ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Пол, привет! Сигнала не слышала. Похоже, у меня что-то с домофоном.
Эмерсон отчитал по первое число, но выгонять не собирается (уф!). Придется искать нового руководителя. Этим и занимаюсь, вплотную. Потом поговорим. Спасибо за поддержку.
Джулия
Пол смотрел на текст эсэмэски, растерянно почесывая в затылке. Значит, домофон не работает? Что ж, удобная отговорка. И каков скрытый смысл этого послания? Может, она обиделась, что он сник и ретировался, когда Эмерсон на него шикнул? Или есть другая причина? Но времени разыскивать Джулию у Пола сейчас не было. Эмерсон прислал ему по электронной почте довольно внушительный список книг, которые нужно было взять в библиотеке и не позже часа дня доставить в профессорский кабинет.
Пол отправил Джулии короткий ответ, выразив радость, что с нею все в порядке, после чего покинул свое жилище и зашагал в сторону библиотеки имени Робартса.
* * *
Джулия сидела на кожаном диване, уперев подбородок в ладони. Из громадных окон гостиной Габриеля открывался захватывающий вид: почти весь центр Торонто и часть озера Онтарио. Городские деревья сменили цвет и теперь переливались золотистыми и желтыми оттенками с вкраплениями оранжевого и красного. Это напомнило Джулии канадские пейзажи в Художественной галерее Онтарио, куда они ходили с Полом.
После завтрака она предложила убрать со стола и вымыть посуду, но Габриель и слышать не хотел. Он поцеловал ее в лоб и велел отдохнуть, как будто это было легко сделать. Джулия смотрела на город, а мозг снова и снова воспроизводил их утренний разговор с Габриелем. Она пыталась соотнести нынешнего Габриеля с тем, прежним.
Как она могла быть настолько слепа? И почему Кларки скрыли от нее, что Габриель — наркоман? Они всегда считали ее членом семьи, но даже Рейчел ни единым словом, ни малейшим намеком не приоткрыла ей завесу над семейной тайной. Лишь во время их прощальной встречи подруга обронила несколько туманных фраз о тьме, окутывающей ее брата. Или у Кларков было принято изъясняться метафорами в духе английских поэтов-романтиков из позапрошлого века? Для понимания всех этих намеков и иносказаний Джулии требовался солидный курс по английской поэзии.
Габриель стоял возле камина и смотрел на Джулию. Она удивительно вписалась в интерьер его гостиной и сейчас была похожа на любопытную кошку, разглядывающую мир за окном. Но ее напряженные плечи безошибочно подсказывали: Джулия все еще чего-то боится. Возможно, его. Габриель тоже сел, оставив между ними заметное расстояние. Джулия не делала попыток подвинуться или хотя бы посмотреть на него.
— А поближе сесть не хочешь? — с улыбкой спросил он, протягивая ей руку. Джулия не слишком охотно взяла его руку. Габриель осторожно подтянул ее к себе и поцеловал в волосы. — Ну что, так лучше?
Она вздохнула и закрыла глаза.
— Тебе удобно? — спросил он.
— Да.
Напряжение постепенно уходило из ее тела. Это вообще чудо, что после столь непростого разговора она сидит рядом с ним. Со стороны могло показаться, что Габриель рассеянно гладит ее по волосам, однако он сейчас вовсе не был рассеян.
— Когда тебя последний раз вот так обнимали? — спросил он.
— Вчера ночью.
— Это я помню. А раньше?
— А раньше я не помню.
Габриель понял, что и эту тему лучше не трогать.
«Похоже, она изголодалась по обычной ласке. Матери-алкоголички почти не заботятся о своих детях. А этот Саймон, видимо, тоже не часто обнимал ее — разве когда пытался раздеть».
Мысли о неизвестном ему Саймоне рассердили Габриеля. Но дело было даже не в нем. Джулия выросла среди черствых и равнодушных взрослых, и едва ли ее трезвый отец был многим лучше матери-алкоголички.
— Тебе приятно, когда я тебя так обнимаю? — шепотом спросил он.
— Да.
— А мне приятно тебя обнимать. Видишь, сколько приятного мы доставляем друг другу?
Джулия не лукавила: ей и в самом деле было приятно полулежать в объятиях Габриеля. Но ей не давал покоя вопрос, и через какое-то время она все-таки не утерпела и спросила:
— Скажи, а откуда у тебя тот снимок, что висел возле кровати? Ну, тот, где мужчина целует женщину в плечо? Где ты его приобрел?
— Нигде, — сухо ответил Габриель.
— Тогда где…
— А это так важно?
— Если не хочешь рассказывать, не надо. Просто я наткнулась на этот снимок в твоей гардеробной, когда искала себе свитер. Очень красивый снимок. — Джулия хотела было отодвинуться, но Габриель держал ее крепко.
— Ты и в самом деле считаешь тот снимок красивым? — уже намного мягче спросил он, приподнимая ей подбородок, чтобы видеть ее глаза.
— Да.
— А остальные?
— Они хуже.
— Я их сделал сам, — признался Габриель.
— Ты? — искренне удивилась Джулия.
— Да.
— Но они же…
— Эротические?
— Да.
— Мисс Митчелл трудно поверить, что я способен делать красивые и в то же время эротические фотографии? — лукаво улыбнулся Габриель.
— Я не знала, что ты фотограф. И эти снимки сильно отличаются от обычных.
— Фотографом я себя не считаю. Но снимки получились удачными. Кстати, у меня есть и другие.
— Другие? — по-детски удивилась Джулия. — И на них тоже женщины?
Габриель придвинулся ближе:
— Женщины, которые… были моими приятельницами.
— Фотомодели?
— Нет.
Джулия смущенно терла лоб, пока не догадалась:
— Так это…
— Да, — вздохнул Габриель. — Конечно, развешивать их на стенах — это дурной вкус. И еще более дурной вкус — допустить, чтобы они попались тебе на глаза. Вот я и поспешил их снять, прежде чем ввести тебя в свою спальню. Но все снимки были сделаны не тайком, а с согласия этих женщин. Некоторые даже просили их сфотографировать. Как ты заметила, я там тоже присутствую. Так что я не был сладострастным наблюдателем.
Значит, это… он? Джулии хотелось спросить, на каком снимке запечатлена Полина, но признание ошеломило ее.
— Тот мужчина — ты? — все еще не веря, спросила она.
— Да.
— И на снимке, о котором я спрашивала?
— Что ты так удивляешься? Я думал, тебе я там понравился.
— Но ведь ты там… совсем голый. — Джулия чувствовала себя маленькой девчонкой, произнесшей неприличное слово. Она покраснела и стала обмахиваться ладонью.
Габриель от души хохотал.
— Я же голый на всех снимках. — Он притянул Джулию к себе и страстно зашептал: — Мне тот снимок тоже очень нравится, хотя женщина с фото потом меня разочаровала. — Габриель улыбнулся: — Я бы с радостью сфотографировал и тебя.
— Мне твоя затея не нравится.
— Почему? Ты ведь такая красивая. Ты бы затмила всех тех женщин. Представляешь? Снимок в профиль. Наклон головы. Элегантный поворот шеи. Ты бы превзошла Беатриче с полотна Холидея.
Джулия молча покачала головой.
— Хорошо, этот вопрос мы отложим. А как насчет того, чтобы вечером отправиться в «Скарамуш»? Замечательный ресторан.
— По-моему, это не самая лучшая идея, — сказала Джулия, все еще пытаясь совладать с дыханием.
— Почему?
— Не ты ли говорил, что нас не должны видеть вместе?
— Я хорошо знаю владельца. Он найдет нам укромный уголок, где нас вообще никто не увидит. Но может, ты хочешь снова побывать в «Гавани-60»? Не соскучилась по Антонио? Он давно уже спрашивает, когда я тебя приведу.
— Серьезно?
— Конечно. Антонио вспоминает обед в Итало-канадском клубе. Ты все его семейство очаровала.
— Антонио — очень добрый человек. И семья у него прекрасная. Мне было легко с ними.
Габриель наклонился, чтобы ее поцеловать, но Джулия уперлась рукой в его грудь.
— Обед придется отменить. Завтра у меня встреча с Кэтрин Пиктон, а я еще и подготовиться не успела.
— Завтра?
— Она пригласила меня к себе на чай. Честно говоря, я побаиваюсь к ней идти.
— Тогда я должен тебе кое-что рассказать об этой даме. Тебя встретит такая милая бабуля, но не купись на ее внешний вид. Бабуля эта очень умна и не любит тратить время попусту. Никаких разговоров на общие темы. К тому же ее совершенно не интересует, откуда ты родом и все такое. Обращайся к ней только «профессор Пиктон».
— Это я уже поняла… по другим оксфордским придуркам, — усмехнулась Джулия.
— В твоих интересах поладить с нею. Капризы есть у каждого, но в блестящем уме старушке Пиктон не откажешь. Главное — сработаться с нею. Постарайся вести себя как благовоспитанная девочка, и ты ей понравишься.
Джулия вспомнила свой первый разговор в профессорском кабинете. Не ждет ли ее повторение, только в другом интерьере и с другим главным действующим лицом?
— Ну чего ты испугалась раньше времени? — улыбнулся Габриель, обнимая Джулию. — Уверен, она заинтересуется твоей темой. Потом скажет, что вот там-то и там-то нужно внести изменения. На твоем месте я бы не спорил, а сразу согласился. Свое дело она знает.
— Я вообще удивлена, что она согласилась встретиться со мной. Наверное, у нее и сейчас время расписано по минутам.
— Естественно, но я попросил ее оказать мне эту услугу. Легенда такая: у меня есть талантливая аспирантка, которой неловко находиться под моим руководством, поскольку она хорошо знает мою семью. По-моему, вполне правдивая легенда. Кэтрин на нее клюнула и согласилась. Мне пришлось выслушать ее монолог о современной молодежи. Она считает нынешних аспирантов не такими талантливыми и трудоспособными, как те, что были в то время, когда она сама была аспиранткой. Поэтому ничего определенного она мне не обещала.
— Ты ведь мог бы этого и не делать, — сказала Джулия, глядя, как он накручивает себе на палец завиток ее волос.
— Мог бы, но мне искренне хотелось тебе помочь. Жаль, конечно, что у тебя не получилось с Гарвардом.
— Почему жаль? Там бы я ходила на другие семинары, а не на твои, — сказала Джулия, рассматривая свои руки.
— Да, — улыбаясь, согласился Габриель.
Они еще немного поговорили об особенностях завтрашнего чаепития у профессора Пиктон.
— Мне нужно идти, — вдруг сказал Габриель, глядя на свой «Ролекс».
— Тогда и я пойду.
Джулия спрыгнула с дивана, подхватила рюкзак и направилась в прихожую, где висело ее пальто. Габриель догнал ее, загородив дверной проем.
— Оставайся. Я долго не задержусь.
Джулия закусила губу. Габриель нежно провел большим пальцем по ее рту, пытаясь освободить закушенную губу.
— Не делай этого. Мне больно смотреть на тебя. — Габриель осторожно убрал палец, чтобы она не истолковала неверно его жест, но не раньше, чем ему удалось дотронуться до кончика ее языка.
— И с кем же ты встречаешься?
— С Кристой, — смущенно ответил Габриель. — Разговор предстоит неприятный. Но мне будет намного легче, если ты останешься здесь и дождешься меня.
— У меня тоже накопилось много дел, да и Полу нужно позвонить. Вчера он даже домой ко мне заходил, — торопливо произнесла Джулия. — Я ему послала эсэмэску. Написала, что со мной все хорошо, но я буду искать себе нового руководителя. Вот только не знаю, как ему лучше преподнести, что руководитель уже найден и это Кэтрин Пиктон.
— А почему ты вообще должна ему что-то объяснять? — раздраженно спросил Габриель. — Просто скажи, что твои дела его не касаются.
— Но он мой друг.
— Тогда придумай что-нибудь, связав Кэтрин с возможностью проходить докторантуру в Гарварде. Она в приятельских отношениях с Грегом Мэтьюсом.
Джулия кивнула и стала застегивать пальто.
— Постой. — Габриель скрылся в кабинете. Через несколько минут он вернулся, держа в руках довольно потрепанную книгу. Это была монография Чарльза Уильямса «Образ Беатриче». — Вот. Возьми.
— Габриель, ну сколько можно делать мне подарки?
— Если Кэтрин узнает, что тебе знакома эта книга, ты сразу поднимешься в ее глазах. Профессор Пиктон — большая поклонница Дороти Сэйерс, а та, переводя «Божественную комедию», буквально паслась в монографии Уильямса… Если не хочешь брать эту книгу как подарок, считай, что взяла на время. Скажем, пока Кэтрин не согласится стать твоей руководительницей. Так тебе нравится больше? — насмешливо спросил Габриель.
— Спасибо, — смущенно пробормотала Джулия, засовывая книгу в рюкзак.
— Всегда рад помочь юному поколению. А теперь нам надо поговорить о другом. — (Джулия насторожилась.) — Все было бы куда проще, не будь ты моей аспиранткой. Я почти уверен, что Кэтрин тебя возьмет. Но остаются семинары. Ты же не можешь уйти с моего потока, поскольку других семинаров по Данте в нашем университете нет.
— Я при всем желании не могла бы уйти с твоего потока, иначе в мае мне выпуска не видать. Помнишь, в голосовых сообщениях ты что-то говорил об альтернативном курсе? Я тогда ухватилась за эту идею, а сейчас понимаю: мне все равно не обойтись без твоих семинаров… А почему ты вдруг об этом заговорил?
— Потому что, куда ни сунься, мы везде упираемся в этот чертов регламент отношений между преподавателями и студентами. Пока ты находишься на моем потоке, у нас с тобой не может быть никаких неофициальных отношений. Конечно, в следующем семестре все будет по-другому. Ты уже не будешь моей студенткой.
Джулия не хуже Габриеля знала все многочисленные «нельзя», упомянутые в бюрократическом сочинении с громким названием «Декларация о правах и обязанностях аспирантов». Декларация была составлена в лучших традициях пуританской морали. Преподавателям запрещалось спать со своими студентами. Аспирантам же категорически запрещались интимные отношения со своими руководителями.
Разумеется, вступать с Габриелем в интимные отношения Джулия не собиралась и надеялась, что он об этом помнит.
— Я не хочу снова тебя потерять, — прошептал Габриель. — И ни в коем случае не хочу мешать твоей учебе и работе над диссертацией. Мы что-нибудь придумаем. Может быть, сегодня же я переговорю со своим адвокатом.
— С адвокатом?
— Не волнуйся. Это, так сказать, рекогносцировка. Хочу узнать, каких пакостей мне ждать от университета, если я буду встречаться с аспиранткой, которая учится на моем потоке.
— Ты никак хочешь лишиться работы? — спросила Джулия, трясущимися пальцами хватая его за рукав.
— Нет, конечно.
— Однажды я уже создала угрозу твоей карьере. Не хочу делать это вторично. Нам разумнее всего пока держаться на расстоянии, а когда семестр закончится, снова обсудим наши отношения. Вдруг ты передумаешь? Решишь, что реальная Джулия тебе не нужна, — глядя на свои кроссовки, произнесла она.
— Джулианна, такого просто не может быть, — не выдержал Габриель.
— Нам нужно получше узнать друг друга. Такими, какие мы есть на самом деле. И пять оставшихся недель — хороший срок. Пять недель дружбы.
— Друзьям не запрещается вместе обедать. Как насчет завтра?
Джулия энергично замотала головой:
— Позвони мне. Даю честное слово, что отвечу на звонок.
— И когда теперь я тебя снова увижу? — мрачнея, спросил Габриель.
— В следующую среду, на семинаре.
— Это же целую вечность ждать!
— Ничего не поделаешь, профессор. Положение обязывает.
Джулия наградила его полуулыбкой и решительно направилась к двери.
— А ты ничего не забыла?
Она сняла рюкзак, торопливо проверяя, на месте ли ключи.
— По-моему, ничего.
— А по-моему, забыла. Ты забыла поцеловать на прощание бедного одинокого Габриеля, — шепотом опытного соблазнителя произнес он.
— Ты целуешься совсем не по-дружески, — заметила Джулия.
Он приблизился. Ее спина опять оказалось возле стены.
— Один дружеский чмок. Честное скаутское.
— А ты хоть был скаутом?
— Нет. — Он протянул руку и осторожно, чтобы не спугнуть Джулию, погладил ее по щеке.
Улыбка Габриеля была настолько обезоруживающей, что Джулия, сама того не желая, ответила ему улыбкой. Потом он приник губами к ее губам и… ничего.
Джулия ждала, что он попытается раздвинуть губы и запустит свой язык ей в рот. Нет. Габриель просто касался губами ее губ.
— Ну как тебе мой дружеский чмок? — со смехом спросил он, проводя большим пальцем по ее подбородку.
— До свидания, Габриель, — выпалила Джулия и выскочила на площадку.
Когда за нею закрылась дверь, Габриель привалился к стене и долго тер себе глаза, бормоча что-то маловразумительное.
* * *
Габриель не ошибся: разговор с Кристой был тяжелым и беспредметным. Вернувшись домой, он достал из холодильника бутылку минеральной воды и набрал номер своего адвоката Джона Грина. К счастью для Габриеля, он уже давно не нуждался в советах этого человека, но отношения на всякий случай поддерживал. Среди клиентов Грина попадались весьма сомнительные и опасные личности, но надо отдать ему должное: он был опытным юристом, особенно в вопросах канадского уголовного законодательства. Однако его опыт не распространялся на трудовое законодательство. В течение их получасовой телефонной беседы Джон несколько раз напомнил об этом Габриелю.
— Должен вас предупредить, Эмерсон: если в вашем контракте четко прописано, что вы обязуетесь строго соблюдать регламент отношений между преподавателями и студентами, лучше не испытывать этот пункт на прочность. Вы только повредите своей карьере и себе. Позвольте вас спросить: вы с нею спите?
— Нет, — деревянным голосом ответил Габриель.
— Отлично. И не начинайте. Пока я не разнюхаю, есть в этом регламенте какие-то лазейки, держитесь от нее подальше. Кстати, сколько ей лет?
— Вы о ком?
— Как о ком? Об этой вашей милашке.
— Если вы еще раз так ее назовете, мне придется искать себе другого адвоката.
Джон даже не обиделся. Он знал, что характер у этого сукина сына Габриеля далеко не сахар. При случае может и кулаки в ход пустить. Но Джон Грин не хотел потерять богатого клиента, а потому просто дал задний ход:
— Хорошо. Сформулирую вопрос по-другому: сколько лет юной леди, о которой мы говорим?
— Двадцать три.
— Приятно слышать, — облегченно вздохнул Джон. — По крайней мере, вас не обвинят в совращении несовершеннолетних.
— Будем считать, что я этого не слышал.
— Послушайте, Эмерсон. Если вы обращаетесь ко мне за помощью, имейте терпение. Я не могу дать вам никакого профессионального совета, пока не узнаю всех фактов. В прошлом году одна из моих коллег вела дело против Торонтского университета. Я позвоню ей и попрошу рассказать мне что к чему. А пока настоятельно советую держаться от этой девушки подальше. И никакого секса с нею. Вам понятно?
— Да.
— Я не Клинтон, чтобы увязать в дебатах о том, что считать сексуальными отношениями. Никакого секса с ней, даже если у вас все по обоюдному согласию.
— А если отношения между нами романтические, без секса?
Джон отстранил трубку и поковырял мизинцем в ухе.
— Я не вполне понимаю вас.
— Я сказал, а если мы с нею просто встречаемся, вместе где-то бываем, но между нами нет сексуальных отношений?
— Отличная шутка, Эмерсон! — расхохотался адвокат. — Но я вам не верю. И никто вам не поверит.
— Это уже личное дело каждого. Я хочу спросить: если у меня с моей аспиранткой просто дружеские отношения, является ли это нарушением университетского регламента?
— Эмерсон, никто не поверит, будто ваши отношения с этой аспиранткой не включают в себя интимные отношения. Особенно учитывая вашу репутацию. Естественно, бремя доказательства вашей вины лежит на ваших работодателях, если только ваша chiquita не подаст на вас жалобу или если кто-то не застукает вас в компрометирующей ситуации. Я уж молчу о том, если она окажется беременной.
— Такого быть не может.
— Все так говорят, Эмерсон.
— Согласен, но, учитывая характер наших с нею отношений, такого действительно просто не может быть.
Джон закатил глаза, но решил не читать профессору лекцию на биологическую тему.
— Если вас застанут вместе без явных доказательств сексуальных отношений, вы, Эмерсон, скорее всего, отделаетесь дисциплинарным взысканием за неподобающее поведение. Но это лишь мои предположения. Я уже сказал: прежде чем давать вам советы, мне нужно созвониться с той женщиной. Она хорошо разбирается в университетском крючкотворстве.
— Спасибо.
— В конце концов, под удар поставлена ваша задница, а не моя. Так что будьте осторожны. Мне-то что? Я в любом случае получу свой гонорар. — Джон прочистил горло. — Габриель?
— Я вас слушаю.
— Вот что, Эмерсон. Один совет я вам все-таки дам, и вполне профессиональный. Держитесь подальше от девушек, потасовок, пьянства в общественных местах и всего похожего. Учтите: любой иск против университета сразу высветит ваше прошлое, а вам едва ли хочется такой известности. Лучше, если прошлое останется в прошлом. Вы меня поняли?
— Да, Джон.
Попрощавшись с адвокатом, Габриель швырнул трубку и решил выплеснуть накопившиеся эмоции в фехтовальном клубе.
* * *
Вернувшись домой, Джулия сразу же принялась исследовать припорошенную снегом клумбу, надеясь найти там хотя бы часть открытки Габриеля. Ей удалось извлечь лишь несколько клочков.
Почти весь остаток дня и вечер Джулия листала монографию Чарльза Уильямса, делая краткие выписки. Габриель оказался почти что провидцем. Читая основательный труд Уильямса, Джулия нашла там немало полезного для своей диссертации.
Перед сном она сидела на кровати, слушала музыку и думала о Габриеле. Вторую закачанную им песню — «Молитва Данте» — тоже исполняла Лорина Маккеннитт. Слова и голос певицы так подействовали на Джулию, что она расплакалась.
Она снова достала из комода фотографию Габриеля и положила себе под подушку. Сон не шел. Тогда она попыталась спокойно и отстраненно проанализировать все, что произошло между нею и Габриелем за минувшие сутки.
Начать с того, что он предрасположен к наркотикам. Если он когда-нибудь опять сорвется, то сломает жизнь не только себе, но и ей.
Затем она подумала о том, что ее отношения с Габриелем могут угрожать карьере их обоих. Стоит кому-нибудь случайно узнать об их отношениях, и по факультету поползут сплетни, густо сдобренные домыслами и откровенным враньем. Габриель сделается предметом пересудов на факультетских вечеринках, где коллеги будут упражняться в остроумии, перемывая ему кости. А потом факультетское руководство, стоящее на страже нравственности, сочтет нецелесообразным продлевать контракт с одаренным, но дурно влияющим на студентов и аспирантов профессором Эмерсоном. Джулии тоже достанется. Ее представят заурядной молодой шлюшкой, стремящейся раздвиганием ног добиться степени магистра, поскольку это единственный доступный ей способ. Если кто-то уже видел их вместе, бесполезно ждать конца семестра. За эти пять недель их успеют вывалять в грязи.
И наконец, она по уши влюбилась в Габриеля Эмерсона, когда ей было семнадцать. Первый раз ее взяли за руку, посмотрели в глаза, поцеловали, прошептали ласковые слова. Ну и что? Можно много чего накрутить вокруг их первой встречи. Можно сказать, что она была предопределена судьбой и все такое. Но какой бы ни была истинная причина их встречи, Джулия крепко и по-настоящему влюбилась в этого человека. Она пробовала подавить свои чувства. Пробовала даже избавиться от них и влюбиться в другого. Но стоило ей провести вчера ночь в объятиях Габриеля, и все вернулось. «Оборонительные сооружения», которые она строила в своей душе, оказались песчаным замком, смытым приливной волной. Ее любовь к Габриелю никуда не исчезла. Достаточно было одной ночи, и крохотная искорка вспыхнула неистовым факелом. И это пламя не могли уже погасить никакие приливные волны.
Что толку говорить о выборе, если выбора у нее нет? Свой выбор она сделала шесть лет назад, когда без колебаний протянула ему руку и пошла с ним в старый яблоневый сад. Достаточно было его первого прикосновения, и Джулия уже знала: она принадлежит этому человеку. Все эти годы Габриель незримо присутствовал в ее жизни, как призрак, которого не прогнать. И теперь этот призрак обрел плоть. Заявил, что Джулия ему нужна.
Но вот любит ли ее Габриель?
* * *
На следующее утро, проверив голосовую почту, Джулия обнаружила сообщение Габриеля. Он позвонил, когда она уже спала.
Джулианна, ты обещала отвечать на звонки. (Вздыхает.) Я решил, что ты мылась в душе и не слышала сигнала. Перезвони мне, как только прослушаешь это сообщение.
Жаль, что мне сегодня не удалось никуда тебя сводить. Но я бы с удовольствием сделал это завтра. Можем мы хотя бы обсудить этот вопрос? (Пауза…) Позвони мне, principessa. Пожалуйста, позвони.
Джулия сразу же занесла его номер в память телефона, введя имя Данте Алигьери. Потом позвонила сама, но теперь его телефон был переключен на прием голосовых сообщений.
Привет, это я. Прости, пожалуйста; когда ты позвонил, я была не в душе, а уже спала. С удовольствием бы увиделась с тобой, но боюсь, что обед на публике — дело слишком рискованное. Мне очень хочется снова узнать тебя, Габриель, и я надеюсь, мы найдем безопасное место, где сможем это сделать. А сейчас твой телефон недоступен. Позвони, когда освободишься.
В пятницу Джулия почти до вечера шлифовала план своей диссертации. Телефон оставался включенным, однако Габриель больше не звонил. Зато ей позвонил Пол. Он находился в библиотечном отсеке. Едва начавшийся разговор был прерван внезапным появлением профессора Эмерсона. Настроение профессора заметно улучшилось, из чего Пол заключил, что буря, угрожавшая разразиться над головой Джулии, промчалась стороной.
Встреча с Кэтрин Пиктон была очень интересной, но, вернувшись домой, Джулия поняла, что очень проголодалась. Обследовав шкаф и холодильник, она нашла лишь томатный суп-пюре быстрого приготовления. Поужинав, Джулия отправилась в душ. Завернувшись в фиолетовое полотенце, которое едва закрывало ее грудь и живот, она стала выбирать себе ночную пижаму. Холодный октябрьский воздух и приближение Хеллоуина остановили ее выбор на пижаме с фонариками из тыквы.
Тук-тук-тук.
Джулия испуганно вскрикнула. Стук продолжался, сопровождаемый невнятным бормотанием. Собрав всю храбрость, какая у нее была, Джулия подскочила к окну и отдернула занавеску, увидев по ту сторону рамы… встревоженное лицо Габриеля.
— Ну и напугал же ты меня! — рассердилась Джулия.
Одной рукой она взялась за шпингалет старого, плохо открывавшегося окна, а другой прижимала сползающее полотенце.
— У тебя не отвечал ни телефон, ни домофон. Я уже волноваться начал. Пошел на задний двор. Смотрю, твое окно освещено. — Заметив, что ей не поднять раму, Габриель просунул руку. — Я сам. — Одним движением он поднял скрипучую раму и вручил Джулии два бумажных пакета.
— Что это? — спросила она.
— Обед. Пожалуйста, отойди от окна, а то простудишься. — Габриель ухватился за оконный козырек.
— Что ты делаешь?
— Как что? Лезу в твое окно.
— Я могу открыть входную дверь и впустить тебя, как это делают нормальные люди.
Подтягиваясь, Габриель успевал поедать глазами Джулию.
— В таком виде? — усмехнулся он, перекидывая ноги через подоконник. — Очень сомневаюсь.
Спрыгнув на пол, Габриель плотно закрыл окно и столь же плотно задернул занавеску.
— Я тебе серьезно говорю: оденься, иначе простудишься. — Он не удержался и все-таки погладил ее по обнаженному плечу.
«Гладкое, нежное и теплое», — подумал он.
Джулия подтянула сползающее полотенце, и Габриель отвел глаза. Ее тело, едва прикрытое, было еще влажным после душа. Если бы их сейчас кто-нибудь увидел… От этой мысли Габриель невольно вздрогнул.
— Джулианна, ну сколько раз тебя просить? Оденься.
«Габриель, чего ты больше боишься? — подумала она. — Того, что я простужусь? Или того, что в тебе взыграют мужские инстинкты?»
— Сейчас пойду в ванную и оденусь, — сказала она, беря с кровати спортивный костюм и засовывая ноги в старые шлепанцы.
— А почему ты не включила отопление? — спросил вдогонку Габриель.
— Оно включено.
— Сомневаюсь. У тебя лишь чуточку теплее, чем на улице. Если бы я не пришел, ты бы так и разгуливала по комнате в полотенце?
— Если бы ты не пришел, я легла бы спать, — донеслось из-за закрытой двери ванной.
Может, она не умеет пользоваться термостатом? Габриель полез искать его и вскоре убедился, что никакого термостата здесь нет и в помине. Единственным источником тепла в квартире был старый радиатор, дышавший на ладан. «Как она может так жить? Замерзнуть в этой клетушке — пара пустяков».
Выйдя из ванной, Джулия обнаружила Габриеля все еще в пальто стоящим на коленях. Он щупал шершавые секции радиатора, морщился и качал головой.
— По-моему, ты стоишь на коленях чаще, чем обыкновенный профессор, — засмеялась она.
— Ценю твою шутку, Джулианна, — хмуро отозвался он. — Этот радиатор не работает. У тебя есть электрический обогреватель?
— В ванной пол с электроподогревом, но я им не пользуюсь.
Габриель покачал головой, поднялся и прошел мимо нее к ванной. Он включил подогрев, убедился, что пол действительно нагревается, и настежь открыл дверь ванной.
— Хоть какое-то дополнительное тепло. У тебя волосы до сих пор влажные. Ты можешь простудиться. Сейчас я приготовлю чай, — сказал Габриель, вешая пальто на уже знакомый крючок.
— Я и сама могла бы, — вяло запротестовала Джулия.
— Не сомневаюсь, но сейчас чаем займусь я. — Габриель поцеловал ее в лоб, наполнил водой электрический чайник и полез под комод, чтобы включить его.
Мысли самой Джулии были крайне далеки от удлинителей, поскольку зад Габриеля, обтянутый черными брюками, представлял собой крайне эротичное зрелище. Хуже всего, что ей нравилось смотреть на этот зад. Джулия покраснела и, чтобы отвлечься, начала мысленно сравнивать нынешнее поведение Габриеля с тем, как он себя вел, впервые оказавшись в ее «хоббитовой норе». Такое ощущение, что сейчас к ней пришел совершенно другой Габриель, и эта «версия» нравилась ей несравненно больше.
— Чайник поставлен, — сообщил Габриель. — Теперь я тебя согрею. — Он обнял Джулию и принялся растирать ей спину. — Так теплее?
Она кивнула.
— Почему ты не отвечаешь на звонки?
— Я не выключала телефон. Может, я спала или за шумом воды не слышала сигнала.
— Я уже стал волноваться. Ты не ответила вчера вечером. Я тебе час назад звонил — снова никакого ответа.
— Я как раз мыла голову.
Габриель наклонился к Джулии и вдохнул ее запах. «Ваниль».
— Джулианна, — прошептал Габриель, гладя ей щеки.
— Да?
Габриель не отвечал. Его губы двигались вверх-вниз по левой стороне ее шеи. Маршрут начинался под ушной раковиной и заканчивался на уровне ключицы. Тело Джулии откликнулось желанием, и внизу стало совсем горячо. Его губы были как магнит, притягивающий каждую капельку крови.
Вверх-вниз, вверх-вниз. Ритуал поклонения его Беатриче. Габриель постоянно высовывал язык, чтобы вкусить аромат ее кожи. Его нос то и дело упирался ей в подбородок. В отличие от ее кожи, кожа самого Габриеля была слегка шершавой от начинавшей отрастать щетины, но Джулии это даже нравилось. Каскад нежнейших, почти воздушных поцелуев, ниспадавший к ее ключичной ямке, в этом месте менял направление и начинал двигаться вверх.
Джулия со стоном закрыла глаза и потянулась к его волосам. Ее пальцы двигались сами собой, перемещаясь от макушки к затылку.
— Мм, — стонала она.
— Тебе нравится? — шепотом спросил Габриель, продолжая ее целовать.
Она что-то прошептала в ответ.
— Я хочу окутать тебя наслаждением. Ты будешь купаться в наслаждении, Джулианна. — С особой нежностью Габриель целовал кожу вокруг ее уха и под подбородком, слегка дразня Джулию своим языком. — А так тебе нравится?
Джулия едва слышала его вопрос, захваченная лавиной ощущений, которая неслась по телу. Она давно уже согрелась. Теперь ей было жарко. Все ее существо словно замкнулось на Габриеле.
— Очень нравится, — произнесла она чуть слышно.
— А это не что иное, как декларация желания, — прошептал Габриель, и его слова вызвали в ней дрожь. — Будь мы любовниками, такой поцелуй говорил бы о моем намерении уложить тебя в постель. Ты даже не представляешь, какие наслаждения ожидали бы тебя там. Но сейчас я должен остановиться, так как сгораю от желания. Я боюсь коснуться твоих губ, поскольку тогда мне будет не удержаться.
Джулия застонала еще громче. Габриель откинул ей волосы с плеч, чтобы они не мешали познанию ее тела. Теперь он покрывал поцелуями всю ее шею, а когда достиг раковины второго уха, буквально на мгновение сунул кончик языка внутрь.
— Джулианна, если я поцелую тебя в губы, то не отвечаю за последствия. Сегодня я воздаю должное твоей изумительной шее. Мне вообще пора остановиться, пока соблазн не стал чрезмерным. Я и так уже переполнен желанием. Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу. — Голос и дыхание Габриеля были хриплыми от страсти.
У Джулии начали подкашиваться ноги. Пространство перед глазами подернулось дымкой и поплыло… Свисток электрического чайника спас их обоих. Габриель торопливо поцеловал ее в обе щеки и отправился заваривать чай, а Джулия рухнула на стул. Ее сердце колотилось так сильно, что она даже испугалась, не начинается ли у нее сердечный приступ.
«Если я не держусь на ногах от одних его поцелуев, что же со мной будет, когда он…»
— Дорогая, какой чай тебе заварить? — спросил Габриель, почти не выдавая своего изумления.
Джулия мысленно отругала себя за неумение сдерживать чувства, но тут же уравновесила обвинение, добавив, что Габриелю было с кем набраться опыта.
— Завари «Леди Грей». Он в коробочке возле заварочного чайника.
— Я, конечно, не такой любитель чая. Наверное, что-то сделаю не по правилам, но, надеюсь, пить будет можно.
Джулия вежливо поблагодарила Габриеля, когда он церемонно поставил на столик чашку с блюдцем, затем принес чайник, подложив под него круглую салфетку.
— Чай чаем, а поесть тоже нужно. Кстати, ты сегодня ела?
— Ела. Томатный суп.
— Джулианна, — начал Габриель, усаживаясь рядом, — суп не еда.
— Я это уже слышала. — Джулия выпучила глаза, и Габриелю стало смешно.
Пока Джулия пила чаи, Габриель вынул из бумажного пакета бутылку вина и простенький штопор.
— Бокалы у тебя найдутся?
— Да. Сейчас достану. — Джулия встала, чувствуя слабость в ногах, и пошла за бокалами.
Она так до конца и не выяснила, зависим ли Габриель от спиртного. Однако тема была слишком деликатная, и Джулия решила не портить вечер расспросами.
Вернувшись к столу, она изучила этикетку на бутылке: «Серего Алигьери. Амарон Вайе Амароне».
— Здесь написано «Серего Алигьери». Неужели это…
— Да, дорогая, — улыбнулся Габриель, не отказав себе в удовольствии поцеловать ей руку. — В четырнадцатом веке эти виноградники купил сын Данте, и они плодоносят до сих пор. Семейство Мази делает вино по старинному рецепту. Мы будем пить то, что пили во времена Данте. — Габриель сел, наслаждаясь произведенным впечатлением. Джулия была зачарована.
— Я и не знала, что у его семьи были виноградники.
— Как видишь. Возможно, в свете нашего прошлого этот выбор покажется тебе излишне сентиментальным.
— Нет, не покажется, — замотала головой Джулия.
— Сегодня мне пришлось задержаться на работе, но я очень хотел если не пообедать, то, во всяком случае, поужинать с тобой. Я зашел в ресторан Пузатери и, как мог, исправил положение. Это маникотти, салат «Цезарь» и хлеб из ресторанной пекарни. Ну как тебе?
Глядя на соблазнительную еду, Джулия тут же почувствовала себя голодной.
— А вот это явно не из ресторана, — сказала она, указывая на лежащий в стороне целлофановый пакет.
— Угадала. Это мое любимое печенье с лаймовой начинкой из кондитерской «Танцующий олень»… Ты пей чай, пока не остыл. И волосы досушивай. Подскажи, где тарелки, и я все разложу.
— Продолжаешь меня кормить? — спросила Джулия, встряхивая еще сырыми локонами. — Зачем ты это делаешь?
— Я уже говорил. Мне нравится доставлять тебе удовольствие. Объясняю специально для маленьких девочек: если мужчине нравится женщина, он всегда так поступает. Он внимателен, предупредителен и все такое. — Габриель лукаво улыбнулся. — А для девочек постарше дополнительное объяснение: мужчина показывает женщине: если он с вниманием относится к удовлетворению ее кулинарных аппетитов, значит он еще внимательнее будет удовлетворять… другие ее аппетиты.
Джулия мгновенно покраснела, и Габриель с нежностью провел рукой по ее щеке.
— Какая у тебя замечательная кожа. Просто волшебная. Словно впервые распустившаяся роза… — прошептал он. — Кстати, Рейчел когда-то тоже краснела, но, как только начала спать с Эроном, сразу перестала краснеть.
— А ты откуда знаешь?
— Мы все заметили. Вот она читает «Маленького принца», а вот уже покупает себе взрослое нижнее белье.
— Ты думаешь, «Маленький принц» — это сказка для детей? Мне она и сейчас нравится.
— Как там сказано? Надо научиться видеть не глазами, а сердцем.
— Вот-вот. Мне очень нравится то место, где Лис рассказывает Маленькому принцу о приручении. Потом Лис решает, что ему хочется, чтобы Принц его приручил… даже ценой потери собственной свободы.
— Джулианна, если у тебя нет фена, возьми полотенце и высуши волосы.
Габриель быстро встал и повернулся к ней спиной, занявшись раскладыванием еды по тарелкам. Джулии оставалось лишь гадать, почему слова о приручении так взбудоражили его.
* * *
Поужинав, они уселись на кровать, превратив ее в импровизированный диван. Габриель уперся спиной в подушки. Джулия склонила голову ему на плечо. Его руки как-то сами собой оказались на ее талии.
— Не очень-то удобно, — извиняющимся тоном произнесла Джулия.
— Напротив, мне нравится.
— Я же знаю, что ты ненавидишь эту квартиру. Тесная, холодная…
— Джулианна, я до конца дней буду терзать себя за те слова. Ты по доброте душевной пригласила меня, а я повел себя как высокомерный идиот. Нет у меня неприязни к этому месту, — сказал он, переплетая их пальцы. — Твое присутствие преображает любое жилище.
— Спасибо.
— Это тебе спасибо за твой дар преображения мест.
Джулия улыбнулась. Габриель неторопливо целовал ей пальцы, один за другим.
— Расскажи, как прошла твоя встреча с Кэтрин.
Джулия дождалась, пока уймется покалывание в пальцах, и только тогда заговорила:
— Ты очень точно ее обрисовал. Ей очень понравилось, что я знакома с монографией Чарльза Уильямса. Мне показалось, это было решающим фактором. Словом, профессор Пиктон согласилась быть моим руководителем.
— Рад слышать. А что она сказала о теме диссертации?
— Сказала, что в этом я неоригинальна. Назвала мне несколько работ по «Божественной комедии», где сравнивается возвышенная и плотская любовь, и предложила сравнить дружбу между Данте и Вергилием с куртуазной любовью. То есть не рассуждать о двух аспектах любви, а сосредоточиться на сходствах и различиях между любовью и дружбой.
— Ты довольна?
— В общем-то, да. В следующем семестре у профессора Лиминг будет семинар по воззрениям Фомы Аквинского на любовь и дружбу. Кэтрин сказала, что мне нужно обязательно на него записаться.
— Конечно, запишись, — одобрительно кивнул Габриель. — У Дженнифер отличные семинары.
Джулия теребила край покрывала.
— В чем дело? — удивился Габриель, беря ее ладонь в свою.
— Ничего особенного.
— Пожалуйста, Джулианна, не скрытничай. В чем дело?
— Неделю назад я отправила Дженнифер электронное письмо. Спросила, не согласится ли она стать руководителем моей темы. Это было до нашей с тобой… беседы.
Взгляд Габриеля мгновенно стал холодным.
— И что она тебе ответила?
— Вообще ничего.
— Дженнифер очень занята. Вряд ли у нее нашлось бы время руководить чьей-то магистратурой, особенно если аспирант не с ее факультета… Я ведь обещал найти тебе руководителя. Не поверила моему обещанию?
— В общем-то, поверила, — смущенно ответила Джулия.
— Тогда зачем пыталась действовать за моей спиной?
— Хотела убедиться, что и сама могу решать свои проблемы.
— Решила? — сухо спросил Габриель, поджимая губы.
— Нет.
— Научись мне доверять, и чем раньше научишься, тем лучше. Особенно во всем, что связано с университетом. Иначе у нас с тобой ничего не получится.
Джулия кивнула, по привычке терзая внутреннюю поверхность щеки.
— А как твоя встреча с Кристой?
— Впустую потраченное время. Чума, а не девица.
Напрасно Джулия пыталась спрятать усмешку. Габриель все равно заметил.
— Кристе не до нас. Когда я спросил про план диссертации, оказалось, плана у нее нет. Сплошные «наброски». Мне с самого начала не нравилась ее тема. Теперь пусть ищет себе другого руководителя. Уж не знаю, как она будет выворачиваться. Сейчас я единственный из профессоров, кто занимается творчеством Данте.
— Так что, Криста — кандидатка на вылет?
— Я дал ей срок до восемнадцатого декабря. К тому времени у нее должен быть готов приемлемый план. Можно сказать, я сделал ей подарок. Так что забудь о ней. Ее научная карьера висит на волоске, который я в любой момент могу перерезать.
«Замечательно», — подумала Джулия.
— У меня сегодня был интересный телефонный разговор с моим адвокатом.
Джулия глотнула вина и ждала, что он скажет дальше.
— Адвокат пообещал вникнуть во все крючкотворства этой Декларации, или как ее там. Пока что он серьезно предупредил меня о нежелательности любых неформальных отношений с аспирантами. Даже сугубо романтических.
— Значит, целоваться нам тоже нельзя? — покраснев, спросила Джулия.
— По мнению моего адвоката, нежелательно. Правда, по-настоящему университетская бюрократия начинает хлопать крыльями, когда дело касается секса. А пока мы с тобой ведем себя целомудренно и осмотрительно, вряд ли это осложнит нашу жизнь.
Джулия покраснела еще сильнее и уткнулась взглядом в полупустой бокал.
— Так что, мисс Митчелл, пока я не выставил тебе оценки, веди себя тихонько. А потом… — Он умолк и многозначительно улыбнулся.
— Тебе просто нельзя со мной целоваться, — сказала Джулия. — Иначе ты утратишь объективное отношение к моей работе.
— Даже если я и не буду с тобой целоваться… я уже утратил объективное отношение. Пусть твою работу оценивает Кэтрин.
— А она ничего не заподозрит?
— Я придумаю сверхубедительную причину и подкреплю ее бутылкой виски «Лагавулин» шестнадцатилетней выдержки. Сильнейшее средство — даже мертвецов воскрешает.
— Это тоже нарушение регламента отношений в профессорской среде, — заметила Джулия.
— Такое университетские бюрократы простят гораздо легче… Я просил моего адвоката отыскать все лазейки в этой чертовой Декларации.
— Лазейки? Странно как-то звучит. Будто мы чем-то постыдным занимаемся.
— Постыдным занимаемся не мы, а университетская администрация. Ты что, согласна в течение пяти недель видеть меня только на семинарах? Выдержишь без объятий и поцелуев? Неужели тебе хочется такой жизни?
Джулия на мгновение представила себе пять пустых, холодных недель и отчаянно замотала головой.
— Я хочу и дальше встречаться с тобой. Как друзья, — поспешно добавил Габриель. — Реши для себя, можешь ли ты мне доверять. Нам нужно получше узнать друг друга. Мы с тобой не настолько беспечны, чтобы целоваться в университетских коридорах. Остальное никого не касается. — Габриель притянул Джулию поближе и почти усадил себе на колени. — А давай вообразим, что мы оба живем в Селинсгроуве и учимся в десятом классе. Мы только начали встречаться и, как благовоспитанные подростки… несколько старомодные в своих представлениях, пообещали друг другу вести себя целомудренно.
— Ты об этом много думал?
— Не только думал. Я все это ясно видел, — шепотом ответил Габриель. — И я жалею, что мы с тобой сейчас не подростки-ровесники.
— Уж не хочешь ли ты, чтобы мы сейчас с тобой гуляли по улицам в обнимку, как подростки-ровесники?
Габриель задумался.
— Зачем же копировать всю подростковую дурь? Джулианна, то, чем станут или не станут наши отношения, целиком зависит от тебя.
Джулия кивнула. Они замолчали. Джулия вдыхала его запах, ощущая странное, почти забытое спокойствие оттого, что он рядом. Глаза стали закрываться сами собой. Габриель гладил ей волосы и что-то шептал по-итальянски.
— Джулианна?
Молчание.
— Джулия?
Наклонившись к ней, Габриель увидел, что она спит. Ему не хотелось будить ее, но и уйти не попрощавшись было для него равносильно предательству. Тем более что ее дверной замок не защелкивался, а закрывался ключом.
Габриель осторожно приподнял спящую Джулию, уложил в кровать и прикрыл одеялом. Он надеялся, что это все-таки ее разбудит. Нет, она продолжала сладко спать. Габриель с нежностью смотрел на ее изящную фигуру, на то, как поднимается и опускается ее грудная клетка, и прислушивался к ее дыханию. Джулия была прелестна.
Габриель не мог припомнить ни одного случая, когда бы женщина, пробудившая в нем желание, не оказалась бы под ним. Сейчас желание просто захлестывало его. Ни одну женщину он не хотел так, как Джулию, мирно спавшую рядом.
И опять, как тогда, в душном библиотечном отсеке, у него включился разум и напомнил о давнем внутреннем конфликте. Он не смел замарать ей душу, сделав подобной себе. Овладеть ею силой означало навсегда сломать Джулию. В эту женщину он войдет не раньше, чем захочет она сама. Сама, без его чар и уловок… А ведь когда он увидел ее, завернутую в полотенце, у него все поплыло перед глазами и зов плоти почти заглушил голос разума.
«Вот к чему привели годы безудержного потворства собственной похоти. Ты лишился способности достойно ухаживать за женщиной, как и подобает джентльмену. Ты болтаешь ей о красивых интимных отношениях, а самого тянет в привычное траханье. И получатся ли у тебя с нею такие отношения? Сумеешь ли ты подарить ей все, что так щедро обещаешь? Или и в ней ты очень скоро начнешь видеть не более чем красивую игрушку, созданную исключительно для телесных удовольствии? Способен ли ты любить без греха?»
Тревожные мысли угрожали расколоть Габриелю голову. В его объятиях безмятежно спала розовощекая овечка, доверившаяся ему и даже не подозревавшая, какая страсть бурлит у него внутри. Габриель выключил свой мобильник, потом на цыпочках прошел в ванную и выключил подогрев пола. Там он разделся и внимательно просмотрел марки всех гелей и шампуней, которыми пользовалась Джулия, чтобы к следующему ее визиту купить такие же. Конечно, его любимым запахом по-прежнему оставалась ваниль. Может, ваниль с шоколадом…
Вернувшись в комнату, Габриель погасил свет и лег рядом с Джулией. Кровать была совершенно не рассчитана на двоих. И он сразу вспомнил жесткие кровати в общежитиях Принстона и Оксфорда. На них даже спать было тяжело, не говоря уже о занятиях сексом.
Пытаясь найти более или менее удобную позу для сна, Габриель сунул руку под подушку и наткнулся на что-то, напоминающее открытку. Он извлек бумажку и попытался рассмотреть ее в лунном свете, который пробивался сквозь занавеску. Габриель обомлел: это была его старая фотография времен учебы в Принстоне. Он в форме университетского гребного клуба, в котором тогда занимался.
«Откуда у Джулии этот снимок? И как давно она хранит его?» Габриель осторожно засунул снимок обратно под подушку. Конечно же, неожиданная находка удивила его. Но было и другое чувство: что-то сродни надежде.
Габриель никогда не был любителем романтичных отношений. Но в эту ночь ему очень хотелось романтики. И тогда Габриель повернулся на бок, обнял Джулию и зарылся носом в ее волосы, изумительно пахнущие ванилью.
* * *
Джулия проснулась около трех часов ночи. Окружающее пространство пахло Габриелем. Его сильная рука обнимала ее за талию, а его грудь упиралась ей в спину. Габриель тоже шевельнулся, но по ровному дыханию она поняла: он спит.
В темноте Джулия смотрела на спящего Габриеля. Сколько лет она ждала этого момента, сколько лет мечтала проснуться в его объятиях. Джулия осторожно перевернулась на спину. С закрытыми глазами и спокойным лицом Габриель выглядел намного моложе. Почти мальчишка. Нежный парень с каштановыми волосами, чьи пухлые розовые губы улыбались во сне. Зрелище было настолько завораживающим, что Джулия шумно вздохнула.
Габриель проснулся и не сразу вспомнил, где он и с кем. А вспомнив, не мог отказать себе в удовольствии поцеловать Джулию.
— Не спится? — шепотом спросил он.
— Я не ожидала, что ты по-прежнему здесь.
— Ты внезапно уснула, а я не мог уйти, не попрощавшись с тобой.
— Я сейчас проснулась и подумала, что вижу сон во сне… Габриель, я смотрела на тебя. Ты такой красивый, — призналась Джулия.
— Природа жестока. Падшие ангелы сохраняют свою красоту, но только внешнюю. Внутри я уродлив.
Джулия порывисто поцеловала его:
— Неправда! Тот, кто уродлив внутри, не стал бы покупать мне дорогую итальянскую сумку и делать это втайне.
— И давно ты догадалась? — удивился Габриель.
— Рейчел сказала.
— А когда ты узнала, от кого сумка, она тебе понравилась больше или меньше?
— По-всякому было.
— Я заметил, что ты больше не носишь ее, — прошептал Габриель, откидывая ей волосы со лба.
— Обещаю, что буду ее носить.
Габриель усмехнулся и слегка потерся носом о ее нос.
— Джулианна, в семнадцать ты была просто милой девочкой. А сейчас ты завораживающе красива.
— В темноте все красивы, — отозвалась Джулия.
— Не все. Можешь мне верить. — Габриель поцеловал ее, но тут же отстранился, мысленно приказав себе остановиться.
Джулия положила голову ему на грудь и закрыла глаза. Она просто слушала глухие удары его сердца и пила энергию, пульсирующую между ними.
— Знаешь, о чем я сейчас подумал? Самые честные ответы я получаю от тебя, когда мы лежим в одной постели.
Джулия покраснела, и хотя в темноте этого было не видно, Габриель догадался.
— Как ты думаешь, почему? — усмехаясь, продолжал допытываться он.
— В постели ты со мною… нежен. Я чувствую себя… в безопасности.
— Уж не знаю, насколько тебе безопасно со мной в постели, но обещаю: я постараюсь быть нежным с тобой всегда. Особенно в постели.
Джулия крепко обняла его и кивнула, словно понимала все нюансы услышанного. Нет, откуда ей понять? Все нюансы понимал только сам Габриель.
— Ты собираешься домой на День благодарения?
— Да. Надо будет позвонить отцу, обрадовать его.
— Я обещал Ричарду приехать. А ты не против, если мы… полетим вместе?
— С удовольствием.
— Отлично. — Габриель потер веки, потом вздохнул. — Тяжело мне там будет.
— Не люблю День благодарения, — призналась Джулия. — А вот Грейс умела придавать ему особый смысл.
— А что, в вашей семье он не был радостным?
— Мы почти никогда не праздновали День благодарения.
— Почему? — удивился Габриель.
— Готовка всегда лежала на мне, поскольку мать редко бывала трезвой. Как-то в День благодарения я решила приготовить что-нибудь вкусненькое… — Джулия покачала головой.
— Тогда что-то случилось? — осторожно спросил Габриель, обнимая ее.
— Случилось. Даже вспоминать не хочется. — Джулия попыталась отвернуться, но Габриель крепко держал ее.
— Знаю, не обо всем легко рассказывать. Но прошу тебя: расскажи. Мне это поможет тебя понять.
Возможно, днем она не стала бы об этом рассказывать. Но ночью о подобных вещах говорить легче. Джулия поддалась не столько самой просьбе, сколько интонации его голоса.
— Сейчас я понимаю: мне в тот день лучше было бы уйти и не мешать материнской попойке с ее очередным дружком. Но тогда мне искренне хотелось приготовить праздничный обед. Я решила, что сделаю фаршированную курицу, печеный картофель с сырной начинкой и овощной салат.
— Уверен, все было просто пальчики оближешь, — сказал Габриель.
— Не знаю…
— Почему?
— Не получилось.
— Джулианна, что тогда произошло? — Габриель вновь повернул ее к себе.
— Кухонного стола у нас не было. Я накрыла стол в гостиной. На троих… Какая же я была дура! Я же с самого начала чувствовала, что им не нравится моя затея с готовкой… Когда я шла из кухни с полным подносом, мамин дружок подставил мне ножку.
— Нарочно?
— Да. Он видел, что я иду.
Габриель дернулся. Его пальцы сжались в кулаки.
— Я упала. Тарелки разбились. Все разлетелось в разные стороны.
— Ты сильно ушиблась?
— Уже не помню, — глухим, холодным голосом ответила Джулия.
— Мать тебе помогла?
Джулия покачала головой. Габриель тихо зарычал.
— Они оба хохотали, словно это было телевизионное шоу. Представляешь, я ползаю по полу, реву от бессилия, все лицо в подливе. Один кусок курицы улетел в дальний конец комнаты… Если бы ты меня тогда видел, тебя бы удар хватил.
Габриель едва удержался, чтобы со всей силы не стукнуть кулаком в стену.
— Нет, Джулианна. Меня бы не хватил удар. Но дружок твоей матери получил бы за все.
— Потом им надоело смотреть на меня, и они пошли в комнату матери трахаться. Даже дверь не закрыли. Это был мой последний День благодарения с Шарон.
— Твоя мать похожа на персонажа из стихов Энн Секстон.
— Шарон вообще не читала стихов.
— Боже мой, Джулия. — Габриель разжал кулаки и крепко обнял ее.
— Я вымыла пол, переоделась и выскочила на улицу. Села в первый попавшийся автобус. Бесцельно ездила по городу, пока не увидела здание Армии спасения и большой плакат, приглашавший бездомных на праздничный обед. Я зашла, спросила, не надо ли помочь на кухне. Меня очень приветливо встретили и сказали, что волонтеры им всегда нужны.
— Так вот как ты провела День благодарения.
— Да. Мне вообще не хотелось возвращаться домой. А там была очень теплая, дружественная обстановка. После того как мы накормили бездомных, волонтерам тоже устроили праздничный обед. Нас угощали индейкой. Мне дали большой пакет с едой. Там был даже пирог. — Джулия вздохнула. — У нас дома пирогов не пекли. Ты будешь смеяться, но впервые домашний пирог я ела у Грейс.
— Джулианна, а почему отец не забрал тебя из этого ада?
— Там не всегда был ад. — Джулия рассеянно дергала ткань его футболки.
— Больно, между прочим, — засмеялся Габриель. — Так у меня никакой растительности на груди не останется.
— Извини. — Она нервно разгладила ткань. — Даже не знаю, почему отец женился на такой женщине, как моя мать. Сначала мы жили все вместе. Когда мне было четыре года, между родителями произошел крупный скандал. Я тогда плохо понимала что к чему! Уже потом отец мне рассказал, что мать выгнала его. Он вернулся в Селинсгроув, где вырос. А вместо отца у матери стали появляться другие мужчины. Она их называла дружками. Почти каждое воскресенье отец звонил мне, и мы с ним минут двадцать разговаривали. Однажды я ему проболталась, что накануне вечером очередной мамин дружок перепутал мою комнату с ванной и вошел ко мне совершенно голый. — Опасаясь, как бы Габриель не задал ей вполне очевидный вопрос, Джулия прокашлялась и быстро продолжила: — Отец рассвирепел и сразу же спросил, дотрагивался ли этот дружок до меня. Я сказала, что нет. Тогда отец потребовал, чтобы я позвала к телефону маму. Я ответила, что мама лежит в постели с этим мужчиной и мне в такие моменты входить к ней строго запрещено. Отец велел мне идти к себе в комнату и запереться на замок. Я уже не стала ему говорить, что там нет даже простой задвижки. На следующее утро отец прилетел в Сент-Луис и объявил матери, что забирает меня в Селинсгроув. Дружок успел уйти, и это, я думаю, спасло ему жизнь. Отец бы его убил.
— Ты поехала с отцом в Селинсгроув?
— Да. Отец пригрозил Шарон: или она отвадит всех дружков и пройдет курс лечения от алкоголизма, или он подаст иск о лишении ее родительских прав. Она согласилась лечиться, а я отправилась с отцом в Селинсгроув.
— Сколько тебе тогда было?
— Восемь.
— Почему ты не осталась у отца?
— Его вечно не было дома. Он работал в будни, иногда в выходные. Плюс его дежурства в пожарной команде. Целый год я проучилась в Селинсгроуве, а когда учебный год кончился, отец снова отвез меня в Сент-Луис. У Шарон тогда была «светлая полоса». Она прошла курс лечения и работала в маникюрном салоне. Отец решил, что Шарон взялась за ум и что мне с матерью будет лучше.
— Но потом ты опять вернулась в Селинсгроув?
Джулия какое-то время колебалась.
— Джулианна, не надо таиться, — сказал Габриель, крепко обнимая ее. — Тебе надо это выплеснуть из себя.
— Я вернулась за год до встречи с тобой. Отец снова забрал меня.
— Почему?
— Она ударила меня. Я не удержалась на ногах, упала и затылком ударилась об угол стола. Меня увезли в больницу. Оттуда я позвонила отцу и сказала, что, если он не возьмет меня к себе, я убегу. Он приехал за мной… Матери я больше не видела.
— У тебя, наверное, остался шрам?
Джулия молча взяла его руку и приложила к тому месту, где был небольшой бугорок и где не росли волосы. Габриель несколько раз поцеловал ее шрам.
— Может, тебе и неприятно это слышать, но их обоих нужно было отколотить до бесчувствия. И начать с «бравого пожарного», которому его каланча была дороже дочери.
— Мне еще повезло. В общем-то, Шарон меня не била.
— Ничего себе, «повезло»! Это и отдаленно не похоже на везение.
— Зато мне везет теперь. Здесь меня никто не бьет. И у меня есть друг, который меня кормит.
Габриель мотнул головой и выругался сквозь стиснутые зубы.
— С тобой вообще должны были обращаться как с принцессой. Знала бы ты, как родители возились с Рейчел!
— Я не верю в сказки, — почти шепотом возразила Джулия.
— Попробую сделать так, чтобы ты поверила. — Габриель наклонился к ней и поцеловал в лоб.
— Реальность лучше фантазий.
— Только если она фантастична сама по себе.
Джулия покачала головой, но улыбнулась:
— А я могу задать тебе вопрос?
— Естественно.
— У тебя есть шрамы? — спросила Джулия, перестав улыбаться.
— Нельзя ударить по тому, в чьем присутствии ты сомневаешься, — без всякого выражения ответил Габриель, и Джулия поняла, что опять подошла к запретной территории. — Неизвестно, что хуже: когда тебя бьют или когда на тебя не обращают внимания. Наверное, все зависит от того, какой вид боли ты предпочитаешь.
— Прости, Габриель, я не знала. — Она переплела свои пальцы с его пальцами. Сделав глубокий вздох, Джулия спросила: — Ты что, уже уходишь?
— Только если ты меня выгонишь. — Габриель гладил ей волосы, стараясь не дотрагиваться до шрама на затылке.
— Я хочу, чтобы ты остался со мной.
— Тогда я остаюсь.
Джулия тут же заснула, как обрадованный ребенок. Габриелю не спалось. Он думал о шрамах, которые Джулия ему показала. Но ведь есть и другие, которые она стыдится показать, хотя они и не на теле.
— Джулия, — тихо позвал он.
Она спала.
— Я никому не позволю причинить тебе боль, — прошептал Габриель, целуя ее в щеку. — И в первую очередь — себе самому.
