ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я позвонила Матильде только через неделю. Семь дней прошли как обычно. Я ходила на работу, возвращалась домой, ног не брила, волосы завязывала в конский хвост, поливала цветы, кормила Дикси, заказывала готовые блюда, мыла посуду, спала, вставала и проделывала все то же самое по новой. Неделя, в течение которой я смотрела в окно третьего этажа на утопавший в сумраке район Мариньи, понимая, что одиночество изгнало все прочие чувства. Я была в нем как рыба в воде.
Спроси меня кто, зачем я позвонила Матильде, пришлось бы ответить, что тело мое наелось всем этим по горло. И пока мой рассудок протестовал при мысли о самой возможности обратиться за помощью, тело заставило меня снять трубку кухонного телефона в кафе «Роза» и набрать номер.
— Алло, Матильда? Это Кэсси Робишо из кафе «Роза».
Пять Лет навострили уши.
Матильда, похоже, ничуть не удивилась моему звонку. Мы перемолвились несколькими дежурными фразами насчет работы и погоды, после чего договорились встретиться завтра пополудни в ее офисе в районе Лоуэр-Гарден, на Третьей улице, близ Колизея.
— Это коуч-центр, белый домик рядом с большим угловым особняком, — пояснила она тоном, как будто я точно должна была знать, где это.
На самом же деле я всегда старалась держаться подальше от туристических достопримечательностей, поскольку избегала толкучки, да и людей вообще, но ей, конечно, сказала, что найду это место без проблем.
— На воротах звонок. Рассчитывайте часа на два: первая консультация всегда бывает самой долгой.
Делл появилась на кухне, когда я отрывала уголок от меню, на оборотной стороне которого записала адрес. Она сурово воззрилась на меня сквозь очки.
— Что такое? — вырвалось у меня.
Чем мне поможет Матильда? Этого я не знала, но, если общение с ней приведет к появлению пылкого мужчины за столиком напротив меня, такую помощь можно было только приветствовать. И все-таки я волновалась. Кэсси, ты ведь ее не знаешь. Тебе и одной хорошо. Никто тебе не нужен. Ты в полном порядке!Так говорил мой разум, но тело велело ему заткнуться. На том все и кончилось.
В назначенный день я ушла сразу по окончании смены, не дожидаясь ни Трачины, ни Уилла. Едва обеденный зал опустел, я попрощалась с Делл и поспешила домой принять душ, затем выудила из кладовки белый сарафан, купленный на тридцатилетие. Тогда все кончилось размолвкой со Скоттом, и больше я этот наряд не надевала. За пять лет на Юге кожа моя заметно потемнела, а четыре года работы официанткой не могли не сказаться на руках, так что, надев открытое платье, я поразилась, насколько лучше теперь в нем выглядела. Стоя перед высоким зеркалом, я положила руку на изнемогавший живот. С чего меня мутит? Из-за того, что я собиралась впустить в свою жизнь нечто волнующее, возбуждающее, а то и опасное? Я попыталась припомнить шаги, перечисленные в дневнике: Капитуляция, Великодушие, Мужество, Смелость.Всего мне было не вспомнить, но всю неделю они то и дело всплывали, порождая в животе столь тянущее чувство, что телефонный звонок явился скорее порывом, а не сознательным решением.
Автобус на Магазин-стрит был битком забит туристами и уборщицами, направлявшимися в Лоуэр-Гар-ден. Я вышла на Третьей улице возле бара «У Трэйси», и мне пришлось сделать пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Мы со Скоттом побывали в этом районе почти сразу после приезда в город, глазели на живописные особняки — розовые в стиле греческого Возрождения, образчики итальянской архитектуры, кованые железные ворота и прочее; все вокруг говорило о солидных деньгах. Новый Орлеан был городом контрастов. Богатые кварталы соседствовали с бедными, безобразные — с прекрасными. Скотта это раздражало, а мне, напротив, нравилось. Меня привлекали крайности.
Я пошла на север. На Кэмп-стрит мне стало не по себе. Туда ли меня занесло? Я резко остановилась, породив небольшой затор.
— Прошу прощения, — извинилась я перед встревоженной молодой женщиной, державшей за руки двух чад: ребенка постарше и чумазого ходунка.
Я пошла дальше по Третьей улице, стараясь держаться поближе к домам, чтобы не мешать потоку туристов.
Поворачивай, Кэсси, и возвращайся домой. Тебе не нужна помощь.
А вот и не вернусь! Одна встреча. Час — ну, от силы два часа разговора с Матильдой. Что в этом страшного?
Кэсси , а вдруг они заставят тебя делать ужасные вещи? То, чего ты делать не хочешь?
Это просто смешно. Ничего подобного не случится.
С чего ты взяла ?
С того, что Матильда хорошо ко мне отнеслась. Разглядела мое одиночество и не смеялась над ним. Она посеяла во мне надежду, что это состояние временное — быть может, даже излечимое.
Если ты так одинока, то почему не ходишь по барам, как делают все?
Потому что боюсь.
Боишься?А этого не боишься?
— Еще как, если честно! — пробормотала я вслух.
— Кэсси? Это вы?
Повернувшись, я увидела Матильду собственной персоной. Она озабоченно морщила лоб. В одной руке она держала пластиковый пакет, в другой — букет гладиолусов.
— С вами все в порядке? Долго искали?
Я пребывала в прострации, держась за кованую железную калитку и пытаясь не то опереться, не то остаться на месте.
— Ох, боже мой. Привет. Да. Нет. Боюсь, я пришла чуть раньше. Хотела где-нибудь пересидеть.
— На самом деле вы как раз вовремя. Идемте, выпьем чего-нибудь холодного. Сегодня жарко.
Выбора больше не было. Поворачивать поздно. Все, что оставалось, это проследовать с ней за калитку. Матильда уже набирала мудреный код. Бросив взгляд на Третью улицу, я увидела, как Пять Лет смываются прочь без оглядки.
Матильда провела меня через внутренний двор, заросший плющом и деревьями. Мой рассудок все жался ко мне, как малыш к маминой юбке. Мы направились к красной двери старомодного белого коуч-центра, который стоял слева от массивного особняка и едва был виден с улицы. У меня закружилась голова.
— Стойте. Подождите. Не знаю, Матильда, смогу ли я.
— Сможете — что, Кэсси? — Она повернула ко мне лицо — в окружении цветов, красные волосы среди красного.
— То самое — не знаю что, все равно.
Матильда рассмеялась:
— А почему не узнать сначала, чтоэто, а уж потом решать?
Я стояла столбом, ладони ужасно вспотели. Я сдерживалась, чтобы не вытереть их о платье.
— Вы сможете отказаться, Кэсси. Я только предлагаю. Ну, готовы?
Ей, похоже, не то чтобы не терпелось — скорее, она была озадачена.
— Да, — сказала я, и это была правда.
Хватит увиливать. Противившемуся рассудку я велела заткнуться — вернее, открыться.
Матильда устремилась вперед. Я пошла следом. Не в силах удержаться, я оглядывалась на оплетенный плющом особняк и пышный сад. Апрель в Новом
Орлеане — это месяц буйного цветения. Магнолии расцветали буквально за ночь. Казалось, будто они разом надевали узорные купальные шапочки эпохи 1950-х. Но такого сочного, кипящего жизнью зеленого сада я прежде не видела.
— Кто здесь живет? — спросила я.
— Это Особняк. Вход только для членов.
Я насчитала дюжину мансардных окон, прикрытых витыми решетками, похожими на кружевные челки. Башенку венчала белая зубчатая корона. Здание, хотя и сплошь белое, казалось жутким, как будто было населено призраками, — возможно, впрочем, что весьма привлекательными.
Когда мы достигли коуч-центра, Матильда набрала еще один код, большая красная дверь распахнулась, впустив нас внутрь. В лицо мне ударил поток холодного воздуха: работал кондиционер. Если снаружи дом выглядел неприметной глыбой, то обустроен он был в духе минимализма середины века. Окна были маленькие, зато стены — высокие, белые. Кое-где висели большие, от потолка до пола, абстрактные полотна — ярко-красный и розовый фон с желтыми и синими крапинами. На подоконниках горели чайные свечи, как в дорогом спа-салоне. Я расслабила напрягшиеся плечи, решив, что в столь чистом, нетронутом месте не может быть зла. Через комнату виднелись массивные двери футов в десять высотой. Молодая женщина с короткими черными волосами и в темных очках в толстой оправе встала из-за стола, приветствуя Матильду.
— Комитет скоро прибудет, — сообщила она и обогнула стол, чтобы взять у Матильды цветы и продукты.
— Спасибо, Дэника. Дэника, это Кэсси.
Комитет? Я угодила на собрание? Душа ушла в
пятки.
— Рада, что мы наконец встретились, — сказала Дэника, и Матильда одарила ее строгим взглядом.
Что значит это «наконец»?
Дэника нажала на кнопку под столом, и позади нее отворилась дверь, открыв взору небольшую, ярко освещенную, отделанную ореховыми панелями комнату с круглым розовым ковриком в центре.
— Мой офис, — пояснила Матильда. — Прошу.
Уютное местечко с видом на пышную зелень двора; за калиткой угадывался участок улицы. Я также заметила боковую дверь особняка, нависшего по соседству; служанка в униформе подметала крыльцо. Я села в широкое черное кресло из тех, где кажется, что сам Кинг-Конг баюкает тебя на ладони.
— Вы знаете, зачем вы здесь, Кэсси? — спросила Матильда.
— Нет, не знаю. Да. Нет, извините. Не знаю. — Я была готова расплакаться.
Матильда села за рабочий стол, подперев руками подбородок, и выжидающе воззрилась на меня. Повисло мучительное молчание.
— Вы здесь, потому что вычитали в дневнике Полин нечто побудившее вас вступить в контакт со мной. Так?
— Наверное, да. Так.
Я бросила затравленный взгляд на дверь, через которую можно было попасть во двор, а там и на улицу, подальше от этого места.
— И что же вас подтолкнуло, как вы считаете?
— Это была не просто записная книжка, — вырвалось у меня.
Две женщины за окном прошли в калитку.
— А что же в таком случае?
Я подумала о своей парочке, об их соединенных руках. Потом о книжке и о том, как Полин пятится к кровати, и мужчина...
— Полин. Как она ведет себя с мужчинами. Со своим приятелем. У меня в жизни ничего подобного не было, даже с мужем. И ни один мужчина так не относился ко мне. Она кажется такой... свободной.
— И вы хотите того же?
— Да. Наверное. Вы этим занимаетесь?
— Мы толькоэтим и занимаемся, — прозвучал ответ. — Но давайте все-таки начнем с вас. Расскажите о себе.
Понятия не имею, откуда взялась эта легкость, но слова буквально хлынули из меня. Я рассказала Матильде, как росла в Энн-Арборе. Как моя мать умерла, когда я была маленькой, а отец, подрядчик промышленных ограждений, редко бывал дома, а когда приходил, то оказывался то черствым, то любвеобильным, особенно спьяну. Я научилась быть осторожной и чуткой к переменам в домашней атмосфере. Моя сестра Лайла покинула дом при первой возможности и переселилась в Нью-Йорк. В дальнейшем мы почти не общались.
Затем я поведала Матильде о Скотте, милом Скотте, жалком Скотте. Скотте, который танцевал со мной в кухне под кантри, который дважды меня ударил и не прекращал молить о невозможном прощении. О том, как рушился наш брак и крепло его пьянство. О том, как его смерть не освободила меня, но привела к спокойному компромиссу, посадила в загон моего собственного изготовления. Я даже не представляла, сколь отчаянно нуждалась в собеседнице и до какой степени обособилась, пока не открылась Матильде.
И вот я сказала главное. Просто выплеснула тот факт, что уже несколько лет вообще не занималась сексом.
— Сколько именно?
— Пять. Да уже почти шесть.
— Ничего странного. Гнев, печаль и обида проделывают с телом весьма неприятные фокусы.
— Откуда вы знаете. Вы сексолог?
— В некотором роде, — ответила Матильда. — Мы, Кэсси, занимаемся тем, что помогаем женщинам восстановить контакт с их сексуальностью. При этом они возрождают наиболее значимую и сильную часть своей личности. По шагу зараз. Вам это интересно?
— Наверное. Конечно, — поправилась я.
Меня тошнило, как в тот раз, когда я сказала отцу, что у меня начались месячные. В доме, где я росла, не было женщин, кроме отцовской подружки, — ей было на все наплевать, и я ни с кем не говорила о сексе вслух.
— Мне придется делать что-то... необычное?
Матильда рассмеялась:
— Нет. Ничего необычного, Кэсси, если это не ваше.
Я рассмеялась принужденным смешком человека, прошедшего точку невозврата.
— Но что я должна буду делать? Как это работает?
— Для начала вообще ничего, кроме как сказать «да» Комитету, — ответила она и, взглянув на часы, добавила: — Который, о господи, уже собирается, пока мы тут говорим.
— Комитету?
Боже, да что же я натворила? Мне казалось, что я лечу в бездонную пропасть.
Должно быть, Матильда почувствовала мою панику. Она налила мне воды из кувшина:
— Ну же, Кэсси, выпейте и постарайтесь расслабиться. Все будет хорошо. Просто чудесно, поверьте. Комитет — всего лишь группа женщин, доброжелательных женщин, многие из которых похожи на вас и хотят помочь. Они набирают участников и строят фантазии. Комитет помогает фантазиям осуществиться.
— Моим фантазиям? А если у меня их нет?
— О, еще как есть. Вы просто пока о них не догадываетесь. И не беспокойтесь. Вам никогда не придется делать что-то против своей воли и встречаться с людьми, которых вы не хотите знать. Таков девиз С.Е.К.Р.Е.Т. «Не осуждать. Не знать пределов. Не стыдиться».
Стакан с водой дрогнул в моей руке. Я отпила большой глоток и поперхнулась.
— С.Е.К.Р.Е.Т.?
— Да, так называется наша группа. Каждая буква имеет свой смысл. Но общей целью является освобождение через полное подчинение своим сексуальным фантазиям.
Я уставилась в пространство, пытаясь отогнать образ Полин в компании двух мужчин...
— Это то, чем занималась Полин? — вырвалось у меня.
— Да. Полин выполнила все десять шагов С.Е.К.Р.Е.Т. и теперь живет полноценной сексуальной жизнью.
— Десять?
— В техническом смысле фантазий девять. Десятый Шаг — принятие решения. Вы можете остаться в организации на год и привлекать себе подобных, заниматься тренингом фантазирования или помогать другим совершенствовать фантазии. Или же можете перенести сексуальные навыки и познания в ваш собственный мир — например, в любовные отношения.
В окно за правым плечом Матильды я видела, как через калитку шли все новые женщины — по двое, по трое, разного роста, возраста и цвета кожи. Было слышно, как они, смеясь и болтая, проходят в приемную.
— Это и есть Комитет?
— Да. Присоединимся?
— Подождите. Слишком уж быстро все происходит. У меня вопрос: что будет, если я скажу «да»?
— Все, чего захотите. И ничего такого, чего не захочется, — отозвалась Матильда. — Да или нет, Кэсси. Проще некуда.
Мое тело уже согласилось, но рассудок оправился от временного помрачения и взялся за старое.
— Но я вас даже не знаю! Ни вас, ни этих женщин. И мне предлагают сидеть и делиться сокровенными сексуальными фантазиями? Но я не знаю даже, есть ли они у меня вообще, не говоря уж о девяти,потому что спала я всего с одним мужчиной. Как же мне говорить «да» или «нет»?
Матильда выслушала мою тираду с терпением матери, внимающей детской истерике. Ничто из сказанного мной уже не могло заставить мое тело повернуться и отправиться домой, и я это знала. Мой бедный рассудок проигрывал бой.
— Да или нет, Кэсси, — повторила Матильда.
Я оглядела комнату, книжную полку у меня за спиной, старинные окна с видом на живую изгородь и снова посмотрела на добродушное лицо Матильды. Я нуждалась в прикосновениях. Нуждалась в том, чтобы мужчина освободил мое тело, пока оно не умерло медленной и одинокой смертью. Я испытывала потребность в неких действиях для меня. Надо мной.
— Да.
Она мягко ударила в ладоши:
— Я очень рада. Ох и здорово это будет, Кэсси! Обязательно будет!
С этими словами Матильда извлекла из ящика рабочего стола небольшой буклет и подтолкнула ко мне. Он был того же бордового цвета, что и дневник Полин, разве только длиннее и уже, как чековая книжка.
— Я оставлю вас одну, чтобы вы спокойно заполнили этот краткий вопросник. Это поможет нам понять, чего вы хотите и что... вам нравится. И ваше нынешнее состояние. Ваши особые фантазии вы распишете потом. Но это начало. У вас пятнадцать минут. Просто ответьте честно. Я приду за вами, когда закончите. Комитет уже собирается. Чай? Кофе?
— Чай бы не помешал, — ответила я, ощущая сильнейшую усталость.
— Единственное, что стоит между вами и вашей настоящей жизнью, — это страх. Не забывайте об этом.
Когда она ушла, мне не сразу хватило смелости хотя бы заглянуть в буклет. Я встала и подошла к находившейся в задней части офиса книжной полке. То, что я приняла за энциклопедию, оказалось переплетенными распечатками эротической литературы: «Полная Камасутра», «Радость секса», «Любовник леди Чаттерлей», «Мой тайный сад», «Счастливый Хукер», «Фанни Хилл», а также «История О.». Кое-что мне попадалось, когда я подростком подрабатывала няней. Я заглядывала в них и после, когда родители малышей возвращались, в смущении шла домой. Здесь все эти книги были в таких же кожаных бордовых обложках, как буклет и дневник, с тисненными золотом заглавиями. Проведя пальцем по корешкам, я глубоко вздохнула, вернулась за стол и открыла буклет.
То, что вы держите в руках, строго конфиденциально. Ваши ответы предназначены только для вас и Комитета. Никто другой их не увидит. Чтобы С.Е.К.Р.Е.Т. смог оказать вам помощь, мы должны узнать о вас как можно больше. Отвечайте подробно, честно и ничего не бойтесь. Пожалуйста, приступайте.
Далее следовал список вопросов, между которыми было оставлено место для ответов. Вопросы были столь специфическими, что у меня голова пошла кругом. Едва я взялась за ручку, как в дверь постучали.
— Да?
В щель просунулась черная голова Дэники.
— Простите, что прерываю. Матильда сказала, что вы просили чаю.
— О, спасибо.
Она вошла и аккуратно поставила передо мной серебряный чайный прибор.
— Дэника, вы заполняли это? Вот эту штуку.
Ее лицо расплылось в улыбке.
— Нет. Видите? — Она подняла руку, показав голое запястье. — У меня нет браслета. Это опознавательный знак. Матильда говорит, что мне просто незачем присоединяться к обществу, у меня с моим парнем и так все классно, с самого начала. Ну и потом, здесь больше заботятся типа о старых... Ну, кому уже тридцать, а то и больше. Но мне кажется, это по-на-стоящему круто, — добавила она. Ей было немного за двадцать, и она соответствовала своему возрасту до мозга костей. — Вы просто отвечайте честно, Кэсси. А затем все будет легко и просто. Матильда постоянно так говорит.
С этими словами Дэника повернулась и вышла, закрыв за собой дверь и оставив меня снова один на один с вопросником и моим смятенным рассудком. Ты можешь, Кэсси.И я приступила.
1. Сколько у вас было любовников ? Кого вы считаете идеальным любовником в физическом смысле? Пожалуйста, укажите рост, вес, цвет волос, размер пениса и прочие телесные предпочтения.
2. Способны ли вы достигнуть оргазма посредством вагинального секса ?
3. Любители вы получать оральный секс (кунилингус)? Любите ли предоставлять оральный секс (минет) ? Поясните.
4. Как часто вы мастурбируете ? Предпочтительный способ.
5. Бывала ли у вас когда-либо связь на одну ночь?
6. Склонны ли вы проявлять инициативу, если вам кто-то нравится ?
7. Был ли у вас секс с женщиной или с несколькими партнерами сразу?Поясните.
8. Занимались ли вы анальным сексом? Понравилось ли вам?Если нет, почему?
9. Как вы предохраняетесь от беременности ?
10. Что вы считаете вашими личными эрогенными зонами ?
11. Что вы думаете о порнографии ?
И так далее, и тому подобное. Нравится ли вам заниматься сексом во время месячных? Непристойные разговоры ? Садо-мазо ? Связывание ?При свете или в темноте?..Вот этого я больше всего и боялась: чувства неполноценности. Это напоминало внезапные тесты, которые снились мне в кошмарах, когда я оставила университет. На самом деле у меня был всего одинсексуальный партнер. Я ничего не знала о предпочтительном пенисе, а анальный секс оставался отвлеченной и экзотической идеей вроде татуировки на лице или воровства в супермаркете. Но я должна была отвечать честно. Чем это закончится в худшем случае? Они признают мою полную сексуальную непригодность и выставят за дверь? При мысли об этом меня разобрал дурацкий смех. Что я теряю, в конце концов?
Я и пришла-то сюда потому, что совершенно неграмотна в сексе.
Я начала с простейшего вопроса, первого, который был достаточно прост: один.У меня был одинлюбовник. Скотт. Один. И единственный. Что касается физических предпочтений, я вспомнила всех актеров и музыкантов, которых находила симпатичными, и удивилась, когда обнаружила, что заполнила именами все свободное место. Следующий вопрос: вагинальный оргазм. Я пропустила его. Я не знала ответа. Вопрос об эрогенных зонах чуть не погнал меня к книжной полке, чтобы заглянуть в словарь. На него я тоже не ответила. Как и на следующий, и на тот, что касался секса с женщинами. На остальные я ответила, как смогла. Наконец, перевернув последнюю страницу, я увидела свободное пространство, где я могла поделиться личными соображениями.
Я изо всех сил старалась ответить на эти вопросы, но у меня только и было, что никудышный секс с мужем. Как правило, в «миссионерской» позе. Раза два в неделю, когда мы только поженились, а потом примерно раз в месяц. Обычно без света. Оргазму меня иногда бывал... по-моему. Я не уверена; может быть, я прикидывалась. Скотт никогда не делал кунилингус. Я... трогала себя, время от времени. Хотя давно уже этим не занималась. Скотт всегда хотел, чтобы я взяла у него в рот. Я брала, какое-то время, но когда он меня избил, уже не могла. Вообще ничего не могла после этого. Он умер почти четыре года назад, а секса не было еще дольше. Прошу прощения, но я не могла ответить на все вопросы, хотя очень старалась.
Я положила ручку и закрыла буклет. Мне стало чуть легче даже от самого письма.
Я не услышала, как в комнату вернулась Матильда.
— Ну, как дела? — спросила она, усевшись за стол.
— Боюсь, не слишком хорошо.
Она взяла буклет. Я испытала отчаянное желание вырвать его и прижать к груди.
— Это же не экзамен, провалиться нельзя, — отозвалась она, с печальной улыбкой пробегая глазами мои ответы. — Ладно, Кэсси, идемте. Пора встретиться с Комитетом.
Меня как будто приварило к вместительному, удобному креслу. Я знала, что, если шагну за порог, в моей жизни откроется новая страница. Готова ли я?
Странно, но я была готова. С каждым движением это выглядело все более осуществимым. Возможно, именно так срабатывал метод «десяти шагов». Я продолжала напоминать себе, что ничего страшного не происходит. Совсем наоборот. Мне казалось, что я оттаиваю слой за слоем.
Мы вышли, пересекли приемную, и Дэника нажала очередную кнопку под столом. Огромные белые двери в конце помещения разошлись, явив большущий овальный стеклянный стол, вокруг которого сидели и громко переговаривались с десяток женщин. Комната была без окон, с белыми стенами, украшенными красочными картинами вроде тех, что висели в приемной. Вдалеке над широкой стойкой красного дерева виднелся портрет красивой темнокожей женщины с переброшенной через плечо длинной косой. Мы вошли, и разговоры смолкли.
— Позвольте представить вам Кэсси Робишо.
— Привет, Кэсси, — пропели они.
— Кэсси, позвольте представить вам Комитет.
Я открыла рот, но не сумела издать ни звука.
— Присаживайтесь ко мне, дорогая, — сказала маленькая индуска, слегка за шестьдесят, в ярком сари и с очень доброй улыбкой. — Она выдвинула стул и похлопала по нему.
— Спасибо, — пробормотала я и опустилась на сиденье.
Мне хотелось смотреть всем в лицо и в то же время никуда не смотреть. Я то сцепляла руки на коленях, то садилась на них, всячески стараясь не дергаться, как девчонка. Тебе тридцать пять, Кэсси, пора бы и подрасти.
Матильда представляла женщин, и голос ее доносился словно издалека, сквозь вату. Мой взгляд переходил с лица на лицо, задерживаясь, когда я пыталась запомнить имя. Я заметила, что все они были весьма хороши собой, но по-разному, каждая на свой лад.
Бернис, красноволосая чернокожая женщина, была маленькая и пышная. И молодая — лет, наверное, тридцати. Две блондинки: Дафна, высокая, с прямыми длинными волосами, и Джулия с веселыми кудряшками. Курчавая, с ангельским лицом брюнетка Мишель восторженно приложила ладони ко рту, как будто я выкинула замысловатое коленце. Она подалась через стол и что-то шепнула сидевшей напротив загорелой, атлетического сложения особе в спортивном костюме, которую звали Бренда. Ее соседкой была Рослин с длинными золотисто-каштановыми волосами. Таких больших карих глаз я в жизни не видела. Две сидевшие рядом латиноамериканки были двойняшками. Мария смотрела решительно. Марта казалась более безмятежной и открытой. Именно теперь я заметила у всех женщин уже знакомые мне золотые браслеты с подвесками.
— Ну и наконец, рядом с вами — Амани Лакшми, старейший член Комитета. Она была моей наставницей, а я буду наставницей для вас, — сказала Матильда.
— Очень рада познакомиться, Кэсси, — произнесла Амани с легким акцентом и протянула мне тонкую руку. Я увидела, что у нее одной было два браслета, по штуке на каждом запястье. — Прежде чем мы начнем: есть ли у вас вопросы?
— Кто эта женщина на портрете? — услышала я собственный голос.
— Каролина Мендоса, сделавшая все это возможным, — ответила Матильда.
— И продолжает делать, — добавила Амани.
— Да, это правда. Пока у нас есть ее картины, есть и средства на содержание С.Е.К.Р.Е.Т. в Новом Орлеане.
Матильда рассказала, как познакомилась с Каролиной более тридцати пяти лет назад, когда работала в городском управлении по делам искусства. Каролина, художница, родилась в Аргентине, которую покинула незадолго до военного переворота, положившего конец свободе творчества и самовыражения для художников и феминисток. Они познакомились на художественном аукционе. Каролина только начинала выставлять свои работы — большие яркие полотна и фрески, нехарактерные для женского творчества того времени.
— Это ее картины? И те, что в приемной? — спросила я.
— Да. Именно поэтому у нас так строго по части безопасности. Каждая стоит миллионы. В запаснике Особняка есть и другие.
Она поведала, как они с Каролиной стали общаться, что поначалу удивляло Матильду, так как она уже давно не обзаводилась новыми подругами.
— У нас не было секса, хотя говорили мы о нем ужасно много. Спустя какое-то время она прониклась ко мне достаточным доверием, чтобы открыть мне доступ к своему тайному миру, где женщины собирались, чтобы обсудить самые сокровенные желания и фантазии. Не забывайте, в то время не было принято открыто высказываться о сексе. Не говоря уж о том, что он вам нравится.
По словам Матильды, сперва это был неформальный кружок художниц и местных оригиналок, которых в Новом Орлеане всегда хватало. Большинство были одиноки, некоторые остались вдовами, но попадались и давно замужние — некоторые, по их утверждению, даже были счастливы в браке. В основном успешные, перешагнувшие тридцатилетний рубеж. Но в браке и жизни им чего-то недоставало.
Матильда стала эксклюзивным художественным агентом Каролины, и вскоре цены на ее работы взлетели до небес. Несколько полотен было куплено американской женой ближневосточного нефтяного шейха за десятки миллионов долларов. Матильда приобрела Особняк с участком, а на оставшиеся средства создала трастовый фонд для поддержки их разраставшегося сексуального сообщества.
— В конечном счете мы поняли, что хотим опробоватьсвои сексуальные фантазии, все до одной. Чтобы отыскать мужчин, а порой и женщин — правильныхмужчин и женщин, способных их осуществить, — понадобилась вербовка. И... подготовка. Так возник С.Е.К.Р.Е.Т. Когда мы помогли друг другу в осуществлении нашихсексуальных фантазий, мы стали приглашать по женщине в год, которой преподносили этот дар — дар полного сексуального раскрепощения. Моей обязанностью действующего председателя Комитета является выбор кандидатуры на этот год. По нашим правилам она должна, в свою очередь, выбрать нас.
— Речь идет о вас, Кэсси, — пояснила Бренда.
— Обо мне? Но почему?
— По нескольким причинам. Мы уже некоторое время наблюдали за вами. Полин пригляделась к вам в кафе и предложила вашу кандидатуру. Нет, она не нарочно оставила блокнот, но лучше было и не придумать. Мы вас уже пару раз обсуждали. Все сложилось самым удачным образом.
На какой-то миг меня ошеломило, что за мной следили, меня проверяли... Зачем? Признаки крайнего одиночества? Во мне вспыхнул гнев.
— Что вы хотите сказать? Что разглядели во мне жалкую, одинокую официантку? — Я обвела комнату возмущенным взглядом.
Амани, потянувшись, взяла меня за руку.
— Да что вы? Это совсем не так! Ничего подобного! — раздались подбадривающие голоса.
— Кэсси, тут нет ничего зазорного. Мы руководствуемся духом любви и поддержки. Часто бывает, что люди сами не замечают, как раньше времени ставят крест на своей сексуальной жизни. Но другие обращают на это внимание. Бывает, что со стороны виднее. Иногда таким беглецам от жизни требуется своего рода вмешательство. Только и всего. Это я и имела в виду. Мы нашли вас. Мы выбрали вас. А теперь мы предлагаем вам шанс начать заново. Проснуться. Если захотите. Согласны ли вы присоединиться к нам и отправиться в путешествие?
Я не могла понять, как они за мной наблюдали. Как ?Мне всегда казалось, будто я превосходно маскирую мое одиночество и вынужденное воздержание. Потом я вспомнила свою блеклую одежду, небрежный конский хвост, нелепые туфли, сутулость, кошку, понурое возвращение затемно в пустую квартиру. Да любой, у кого есть глаза, разглядел бы мою мутную ауру — пыль на руинах. Время пришло. Пора совершить прыжок.
— Да, — ответила я, отбросив последние сомнения. — Я готова. Я хочу это сделать.
Комната взорвалась аплодисментами. Амани ободряюще кивнула.
— Считайте собравшихся здесь женщин своими сестрами, — сказала Матильда, вставая. — Мы приведем вас назад, к вашей истинной сути.
Мое сердце захолонуло от избытка чувств. Их накатило слишком много одновременно: радость, страх, смущение, благодарность. Неужели это всерьез? Со мной?
— Почему вы это делаете для меня? — спросила я со слезами на глазах.
— Потому что мы можем, — ответила Бернис.
Матильда извлекла из-под столешницы застегнутую на молнию папку, похоже из настоящей крокодиловой кожи, и положила ее передо мной. На папке стояли мои инициалы — К. Р. Каким-то глубинным чутьем они знали, что я не смогу отказаться. Я открыла папку и стала изучать ее содержимое. Там были листки изысканно тисненной бумаги, слева находился конверт с каллиграфически выведенным моим именем. Даже мои свадебные приглашения выглядели беднее.
— Вперед, — пригласила Матильда. — Открывайте.
Я опасливо надорвала печать. Внутри лежала карточка.
В этот день Кэсси Робишо приглашена Комитетом
совершить Шаги.
_ Кэсси Робишо.
Внизу шла строчка:
_ Матильда Грин, наставник.
В кармашке справа я обнаружила маленькую записную книжку — точно такую же, как у Полин, но с моими инициалами.
— Кэсси, прочтите нам вслух Шаги.
— Сейчас?
Я оглядела сидевших за столом и никого не испугалась. Было ясно, что никто не помешает мне в любой момент выйти вон, но я не хотела этого. Я встала, чувствуя холод в ногах:
— Я боюсь.
— Мы все когда-то боялись, — сказала Матильда, и остальные согласно закивали.
— Мы сами и есть наша сексуальная жизнь, Кэсси.
Теперь слезы хлынули. Казалось, что наконец-то
исторглась вся моя накопленная печаль.
Амани подалась ко мне ближе:
— Исцелившись сами, мы научились помогать другим. Вот почему мы здесь. Это единственнаяпричина, по которой мы здесь.
Я смотрела на дневник, собирая силу и смелость по крупице. Мне хотелось жить так же, как эти женщины. Мне хотелось испытывать наслаждение, вернуться в свое тело. Мне хотелось всего этого. Всего подряд. Я открыла книжку и прочла все десять Шагов — те же слова, которые нашла в дневнике Полин. Закончив, я села, и волна облегчения, поднявшаяся от ног, прокатилась по телу к рукам.
— Спасибо, Кэсси, — сказала Матильда. — А теперь я задам три вопроса. Первый: хотите ли вы того, что есть у нас?
— Да, — ответила я.
— Второе: хотите ли выполнить эти Шаги, если мы пообещаем вам полную безопасность и руководство?
Я еще раз посмотрела на список Шагов. Я хотела этого. По-настоящему.
— Да. Думаю, что — да.
— И третье: Кэсси Робишо, вы принимаете меня в качестве наставника?
— Да, принимаю.
Новый шквал аплодисментов был еще яростнее.
Матильда стиснула мои руки:
— Кэсси, обещаю, что вы будете в безопасности, вас будут оберегать, о вас будут заботиться. Вам предоставят полную независимость в отношении вашего тела и того, как им распоряжаться. Всякий раз вы сможете решить, стоит ли продолжать. Не будет ни малейшего принуждения. Конечно, вам будет страшно, но мы для этого и нужны. Я нужна. А сейчас я дам вам еще кое-что.
Подойдя к стойке, над которой висел портрет Каролины, она выдвинула верхний ящичек и бережно извлекла маленькую пурпурную коробку, которую поднесла мне с таким видом, будто то была самая хрупкая вещь на свете. Но коробка, когда очутилась в моих руках, оказалась на удивление тяжелой.
— Откройте. Это вам.
Я подняла бархатную крышку: внутри, под комочком мягкой ткани, на шелковом ложе покоилась бледная золотая цепочка, такая же, как и у всех присутствовавших. Но на этой цепочке не было ни одной подвески.
— Это мне?
Матильда вынула цепочку из коробки и застегнула на моем дрожащем запястье.
— После выполнения каждого Шага вы будете получать золотой брелок, пока их не наберется девять. Десятый вручается после решения выбрать
С.Е.К.Р.Е.Т. или покинуть. Готовы начать приключения?
Браслет наполнял происходящее реальностью, сама его тяжесть помогала мне осознать действительность и важность того, что только что свершилось и чему еще предстояло быть.
— Я готова.
