Глава 5. Oui
Мои веки блаженно отяжелели, и я с трудом воспринимала очередной пышный гостиничный номер, едва освещенный настольной лампой. Последние одиннадцать дней слились в единую мешанину из торопливых переездов, изысканных яств, назойливых папарацци, лимузинов, слепящих фотовспышек и орущих фанатов, от которой меня укачало.
Тяжело дыша, словно после напряженного физического труда, Райан нежно целовал основание моей шеи. Легкие у меня болели, готовые лопнуть от множества мелких вздохов.
Мускулистая спина Райана выгнулась, позволяя свежему воздуху проникнуть между нашими разгоряченными телами и хоть немного их остудить. Прижав мои руки к постели, он продолжал вращать тазом, одновременно не прекращая толчков, пронизывавших все мое существо. Он поднял голову, царапнув по щеке щетиной, и встретился со мной взглядом.
– Добро пожаловать в Париж, – тихо произнес он и провел языком по моей шее, пробуя ее на вкус, прежде чем снова слиться со мной в поцелуе.
Наш самолет, взлетевший в Хитроу, приземлился лишь два с половиной часа назад, а из аэропорта мы поехали прямиком в этот великолепный отель, так что увидеть Париж я еще не успела. После нескольких часов разнузданного флирта на борту единственное, что нам было необходимо, – это немедленно раздеться и предаться любви на здешних девственных простынях.
Я знала, что он глубоко гордится способностью довести меня до полного изнеможения и с ответом на его мелкие дразнилки следовало повременить. Подушки полетели на пол, простыни пришли в беспорядок, а я продолжала содрогаться от мощных отзвуков всепоглощающего оргазма.
Губы мои на миг освободились, и я воспользовалась этим, чтобы выдохнуть единственное известное мне французское слово:
– Oui.
Даже сей малый звук был для меня великим подвигом.
Райан смотрел задумчиво и пытливо, безмолвно высказывая мне все, что не могло быть выражено словами. Желание съесть его целиком затопило меня, и я сомкнула зубы на мощном бицепсе, после чего за волосы притянула к себе голову, чтобы всосать мочку уха. Райан издал стон наслаждения и вновь приковался к моим губам.
Он был далек от финиша, и предвосхищение дальнейшего придало моим ощущениям новую остроту. Он был чутким любовником и давал мне время прийти в себя, прежде чем обрушиться на меня со всем неистовством.
Я постаралась выровнять дыхание и пульс, чувствуя, как на лбу выступают бисерины страстного пота. Разгоряченные и мокрые, мы сплелись, не оставив открытым ни единого места. Я мяла ему спину и плечи, обхватывая крепче, как будто стремясь глубже вобрать его своим существом.
Когда я спустилась ладонями ниже в стремлении оценить его неподражаемые ягодицы, он стиснул меня и вторгся опять – медленно и в то же время жестко. Его бедра наддали вновь, потрясая мое существо плотским напором.
Я запрокинула голову, предоставляя ему доступ к горлу. Наступи сейчас конец света, я отошла бы в мир иной полнее удовлетворенной. Райан прикусил мне кожу, его первобытные страстные желания требовали удовлетворения.
Внезапно тело Райана застыло, и он смахнул с моего лица выбившиеся пряди. Взгляд его, приковавшийся к моему, был безмятежен и в то же время серьезен.
– Je t’aime. Je t’adore. Veux-tu m’épouser? – сглотнув и набрав в грудь воздуха, произнес он.
Мои бедра дрогнули под руками, знавшими каждый дюйм моего тела, и под действием завораживающе соблазнительного звучания незнакомых слов.
Я запустила пальцы в его шевелюру, а он покрывал нежными, чувственными поцелуями мое лицо, уголки рта, шею.
– Я не знала… что ты говоришь… по-французски… – с трудом выдавила я, ибо в эти мгновения близости рту было трудно заняться чем-то, помимо поцелуев.
Райан поймал мою нижнюю губу, окуная меня в водоворот страсти с каждым поцелуем, каждым касанием языка, каждым сосущим движением колдовского рта. Он повертел бедрами, напоминая, что еще очень даже в игре.
– Не говорю. Но выучил несколько слов, чтобы сказать их тебе в Париже. Вот так. В минуты любви.
Я задохнулась, обуреваемая чувствами.
– Ты это спланировал?
Он потерся носом о мой и вместо ответа поцеловал, а его глубоко вторгшийся в меня язык сказал «да».
– Скажи, – потребовала я, хватая ртом воздух. – Переведи, что сказал.
Я напрягла внутренние мышцы, отвечая на толчок, и Райан застонал. Он отвел волосы с моего лица и заключил его в ладони.
– «Je t’aime» означает «я тебя люблю», – чувственным шепотом объяснил он.
Стопы Райана уперлись в постель, и мощные бедра снова пришли в движение, в то время как мои раскинулись шире, чтобы принять его. Он ткнулся головкой, доставив мне сильнейшее наслаждение. Ни с кем у меня такого не было. Всеми возможными способами Райан метил меня как свою собственность даже изнутри. Он забросил мне руки за голову и переплел наши пальцы.
– «Je t’adore» – «я тебя обожаю», – задыхаясь, но уже гораздо увереннее продолжил он.
Под его взглядом меня разрывали эмоции – я ощущала всю полноту любви этого мужчины, благоговела перед ним, восторгалась его нежностью. Он навсегда завоевал мое сердце. Слезы радости замутили мой взор и капнули на подушку.
– И я тебя обожаю. Ты мой навеки, mon amour.
Губы Райана впечатались в мои, бедра трудились подобно неуемному приливу. Внутри меня росло напряжение, требовавшее очередной разрядки.
Внезапно Райан словно погрузился в раздумье, бедра его замерли, и он несколько раз откашлялся.
– «Veux-tu m’épouser» означает, согласна ли ты… – Райан стер большими пальцами дорожки слез с моих щек. – Согласна ли ты выйти за меня замуж?
Значимость и смысл его слов сдавили мне горло. Снова выступили слезы, тогда как в груди и гортани горело и мне казалось, что вот сейчас меня разорвет по швам.
Я потянулась и принялась гладить его лицо. Глаза Райана сияли, словно голубые водоемы, и волшебно переливались, как бриллиант в моем кольце.
Он вошел в меня еще глубже.
– Выходи за меня, Тарин. Я хочу еще раз услышать твое «да». Скажи, что хочешь меня.
Мои губы дрогнули, пытаясь издать нечто членораздельное; я провела пальцами по обеим сторонам его шеи.
– Я хочу тебя. Я не могу без тебя жить. Да. Навеки. До последнего вздоха.
Его губы припали к моим, связывая его вопрос и мой ответ в нерасторжимый узел.
Сильная рука Райана стиснула мое бедро.
– Mon amour, – выдохнул он. – Ты мое пристанище. Ты всегда будешь моим приютом, Тарин.
Я обхватила его за плечи и уткнулась в шею, безудержно целуя ее. Наш замысел заниматься любовью в каждой стране, где мы побываем, преобразовался в нечто большее – в прочное скрепление союза, клятву, далеко выходящую за рамки телесной любви.
Я сказала единственное, что пришло в тот момент в голову, хотя и близко не отражало всю полноту моего чувства.
– Я очень тебя люблю.
Его бедра задвигались с новым пылом; кровать исправно колотилась в стену. Глаза Райана наполнились болезненным наслаждением.
– Я люблю тебя больше.
Я улыбнулась и впилась пальцами в его ягодицы, желая, чтобы он еще глубже вторгся мне в душу.
Его руки скользнули под меня, оторвав от тепла постели ради большего тепла объятий. Я обхватила его ногами, а он придержал меня снизу, направляя взад и вперед.
Райан перевернулся на спину и помог мне принять удобную позу.
– Возьми меня, – выдохнул он. – Всего. Целиком.
Он вонзился по самый корень. Я сцепила руки у него на затылке и держала, чтобы он смотрел мне в глаза, и запечатлела ответ на его губах:
– До гробовой доски. Твоя. Навеки.
Райан обхватил руками мою голову, не позволяя отстраниться от его губ.
– Кончи со мной, милая, – взмолился он.
Он отдался на волю неистовому ритму, и мне казалось, что тело мое снова и снова рвется на части и тут же собирается в единое целое, чтобы разорваться снова. Я уронила голову ему на плечо, сгорая в пламени чувств, и тело мое сотряслось с головы до пят.
Райан издал глубинный стон, содрогаясь в конвульсиях. Он исторгся в меня, и этот жар соединил нас навсегда.
* * *
Пока Райан брился в ванной, я позвонила Мэри:
– Он повторил свое предложение – по-французски.
– Когда вы занимались любовью?
– Угу.
– Господи, Тарин! В жизни не слышала ничего романтичнее! Святые угодники! Погоди, я скажу Тэмми!
От ее воплей заболело ухо, и я переместила телефон к другому.
– Нет! Мэри, прошу тебя, не говори никому. Даже Тэмми. Это же глубоко личное. Мне вообще следовало помалкивать… Я просто… сама не своя. Это было потрясающе. Я никогда… – На глаза мне вновь навернулись слезы. – Ладно, давай сменим тему. Как вообще дела? Как поживает наш паб?
– Ну его к гребаной матери. Я хочу послушать про секс за границей.
– Мэ-э-эри, – простонала я.
– Бар целехонек, Тар. Шумит. Хотя могу тебя порадовать: наплыв одержимых девок сошел на нет. Да, еще большой холодильник сдох. Поверить не могу, что он снова посватался. По-французски! Черт, да я тебя теперь вообще ненавижу. Райан, мать его, Кристенсен, голый, в Париже, имеет тебя и шепчет на ухо признания по-французски. Какая несправедливость! Господи, почему не я отворила ему в тот день?
Я прыснула:
– Ничего бы не изменилось. Ты замужем, забыла?
Мэри хрюкнула без тени юмора:
– А, ну да. Ненадолго.
Я полезла в рюкзак за ноутбуком, жалея, что не удержала рот на замке.
– Да ладно тебе, Мэри. Послушай, я звоню не затем, чтобы похвастать. Скажи, а налоговая декларация еще не пришла? И что там с холодильником?
– Прямо-таки хочешь испортить мне настроение, – шумно вздохнула она. – Тар, да я за тебя искренне рада. Надеюсь, ты мне веришь.
– Конечно.
– Ну и славно. Расскажи о своем путешествии. Мне куда приятнее поговорить о нем, чем о здешних делах. Дай мне услышать, что Райан ходит там голышом.
Смеясь над ее неуемностью, я принялась рыться в поисках адаптера.
– Обернутый полотенцем.
– Проклятье! Вот облом!
– Вот и он так говорит. Мне бы очень хотелось задерживаться в городах подольше. Два-три дня ничего не дают. Поверить не могу – не пройдет и тридцати шести часов, а мы уже будем в Барселоне. Время летит так стремительно.
– О, небось, в Испании он тебя отымеет. Позвони по ходу! Черт, я хочу это слышать! Он должен вставить это в следующий фильм…
– Мэри!
– Что? Ну же, Тар! Если я не буду жить твоей жизнью, мне впору наложить на себя руки. Мы должны путешествовать по миру вместе. Можно, я буду носить багаж или еще что? Или осыпать Райана розовыми лепестками?
– Что стряслось с холодильником?
Мэри шумно выдохнула:
– Надо, чтобы кто-нибудь трахнулся на нем. Может, тогда заработает?
– Позови Гэри. Я уверена, он будет рад подсобить.
Я услышала знакомый шум кассовой ленты: аппарат износился вконец. Еще один предмет, требующий замены.
– Ага, конечно. Он не разговаривает со мной, с тех пор как мы вернулись из Лос-Анджелеса, и, если честно, мне абсолютно наплевать. Мне от него тошно.
– Почему? Что случилось?
Я услышала, как Райан уронил что-то в ванной, и вздрогнула. Наверное, гель для бритья.
– Помнишь того мальца с банкета, которого я приняла за агента по кастингу, – Нэйта – лапочку с умопомрачительной задницей?
Я живо представила того, о ком она говорила: высокий шатен, широкие плечи, узкая талия. Словно сошел с обложки модного журнала!
– Да. И что? Гэри взбесило, что ты с кем-то общалась?
– Ну. Когда мы вернулись в номер, он закатил мне скандал. Вызверился на меня почем зря, – дескать, я строю глазки, как шлюха, и все такое… В общем, получилось… полное безобразие.
Я трудно сглотнула, живописуя себя предельно озлобленного Гэри.
«Убью его, если только посмеет ее тронуть!»
– Насколько полное?
Несколько секунд трубка молчала.
– Мэри, он что – ударил тебя?
Она вздохнула:
– Нет, хотя в какой-то момент казалось, что вот-вот, – он совершенно разошелся. Сказал, что счастья в его жизни больше нет… И что он хочет развода.
У меня сжалось сердце.
– О боже! Нет! И что ты ответила?
До меня долетел ее тяжкий вздох.
– Ответила, что коли так, то до свидания. Это уже давно назревало.
«О черт!»
– Почему ты мне раньше не сказала?
– А о чем говорить? Ты его знаешь. Когда я пытаюсь достучаться до него и сказать, что мне не нравится, он замыкается или не обращает внимания. Да мы и до вылета из Лос-Анджелеса разругались вдрызг, когда я узнала, что он снял с нашего счета еще три тысячи на новую развалюху, которую собрался чинить. Я взбесилась, потому что он сделал это, не посоветовавшись со мной, а он напомнил, сколько зарабатывает, а после имел наглость выматерить меня и велеть заткнуться.
– Ты шутишь?
– Нет, не шучу. Он… Не знаю. По-моему, у него кто-то есть.
У меня голова пошла кругом.
– Ты это серьезно?
– Я не уверена, но чую печенкой. Ты же знаешь, как это бывает. Он совершенно изменился, орет на меня. Недели три назад заявил, что идет выпивать с приятелем, Тони, но домой так и не вернулся. Сказал, что там и застрял, напившись, но я не сомневаюсь, что это вранье. Он никогда так раньше не делал, а стоило мне спросить об этом – рассвирепел. Я знаю одно: больше так продолжаться не может. Последние две ночи я живу у тебя. Надеюсь, ты не возражаешь?
Теперь я жестоко раскаивалась в том, что рассказала ей о повторном предложении Райана. Я так замкнулась в своем мирке, что не имела понятия о ее страданиях.
– Мэри, ты мой лучший друг. Ради тебя я готова на все.
– Спасибо. А холодильник посмотрел Пит. Сказал, что компрессор накрылся. Когда мы вернулись, весь пол был мокрый. Я затребовала прайс-лист на новый.
Мне было наплевать на этот проклятый холодильник.
– Погоди. Значит… ты от него уходишь?
– Не знаю, но так жить больше не могу. – Мэри всхлипнула. – Он сам несчастен и меня делает несчастной. Он все больше избегает меня и почти не разговаривает.
– Бедная, мне тебя очень жалко.
У Мэри, похоже, брызнули слезы.
– Ты не против, если я какое-то время побуду у тебя?
Ее горе разрывало мне сердце.
– Конечно не против. Оставайся сколько хочешь.
Про себя я выругалась, негодуя на Гэри, который так с ней обошелся, а еще больше – на себя, за то, что нагрузила ее, одинокую и несчастную, своими проблемами.
– Да, еще звонила какая-то дама из банка «Юнайтед Фиделити», спрашивала твоего папу. Говорила о каком-то письме и пене за аренду ячейки. У меня есть ее номер. Но ты имей в виду, что мы перестали отвечать на звонки. Я пыталась разобраться в сообщениях, но их слишком много.
Я застонала. Возня с родительским имуществом и безжалостной прессой напоминала вечный бой.
– Мне придется вернуться.
– Нет, в кои-то веки тебе повезло, так что наслаждайся путешествием и занимайся собой и Райаном. Об остальном другие позаботятся.
– Ужасно, что я не рядом с тобой.
– Тар, ты всегда рядом. Пожалуйста, не бери в голову.
Я прислонилась к стене у французских дверей, выходивших на балкон, завороженная видом Эйфелевой башни, сверкавшей в сумеречном небе. Мама всю жизнь мечтала ее увидеть, но так и не довелось.
Я попрощалась с Мэри и отключила трубку. Мне было до боли совестно, что я взвалила на нее решительно все, дабы самой беспечно путешествовать по миру именно тогда, когда она больше всего во мне нуждалась.
Однако по большому счету я испытывала великое облегчение оттого, что кто-то взял на себя заботы о баре и даровал мне столь необходимую передышку от жизни, которую я не выбирала.
Я нагнулась убрать бардак, оставленный Райаном, – тот вывалил на пол содержимое своего рюкзака. В куче виднелась газета, которую он читал в самолете.
Заинтересовавшись, я пролистала ее и остановилась на статье о другом известном актере. Я четко помнила, что Райан прочел ее последней и у него сразу испортилось настроение. Он кое-как затолкал газету в рюкзак и сплел наши пальцы. Я решила, что он наткнулся на неприятный отзыв об «Искуплении», но в этом разделе не было ничего, имевшего отношение к нашей жизни.
Я внимательно прочла статью, и сердце у меня екнуло. Речь шла о паре, которая распалась после четырех лет совместной жизни из-за крайнего различия деловых интересов. Именно оно и привело к разрыву.
Я посмотрела на Райана. Тот оправлял на себе свежие черные боксеры, красуясь передо мной мускулистым животом. Не эта ли статья его огорчила?
Четыре года. Вот на сколько хватило их сенсационных отношений. Жалкие четыре года. Возможно, для них это было достаточно долго. В моем представлении разрыв отношений через четыре года чреват глубочайшей раной – болью и опустошением, способными серьезнейшим образом исковеркать душу.
Я взглянула на мобильник, по-прежнему зажатый в руке. У меня не укладывалось в голове, что мы с Райаном можем прожить вместе всего четыре года. Но вот я стою сейчас сама не своя от счастья, а в это же время брак Мэри летит в тартарары.
