ты рядом, у меня как будто прибавляется сил.

Я улыбнулась и прижала Эрин к себе. Выглядели мы действительно потрясающе. Она, в переливающемся серебристом наряде и босоножках на каблуке (тоже серебристых), сияла ярче, чем дискотечный зеркальный шар. Я надела узкое голубое платье, спереди очень просто скроенное, и нанесла на веки тени точно в тон. На фоне Эрин я могла бы выглядеть скучно, если бы не глубокий (почти до самой талии) V-образный вырез сзади: благодаря игре на контрабасе и занятиям йогой у меня была красивая спина. К тому же открытые черные туфельки на высоченном каблуке тоже придавали моему строгому образу некоторую пикантность.

Сделав несколько танцевальных движений, Эрин сказала:

— Вперед, и пусть Чез пожалеет, что родился!

Я вздохнула и рассмеялась:

— Какое счастье, Эрин, что ты мне друг, а не враг!

— Верно, черт возьми!

Она шлепнула меня по заднице, и мы, схватив пальто, вышли из комнаты. Ни слова не говоря, протопали мимо боковой лестницы к широкой центральной. Все, мимо кого мы проходили, на нас таращились. Один костлявый первокурсник даже споткнулся, когда его глаза забегали между мной и Эрин. Хорошо еще, что шел он не вниз, а вверх и поэтому смог удачно приземлиться на руки почти у самых ног моей блистательной подруги.

— Ничего себе! — ахнул бедняга, задыхаясь, а она потрепала его по голове, как щенка, и проворковала:

— Какой милый!

Обожание, изобразившееся на лице первокурсника в момент, когда Эрин до него дотронулась, говорило о том, что есть парни, которые действительно готовы поставить ее на пьедестал и поклоняться ей, как богине. Но, мне кажется, на самом деле моей соседке этого не так уж и хотелось.

«Братья» из общества, в котором состоял Чез, расстарались вовсю: повесили настоящий зеркальный шар с мотором, наняли музыкантов. Благодаря костюмам, галстукам и чудовищной самоуверенности хозяева вечера выглядели чертовски сексуальными и прекрасно об этом знали. Двое первокурсников, кандидаты в члены клуба, стояли в дверях: один взял наши пальто, а другой забрал у Эрин приглашение на два лица и выдал каждой из нас по купону для «бара», устроенного в кухне, и по лотерейному билетику.

За разложенными на столе призами лотереи присматривал еще один первокурсник. В основном это были всякие электронные прибамбасы: айподы, игровые системы и даже телевизор с диагональю сорок два дюйма.

— Ребята, — фыркнула моя подруга, — а где же спа-процедуры и подарочные сертификаты в магазин женского белья?

При последних словах у парня, поставленного охранять призы, загорелись глаза.

— Привет, Эрин! — сказал чей-то низкий голос. Мы обернулись: позади нас стоял Чез. Он был совершенно неотразим в своем безукоризненно скроенном темно-сером костюме и красном галстуке, как будто специально подобранном к волосам Эрин. — Привет, Жаклин, — добавил он, взглянув на меня тепло и дружелюбно, без тени укора (а ведь я была косвенной причиной их разрыва).

— Привет, Чез! Вечеринка — просто супер! — ответила я за нас обеих.

Эрин, покачиваясь под музыку, помахала кому-то из друзей, а на Чеза никак не отреагировала — словно его тут и не было. Исполнив кантри-песню Кита Урбана, музыканты заиграли старый хит группы «Би Джиз» из «Лихорадки субботнего вечера». Этот фильм, вышедший, когда мои родители учились, наверное, в начальной школе, был выбран темой сегодняшнего праздника.

Рассеянно оглядевшись по сторонам, Чез снова посмотрел на меня.

— Спасибо, — сказал он и с этого момента никого, кроме Эрин, уже не видел.

А Эрин между тем смотрела на танцующих. Мимо нее проходил какой-то парень, державший в руках несколько традиционных для студенческих попоек красных пластиковых стаканов. Когда она, недолго думая, выхватила один, парень попытался было возразить, но Чез смерил его таким взглядом, что тот прикусил язык и пошел дальше.

Пока моя подруга потягивала содержимое стакана и делала вид, будто давно забыла о существовании своего бывшего, он не сводил с нее глаз. Его намерения были очевидны, и то, что Эрин смотрела куда угодно, только не на него, явно говорило о ее уязвимости. Весь вечер они не выходили друг у друга из поля зрения, но новых попыток заговорить Чез не делал.

Я знала, что он хороший парень, просто слишком доверчивый и потому не застрахованный от серьезных ошибок. Он стал защищать Бака, как своего друга: наверняка говорил Эрин, что я могла выпить лишнего и запомнить все в искаженном свете. Видимо, насильники представлялись Чезу страшилищами, которые выпрыгивают из кустов на девушек, проходящих мимо. Ну а Бак, ясное дело, никакой не насильник — ведь он симпатяга, собрат Чеза по студенческому союзу, его закадычный приятель, наконец. Это же немыслимо, чтобы его лучший друг за каких-нибудь пять минут втоптал в грязь чье-то человеческое достоинство, причинил боль ни в чем не повинной девушке из желания уязвить конкурента. Бак не мог таким варварским способом попытаться выместить на девушке свои комплексы и насрать на то, что теперь ее жизнь превратится в сплошной страх.

Да, в полной безопасности я себя чувствовала только рядом с Лукасом. Черт!

Прошло десять минут. Я смотрела, как Бак танцует с какой-то старшекурсницей, «сестричкой» из общества Эрин. Они оба улыбались, смеялись, и он выглядел таким… нормальным. Тут я впервые подумала: «Неужели я единственный объект его агрессии? Если да, то за что такая честь?»

Вдруг я подпрыгнула от неожиданности, услышав прямо у себя над ухом голос Кеннеди:

— Классно выглядишь, Жаклин! — Вздрогнув, я выплеснула пиво себе на руку (хорошо, что не на платье). Мур взял у меня стакан. — Ой, извини, не хотел тебя напугать. Пойдем, я дам тебе полотенце.

Когда Кеннеди повел меня через толпу, одной рукой держа мое запястье, а другую положив мне на голую спину, я растерялась и даже не сразу сообразила, что удаляюсь от Эрин. Опомнилась я только на кухне, перед раковиной, — как будто я не пивом облилась, а получила смертельную рану. Ополоснув и вытерев мою руку, Кеннеди задержал ее. Я высвободилась. Он, будто бы не обратив на это внимания, улыбнулся:

— Как я уже попытался сказать, ты сегодня очень красивая. Я рад, что ты пришла.

Музыка играла очень громко, и, чтобы слышать его слова, мне приходилось стоять к нему ближе, чем я хотела.

— Я пришла ради Эрин, Кеннеди.

— Знаю, но мне все равно очень приятно, что ты здесь.

От него пахло его любимым одеколоном «Лакост», но мне уже не хотелось прижаться к нему и вдыхать этот аромат. Опять мой бывший парень показался мне полной противоположностью Лукаса, чей запах был и тоньше, и сложнее: это был запах кожаной куртки в сочетании с едва различимой примесью лосьона, графитного порошка, оставшегося у него на пальцах после рисования, и еды, которую он для меня приготовил, бензина, которым питался его «харлей», и мятного шампуня, которым пахла его подушка.

По тому, как Кеннеди вопросительно на меня посмотрел, приподняв одну бровь, я поняла, что, видимо, прослушала его очередную реплику.

— Извини, что ты сказал? — Я приблизила к нему ухо, пытаясь отогнать воспоминания о Лукасе.

— Я сказал: «Давай потанцуем».

Не будучи в силах привести в порядок путающиеся мысли, я кивнула, и Кеннеди вывел меня на освобожденное от мебели пространство. Мы оказались прямо перед музыкантами. Зеркальный шар, висевший так низко, что парни повыше вполне могли задеть его головой, медленно вращался, волнообразно озаряя комнату вспышками отраженного света. Его отблески падали на лица и тела танцующих, загорались на дверных ручках, женских украшениях и на переливающемся платье Эрин. Руки моей подруги были сомкнуты на шее у старшекурсника из клуба «Пи-каппа-альфа», пальцы сжимали пустой стакан. Парень, сам того не зная, был на линии огня: Чез сверлил его испепеляющим взором. Эрин, заметив это, теснее прижалась к партнеру и восторженно посмотрела ему в глаза. Бедный Чез! Я тоже должна была бы сердиться на него, но мне стало его жалко.

Кеннеди проследил за моим взглядом:

— Я слышал, что Эрин с Чезом расстались. Что там у них случилось?

— Спроси лучше у Чеза.

Интересно, как бы Мур отреагировал, если бы узнал про выходку Бака? Они ведь с самого начала соперничали, хотя и не демонстрировали неприязни друг к другу.

— Спрашивал. Он не захотел об этом распространяться. Сказал, они сильно поссорились из-за того, что Эрин втемяшилась в башку какая-то ерунда, бла-бла-бла… В общем, отделался глупостями, которые парни обычно говорят, когда сами все испортят.

В этот момент заиграла быстрая музыка, и я отдалилась от Кеннеди на более комфортное для меня расстояние. Неприятный разговор о разрывах и их виновниках был замят. Я почувствовала такое облегчение, что потеряла из виду Эрин. И Бака.

В промежутке между двумя песнями он подошел ко мне со спины и сказал:

— Привет, Жаклин! — Во второй раз за вечер я подпрыгнула на месте. — Уже натанцевалась с этим неудачником? Теперь потанцуй со мной.

Все волоски на моем теле встали дыбом, как колючки ежа, каждый мой нерв натянулся, и я шагнула к Кеннеди. Он обнял меня за плечи. Я не хотела, чтобы он ко мне прикасался, но в подобной ситуации выбирать не приходилось.

Бак улыбнулся и протянул мне руку. Я, с недоверием на нее уставившись, прижалась к Кеннеди. Он тоже весь напрягся.

— Нет.

Изобразив свою фирменную ленивую усмешку, Бак посмотрел на меня так, словно моего бывшего рядом не было. Будто я стояла в одиночестве.

— Ладно. Значит, потом.

Я замотала головой и сосредоточилась на слове, которое крутилось у меня в мозгу все утро и которое я повторяла про себя перед каждым ударом на занятиях по самообороне.

— Я сказала «нет». Или ты не понял? — Краем глаза я заметила, что Кеннеди бросил на меня пронзительный взгляд.

Бак прищурился, и маска равнодушия на долю секунды сползла с его лица. Но он тут же опомнился и снова ее натянул. В этот момент я поняла, что он не собирается от меня отставать. Просто выжидает.

— Все понятно, Жаклин. Нет проблем. — Он взглянул на Мура, чье настороженное, но спокойное лицо так не гармонировало с воинственной напряженностью его тела. — Кеннеди… — Они кивнули друг другу, и только тогда Бак ушел.

Я обмякла. Мур подхватил меня. Высвободившись из его рук, я стала искать глазами серебристое платье Эрин, затерявшееся в битком набитом небольшом помещении.

— Жаклин, что у вас с ним происходит?

— Где Эрин? Мне нужно найти Эрин, — пробормотала я, игнорируя вопрос и устремляясь в направлении, противоположном тому, куда ушел Бак.

Кеннеди поймал меня за предплечье. Я вырвалась. Люди на нас смотрели. Мур, не касаясь меня, подошел ближе:

— Жаклин, что происходит? Я помогу тебе найти Эрин. — Он говорил тихо, чтобы слышала только я. — Но сначала скажи мне: почему ты так сердишься на Бака?

Я посмотрела на Кеннеди, чувствуя, что глаза у меня вспыхнули:

— Не здесь.

Он сжал губы, а потом сказал:

— Пойдем ко мне. В мою комнату. — Заметив, что я заколебалась, он добавил: — Жаклин, я же вижу, ты чем-то напугана. Давай поговорим.

Я кивнула, и он повел меня вверх по лестнице. Мы вошли в комнату. Кеннеди закрыл дверь и усадил меня рядом с собой на кровать. В его жилище было, как всегда, чисто, вещи лежали на своих местах — если не считать того, что постель он не застлал, а на стуле возле письменного стола валялись джинсы и рубашки. Я узнала одеяло и простыни, которые мы вместе выбирали перед тем, как обосноваться в кампусе (ему хотелось, чтобы все у него было новое). Узнала книжный шкаф, любимые романы Кеннеди, его книги по юриспруденции, биографии президентов. Все в комнате было таким знакомым. Включая ее хозяина.

— Так что же происходит? — Его беспокойство было искренним.

Я прокашлялась и, не упоминая Лукаса, рассказала о событиях той злополучной ночи. Кеннеди сначала слушал молча, а потом встал и принялся ходить по комнате, тяжело дыша и сжав кулаки. Когда я закончила, он остановился и снова сел. Чувствовалось, что внутри у него все кипит.

— Ты сказала, что смогла убежать. Значит, он не…

Я мотнула головой:

— Нет.

Кеннеди со свистом выдохнул:

— Черт подери! — Ослабив узел галстука, он расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки. Его зубы были так сильно стиснуты, что жилы на шее вздулись и стали похожи на натянутые под кожей канаты. Он покачал головой и с силой ударил себя кулаком по ляжке. — Мать его!..

Обычно Кеннеди не злоупотреблял нецензурной бранью, по крайней мере в разговоре со мной.

— Я займусь этим, — сказал он, пристально на меня посмотрев.

— Не надо, Кеннеди. Что было, то было… Лучше не ворошить. Теперь я только хочу, чтобы он оставил меня в покое.

Удивительно, но, пока я все это говорила, глаза у меня были сухие. Рассказав о происшедшем своему бывшему парню, я как будто почувствовала себя немного сильнее. Кстати, после разговора с Эрин я ощутила то же самое.

Кеннеди опять стиснул зубы, процедив:

— Даже не сомневайся, — он взял мое лицо обеими руками, — эта мразь оставит тебя в покое. Я об этом позабочусь.

Тут он меня поцеловал. Ощущение от его поцелуя было мне так же хорошо знакомо, как обстановка комнаты, где мы сейчас сидели: книги на полке, одеяло на кровати, скалолазное снаряжение в углу, куртка с капюшоном (я иногда ее надевала), запах одеколона. Только почему-то прикосновение этих знакомых губ сейчас показалось мне грубоватым. Можно было подумать, что к нежности, которую Кеннеди испытывает ко мне, примешивается злоба на Бака, но дело было не в этом. Мой бывший всегда целовал меня так. Вот и теперь его язык властно протиснулся мне в рот. Это было совершенно привычно и абсолютно не похоже на Лукаса.

Я отпрянула. Кеннеди уронил руки:

— Господи, Джеки, прости… Это было так неуместно…

— Нет, ничего… Я просто… Я не хотела…

Я принялась рыться у себя в мозгу, стараясь сформулировать, чего же именно я не хотела. С тех пор как мы расстались, прошло семь недель. И вот теперь все точно закончилось. Ничего уже не вернешь. Внезапное осознание этого потрясло меня, и я уставилась на свою руку, лежавшую у меня на колене ладонью кверху.

— Понимаю. Тебе нужно время, — сказал Кеннеди, вставая.

Я тоже встала. Мне захотелось поскорее уйти из этой знакомой комнаты и от этого разговора.

Время ничего не изменило бы в моих чувствах, ничего к ним не прибавило. Времени уже прошло достаточно: боль оттого, что мой парень меня бросил, еще не исчезла, но становилась все слабее. И хоть будущее по-прежнему виделось мне как в тумане, я начала привыкать к мысли, что для Кеннеди в этом будущем места нет.

— Пойдем разыщем твою Эрин. А я поговорю с Баком.

Я застыла на полпути к двери:

— Кеннеди, я вовсе не считаю, что ты должен…

Он обернулся:

— Знаю. Не важно. Я займусь этим. Займусь им.

Я глубоко вздохнула и следом за Кеннеди вышла из комнаты. Мне хотелось верить, что его намерения продиктованы чувством справедливости, а не желанием меня отвоевать.

Мы с Эрин из окна наблюдали за разборкой Кеннеди и Бака. Они вышли на пятачок за домом: там было совершенно безлюдно, из-за холода никто не высовывался из помещения. Слов мы не слышали, но жесты говорили сами за себя. Бак был выше и здоровее моего бывшего, зато Мур обладал врожденным чувством превосходства над противником, которое помогало ему удерживать контроль над ситуацией. Пока Кеннеди говорил, Бак переполнялся яростью, пытаясь выдать ее за раздражение. Мур несколько раз ткнул пальцем воздух, не касаясь Бака и в то же время показывая, что не боится его. Я позавидовала умению Кеннеди бесстрашно разговаривать с людьми, которых он считает недостойными. Я всегда завидовала этому его умению.

Мы отошли от окна, когда мой бывший развернулся и направился к зданию. Секундой раньше Бак заметил меня и пронзил взглядом, полным чистейшей ненависти.

— Ну и дела! — пробормотала Эрин, хватаясь за мою руку. — По-моему, нам нужно чего-нибудь выпить.

Среди играющих в четвертаки мы увидели Мэгги.

— Э-э-эрин, — позвала она. Язык у нее слегка заплетался, — идем к нам!

Эрин прищурилась:

— Играете командами?

— Да. — Мэгги схватила ее за руку и усадила к себе на колени. — Джей, ты будешь в паре с Минди. Сейчас мы вам всем надерем задницы!

Минди, миниатюрная блондинка-первокурсница, улыбнулась и заморгала большими зелеными глазами, пытаясь сфокусироваться на мне.

— Тебя зовут Джей? — спросила она, растягивая слова и хлопая ресницами — длинными, как у красавицы из мультика. Она выглядела немного инфантильно для своих восемнадцати лет и представляла собой полную противоположность Мэгги, похожей на язвительного эльфа. — Джей — это же мужское имя!

Парни, сидящие напротив, усмехнулись, а Мэгги раздраженно закатила глаза. Теперь я поняла, почему она решила сбагрить свою партнершу мне.

— Нет. Джей — первая буква от Жаклин.

Один из парней взял возле стены два складных стула и поставил их между Мэгги и Минди. Мы с Эрин сели.

— А… — Моя новая знакомая нахмурилась и снова заморгала. — Тогда можно я буду звать тебя Жаклин? — Это было произнесено так неразборчиво, что я едва уловила свое имя.

Мэгги выругалась, беззвучно шевеля губами.

— Конечно так и зови, — ответила я и оглядела стол. — Так что, мы выигрываем?

Парни ухмыльнулись: до победы нам было явно далеко.