ГЛАВА 7
— Что, загадочный незнакомец уже смылся?
Голос раздался над ухом так неожиданно, что я вздрогнула и просыпала на стол ложку растворимого кофе, которую держала в руках.
— А вы, я смотрю, никогда не работаете! — процедила я, метнув на Брэдена сердитый взгляд через плечо. — И никогда не стучите, прежде чем войти!
Брэден, прислонившийся к косяку кухонной двери, и бровью не повел.
— Можно мне чашечку кофе? — спросил он, указывая на чайник.
— С молоком?
— С молоком. И два кусочка сахара, будьте любезны.
— Почему-то я была уверена, что вы пьете черный и несладкий.
— Человеку свойственно ошибаться. Кстати, вас бы тоже не мешало немного подсластить.
— Так вы будете кофе? — сморщила я нос. — Или предпочитаете упражняться в остроумии?
— А еще говорят, утро вечера мудренее, — пробормотал он.
— Это вы к чему? — Я швырнула в его кружку два куска сахара. — Хотите сказать, что утром я так же невыносима, как и вечером?
— Что-то в этом роде, — засмеялся Брэден.
Как и всегда, от его смеха у меня защекотало в животе.
Ожидая, пока чайник закипит, я сложила руки на груди. Лифчика под майкой не было, и я не забывала об этом ни на секунду. В обществе Брэдена я вообще ни на секунду не забывала о своем теле. Честно говоря, после гибели родителей и Бет мне стало совершенно наплевать, как я выгляжу. Носила я исключительно те вещи, которые казались мне удобными, никакими женскими ухищрениями не пользовалась. Меньше всего на свете меня волновало, какое впечатление я произвожу на других людей. Как ни странно, это работало в мою пользу и привлекало парней.
Но сейчас, стоя напротив Брэдена, я осознала, что все мое хваленое безразличие как ветром сдуло. Мне было далеко не наплевать, нравлюсь я ему или нет. В отличие от красоток, которые наверняка бродят вокруг него стаями, я не могла похвастаться модельной фигурой, то есть не отличалась ни ростом, ни особой худобой. Конечно, коротышкой меня никто бы не назвал, но и высокой тоже. Слава богу, ноги у меня стройные и талия тонкая, но бедра широковаты и попа довольно увесистая. Да и грудь не маленькая. Волосы у меня неопределенного оттенка — что-то среднее между русым и каштановым, — зато густые, длинные и вьются естественным образом. Но у меня редко возникает желание ими щегольнуть, обычно я закалываю их в небрежный узел на затылке и почти никогда не распускаю. Глаза можно считать моим главным достоинством — так говорят люди. Я унаследовала от папы необычный, светло-серый с переливом цвет. Но в сравнении с глазами, которыми природа наградила Холли или Элли — кошачьими, миндалевидными, манящими, — мои гляделки проигрывают.
Нет, на обложку гламурного журнала я, честно говоря, не гожусь. Конечно, причислить меня к разряду уродин тоже было бы несправедливо, но… Господи, никогда прежде я не переживала, что недостаточно хороша собой. Этот проклятый Брэден замутил мне голову. Превратил в полную кретинку.
— Правда, вы что, целыми днями валяете дурака? — вновь попыталась я пустить в ход язвительность.
Он сделал несколько шагов ко мне. На нем был очередной костюм-тройка, как всегда, фантастически шикарный. Обычно высоким широкоплечим парням больше идут джинсы и ковбойки, особенно в сочетании с небритым подбородком и взлохмаченными волосами. Но Брэден выглядел так, словно родился в этом костюме. Стоило ему приблизиться, соблазнительные фантазии снова завладели мной. Я представляла, как Брэден меня целует, подхватывает на руки, сажает на стол, раздвигает мои ноги. Его язык проникает мне в рот, одна рука ласкает грудь, другая скользит между ног…
Я едва не затрясла головой, чтобы отогнать опасное видение. Скорей бы закипел этот чертов чайник.
— У меня деловая встреча через полчаса, — сообщил Брэден.
Чайник наконец пронзительно засвистел, и Брэден первым протянул к нему руку.
— Решил по пути заглянуть к вам, узнать, в каком вы сегодня настроении. Вчера, перед тем как мы расстались, у меня создалось впечатление, что вам собираются его испортить.
Я смотрела, как он разливает воду по кружкам. Может, стоит ему рассказать про Райан и Джеймса?
— Доброе утро!
В кухню вошла Элли, свежая после сна, умытая и одетая. Правда, кардиган она напялила наизнанку. Я протянула руку и коснулась шва на рукаве. Элли смекнула, в чем дело, безмятежно улыбаясь, сняла кардиган, вывернула и надела правильно.
— Вчера, когда я вернулась, никакого Джеймса в гостиной не оказалось, — сказала она.
Я ощутила, как напрягся Брэден, взглянула на него и увидела, что он хмурится. Эта тема его, похоже, задевала. Я ухмыльнулась, сознавая, что могу его немного помучить.
— Да, он ушел еще вечером, — протянула я.
И вдруг поняла, что у меня нет желания темнить.
— Джеймс — бойфренд Райан, — сообщила я.
— Райан — это ведь твоя лучшая подруга? — уточнила Элли.
Она налила себе апельсиновый сок и уселась за стол со стаканом в руках. Я устроилась напротив. Когда Брэден не маячил перед глазами, я чувствовала себя безопаснее.
— Он сделал ей предложение, а она разозлилась и прогнала его.
Губы Элли сочувственно изогнулись.
— Какой ужас! Бедный парень.
Я улыбнулась, вспомнив о записке Джеймса.
— Надеюсь, у них все наладится.
— Думаешь, они помирятся? — спросила Элли с такой надеждой, словно Райан и Джеймс были ее лучшими друзьями.
— Ты лапочка, — тихо сказала я, и Элли просияла от удовольствия.
— Это ты их помирила, — произнесла она с непоколебимой уверенностью.
Только такое добрейшее существо, как Элли, способно сделать подобное заявление. Она полна решимости доказать мне, что я вовсе не ледышка, равнодушная ко всему, кроме собственной персоны. На сей раз она оказалась права. Совершенно случайно. Но эта случайность ровным счетом ни о чем не говорит.
— Это тип готов был разорвать вас на куски, — заметил Брэден прежде, чем я успела ответить Элли.
Развалившись на стуле, он попивал кофе с таким видом, словно спешить ему было совершенно некуда.
— Он вбил себе в голову, что это я подговорила Райан его бросить.
Брэдена, судя по его виду, мое сообщение ни капельки не удивило. Словно услышав мои мысли, он вскинул бровь и произнес:
— Интересно, почему это меня совсем не удивляет?
Элли осуждающе прищелкнула языком:
— Брэден, но Джосс никого не подговаривала.
— Знаю, — пожал плечами Брэден. — Конечно, она никого не подговаривала. Но, по-моему, ею двигали вовсе не те причины, о которых думаешь ты, Элс.
Похоже, этот наглец воображает, что видит меня насквозь. Мать твою. Не исключено, он не обманывается на свой счет. И на мой тоже. Проницательная гадина какая.
Я в досаде отвернулась и принялась пить кофе, стараясь не обращать внимания на въедливый взгляд Брэдена.
— Что за дурацкая манера — говорить загадками, — усмехнулась Элли и повернулась ко мне. — Ты ведь их помирила?
«Я твой должник».
Вспомнив записку, я невольно улыбнулась, прикрыв рот кружкой.
— Да. Кажется, мне это удалось.
— Неужели?
Теперь в голосе Брэдена звучало такое откровенное изумление, что это было просто оскорбительно.
Нет, все же зря этот самодовольный павиан воображает, что видит меня насквозь.
— Райан — моя лучшая подруга, — отчеканила я. — Мне хотелось ей помочь. Если вы считаете меня бессердечной сукой, вы ошибаетесь.
— Я ничего такого не говорил, детка, — заморгал от неожиданности Брэден.
Фамильярно-ласковое словечко пронзило меня насквозь, задев какие-то нервные окончания, о существовании которых я даже не подозревала.
— Не смейте называть меня «детка», — выдавила я. — Не смейте.
Моя неожиданная злость и резкий тон озадачили Брэдена и Элли. За столом повисло неловкое молчание. Надо же, вчера, когда этот чертов Брэден всучил мне свой телефон, я была ему так благодарна. И напрасно. Стоит дать перед кем-то слабину, он начинает воображать, что знает о тебе все. А на самом деле не знает ровным счетом ничего.
— Значит, Джеймс вернулся в Лондон? — Нарушила молчание Элли.
— Да. — Я встала и выплеснула в раковину остатки кофе из своей кружки. — Пойду-ка я в спортзал.
— Джоселин… — начал Брэден.
— У вас, насколько я помню, назначена деловая встреча? — отрезала я и направилась к дверям, чувствуя спиной напряжение, которое сама создала.
— Джоселин…
В его голосе звучало беспокойство.
Не отступай от намеченной линии, Джосс. Надо поставить его на место, иначе он окончательно зарвется.
Я вперила взгляд в Брэдена и проскрежетала с любезностью акулы:
— Если хотите взять кофе с собой, у меня есть прекрасный термос.
Брэден изумленно воззрился на меня, потом покачал головой.
— Благодарю вас, это лишнее, — произнес он с лукавой улыбкой.
Я величественно кивнула и, сделав вид, что более его не замечаю, повернулась к Элли:
— Может, пойдешь со мной в спортзал?
— В спортзал? Я? — удивленно наморщила точеный носик Элли.
— А ты что, не ходишь в спортзал? — спросила я, окинув взглядом ее безупречную фигуру. — Хочешь сказать, ты такая стройная от природы?
Элли рассмеялась и слегка покраснела от удовольствия.
— У меня хорошие гены.
— Тебе крупно повезло. А вот мне приходится пахать, как проклятой, чтобы мои гены меня не подвели.
— Ваши труды не пропадают даром, — пробормотал Брэден, уткнувшись в кружку.
Глаза его смеялись. Я невольно улыбнулась в ответ. Мне стало жаль, что я так его обрезала.
— Надеюсь. Ладно, пойду в одиночестве. Увидимся.
— Спасибо за кофе, Джоселин.
Его нахальный голос настиг меня уже в холле.
Я скорчила жуткую рожу и заорала что есть мочи:
— Джосс, а не Джоселин!
В ответ раздался смех, который я попыталась проигнорировать.
* * *
— Ну вот, теперь, когда мы познакомились, может быть, вы расскажете, почему у вас возникло желание поделиться с кем-то своими проблемами? — пропела доктор Кэтрин Причард.
Почему все психотерапевты говорят одинаковыми голосами — участливыми и мягкими до приторности? Наверное, считается, что это внушает пациенту доверие и помогает расслабиться. Но меня это сюсюканье только раздражает. И когда мне было четырнадцать, раздражало тоже.
С того разговора на кухне прошла неделя. Сама не знаю, с какой стати я решила пойти к психоаналитику. Так или иначе, я сижу в кабинете на Сент-Эндрю-лейн. Согласно последним веяниям дизайна, все вокруг сверкает металлическим холодом. Ничего похожего на уютную комнату, в которой принимал меня школьный психолог. Кстати, совершенно бесплатно. А для того, чтобы проникнуть в это святилище из стекла и металла, я выложила целое состояние.
— Вам здесь нужны цветы, — заметила я. — Или какое-то другое яркое пятно. А то ваш кабинет выглядит не слишком приветливо.
— Приму к сведению, — улыбнулась доктор.
Я молчала.
— Джоселин…
— Джосс.
— Джосс. Так почему вы решили прийти сюда?
Живот свело, на лбу выступил холодный пот. Все, что я ей расскажу, останется между нами, напомнила я себе. Мы никогда не встретимся за стенами этого кабинета, у нее не будет случая использовать против меня мои признания, мое прошлое. Мы чужие друг другу. Я набрала в грудь побольше воздуха:
— У меня снова начались приступы. Приступы паники, которые сопровождаются удушьем.
— Снова?
— Когда мне было четырнадцать, со мной часто такое случалось.
— Приступы паники могут быть спровоцированы самыми разными причинами. Почему они начались? Что произошло в вашей жизни?
Я с усилием сглотнула подступивший к горлу ком:
— Мои родители и маленькая сестренка погибли в автокатастрофе. Никаких родственников у меня не было — за исключением дяди, который плевать на меня хотел. Несколько лет я прожила в приемных семьях.
Доктор Причард что-то торопливо записывала. Когда я смолкла, она подняла голову и взглянула мне в глаза.
— Я вам очень сочувствую, Джосс.
Голос ее звучал так искренне, что струны, натянувшиеся у меня в груди, немного ослабли. Я кивнула, показывая, что готова продолжать.
— После их гибели у вас начались приступы паники. Вы можете описать симптомы?
Я послушно принялась описывать. Доктор понимающе кивала.
— А вы можете определить, что провоцирует приступ?
— Я не позволяю себе о них думать. О родителях, о Бет. Воспоминания — вот причина приступов. Конечно, если это не какие-то мимолетные образы, а яркие, осязаемые видения.
— Но, насколько я поняла, долгое время у вас не было приступов.
Я прикусила губу:
— Мне удавалось не думать о своей семье.
— В течение восьми лет?
— Я не совсем точно выразилась. Конечно, я о них думаю. Даже научилась спокойно смотреть на их фотографии. Главное — не вспоминать, что я ощущала, когда они были рядом.
— Но недавно приступы начались вновь?
— Мой внутренний контроль ослабел. Я начала вспоминать. Это было дважды — один раз в спортзале, другой — на обеде в семье подруги. Оба раза дело закончилось приступом.
— А почему воспоминания завладели вами именно в спортзале?
— Видите ли, я писательница, — смущенно фыркнула я. — То есть пытаюсь ею стать. Мне пришло в голову, что историю моей мамы можно сделать сюжетом книги. Это захватывающая история. Хотя и печальная. Мне казалось, людям она понравится. И я стала думать о своих родителях, об их отношениях. Они очень любили друг друга. Потом все поплыло. Я очнулась, когда какой-то парень снял меня с велотренажера.
— А почему вас выбил из колеи семейный обед? Вы ведь жили в приемных семьях и наверняка участвовали в семейных обедах.
— В этих семьях обедов не устраивали, — невесело улыбнулась я.
— Значит, это был первый семейный обед после утраты родителей?
— Да.
— И он спровоцировал воспоминания?
— Да.
— Скажите, Джосс, недавно в вашей жизни произошли какие-либо значительные перемены?
Перед глазами у меня возникли Брэден, Элли и картина нашего совместного завтрака неделю назад.
— Я переехала в новую квартиру. У меня появилась новая соседка.
— Что-нибудь еще?
— Моя прежняя соседка, Райан, была моей лучшей подругой. Она переехала в Лондон, вместе со своим бойфрендом. Недавно они обручились. Пожалуй, это все.
— Вы с Райан были близки?
Я пожала плечами:
— Скажем так, между нами существовала максимально возможная для меня степень близости.
— Это заявление говорит о многом, — улыбнулась доктор. — А ваша новая соседка? Вы позволяете себе с ней сблизиться?
— Пожалуй, да.
Сказав это, я подумала, что, сама того не желая, позволила Элли прочно войти в мою жизнь. Я даже не подозревала, что так сильно привяжусь к ней.
— Ее зовут Элли. Мы быстро нашли общий язык. Я, честно говоря, этого не ожидала. У нее множество друзей и старший брат, с которым она постоянно общается. Благодаря этому я веду не такую замкнутую жизнь, как прежде.
— Обед, на котором у вас случился приступ, был в семье Элли и ее брата?
— Да.
Доктор Причард кивнула и вновь принялась что-то писать.
— Ну и что в итоге? — нетерпеливо спросила я.
— Вы хотите, чтобы я поставила вам диагноз? — улыбнулась она.
Я молча вскинула бровь.
— Мне жаль вас разочаровывать, Джосс, но пока мы с вами только скользим по поверхности, не касаясь сути ваших проблем.
— Поймите, я хочу избавиться от этих приступов. Вы думаете, что они как-то связаны с переменами, которые произошли в моей жизни?
— Джосс, с тех пор, как вы вошли в мой кабинет, прошло всего пятнадцать минут. Но я уже могу с уверенностью сказать — эти приступы не прекратятся, пока вы не научитесь жить с сознанием того, что ваша семья погибла.
Что? По-моему, она несет полную чушь.
— Но этому я уже научилась! — заявила я. — Другого выбора не было. Они погибли. Это было для меня страшным ударом, но я его пережила. Теперь я пытаюсь понять, как жить дальше. Поэтому я здесь.
— Джосс, вы производите впечатление умного человека. Вы сумели понять, что у вас есть проблема и что вам нужно с кем-то эту проблему обсудить. Теперь вам надо понять, что бегство от воспоминаний — не лучший способ решения этой проблемы. Горевать тоже нужно уметь, Джосс, иначе ваше душевное равновесие постоянно будет под угрозой. Любые перемены, новые люди, переживания, ожидания — все это может оживить в вашей памяти картины прошлого. Особенно если вы пытаетесь насильно загнать эти картины вглубь подсознания. Образно выражаясь, вы поместили смерть своих близких в консервную банку, которая каждую минуту может открыться изнутри. Не могу исключить вероятности того, что вы страдаете так называемым посттравматическим психозом. А это заболевание нельзя игнорировать.
— Посттравматическим психозом? — пробормотала я. — Я думала, он бывает только у солдат, которым пришлось принимать участие в военных действиях.
— Не только. Как это следует из названия, это состояние может развиться у каждого, кто пережил эмоциональную или психологическую травму.
— И вы думаете, у меня психоз?
— Не исключено. По мере того как мы будем продолжать наши беседы, картина станет более ясной. И я очень надеюсь, чем дольше будут длиться наши беседы, тем легче вам станет вспоминать вашу семью и говорить о ней.
— Честно говоря, меня пугает подобная перспектива.
— Это будет нелегко. Но я не вижу другого способа вам помочь.
