ГЛАВА ПЯТАЯ
Несколько минут профессор Эмерсон мерил шагами лестничную площадку на ее этаже. Потом он привалился к стене и начал массировать лицо. Он не понимал, что заставило его проводить Джулию до дверей квартиры, принять приглашение на чай, а потом наговорить ей кучу гадостей. Зато он хорошо понимал, что запущенная им цепная реакция глупостей может принять угрожающие размеры. Начать с их встречи у него в кабинете. Он непрофессионально вел себя с мисс Митчелл и балансировал на грани прямых словесных оскорблений. Мало того, посадил ее к себе в машину. Одну. Наконец, словно ему было мало других неприятностей, оказался у нее в квартире. Все это грубым образом нарушало правила Торонтского университета.
Если бы он подобрал на улице не Джулию, а мисс Петерсон, та бы времени не теряла. Она бы нагнулась и зубами открыла молнию на его брюках. Подумав об этом, профессор вздрогнул. Ему вдруг захотелось свозить мисс Митчелл на обед и угостить хорошим стейком. Если это не будет считаться нарушением правил общения между преподавателями и студентами, тогда сам черт не разберет, что считать нарушениями.
Он глубоко вдохнул, успокаивая карусель мыслей. Конечно, таких, как эта мисс Митчелл, называют «стихийное бедствие». У таких непременно все падает, бьется, ломается и так далее. За нею тянулся целый шлейф неудач, начиная с неосуществленного желания учиться в Гарварде. Более того, она центр вихря, способного разрушить спокойную и размеренную жизнь любого человека, включая и его, профессора Эмерсона. Жаль, конечно, что ей приходится жить в столь отвратительных условиях, но он не станет рисковать своей карьерой ради помощи ей. Она и так могла бы завтра отправиться к декану факультета и подать жалобу на оскорбительное поведение и сексуальные домогательства со стороны профессора Эмерсона. А вот этого допускать никак нельзя.
Сколько же времени ей надо на сборы? Или она раздумала ехать с ним? Тогда все равно нужно постучаться в дверь и хоть как-то извиниться за свое прежнее поведение. Лучше так, чем молча исчезнуть. Профессор быстро подошел к двери и уже собрался постучать, но услышал ее шаги. Потом дверь открылась.
Мисс Митчелл стояла, опустив глаза. На ней было простое, но элегантное, с V-образным вырезом черное платье до колен. Профессорские глаза скользнули по плавным изгибам ее фигуры. Он и не подозревал, что ноги у Джулии длинные и очень красивые. А ее туфли… Конечно, она никак не могла этого знать, но профессор Эмерсон питал слабость к женщинам в изящных туфлях на высоком каблуке. Черные туфли Джулии явно были куплены не в обувном отделе заурядного универмага, а в фирменном и весьма дорогом магазине. Профессору захотелось потрогать их…
Джулия кашлянула, напоминая о своем присутствии, и он нехотя оторвался от созерцания туфель. Джулия с нескрываемым изумлением смотрела на него.
Волосы она заколола пучком на затылке, но несколько локонов выбились из прически, обрамляя лицо. Мисс Митчелл не злоупотребляла косметикой. Она чуть-чуть подрумянила щеки, слегка подвела глаза и, кажется, подкрасила ресницы. Во всяком случае, ресницы у нее стали длиннее и темнее.
Мисс Джулианна Митчелл была по-настоящему обаятельна.
Она надела темно-синий плащ и быстро заперла дверь. Профессор пропустил ее вперед и пошел следом. Спускались молча. На крыльце он раскрыл зонт и в нерешительности остановился. Джулия поглядывала на него, не понимая причины замешательства.
— Если вы возьмете меня под руку, мы оба уместимся под зонтом, — наконец сказал он и согнул левую руку, в которой держал зонт. — Конечно, если вы не возражаете.
Джулия взяла его под руку и как-то нежно посмотрела на него.
В молчании они доехали до гавани. Об этих местах Джулия лишь слышала, но никогда тут не бывала. Прежде чем отдать ключи служащему ресторана, занимавшемуся парковкой машин посетителей, профессор попросил Джулию открыть бардачок и передать ему галстук. Джулия мысленно усмехнулась, увидев безупречный шелковый галстук в специальном футляре.
Всего лишь на секунду, принимая от нее футляр, профессор Эмерсон уловил ее запах.
— Ваниль, — прошептал он.
— Что вы сказали? — спросила она.
— Так, мысли вслух.
Он быстро снял свитер, но Джулия успела заметить его стройную фигуру в рубашке и завитки черных волос на груди. Потом он застегнул верхнюю пуговицу, лишив ее этого зрелища. «А ведь он сексапильный», — подумала Джулия. Красивое лицо, красивая фигура. Надо думать, все, что у него скрыто одеждой, столь же привлекательно. Джулия тут же старательно отогнала эту мысль, решив для собственного блага не слишком много думать о профессоре.
В молчаливом изумлении она смотрела, как он легко и уверенно повязывает галстук. Надо же, без зеркала. Однако зеркало было бы не лишним, поскольку узел на галстуке получился кособоким.
— Ч-черт, не вижу, где перетянул, — бормотал профессор Эмерсон, безуспешно пытаясь расправить узел.
— Вам помочь? — робко предложила Джулия, не желая это делать без его согласия.
— Да, спасибо.
Проворные пальцы Джулии быстро придали узлу надлежащий вид. Потом она поправила воротник и ненароком коснулась профессорского кадыка. К тому времени, когда процедура закончилась, лицо Джулии пылало, а сама она часто дышала.
Профессор не обратил на это внимания, поскольку его мысли были заняты другим. Пальцы Джулии показались ему до боли знакомыми. Чушь, конечно, но он никак не мог отделаться от этого ощущения. А вот пальцы Полины почему-то так и остались для него чужими. Он снял с вешалки пиджак, пристроенный возле заднего сиденья, и быстро облачился по всем ресторанным правилам. Потом улыбнулся Джулии и открыл дверь машины.
Стейкхаус «Гавань-60» был достопримечательностью Торонто. В этом знаменитом и очень дорогом заведении любили собираться крупные бизнесмены, руководители корпораций, политики, звезды шоу-бизнеса и другие выдающиеся личности. Профессора Эмерсона притягивала здешняя безупречная кухня. Нигде не готовили мясо вкуснее, чем в «Гавани-60», а он терпеть не мог посредственности ни в чем, в том числе и в еде. Ему бы и в голову не пришло повезти Джулию куда-то еще.
Антонио, метрдотель ресторана, встретил профессора, как старого друга, крепко пожал ему руку и обрушил на него целую лавину стремительной итальянской речи.
Профессор отвечал ему учтиво и тоже по-итальянски.
— А кто эта красавица? — спросил Антонио, поцеловав Джулии обе руки.
Все это сопровождалась выразительными итальянскими эпитетами по поводу ее глаз, волос и кожи.
Джулия покраснела и поблагодарила Антонио, заговорив с ним на его родном языке.
Профессор еще днем убедился, что у мисс Митчелл красивый голос. Но когда она говорила по-итальянски, этот голос звучал божественно. Ее алые губы красиво изгибались, произнося… нет, пропевая каждое слово. А иногда она высовывала кончик языка, чтобы их облизать… Профессору Эмерсону пришлось несколько раз напомнить себе, что сидеть с открытым ртом, да еще в таком месте, — это верх неприличия.
Услышав итальянскую речь Джулии, Антонио засиял от радости. Порывистый итальянец расцеловал ее в обе щеки, после чего повел ее и профессора в дальний конец зала, где у него имелся исключительно романтический столик на двоих. Профессор остановился возле столика, ощущая некоторую неловкость. Не так давно он сидел за этим столиком, но с другой спутницей. Нужно деликатно попросить Антонио, чтобы он пересадил их за другой столик. Однако прежде, чем профессор успел открыть рот, метрдотель спросил Джулию, не желает ли она попробовать вина одного весьма урожайного года. Тогда его тосканская родня собрала замечательный урожай винограда, отличающегося особым вкусом.
Джулия рассыпалась в благодарностях, но тут же добавила, что у II Professore могут быть другие предпочтения. Профессор быстро сел и, не желая обижать Антонио, сказал, что с благодарностью примет все, что тот предложит. Довольный Антонио быстро удалился.
— Думаю, на людях вам не стоит называть меня профессором Эмерсоном. — (Джулия улыбнулась и кивнула.) — Называйте меня просто мистером Эмерсоном.
Мистер Эмерсон погрузился в изучение меню и не заметил, как глаза его спутницы удивленно расширились, а затем погасли.
— Кстати, откуда у вас тосканский акцент? — спросил он, по-прежнему не поднимая на нее глаз.
— Первый курс университета я училась в Италии. Целый год провела во Флоренции.
— Ваш итальянский гораздо лучше. Такого не достигнешь за год жизни в Италии.
— Я начала учить итальянский еще в старших классах школы.
Теперь мистер Эмерсон поднял глаза и увидел, что Джулия избегает его взгляда. Она внимательно изучала меню, словно оно содержало не название блюд, а экзаменационные билеты. Нижняя губа была закушена.
— Что вас тревожит, мисс Митчелл? Я же пригласил вас сюда. — (Она вопросительно посмотрела на него.) — Вы моя гостья. Заказывайте все, что пожелаете. Только обязательно выберите себе мясное блюдо.
Возможно, это было не совсем вежливо, но профессор ощущал необходимость напомнить ей, зачем она здесь. Помимо всего прочего, чтобы подкрепиться более существенной едой, нежели кускус.
— Я даже не знаю, что заказывать.
— Тогда, если не возражаете, я возьму выбор на себя.
Она кивнула и закрыла меню, но терзать нижнюю губу не перестала.
Вернувшийся Антонио горделиво поставил на стол бутылку кьянти. Надписи на этикетке были сделаны от руки. Джулия с улыбкой смотрела, как метрдотель торжественно откупоривает бутылку и наливает вино в ее бокал.
Мистер Эмерсон завороженно следил за ее движениями. Вот она слегка покачала бокал, потом подняла его, чтобы посмотреть на вино в свете горящей свечи. Затем поднесла бокал к носу, закрыла глаза и осторожно вдохнула аромат. Завершив этот ритуал, Джулия осторожно пригубила вино, подержала во рту и медленно проглотила. Открыв глаза, она лучезарно улыбнулась Антонио и поблагодарила его за столь драгоценный подарок.
Антонио расцвел. Он похвалил мистера Эмерсона за прекрасную спутницу, следует признаться с излишней восторженностью, потом собственноручно наполнил оба бокала своим любимым вином и ушел, оставив гостей наедине.
Мистер Эмерсон, пользуясь полумраком, опустил руку под стол и поправил брюки, вздувшиеся в одном месте. Иначе и быть не могло, поскольку зрелище Джулии, дегустирующей тосканское вино, — это самое эротическое зрелище, какое ему доводилось видеть. Она была не просто привлекательной или красивой, хотя природа наделила ее красотой ангела или музы. Красота Джулии, несомненно чувственная, обладала гипнотическим действием. И в то же время это была красота невинной девушки. Ее прекрасные глаза отражали всю глубину чувств и излучали невинность. Странно, что он не заметил этого раньше.
Эмерсон отвел взгляд, вдруг почувствовав себя грязным. Ему стало очень стыдно за свою реакцию. Это ангельское создание пробуждало в нем далеко не ангельские чувства и желания. Надо будет об этом задуматься. Когда останется один. Когда вернется домой, где тоже пахнет ванилью.
Он заказал самые большие порции филе-миньон, какие только существовали в этом ресторане. Все протесты мисс Митчелл он отмел взмахом руки, заметив, что недоеденное она сможет взять с собой. По его расчетам, это позволит ей нормально питаться еще пару дней.
А что она будет есть потом? Профессор тут же отогнал мелькнувший вопрос. Этот вечер — однократное событие; вынужденное, чтобы загладить его хамское поведение в кабинете и у нее дома. Вечер закончится, и отношения между ними снова примут строго официальный характер. Все дальнейшие «стихийные бедствия» она пусть устраивает и преодолевает одна, без него.
Ход мыслей Джулии был совсем другим. Она искренне радовалась этому вечеру. Ей хотелось, чтобы профессор снял защитные барьеры и они смогли бы поговорить. Поговорить о более серьезных вещах, чем сорта итальянских вин и особенности итальянских блюд. Она хотела расспросить его о семье и похоронах. Ей хотелось по возможности утешить его. Более того, хотелось шепотом, на ухо, поведать ему о своих секретах и в ответ выслушать его секреты. Да, он смотрел на нее, но его взгляд был совершенно холодным и отрешенным. Похоже, сегодня ей не суждено получить желаемое.
Джулия улыбнулась этой мысли и продолжила есть, нарочито громко стуча вилкой и ножом. Вдруг ее нервозность спровоцирует его на вопрос и в крепостной стене появится маленькая брешь?
— Кстати, а что вас подвигло в старших классах на изучение итальянского языка?
Джулия шумно вздохнула, округлила глаза и удивленно раскрыла очаровательный рот. Наблюдая такую реакцию на свой вопрос, мистер Эмерсон наморщил лоб. Разве он спросил о чем-то запретном, вроде размера ее лифчика? Его глаза невольно переместились на ее грудь. Профессор покраснел, обнаружив, что знает и номер, и размер чашечек. Как и откуда — этого он понять не мог.
— В общем-то, ничего особенного. Заинтересовалась итальянской литературой. Увлеклась Данте и… Беатриче. — Говоря, Джулия теребила салфетку на коленях, а выбившиеся локоны нервно подрагивали.
Профессору вспомнилась репродукция в ее квартире. Потом он вдруг подумал о необычайном сходстве Джулии с Беатриче. Мысль была опасной, и он тут же выбросил ее из головы.
— Похвальный интерес, особенно если учесть, что старшеклассниц обычно интересует совсем другое, — заметил он, стараясь в то же время впитать в себя и запомнить ее красоту.
— У меня была… подруга. Пожалуй, это она заразила меня интересом к итальянской литературе.
Почему-то слова о подруге звучали с оттенком невыразимой грусти.
Профессор почувствовал, что направляется прямиком к своей старой ране, чего делать было никак нельзя. Он спешно дал задний ход и переменил тему разговора:
— Антонио в восторге от вас.
— Он очень добр, — мило улыбнувшись, ответила Джулия.
— А вы ведь от доброты расцветаете, как роза.
Слова выскользнули из уст профессора Эмерсона раньше, чем сработал мозговой контроль. Он был тут же вознагражден ее более чем теплым взглядом. Ему стало не по себе, и он трусливо, по-мальчишески, захлопнулся. Вперился глазами в свой бокал с вином и в тарелку. Постепенно черты профессорского лица обрели прежнюю холодность. Джулия заметила перемену и больше не делала попыток вовлечь его в откровенный разговор.
Положение спасал очарованный Джулией Антонио. Метрдотель чаще, чем требовалось, присаживался за их столик и болтал по-итальянски с прекрасной Джулианной. Антонио пригласил ее на следующее воскресенье в Итало-канадский клуб, где обещал познакомить со своей семьей и угостить изысканным обедом. Джулия с благодарностью согласилась, за что была вознаграждена тирамису, эспрессо, бискотти, рюмочкой граппы, а также шоколадными конфетами «Baci». На профессора Эмерсона щедрость Антонио не распространялась, и ему оставалось лишь молча смотреть, как мисс Митчелл поглощает эти деликатесы.
В конце их визита Антонио вручил Джулии внушительную корзинку и сказал, что не желает слушать никаких возражений. Метрдотель вновь расцеловал ее в обе щеки, причем несколько раз, сам подал ей плащ и попросил профессора почаще привозить сюда его очаровательную спутницу.
Последнюю просьбу профессор Эмерсон выслушал с каменным лицом и ледяным взглядом.
— Это невозможно, — пробормотал он и торопливо покинул ресторан, предоставляя Джулии самой нести подарок метрдотеля.
Провожая взглядом столь странную пару, Антонио чесал в затылке и никак не мог понять профессора. Привести изумительную девушку в столь романтическое место и целый вечер просидеть молча. Должно быть, у бедняги-профессора какие-то неприятности на работе.
Довезя мисс Митчелл до ее дома, профессор Эмерсон учтиво открыл ей дверь и достал с заднего сиденья тяжелую корзину. Не удержавшись, он поднял крышку и заглянул внутрь:
— Недурно. Вино, оливковое масло, бальзамический уксус, печенье, банка домашнего мармелада от жены Антонио и остатки вашего ужина. Этого вам хватит на несколько дней сытной жизни.
— Благодарю вас, — улыбнулась Джулия, протягивая руку к корзине.
— Корзина тяжелая. Я донесу ее до входной двери.
Он сделал то, что сказал, и теперь ждал, когда Джулия откроет дверь. Тогда он отдал ей корзину.
Взгляд Джулии уперся в ее элегантные туфли. Вот и все. Им пора прощаться. От этой мысли у нее почему-то вспыхнули щеки.
— Спасибо вам, профессор Эмерсон, за прекрасный вечер. Это было так великодушно с вашей стороны, что вы…
— Мисс Митчелл, — перебил ее профессор, — давайте не усугублять и без того нелепую ситуацию. Я прошу извинить меня за… прежние грубости. Единственно, что могу сказать в свое оправдание, — это было вызвано причинами… весьма личного характера. Так что пожмем друг другу руки и… оставим все в прошлом.
Он протянул руку. Джулия протянула свою. Профессор старался не причинить ей боль слишком уж сильным рукопожатием. Он старался не замечать ни дрожи ее пальцев, ни вздувшихся вен.
— Спокойной ночи, мисс Митчелл.
— Спокойной ночи, профессор Эмерсон.
С этими словами Джулия скрылась за дверью. Профессор счел, что его вина заглажена.
Где-то через час после их прощания Джулия сидела на кровати и разглядывала фотографию, которую всегда держала у себя под подушкой. Она очень долго смотрела на снимок, решая, как поступить с ним. Вариантов было три: разорвать на мелкие кусочки, оставить на прежнем месте или убрать в комод. Ей всегда нравился этот снимок — самый прекрасный из всех снимков. И в то же время ей было очень больно глядеть на него.
Потом она подняла глаза к своей любимой репродукции и закусила губу, удерживая слезы. Она не знала, чего ждала от своего Данте, но ожидаемого не получила. И потому с мудростью, обретаемой только через разбитое сердце, она решила отпустить его на все четыре стороны.
Она думала о щедрости Антонио. Теперь ее импровизированная кладовка полностью забита снедью. Потом она вспомнила о нескольких голосовых сообщениях Пола. Пол ругал себя за то, что оставил ее один на один с профессором, и просил позвонить в любое время и сообщить, что с нею все в порядке.
Джулия побрела к комоду, выдвинула верхний ящик и бережно, но решительно положила фотографию на самое дно, под комплект эротического нижнего белья, которое она ни разу не надела. Думая о трех совершенно непохожих мужчинах, она улеглась в кровать, закрыла глаза и уснула. Ей снился заброшенный яблоневый сад.
