Глава шестьдесят первая
Их тела переплелись. Габриель по-прежнему находился внутри нее, нависая над ней. Джулия гладила его спину.
– Моя настоящая семья – это ты, – сказал Габриель, касаясь ее щеки.
Их глаза встретились.
– К чему все эти поиски? К чему волнения? То, что я искал, – совсем рядом.
– Дорогой, – прошептала она, прижав ладонь к его рту.
– Я совсем рехнулся. Надо же додуматься – поехать без тебя!
– Дорогой, не кори себя. Тебе действительно нужно было побольше узнать о своих родственниках. Это напрямую связано с исцелением твоей души.
– Исцеление моей души – ты. И все, что мне нужно, – тоже ты.
Джулия ослепительно улыбнулась, словно Габриель подарил ей весь мир.
– Габриель, я ведь тоже очень по тебе скучала. Общество Ребекки не могло мне тебя заменить. Я сидела и грустила. Дом стал совсем пустым. А как отвратительно спать одной.
Он засмеялся, и ее тело мгновенно отозвалось на его смех.
– Напомни мне этот разговор, если меня снова угораздит куда-нибудь поехать без тебя.
– Мужчина должен делать то, что необходимо. Но нигде не сказано, что ему нельзя брать с собой свою жену. – Джулия отвела ему волосы, упавшие на лоб.
– Я бы никогда не решился спорить с обнаженной женщиной.
Ее лицо вдруг стало задумчивым. Габриель это заметил и насторожился:
– Никак я тебя чем-то огорчил?
– Нет. Мне вспомнились слова, которые часто повторяла Грейс.
– Какие?
– Она называла брак таинством, соединяющим двоих. И они действительно становятся одним целым. Когда мы расстаемся, я чувствую, будто лишилась части тела. И я рада, что у тебя такие же ощущения.
– Я это почувствовал еще до нашей женитьбы, но сейчас все стало острее. Я испытывал настоящую боль.
– Я слышала, что брак важнее и главнее любви. Долгое время эти слова казались мне странными. Я даже мысленно спорила. А теперь понимаю: это действительно так. Но почему – объяснить не могу.
– Я тоже, – признался Габриель. – Наверное, потому Грейс и называла брак таинством. – Габриель посмотрел на их сплетенные тела. – Наверное, тебе тяжело меня держать. Пора дать тебе свободу.
– Не надо. Мне нравится это состояние. Оно по-своему удивительно. Шквал оргазма уже прошел, но ты по-прежнему во мне, и мне так хорошо.
– Ты удивительно точно описала это состояние. Кстати, если подождать еще какое-то время, мы сможем все повторить.
Джулия призывно шевельнулась под ним. Габриель напрягся всем телом.
– Насколько помню, профессор, у тебя это время минимально.
– За что я не устаю благодарить Бога, – сказал Габриель и вновь начал толчки.
* * *
Стоит отметить, что вместе Эмерсоны спали гораздо лучше и крепче, чем порознь. И эта ночь не была исключением.
Добавим, что их занятия любовью длились почти до рассвета, когда оба наконец устали и заснули.
Наутро Габриель проснулся первым. Джулианна по-прежнему спала у него на груди. Он любовался ее профилем, лежа неподвижно и противясь отчаянному желанию приподнять ей подбородок и поцеловать.
Вместо этого он нежно гладил ей плечи и спину.
А с его плеч свалился тяжкий груз. Габриель не получил ответов на все свои вопросы. Зато он получил нечто большее: замечательную сводную сестру и деда – к сожалению, только на уровне воспоминаний. Профессор Шпигель был благородным, широко образованным человеком, обладавшим научной прозорливостью и щедростью души. О таком человеке Габриель хотел узнать как можно больше. Таким предком он мог только гордиться и радоваться, что в жилах его детей потечет кровь их знаменитого прадеда.
Эта мысль утешала Габриеля.
Келли посеяла в нем семена сомнения, сказав, что их отец вовсе не был чудовищем, каким он казался Габриелю. У самого Габриеля воспоминания настолько тесно перемешались со снами, что он вполне мог перепутать одно с другим. И тем не менее он не торопился соглашаться с Келли.
Как называть человека, способного бросить мать его ребенка, а потом – отказаться от сына?
Габриель представил на месте отца себя, и у него сразу же перехватило горло.
– Забыла тебя спросить: ты виделся со своей бабушкой?
Джулия только что проснулась и теперь моргала, прогоняя остатки сна.
– Только издали. Она вышла из дома и села в машину. Ее сопровождал пожилой мужчина. Наверное, один из моих дядьев со стороны матери. Если быть точным, я полагаю, что увиденная мной старуха – моя бабушка. Во всяком случае, адрес я не перепутал.
– И ты не попытался заговорить с ними?
– Нет.
Рука Габриеля переместилась вниз, к ямочкам на пояснице Джулии, за которыми начинались упругие ягодицы. Это было одно из самых любимых его мест на теле жены.
Габриель даже подумывал застолбить эту территорию, поставив свой флаг.
– А почему? – удивилась Джулия.
– Я не почувствовал в них родственников. Думаю, и у них возникло бы такое же ощущение, если бы я назвался. Ничего в душе не шевельнулось. Совсем ничего. – Он вздохнул. – Когда я увидел сестру, то мгновенно узнал ее по глазам. – (Джулия вопросительно посмотрела на мужа.) – У нас с Келли – отцовские глаза.
– Но ты же хотел узнать о здоровье своей матери и ее родственников. Бабушка могла бы тебе рассказать.
– Карсон сумел добыть результаты посмертного вскрытия моей матери. Помимо этого, ему удалось узнать и о ее здоровье. Правда, действовал он несколько сомнительными методами. Но главное, я получил интересующие сведения.
– И что?
– В ее семье встречались заболевания сердца. Многие страдали гипертонией. Но ничего особо пугающего нет.
– Так это же хорошие новости.
– Да, – отрешенно согласился Габриель.
– А что насчет родственников с отцовской стороны?
– По словам Келли, там тоже встречались заболевания сердца.
– Значит, ты не хочешь встречаться с бабушкой и другими родственниками со стороны матери?
– Мне достаточно материнского дневника и того, что рассказала Келли. Вполне достаточно.
– Постой. Келли что, знала твою мать? – спросила Джулия, садясь рядом с ним.
– Иногда Келли приходила к отцу на работу. А моя мать, как ты помнишь, работала у него секретаршей. Келли помнит родительские ссоры. По ее мнению, они ссорились из-за моей матери и меня. Я очень хочу познакомить тебя с Келли. Они с мужем пригласили меня на обед. Это как раз сегодня. А в пятницу вечером она планировала съездить в Квинс и навестить тетю Сару.
– Я буду очень рада познакомиться с твоей сестрой. Но тебе придется раскошелиться и купить мне подобающее платье. Я собиралась второпях. Точнее, меня собирала Ребекка. Она натолкала кучу нижнего белья и только одно платье.
У Габриеля чувственно заблестели глаза.
– Плохо же Ребекка тебя знает.
– Почему ты так говоришь?
Он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Потому что ты спишь голой.
Возбуждение Габриеля передалось и Джулии. Она принялась теребить завитки волос на его груди.
– Ты дочитал материнский дневник?
– Да.
– И каковы впечатления?
– Все оказалось почти так, как ты предполагала. Постепенно мать убедилась, что мой отец не бросит ту семью и не уйдет к нам. Ее охватывало все большее отчаяние. Потом она вообще перестала писать.
Джулия осторожно дотронулась до его татуировки:
– Ты рад, что приехал в Нью-Йорк?
– Да. Прежде всего, у меня появилась замечательная старшая сестра. Но это не все хорошие новости. Оказалось, что профессор Бенджамин Шпигель, который долгие годы преподавал в Колумбийском университете, – мой дед.
– Бенджамин Шпигель, – повторила Джулия. – Я этого имени не слышала. Он что, тоже был дантоведом?
– Нет, он специализировался на эпохе романтизма. В аспирантуре мы изучали его работы.
– Кэтрин Пиктон на дух не переносит романтиков. Однажды она обвинила меня в том, что я пишу о Данте как какой-нибудь романтик.
Габриель усмехнулся:
– В нашей среде не все любят романтиков. Но профессор Шпигель искренне любил их творчество. Его работы десятки лет считались эталоном трудов по романтизму. Он писал в основном на немецком, но у него есть и несколько статей на английском.
– И этот человек – твой дед?
– Да, – с гордостью ответил Габриель. – Келли рассказывала, что в Колумбийском университете его просто обожали. Он много занимался благотворительностью и возглавлял еврейскую общину.
– Почему ты ничего не знал об этом? – искренне удивилась Джулия.
– В юности мой отец крупно разошелся с ним во взглядах, сменил имя, фамилию и повернулся спиной к иудаизму. Он оборвал контакты с родней. К счастью, Келли не пошла по его стопам. Она поддерживает отношения с двоюродными братьями и сестрами.
– А Келли помнит деда?
– Увы, он умер до ее рождения.
– Что ж, по крайней мере, теперь известно, откуда у тебя страсть к литературе. И интерес к кошерному сексу.
Габриель засмеялся:
– Мой интерес к кошерному сексу имеет другое происхождение, но какая-то связь вполне может быть. – Он перестал улыбаться. – Ради того чтобы узнать, кто мой дед, мне стоило поехать в Нью-Йорк.
Улыбка Джулии тоже погасла.
– Но ты так восторженно отзывался о Келли. Правда, ты почему-то ни слова не сказал о второй сестре.
– Одри не желает иметь со мной ничего общего. Келли – прекрасный человек, однако ее воспоминания об отце диаметрально отличаются от моих. – Габриель поморщился. – И я не знаю, где скрыта правда. Я в полной растерянности. Кем же был мой отец? Любящим папочкой, каким его запомнила Келли, или злодеем, способным ударить мою мать?
– Возможно, тем и другим.
– Такое невозможно.
– Я очень хочу думать, что на самом деле он не бил ни твою мать, ни тебя, но вполне допускаю, что со своей женой и дочерьми он вел себя совсем по-иному.
– Меня это не утешает.
– Прости.
Габриель зарылся в ее волосы:
– Но почему он так вел себя с нами? Можно подумать, будто моя мать навязывала ему чужого ребенка.
У Джулии сжалось сердце.
– Наверное, его терзала невозможность иметь две семьи сразу. Он не мог сделать выбор, который удовлетворил бы всех. Но уж если кого и считать виноватым, так только его. Ни ты, ни твоя мать ни в чем не виноваты. – Она порывисто поцеловала Габриеля. – Я хочу побольше узнать о твоей сестре. Нам сегодня идти к ним в гости, а ты рассказал мне всего лишь крохи.
– Я расскажу еще, но ты можешь немного обождать? Сначала я хочу заняться кое-чем кошерным.
Габриель перевернулся на спину, опрокинув Джулию на себя.
* * *
Завтрак они заказали в номер. Поев, Джулия вернулась в постель, прикрывшись простыней.
– Никуда не хочу идти. Давай останемся здесь и займемся сексом.
Габриель сидел у нее в ногах. Его глаза сверкали.
– Вот это Джулианна, которую я знаю и люблю. У тебя замечательное предложение. Но как же твое семинарское задание?
– Я бы предпочла тебя вместо него, – улыбнулась она и поманила Габриеля пальцем.
Габриель уже собирался сдернуть с жены простыню, когда ожил заряжающийся айфон. Он сердито покосился на телефон, затем снова посмотрел на Джулию.
– Кто звонит?
– Твой дядя Джек, – скорчив кислую мину, ответил Габриель.
– Но почему он звонит тебе? – Джулия села на постели, снова прикрывшись. – Может, что-то случилось с моим отцом? Или с их ребенком?
– Надеюсь, он звонит по другому поводу.
Габриель отсоединил мобильник от зарядного устройства:
– Я слушаю.
– Привет, Эмерсон. Я сейчас в Вашингтоне, в одном из отделений «Фед-экса».
Как всегда, Джек обходился без прелюдий.
– И?
– У меня в руках флешка с видео и фото, где в числе прочих запечатлена и моя племянница. Как ты догадываешься, все это не подходит под категорию «Для семейного просмотра».
Габриель присел на краешек кровати.
– Вы же говорили мне, что добыли все, – прорычал он.
– Я так думал. Должно быть, девка сделала копию и где-то припрятала. А эту флешку она пыталась отправить Эндрю Сэмпсону в «Вашингтон пост».
– Тогда вмешивайтесь. Это ведь ваша работа.
– Без тебя знаю. Я позвонил, чтобы обговорить сценарий игры.
Габриель взглянул на Джулию.
– Что там? – спросила она.
Габриель поднес палец к губам, прося ее помолчать.
– Что вы предлагаете? – спросил он у Джека.
– Девка зла на своего дружка. Он ее кинул, чтобы жениться на другой. Теперь она хочет нагадить и ему, и его папаше. Мы можем ей помочь. Я перекопирую все, что касается этой девки и ее дружка, на новую флешку и отправлю по названному адресу.
– А это не будет рискованным?
– Они займутся расхлебыванием каши и забудут про мою племянницу.
Габриель снова взглянул на Джулианну. Она хмурилась. Между бровями появилась складка.
– Ваша племянница рядом со мной. Давайте я все обсужу с ней и потом вам перезвоню.
– У меня не бесконечное количество времени.
– А я не вправе решать за нее.
Габриель отключился и бросил мобильник на постель. Прекрасное утро было испорчено.
– Что случилось? – спросила Джулия, придвигаясь к нему. – Почему Джек позвонил тебе?
– У Натали обнаружилась флешка с фото и видео, которую она где-то прятала. Сегодня она пыталась через «Фед-экс» отправить флешку в «Вашингтон пост».
– Что? – застонала Джулия. – Это же все попадет в Интернет. В газеты. Боже мой! – Она закрыла лицо руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону.
Габриель осторожно тронул жену за плечо:
– Подожди сокрушаться. Не все так трагично. Джек перехватил флешку. Он хочет знать, как ему быть дальше.
– Попроси его уничтожить флешку. Пусть найдет все копии. Их тоже надо уничтожить.
– Ты уверена? Твой дядя может убрать все, что связано с тобой, а остальное отправить газетчикам. Твои обидчики заслужили такой финал.
Джулия натянула простыню к самому подбородку:
– Я не хочу мстить.
– Почему нет, черт побери? – спросил Габриель. В его глазах появился опасный блеск.
– Потому что не желаю возвращаться к прошлому. Я почти не вспоминаю о них и хочу забыть совсем. Мне не доставит радости узнать, что их жизни поломаны и я в этом повинна.
– Что за чушь? Ты совершенно ни при чем. Пусть отвечают за то, что сделали когда-то.
– Я отвечаю за каждый свой поступок. – В голосе Джулии появился металл. – Не понимаю, почему Натали все это затеяла. Я думала, вы с Джеком отбили у нее охоту к шантажу.
– Все очень просто. Саймон женится на другой.
– Что-о? – У Джулии округлились глаза.
– Скорее всего, Натали рассчитывает, что невеста Саймона бросит его, узнав о таком прошлом своего жениха.
Новость явно шокировала Джулию.
– Значит, он все-таки бросил Натали. Я думала, что он не захочет расставаться с нею. Наверное, отец потребовал.
– Я бы этому не удивился. Не за горами – будущий год. Выборы.
– Значит, свадьба, – качая головой, сказала Джулия. – Маленький брачный спектакль, чтобы показать избирателям, как сенатор Тэлбот ценит семейные узы. У меня одно желание. Хочу, чтобы Натали не впутывала меня в их дела.
– Пока что ты остаешься впутанной. – Габриель поморщился. – Я думаю, Джек нанесет еще один визит в жилище Натали. Так что мне сказать ему по поводу флешки?
– Попроси его все уничтожить.
Габриель досадливо фыркнул, запустив пальцы в волосы.
– Они не заслуживают твоего великодушия.
– Они, может быть, и нет, а невеста Саймона заслуживает. Кем бы она ни была, для нее это очень унизительно.
– Его невеста – просто глупая девчонка, если связалась с таким дерьмом.
– Я когда-то тоже была глупой девчонкой, – едва слышно произнесла Джулия.
– Ты не была глупой. Он просто манипулировал тобой. Неужели ты не хочешь, чтобы они получили свою порцию страданий?
– Только не таким способом.
Габриель вскочил на ноги.
– А я хочу! – заявил он, уперев руки в бока. – Вспомни, как он обращался с тобой. Вспомни, как эта Натали шантажировала тебя. Они годами портили тебе жизнь. Они чуть не сломали тебя!
– Но не сломали же, – сказала Джулия, глядя мужу в спину.
Габриель подошел к окну, раздвинул портьеры и стал смотреть на Центральный парк.
– Я сломал ему челюсть, однако это не принесло мне никакого удовлетворения. – Габриель разглядывал запорошенные снегом ветки деревьев. – Мне хотелось его убить.
– Ты действовал в пределах самообороны. Если бы ты тогда не приехал… – Джулия содрогнулась всем телом, вспоминая страшный день, когда Саймон едва не изнасиловал ее. – Но то, о чем ты сейчас меня просишь, не имеет ничего общего с самообороной.
– Имеет. Это восстановление справедливости, – обернувшись через плечо, сказал Габриель.
– В свое время мы говорили о том, что милосердие стоит выше справедливости. Еще мы говорили о покаянии и прощении.
– Саймон и Натали – совсем другая история.
– Нет. По сути – та же. Я могла бы потребовать справедливости, но не стану. Как написано в одном из наших любимых романов, «я почтительно возвращаю Богу билет».
Габриель недовольно хмыкнул:
– Искажаешь слова Достоевского ради своих францисканских целей.
Джулия лишь улыбнулась:
– Ты сердишься на меня за мое нежелание их наказать. Но это ударило бы не только по ним. Подумай о матери Саймона. Она всегда по-доброму ко мне относилась. Ее бы это просто убило.
Габриель продолжал рассматривать деревья.
– Помнится, ты сама угрожала обратиться в газету.
– Но я бы лишь рассказала правду. Никаких снимков. И обращение к газетчикам я оставляла на крайний случай, если Натали не прекратит своих нападок.
Габриель сжал руку в кулак и приложил к стеклу. Ему отчаянно хотелось со всей силы ударить по окну.
Он задыхался от чудовищной несправедливости.
Мало того что такой светлый и чистый человек, как Джулианна, оказалась не нужна ни матери, ни отцу, так судьба еще столкнула ее с редкостным и жестоким подонком, который помыкал ею. Где тут справедливость?
А разве справедливо, что Сюзанна Эмерсон довольствовалась крохами внимания, перепадавшими ей от любовника, тогда как весь поток его заботы и любви был направлен на семью?
Или, может быть, справедливо, что Майя не родилась на свет, а Грейс умерла значительно раньше своего времени? Зато такие, как Саймон и Натали, живут.
Наконец, чем провинился ребенок Тома и Дайаны, который родится с поврежденным сердцем?
Нет справедливости во Вселенной. Но что еще горше: когда подворачивается возможность наказать хоть нескольких негодяев, францисканцы вроде Джулии подставляют другую щеку и говорят о милосердии.
Черт, черт, черт!!!
Габриель закрыл глаза.
Она бы подставила ему другую щеку.
И Грейс тоже.
И Майя.
Глубоко вдохнув, Габриель вспомнил свою прошлогоднюю поездку в Ассизи и то, что происходило с ним у гробницы святого Франциска. Там его встретил Бог, но не ради восстановления справедливости, а чтобы даровать ему милосердие.
– Позвони своему дяде.
– Габриель, я…
Габриель открыл глаза, разжал пальцы, но не повернулся к ней.
– Я всего лишь прошу тебя позвонить ему. Скажи все, что считаешь нужным.
Джулианна завернулась в простыню, подошла к мужу и уткнулась ему в спину:
– Ты хочешь защитить меня. Ты хочешь справедливости. За это я и люблю тебя.
– Я и сейчас жалею, что не убил Саймона.
– Убил, – сказала она, прижимаясь к его лопатке.
– А кто тогда собирается жениться? – раздраженно спросил Габриель.
– Ты меня любишь. Ты добр и относишься ко мне с уважением. Чем дольше я с тобой живу, тем сильнее прошлое кажется мне дурным сном. Чтобы убить человека, не обязательно лишать его жизни. Ты убил его память. И за это, Габриель, я говорю тебе спасибо.
Габриель закрыл глаза, захлестнутый мощной волной любви и еще какого-то чувства, которому он не находил названия.
Джулия поцеловала его плечи и отправилась звонить своему дяде.
