Глава 7. В синяках
Я не сомневалась, что у меня рассечена нижняя губа. Она адски разболелась, едва я коснулась ее языком, хотя кровь уже запеклась шершавым сгустком. Меня тошнило от мерзкого привкуса меди в глубине рта.
Перед блузки был испещрен бурыми пятнами крови.
Всю левую щеку саднило, и мне хотелось вытереть лицо.
В последний раз нечто похожее случилось со мной, когда меня задел внедорожник, но унижение, испытанное мною у отеля, было безмерным. Повезло же мне дважды так влипнуть! Наверное, следовало благодарить судьбу за то, что я не сломала то же запястье в третий раз.
Я оцепенело взирала на гору бумаг и папок на инспекторском столе, стараясь совладать с головокружением и дрожью во всем теле, а также мечтая отмотать назад последние несколько часов жизни. Это была не просто неприятность, а полный звездец.
Я знала, что должна сохранять выдержку. И не рыдать, объясняя, что ввязалась в драку против воли и вопреки их мнению вовсе не была ее зачинщицей, а уж тем более не собиралась нападать на полицейского. Незачем объяснять, сколь ужасен привод в полицию в чужой стране.
На стол было высыпано содержимое моей сумочки. Инспектор изучал блеск для губ, словно видел перед собой химическое оружие.
«Урод, это вишневый аромат!»
– Я не помню, как называется отель, – повторила я с досадой. – Наше путешествие было организовано агентом Райана Кристенсена. Из аэропорта в отель нас вез шофер. Говорю же вам, я не знаю. – Наручники впились мне в запястья, и последние слова прозвучали сдавленно. – Пожалуйста, разрешите мне позвонить, чтобы установить мою личность.
Мою просьбу оставили без внимания.
Устав смотреть на самодовольную физиономию, я шмыгнула носом и взглянула на большие круглые настенные часы. Райан наверняка завершил интервью. Команда, естественно, сразу потащит его в следующий пункт – на открытую фотосессию. Страшно было представить, как он разозлится, когда узнает, где я нахожусь.
В голове царил кавардак. Станет ли этот инцидент катастрофой для Райана? Не опозорит ли его мой арест настолько, что он порвет со мной? Черт, да если Марла пришла в ужас из-за его стояния на столе, то что же с ним будет после моего задержания в Париже?
Если они бросят меня в камеру, заставят ли Райана лететь в Барселону без меня? Будет ли у него выбор? Я ничего не знала ни о французских законах, ни о возможных сроках тюремного заключения. Если степень моей вины будут определять по объему протоколов, которые заполнял инспектор, именно туда мне и предстояло отправиться.
Инспектор продолжил выдвигать свои нелепые обвинения, дойдя до полного абсурда.
– Я не нападала на полицейского и не тянулась за его пистолетом, – твердила я. – Почему вы мне не верите?
«За нападение на стража порядка – от пяти до десяти», – вертелось в мозгу: господи, надо было мне послушаться Райана! Я должна была остаться в том гребаном отеле, когда он сказал мне «нет». Раскаяние накатывало волнами, стесняя грудь.
– У вас нет ни паспорта, ни удостоверения личности. Вы утверждаете, что информацию о вас можно получить в отеле, название которого не знаете… – гнул свое инспектор.
Проклятый зануда. Я вообще впервые выехала за рубеж. С утра, прихватив другую сумочку, я даже не подумала взять паспорт. При мне почти ничего не было, так как я рассудила, что обойдусь помадой и кредиткой. Мне хотелось вышибить из его пасти акцент. Я посмотрела на древний компьютер.
– На кредитке – мое имя и подпись. Если не верите, поищите меня в Сети. Там найдется достаточно фотографий.
Я смотрела на инспектора вызывающе, надеясь, что ему хватит нескольких сотен снимков меня и Райана.
Его тупая ухмылочка показывала, что ему наплевать. Эта бесчувственность преобразовала мое огорчение в злость.
– Если вы так обращаетесь с зарубежными гостями, то напомните мне, чтобы я никогда не возвращалась в Париж.
Эта сволочь не обращала на меня внимания и продолжала строчить.
– Папарацци сделали сотню снимков колена, которым ваш человек уперся мне в спину. Когда они попадут в прессу, это будет сюрпризом для вашего туристического бизнеса.
Инспектор Хамло достаточно отвлекся от своей писанины, чтобы уставиться на меня и буркнуть что-то по-французски. По тону я поняла, что он не изрек ничего хорошего.
Мои истерзанные плечи разнылись хуже разбитых о мостовую коленей.
– Что стало с женщинами, которые напали на меня и украли мои пакеты? Почему они не в наручниках?
Он продолжал молча пялиться на меня, и тут зазвонил телефон. В его ответе я разобрала слово «interrogé» .
– Ну что же, сдается мне, что кто-то прибыл забрать вас, – сообщил Инспектор Дебил.
При виде Райана, которого препроводили в участок какие-то мужчины в темных костюмах, сердце мое остановилось. Следом шли Майк, Триш, Дэвид и Аарон. Райан раздраженно спорил с кем-то на повышенных тонах, настаивая на свидании со мной, и я понимала, как он рассвирепеет при первом взгляде на меня. Сгорая от стыда, я понурила голову.
– Тарин? Ты цела?
Райан опустился на колено и, глядя на меня широко раскрытыми глазами, осторожно коснулся моего подбородка.
– Солнышко, что за дьявольщина с тобой приключилась?
– Я пыталась объяснить им… кто я… – Моих сил хватало только на сумбурное бормотание. – Но они заявили, что я оказала сопротивление при аресте. Мой паспорт… Я забыла его в номере.
Я кое-как рассказала Райану о том, что за мной гнались, а потом меня окружили фанатки и пришлось прорываться сквозь толпу озлобленных баб, после чего меня сцапала и избила полиция.
Райан оценил мои раны, и на его лице сменяли друг друга шок, сострадание и небывалая ярость.
Инспектор попытался представить свою версию событий, но Райан резко оборвал его и подступил к самому столу:
– Четверо здоровых мужиков на одну женщину? Бога ради, в ней не больше ста двадцати фунтов! Вам, мать вашу растак, нужны четверо, чтобы ее окоротить?
– Я понимаю, что вы расстроены…
– Нет! Вы ни хрена не понимаете, как я расстроен. Она сидит и истекает кровью! А если бы она была беременна? Об этом ваши люди подумали, когда набросились на нее?
Весьма выдержанный, подтянутый человек в темном синем костюме умиротворяюще положил руку Райану на плечо.
– Позвольте, пожалуйста, мне, мсье Кристенсен. – Он извлек из внутреннего кармана бумажник и показал удостоверение. – Жерар Бертран, личный атташе премьер-министра. Я нахожусь здесь по его специальному распоряжению в отношении этого дела и услышал достаточно. Позвольте мне забрать протокол и немедленно избавить ее от наручников.
Я едва не задохнулась от неимоверного облегчения. Райан привел с собой тяжелую кавалерию. Премьер-министр, наверное, уже ждал нас к себе на семейный обед.
В кабинет набилась пропасть людей, разом заговоривших на смеси французского и английского. Наконец с меня сняли наручники. Райан продолжал разоряться по поводу крови у меня на подбородке. Триш прижимала к уху телефон.
Я знала, что Райан рассержен, и отчаянно взмолилась:
– Прости меня.
Я надеялась, что у обоих хватит милости меня извинить. По шкале оплошностей случившееся было куда серьезнее, чем неправильное произнесение иностранного слова или ложка вместо вилки во время еды.
– Ш-ш-ш… Все будет хорошо, – прошептал Райан, откидывая мне волосы со щеки и утирая очередную слезу.
К нам подошел высокий человек с пышными усами и жесткими седыми бровями.
– Мсье Кристенсен, мадемуазель Митчелл. Прошу принять наши искренние глубочайшие извинения за это недоразумение.
Райан остановил руку, потянувшуюся ко мне, свои же снова стиснул в кулаки.
– Недоразумение?!! – зарычал он на эту наглость. – Посмотрите на нее! Вы называете это зверство не-до-ра-зу-ме-нием? А что вы скажете, если я так же вот повыбиваю дерьмо из ваших ребят?..
Майк положил ему руку на грудь.
Мужчина, ничуть не смутившись, сунул под мышку папку с моим делом.
– Уверяю вас, я лично расследую это происшествие. Даю вам слово.
Я встала и вмешалась, желая только одного: поскорее выбраться вместе с Райаном из этой взрывоопасной ситуации.
– Прошу прощения. Мне можно идти?
Взгляд мужчины метнулся ко мне, и его губы искривились в слабой улыбке.
– Oui, mademoiselle. Вы свободны. Вам не предъявят никаких обвинений.
Я кивнула и провела пальцами по многочисленным ссадинам на лице, как будто могла этим скрыть их.
– Пожалуйста, кто-нибудь, заберите меня в отель!
Унижение и запугивание доконали меня. Желание схватить паспорт и темные очки, сесть в самолет и улететь из преисподней гнало меня к выходу.
Райан укрыл меня пиджаком и, придерживая за поясницу, вывел на улицу и погрузил на заднее сиденье седана. Триш была занята: звонила, просила о чем-то и рассылала сообщения бог знает кому, чтобы замять дело. Мне хотелось свернуться калачиком и умереть.
Дэвид пребывал в откровенном унынии. Он посмотрел на часы:
– Райан, нам нужно вернуться в отель «Британик» на фотосессию. Время еще есть. Мы компенсируем эту задержку и останемся в графике.
– Нет, – лаконично ответил Райан, прижав меня крепче, едва я дернулась прочь.
Я подумала, что дело кончится сварой, когда мы останемся наедине.
– Послушай, я понимаю, что это стресс, – не унимался Дэвид. – «Барберри» – всего лишь разогрев. Все остальные ждут тебя на фото…
– Нет, тебе сказано, – огрызнулся Райан. Он сжал мое плечо крепче и прижался губами ко лбу. – Мы возвращаемся в отель.
Едва мы переступили порог нашего роскошного номера, Дэвид вопреки заявлению Райана продолжил уговаривать его, призывая соблюдать график.
– Ладно, но что я скажу продюсерам, когда придется объяснять, почему тебя не было на фотосессии? А в шесть – премьера. Нам нужно выехать отсюда в пять тридцать.
– Со студийным начальством я разберусь, – сказал Аарон. – Хорошего мало, но с учетом обстоятельств они поймут.
Дэвид был несгибаем.
– Но если мы действительно хотим замять это дело, ему придется выступить везде, где предусмотрено. Неявка только укрепит подозрения. Он должен там быть, Аарон. Ты знаешь это не хуже меня.
Райан уже никого не слушал и решительно прошагал в ванную.
Используя все мыслимые электронные девайсы, Триш, что называется, рвала задницу, стараясь свести на нет всю негативную прессу, пока та не всплыла на поверхность.
Я села на софу, терзаясь виной за учиненный бедлам и мечтая вернуться в тишину и покой моей квартиры. Как я ни старалась, мне не удавалось подавить это желание. Страх и унижение бушевали в груди подобно злому торнадо, поглощая все прочие чувства.
У меня никогда не бывало трений с законом, даже в детстве, и первый опыт ужасал. Иногда я оказывалась на грани, когда тусовалась с Мэри и еще одной закадычной подругой, Мелани, сестрой Томаса, но мы каким-то образом выходили сухими из воды.
Мы с Томасом несколько раз едва не попались – был случай, к примеру, когда копы остановили нас на обратном пути с тусовки в Норт-Бей, где мы накурились травы. Черт, меня колотило до самого дома. А однажды, когда мы предавались безумному сексу на пляже в два часа ночи, нас застукала полицейская служба береговой охраны.
И все же такого кошмара со мной еще не случалось. А последствия грозили быть слишком многочисленными, чтобы даже начинать их осмысливать.
Райан уселся рядом и принялся изучать мои раны. Когда коснулся моей щеки теплой губкой, я едва не задохнулась от резкой боли.
– Прости, милая. – Он был само раскаяние. – Я стараюсь быть аккуратным, но эти ссадины нужно промыть.
Его забота доставляла мне безумное удовольствие, и в то же время отчаянно хотелось вырвать у него губку. Мне казалось, что я не достойна его ласковых касаний.
Дэвид закончил говорить по телефону.
– Райан, сейчас подъедет помощница Марсии Гэй Гарден и побудет с Тарин, пока ты на премьере. У Дженны все люди заняты.
– Я никуда не поеду, – глухо произнес Райан, с предельной осторожностью протирая мне губу.
Все, даже я, дружно уставились на него.
Дэвид вознесся на пик управленческого психоза и неустанно твердил, что не верит своим ушам.
– Сказано же – никуда не поеду, – повторил Райан.
Дэвид пустился в пререкания, но они были оставлены без внимания. Райаном овладело леденящее спокойствие. Перед бурей?
Чуть дрогнувшей рукой он приподнял мне подбородок.
– Надо вызвать консьержа и заказать лекарства, – сказал он тихо. – Грязь с ран я в основном смыл, но будет лучше, если мы продолжим в душе.
Я придержала его руку:
– Райан, пожалуйста. Мне и без того досталось. Тебе нужно ехать.
Он раздул ноздри:
– Я не оставлю тебя. Даже не думай.
Я забрала у него губку, не обращая внимания на то, что белоснежное полотенце запятналось розовым.
– Всего на несколько часов.
Я попыталась ободряюще улыбнуться, чувствуя себя такой же грязной, как губка в руке.
Он чуть скривил губы и покачал головой:
– Не могу.
Я перехватила взгляд Дэвида, надеясь, что он догадается больше не маячить в номере. Я собиралась оказать ему огромную услугу.
– Не оставишь нас на минутку?
По моему мнению, Дэвид знал меня достаточно, чтобы понять разумность моих действий. Майк, благослови Господь его чистую душу, выставил всех за дверь.
Райан стянул рубашку и швырнул на пол:
– Не пытайся меня уболтать! Я не уйду!
Его тон исключал возражения. Я смирилась с фактом, что нынче всяко никуда не поеду, тем более на роскошный обед с премьер-министром Франции и его семейством.
– Мир не перевернется, если я не приду на премьеру.
Это он так считает. Может быть, он прав, но фанаты точно осатанеют.
Райан откупорил бутылку воды и уставился на меня:
– В чем дело?
– У тебя обязательства, – промямлила я.
– Мне до лампочки.
Я несогласно помотала головой, понимая, что он находится в стрессовом состоянии, которому я была причиной.
– Это твоя карьера, твой фильм. Я не позволю тебе все разрушить. Только не ради меня.
Я порылась в сумке в поисках чего-нибудь вроде аспирина.
– Я не пойду без тебя, – нахмурился Райан.
Я остановилась перед ним по пути в ванную:
– Нет, пойдешь.
Едва я повернулась к двери ванной, ребра снова пронзило болью.
Задрать блузку и бегло взглянуть в зеркало хватило, чтобы подтвердить мои худшие опасения. На талии была огромная иссиня-черная отметина длиной как минимум дюймов шесть. Она напомнила мне сумеречное небо, упакованное в боль. «По крайней мере, не справа, как после машины, но в остальном очень похоже».
Райан задохнулся:
– А это что, черт возьми?
Он испугал меня. Я быстро опустила и одернула блузку.
Тут он впервые увидел и глубокий порез с тыльной стороны предплечья. Его длинные пальцы сомкнулись на моем запястье.
Я выдернула руку, украшенную после падения набухшим красным шрамом и множеством ссадин.
– Ерунда.
– Черта с два! – Он приступил ко мне и попытался задрать блузку, но я держала ее крепко. – Дай. Мне. Взглянуть, – велел Райан, цедя слова сквозь зубы.
Было понятно, что он не просит. Его терпение лопнуло.
Устав от борьбы, я молча уступила. Глаза Райана сошлись к переносице, как будто тоже от боли.
Я не знала, что сказать, кроме как снова попросить прощения, и опустила блузку, словно та могла скрыть мой позор.
– Пожалуйста, поезжай на премьеру. Я и так за один только день испоганила тебе карьеру.
Я пустила воду, намереваясь промыть раны под душем, а заодно спрятать слезы, пока не захлебнулась изнутри. Потом соберу вещи. Ощущение полного провала порождало во мне желание убежать и затаиться.
– Нет, солнышко. Сперва я о тебе позабочусь – это важнее.
Знал бы он, насколько совпадали наши чувства.
Райан осторожно прижался ко мне и бережно обнял за плечи, словно боялся сломать.
– И прекрати извиняться, прошу тебя. У тебя нет на это причин.
Я помотала головой и попыталась отстраниться. Господи, как же он ошибался!
– Мне надо было послушаться и никуда не ходить одной. А теперь… Теперь я нас обоих унизила. Я даже не понимаю, почему ты такой добрый со мной.
Лицо Райана выражало недоумение. Он высвободил руку и потянулся, чтобы выключить душ. Ванная превращалась в сауну, окутанную густым паром.
– Как по-твоему, будь у меня другая работа, твоя первая поездка в Париж сложилась бы иначе?
Я попыталась оттолкнуть его:
– Райан, не надо…
Он чуть запрокинул мне голову, отказываясь отпустить.
– Или, может быть, папарацци одолевали бы тебя во время прогулок по мирному иностранному городу? Вместо того чтобы любоваться видами на пару с тобой и защищать, как подобает мужчине, я снова бросил тебя на произвол судьбы. Как по-твоему, нравится ли мне это, горжусь ли я собой? Позволь доложить, что нет. А теперь я смотрю, как тебя покалечили, и…
– Перестань, Райан. Пожалуйста. Ты ни в чем не виноват. Ты не имеешь к этому ни малейшего отношения. Это было мое глупое решение – выйти, и только мое. Я думала, что нет ничего страшного в том, чтобы прошвырнуться по магазинам. Подумаешь! Теперь я ученая. Больше такое не повторится.
Райан досадливо взвыл:
– Тарин, не вешай это дело на себя.
У меня разбегались мысли.
– Ну как же не вешать? Ты прилетел сюда по работе. Я сцепилась с копами и попала на первые полосы. Похоже, что всякий раз, когда мне хочется что-то облегчить или найти себе место, у меня получается в десять раз хуже.
Я пыталась усмирить мысли, бешено крутившиеся в голове.
– Райан, я хотела одного: сделать тебя счастливым и при этом не поставить под угрозу твою карьеру. Пресса разорвет тебя в клочья… Мне невыносимо думать, что ты сегодня пострадал из-за меня. Ты даже не представляешь, как мне совестно. Я должна отойти в сторону.
Я прошла в спальню и побросала в чемодан кое-какую одежду.
– Что ты делаешь?
– Собираю вещи.
– Мы не уедем до утра.
Я металась по комнате, без разбора хватая шмотки и чувствуя боль в ушибленном колене. Я знала, что если остановлюсь, то расплачусь, а мне не хотелось реветь в его присутствии.
– Ты уже достаточно провозился со мной и потерял уйму времени, – пробормотала я убитым голосом. – Пожалуйста, прошу… Тебе пора собираться на премьеру.
Райан изменился в лице:
– Солнышко, у тебя еще где-то болит? Ты вроде как хромаешь.
«Если признаюсь, он точно сорвет показ. Ну уж нет, только не из-за меня».
Я постаралась отогнать боль.
– Нет.
Райан шагнул ко мне, выхватил из рук туфли и метнул в дальний конец комнаты:
– Прекрати эти гребаные сборы! Я сказал, что не пойду без тебя, – что еще непонятно? Ты хочешь, чтобы я выкатился отсюда один, а потом вернулся и обнаружил, что ты сбежала?
Я замотала головой, яростно отрицая его предположение. Я сомневалась, что во Франции найдется достаточно большой камень, чтобы заползти под него.
– Думаешь, я мало тебя изучил? Не понимаю, с какой охотой ты примешь мученичество ради моего блага? Черт побери, Тарин. По-твоему, мне важна вся эта фигня? Не верю, что ты считаешь меня способным бросить тебя здесь после всего случившегося. – Райан швырнул в свой распахнутый чемодан кое-что из своих же вещей. – Хочешь уехать? Прекрасно! Поехали! Ближайшим гребаным рейсом мы улетим домой.
Я повесила куртку обратно. Очередная вспышка его гнева испугала меня.
– Я и не думала уезжать. – «Во всяком случае, так я тебе и сказала, как же!» – Но… чувствую себя распоследней дрянью из-за того, что втянула тебя во все это. Мне стыдно и горько.
Струп стягивал мне нижнюю губу, напоминая, что внешне я пострадала не меньше.
– Райан, я никогда и ни за что не поставлю тебя перед выбором между карьерой и мной. Никогда.
Я подобрала с пола туфли.
«Уму непостижимо, как он меня терпит!»
– Что ты сказала?
Я застыла. Никак не думала, что бубню вслух.
– Ты сказала – «терплю тебя»?
Я нехотя кивнула.
Райан подцепил резной стул, ожесточенно дернул к кровати и скрестил на нем ноги.
– Что ж, я услышал эту хрень. Пожалуйста, продолжай. Просвети, как это я тебя терплю.
Здравый смысл подсказал мне, что это кончится плохо и незачем начинать. Мне лучше помалкивать.
– Ну?
Он постепенно терял терпение. Я тоже.
Моя черная туфля-лодочка от Кристиана Лабутена полетела в чемодан и отскочила от крышки. Я была на таком взводе, что черт-те как обращалась с тысячедолларовой обувью, которую купил мне Райан.
– Я лишь хотела взглянуть на куртку, и даже это обернулось катастрофой.
Он огляделся:
– Ты ее купила? Не вижу пакетов.
– Нет, не купила.
– Пошла по магазинам и ничего не купила?
– Я потеряла пакеты, когда упала. Купила несколько сувениров, но все сгинуло в свалке.
Райан сел прямо:
– Сколько ты потратила?
– Неважно, – помотала я головой.
– Что значит – неважно?
– Это моя потеря. Я пользовалась своей кредиткой, – сокрушенно промямлила я.
– Господи Иисусе! Тар! – Райан встал и обошел комнату. – Где твоя сумочка? – зарычал он, расшвыривая вещи.
– Зачем она тебе? – Я сдвинула куртку, чтобы достать ее.
– Потому что теперь ты разозлила меня всерьез. – Райан выхватил сумочку, рванул молнию. Затем извлек карточку и изучил. – Вот это, – он поднял кредитку, – теперь мое. Для тебя она не существует. – Он посмотрел на другую, нашу общую, и затолкал обратно в кармашек.
– Стой, погоди…
Он вытащил из заднего кармана джинсов бумажник и спрятал мою кредитку:
– Хрен ты ее получишь даже на бензин для твоей гребаной тачки. С этого момента ты будешь пользоваться только нашей карточкой.
Он вел себя как шут гороховый. Я протянула руку:
– Ну же. Отдай.
Райан затолкал бумажник в карман и уставился на меня:
– Ты хочешь носить это кольцо?
– Что? – Я взглянула на руку.
– Ты хочешь быть моей женой? Да или нет?
Теперь он меня пугал.
– Конечно, я хочу быть твоей женой, но…
– Никаких «но». Да или нет, Тарин?
Я расправила плечи:
– Да.
– Да – что?
«Тьфу ты господи!»
– Да, я хочу быть твоей женой.
– Отлично. Тогда хорош придуриваться. Поняла?
– Райан, ты же знаешь, что я…
– Ты поняла? – повысил он голос. – Я больше не играю в эту игру, Тар. Вся эта хрень обеспечивает, мать его, особый стиль жизни, а потому будь добра соответствовать. Яего обеспечиваю. Язабочусь о моем достоянии. И если ты только дернешься к моему бумажнику и попытаешься забрать свою карточку, то, помоги мне Бог, я свяжу тебя к чертовой бабушке, запру в гребаном номере и запущу по кругу «Ганз энд роузес».
Я хапнула воздух. Он применил грязный прием.
– Ты не посмеешь…
– Да неужели? Попробуй сунься.
– Ты не заберешь мою кре…
– Да что ты говоришь? Добро пожаловать в джунгли, деточка. Снова и снова. Ты этого хочешь?
Я тронула разбитую губу и скривилась.
– Нет.
– Отлично, а теперь, когда мы это уладили, расскажи-ка мне, как началась вся эта хренотень.
– Я больше не сплю?
Райан нахмурился. Я села на край постели.
– Когда я вышла из отеля, большой толпы не было.
– И?
– И… Когда вернулась, там уже крутились сотни. Полиция не пускала меня без документов. Я попыталась подобраться к входу и нечаянно наступила какой-то девице на палец.
Райан вытаращился на меня, не веря своим ушам.
– Палец? Все это… – Он неопределенно взмахнул рукой. – Все началось из-за того, что ты ненароком наступила кому-то на ногу?
Я снова кивнула с ужасом сознавая, как дико это звучало.
– Я пробовала тебе позвонить. – Мне оставалось надеяться, что мой глупый и затравленный вид в достаточной мере показывал, как я раскаиваюсь. – Я пыталась просочиться – тут-то все и случилось. Какие-то девицы узнали меня и попросили автограф, а потом кому-то вздумалось фотографировать, а дальше я наступила на чью-то ногу. Хотела извиниться, но та девица толкнула меня, а я – следующую, стоявшую сзади… Ну, они толкались, а я отвечала. – (Райан явно развеселился.) – Ничего смешного.
Он прикрыл рот ладонью:
– Я не смеюсь. Но рад, что ты защищалась.
Я предпочла не отвечать. Оборона завершилась фиаско.
– Ну, так, может быть, ты все-таки объяснишь, что и как я от тебя терплю, или мы раскидаем еще пару-другую туфель?
Я отвернулась и проворчала:
– Первую бросил ты.
Райан был несгибаем.
– Да, бросил. Потому что ты не хотела отвечать.
– Ладно, будь по-твоему. Хочешь услышать? Твоя пиарщица, твой менеджер презирают меня – это очевидный факт. Единственный, кто держится любезно, – это Аарон – и то, думаю, ради твоего удовольствия. Я знаю, что все они уверены, будто я нарочно забеременела.
Я швырнула в чемодан вторую туфлю, на сей раз аккуратнее.
– Тарин, мелкая злонамеренная соблазнительница, хочет изловить тебя в силки и украсть твои миллионы. – Я тяжело вздохнула.
– Милая, нам обоим известно, как ты забеременела, – мягко произнес Райан. – Мы, может быть, и не планировали этого, но умысла не было никакого. И мы рисковали оба. К тому же если бы я не хотел детей, то с первого дня надевал бы резинку.
Он поставил меня в тупик.
– На самом деле меня всегда это удивляло.
– Что именно? – вскинул брови Райан.
– То, что ты не предохранялся в первый раз.
Он застенчиво рассмеялся, как будто над чем-то своим, и посмотрел мне прямо в глаза:
– Тар, с того момента, как я вломился в твой паб, мне стало ясно, что ты единственная и неповторимая. Наверное, я влюбился, когда ты смывала грязь с моих ссадин.
Я задохнулась, потрясенная его признанием.
Его посетила новая мысль, породившая коварную ухмылку.
– Когда мы играли на бильярде и ты пинала мою задницу, у меня зародились нескромные фантазии: хорошо, мол, если бы ты стала матерью моих детей. А когда мы наконец оказались в постели, я, честное слово, ничуть не заботился, залетишь ты или нет. Очутиться с тобой бок о бок – ради этого стоило рискнуть. А если бы ты забеременела, то оно и к лучшему, это связало бы нас навеки.
Я мгновенно размякла. Растаяла, умерла и воспарила в небеса.
Райан раскрыл объятия, призывая меня. Я приникла к нему и уткнулась в шею, не желая отпускать.
Он потерся об меня носом:
– Ты же знаешь, что я хочу детей, а потому мне до фонаря мнение Марлы или кого-то еще. Мне важны только решения, которые мы принимаем вместе с тобой.
Я поцеловала его, чувствуя, что любовь моя к нему много сильнее, чем мне казалось возможным.
Райан откинулся на спину, и я положила голову ему на плечо.
– Но вернемся к Марле. – Тон его сделался заговорщическим. – Сегодня я узнал, что в тот день, когда я сделал тебе предложение, Марла застукала своего муженька в душе с барменшей из «Шато».
Я мигом отлепила голову от его голой груди.
– Шутишь?
– По-моему, это кое-что объясняет. Как ты считаешь?
Я кивнула.
Он погладил меня по волосам.
– Триш хотела сообщить тебе о письме по электронке, которое получила с утра, но я, похоже, испортил ей все удовольствие.
Я живо представила, как Марла входит в свой царственный особняк и застигает супруга потным и голым, в разгаре утех. Словами эту картину не описать. И все-таки в какой-то степени я приняла историю близко к сердцу и сочувствовала Марле.
– Барменша, значит? Она, наверное, всех нас считает шлюхами.
– Ну, это ее проблема, а не наша – согласна?
– Согласна, – кивнула я.
Райан ласково гладил меня по спине, вводя в оцепенение.
– Хорошо бы хоть Дэвид не ненавидел меня, – сказала я.
– Дэвид видит в тебе отвлекающий фактор, – фыркнул Райан.
По его интонации я поняла, что это не все.
– И?..
– И… Да мне наплевать, что он думает.
– Он затаил злобу еще с обеда с Фоллвейлером.
– Да, ему не нравится, когда ты влияешь на мои карьерные решения.
– Наверное, тогда мне лучше держать мои мнения при себе.
– Ни в коем случае! – взвился Райан. – Не бери в голову. Я хочу знать, что ты думаешь. В отличие от него у тебя глаз не замылен. Кроме того, я знаю, что в моей жизни временно, а что постоянно. – Он чуть подвинул меня на своих коленях. – Раз уж заговорили… Может, поделишься чем-то еще, облегчишь душу?
Я потеребила распухшую губу и пробормотала:
– Меня сегодня арестовали.
– Ничего подобного. Забыла? Никаких обвинений.
– Райан, все газеты напечатают фото, на которых меня отправляют в кутузку.
– И я, по-твоему, сожру тебя за это живьем?
– Вообще-то, да. Не просто живьем, а еще и без соли.
– Верно, сожру. Только не тебя. Меня взбесили бабские орды, которые не дали тебе вернуться в отель, плюс то, что тебя избили и обращались с тобой, как с уголовницей. Вот от чего я в ярости.
– Тебе не нужна негативная пресса, – рассердилась я.
Райан отмахнулся:
– А куда денешься? Тут выплывет, там просочится. Это, Тар, никакой не скандал. Все уляжется, и незачем тратить столько энергии впустую. Договорились?
– Договорились.
Райан встал вместе со мной, не размыкая объятий.
– Ну ты и дурища. – Он улыбнулся, поцеловал меня и бережно усадил на кровать. – Есть хочешь? Подозреваю, что в каталажке тебя не кормили.
Шуточка вышла так себе, и я надулась, но он был занят меню с доставкой блюд в номер и ничего не заметил.
– Помираю с голоду.
Он зыркнул на меня:
– Если задуматься, то я, конечно, на тебя зол. Коли уж так хотелось связывания, наручников и прочей хреновины, могла бы просто попросить. Я был бы несказанно счастлив поучаствовать. У нас наметилась неисследованная территория секса. Черт, мы даже не приступали к делу.
Пусть ищет во всем этом забавную сторону, если хочет. Райан заказал поздний ланч, затем позвонил консьержу и потребовал антибиотики и ибупрофен. У меня отлегло от сердца: еда уже в пути.
Обняв подушку, я свернулась калачиком.
– Тебе все-таки придется идти на премьеру. Ты это знаешь?
Райан взялся за мобильник:
– Дэвид, как зовут стилистку, которая путешествует с Дженной? Нет, она занимается макияжем. Найди ее и пришли сюда.
Дав отбой, он взгромоздился ко мне на кровать, и я прильнула к его груди.
– Я понимаю, почему ты психуешь… Но мне наплевать, что напишут в газетах. Через неделю все будет забыто и героем дня станет кто-то другой.
Какое утешение.
– Спасибо. Здорово, что мы умеем потолковать.
Райан долго смотрел на меня, погружаясь в печаль.
– Стоит мне подумать о том, что могло случиться с тобой – похуже этих ссадин на щеке…
Я приложила палец к его губам:
– Ш-ш-ш… Молчи.
Его рука скользнула по моему боку, задержалась на животе. Глаза закрылись, и Райан с усилием сглотнул.
– Ты всегда будешь для меня важнее всего остального, Тарин. Всегда. Тебя обидели, и я уже готов умереть.
Я заглянула ему в глаза:
– Не знаю, чем заслужила тебя. Я безумно тебя люблю. Но… Я не собираюсь подливать масла в огонь и появляться в таком виде на публике. Я не… – Меня обожгло при мысли о тысяче камер, запечатлевающих мои раны. – Такого позора тебе от меня не дождаться. Даю слово. Я буду здесь, когда ты вернешься. Неважно, в котором часу.
– Я думаю иначе, – нахмурился он. – Коль скоро ты настаиваешь, чтобы я шел на премьеру, а я решительно отказываюсь тебя покидать, нам придется найти компромисс. Я посажу тебя в отдельную машину, чтобы не светить на публике. Теперь ты, наверное, понимаешь, как это бывает. – (Я кивнула.) – На выступления можешь не ходить, но сегодня ты будешь при мне постоянно. И это, любовь моя, не обсуждается.
