Глава пятая
— Так ты уволилась? Ну, блин! — воскликнула Кэролайн.
Миа медленно кивнула. В кастрюле закипала вода. Миа посолила ее, затем опустила туда спагетти.
— Не томи, рассказывай. Что это с тобой? Я уж думала, ты метишь в какие-нибудь главные кондитеры.
— Ты говоришь как Гейб, — пробормотала Миа.
— Это ты из-за него ушла? — прищурилась Кэролайн. — Ну-ка, девочка, выкладывай. Ты же про вашу встречу ни слова не сказала. Я тут умираю от любопытства!
Миа молчала, плотно сжав губы. Не могла она рассказать Кэролайн ни о контракте, ни о встрече с Гейбом вообще. Если она согласится подписать контракт — а она обдумывала это уже всерьез, — ей совершенно не хотелось разглашать подробности ее личной жизни… с Гейбом. Даже лучшей подруге.
Но что-то сказать придется. Миа выбрала меньшее из двух зол:
— Он предложил мне работу.
У Кэролайн округлились глаза.
— Погоди. Вчера он тебя целовал. Грозился оттрахать прямо на террасе. И все ради работы?
Миа и сама понимала, насколько глупо это звучит, но говорить о проклятом контракте не собиралась.
— Может, не только поэтому, но пока он предложил мне быть его личным ассистентом. Он считает, что в «Ла патиссери» я гроблю свои способности.
Кэролайн разлила вино и подтолкнула к Миа бокал. Та помешала спагетти и добавила соус.
— В общем-то, я с ним согласна. Не для того ты получала диплом, чтобы разносить кофе и круассаны, — сухо заметила Кэролайн. — Но личный ассистент? Думаю, он по-своему понимает слово «личный». — (Миа промолчала, не заглотив наживку.) — Значит, ты все решила, коли ушла из кондитерской. Так?
— Ничего я еще не решила, — вздохнула Миа. — Мне можно думать до понедельника.
— Тут не о чем думать, если хочешь знать мое мнение. Он богат, хорош собой и хочет тебя. Чем плохо-то? — пожала плечами Кэролайн.
— Ты неисправима! — воскликнула Миа. — Ты же знаешь, что деньги — это еще не все.
— И это говорит та, кого избаловал старший брат, у которого денег больше, чем у самого Господа.
Миа не могла отрицать ни того, что Джейс был богат не меньше Гейба, ни того, что он и вправду много для нее сделал. Он купил ей эту квартиру, хотя ему не нравилось, что она ходит на работу за двадцать кварталов. Она не нуждалась в соседке, но Кэролайн было негде жить, а Миа любила компанию. Но она старалась не зависеть от брата целиком. У нее были скромные запросы. Она фактически научилась жить экономно на деньги, зарабатываемые в кондитерской.
— Меня, конечно, разбирает любопытство, — призналась Миа. — Мне всегда было интересно, что он за человек. Меня давно тянуло к нему.
— Что ж, любопытство — серьезная причина, чтобы подцепить мужика, — согласилась Кэролайн. — Как узнать, каково с ним, если не броситься в омут?
Омут был подходящим сравнением. Только ей предстоял не короткий прыжок, а затяжной, со скалы. Ее подмывало снова вытащить чертов контракт и еще раз вчитаться, но сделать это при Кэролайн она не могла. Придется подождать.
Миа подцепила спагетти вилкой, попробовала.
— Готовы. Доставай тарелки.
— Я принесу еще вина, — предложила Кэролайн. — Ты потрясающе готовишь, Миа. Мне бы твой кулинарный талант. Мужики любят пожрать.
— Можно подумать, у тебя проблемы с мужиками, — засмеялась Миа.
Она не лукавила. Кэролайн была просто загляденье. Чуть выше ростом, чем Миа, с более пышными формами, на которые мужчины слетались как мухи на мед. У Кэролайн были роскошные медно-рыжие волосы, на солнце игравшие оттенками от красного до золотистого. Добавить темно-карие глаза, лучившиеся теплом, — и вот перед вами солнечная красавица, в которую влюблялся каждый встречный.
— Проблема одна — хороших нет, — с тоской отозвалась Кэролайн.
Миа съежилась, жалея о бездумных словах. Пока дело касалось влечения, у Кэролайн и вправду не было проблем с мужчинами. Они липли к ней. Но последний, кого она привлекла, доставил ей кучу неприятностей.
— Выпьем за них, — стремясь загладить свой ляп, сказала Миа и подняла бокал.
* * *
Зазвонил телефон, но Гейб не обращал внимания на его трели и продолжал составлять памятную записку. Рабочий день закончился, и нечего звонить в неурочное время.
Звонки прекратились, но через несколько секунд ожил мобильник. Взглянув на высветившийся номер, Гейб прикинул, не перевести ли вызов на голосовую почту. Затем вздохнул и нажал кнопку ответа. Проигнорировать материнский звонок не позволяла совесть, хотя он заранее знал, о чем будет речь.
— Алло, — произнес Гейб.
— Гейб, это я. Сначала позвонила тебе в офис. Ты в последнее время сидишь допоздна. Ну почему не взять отпуск?
Да, неплохая идея. Еще лучше было бы прихватить с собой Миа. Может, и впрямь сбежать на несколько дней и ввести ее в его мир? Об этом стоит подумать.
— Привет, мам. Как дела?
Это был дежурный вопрос, но Гейб все равно спрашивал. Проблема была в том, что мать, в отличие от большинства людей, вежливо отвечавших «прекрасно», будь то правда или нет, всегда понимала его буквально.
— Поверить не могу, что он вытворяет, — с возмущением сказала она. — Выставляет на посмешище и себя и меня.
Гейб вздохнул. После почти сорокалетней совместной жизни его отец вдруг ушел от матери, подав на развод, и теперь, похоже, спешил оприходовать как можно больше телок, в основном фотомоделей. Мать, вопреки ожиданию, воспринимала это болезненно, и Гейб, увы, оказался единственной жилеткой, куда могла поплакаться несчастная женщина.
Он любил отца, но его нынешний закидон Гейб не понимал. Как можно прожить с человеком столько лет и в одно прекрасное утро объявить, что уходишь?
Гейб сомневался, что сам он решился бы развестись с Лайзой. Это она его бросила. Возможно, было и глупо сохранять отношения, в которых уже не осталось ни любви, ни страсти, но он уберег бы Лайзу от боли и унижений, сопряженных с разводом. А вот она его не пощадила. Он не злился на бывшую жену за развод как таковой. Возможно, он сам виноват, что довел до него. Но он не догадывался, насколько несчастна была с ним Лайза. А вот чего он не мог ей простить, так это грязного шоу, в которое она превратила их бракоразводный процесс.
— Гейб, это просто позор. Ты видел утренние газеты? Он там красуется с двумя женщинами. Ну скажи, зачем ему две женщины сразу?
Гейб не знал, что ответить. Он содрогался, едва представлял, как отец… Нет, лучше в это не вникать.
— Мама, перестань читать светскую хронику, — терпеливо посоветовал Гейб. — Ты же знаешь, как тебя это расстраивает.
— Он делает это нарочно, чтобы меня наказать, — с нарастающим раздражением сказала она.
— С какой стати тебя наказывать? Что плохого ты ему сделала?
— Он дает понять, что, пока я сижу дома и оплакиваю свой брак, он радуется жизни. Такие снимки красноречивее слов. Вот, мол, смотри: жизнь продолжается и без тебя веселее.
— Сочувствую, мама, — мягко сказал Гейб. — Я понимаю, это обидно. Вышла бы ты из дома и чем-нибудь занялась. У тебя есть друзья. Полно четвероногих домашних питомцев, на которых ты жертвуешь и вообще тратишь время. Ты еще молода и красива, любой мужчина был бы счастлив привлечь твое внимание.
— Я пока не готова развлекаться, — сухо возразила мать. — А завязывать отношения с другим мужчиной, когда после развода прошло так мало времени… Если твой отец ведет себя как беспринципный проходимец, то это не значит, что я должна следовать его примеру.
— Ты бы меньше тревожилась, что подумают люди, а занялась бы своим счастьем, — выпалил Гейб.
Повисло долгое молчание, затем мать вздохнула. Гейбу были невыносимы ее страдания. Ее боль разрывала его самого. Он старался держаться в стороне от родительских забот, но с недавних пор это стало практически невозможно. Теперь мать звонила ему ежедневно, чтобы пожаловаться на отцовские выходки, а отец разливался перед Гейбом соловьем, расписывая очередную подружку. Беда была в том, что каждый раз у него была новая. Отец лихорадочно заделывал брешь в отношениях с сыном, не понимая, что та лишь растет от изобилия пассий. Принятие — вот чего добивался его отец. Прощения и принятия. И если простить отца Гейб еще мог — тот жил своей жизнью и имел свое представление о счастье, — то он не мог принять другую женщину в роли жены отца.
— Ты прости меня, Гейб, — тихо сказала мать. — Я понимаю, мои звонки тебе осточертели. Я только и жалуюсь на твоего отца. Я не должна это делать. Что бы он ни натворил, он остается твоим отцом, и я знаю, что он тебя любит.
— Давай в эти выходные пообедаем вместе, — предложил Гейб, чтобы хоть немного поднять ей настроение. — Свожу тебя в «Трибека грилл».
— Но ты же наверняка занят.
— Для тебя у меня всегда найдется время. Я имею право пообедать с матерью. Ну, договорились?
— С удовольствием, — ответила мать, и ему показалось, что она улыбнулась. — Я сто лет нигде не была.
— Отлично. Тогда я за тобой заеду.
— Да перестань! — воскликнула она. — Я вызову такси.
— Я же сказал, что заеду, — настоял Гейб. — Пока будем ехать, поговорим. А после обеда я велю шоферу отвезти тебя домой.
— Я буду ждать, — обрадовалась мать.
Гейб успел забыть, когда она так искренне радовалась. Сейчас он похвалил себя за попытку вытащить мать из добровольного затворничества. Ей пора было выйти в мир и убедиться, что тот не рухнул вместе с ее браком. Гейб дал ей достаточно времени на скорбь в стенах дома, откуда ушел отец. Хватит. Возможно, он даже убедит ее продать дом в Уэстчестере и перебраться в город. Больше там незачем оставаться — слишком много болезненных воспоминаний. Пусть начнет с чистого листа.
О чистом листе Гейб знал все. После развода в его жизни наступил период, во многом похожий на тот, что переживала мать. Ему тоже хотелось, чтобы его оставили в покое. Он все понимал, но знал и другое: чем раньше мать вылезет из своей скорлупы и начнет полноценно жить, тем скорее оправится.
— Я люблю тебя, сынок, — сказала она с чувством.
— И я тебя люблю, мама. Ну, до субботы?
Гейб завершил разговор и посмотрел на фотографию, все еще украшавшую его стол: родители в день тридцать девятой годовщины их свадьбы. На снимке они выглядели счастливыми. Все это было ложью. Через две недели отец ушел и моментально нашел себе другую.
Гейб покачал головой. Он все яснее понимал, что ни один брак не застрахован. Развод угрожает любой супружеской паре. Это был веский довод против пут, чреватых разрывом и потрясениями, а также в пользу защиты от крупных финансовых потерь. Разводы обходятся намного дороже свадеб.
Он был вполне доволен своим нынешним состоянием. Никакого риска — ни финансового, ни эмоционального. Никакого ущемленного самолюбия. Никакой душевной боли. Никакого предательства.
Он снова взялся за мобильник и отыскал фотографию Миа, сделанную несколько недель назад. Она и не подозревала, что ее снимают. Она не видела Гейба и не знала, что он рядом.
Миа выходила из магазина на Мэдисон-авеню, буквально в нескольких шагах от Гейба. Он был околдован. Она ловила такси, и ее волосы развевались на ветру.
Гейб был почти парализован желанием. Такое бывало и раньше, но в тот момент он вдруг осознал, что должен обладать ею. Его неодолимо тянуло к Миа. Восхищение ею превратилось в одержимость. Он сфотографировал Миа без ее ведома. Зато теперь в любой момент мог открыть снимок и увидеть Миа такой, какой она была в тот день.
Юной, трепетной. Несказанно прекрасной. А улыбка! Когда она улыбалась, весь мир играл красками. Прохожие шли, но Гейб никого не видел, кроме нее.
Она… покоряла.
Гейб не вполне понимал, что в ней особенного. Возможно, всего лишь запретный характер их отношений. Она была младшей сестрой его лучшего друга, на четырнадцать лет моложе Гейба. Женщиной, от которой он должен был держаться подальше.
Но долг разительно отличался от намерения.
Он хотел Миа и был готов на все, только бы завладеть ею.