30
КЭШ
Оливия распласталась на мне. Мы перевернулись, чтобы я ее не раздавил, вскоре после того, как отдышались. Уверен, по ее ощущениям, я вешу тонну. Она для меня — совсем другое дело. Если бы не исходящее от нее тепло, я бы вообще не замечал, что она здесь. Она легкая как перышко.
Оливия завела себе привычку — обводить пальчиком мою татуировку. Что делает и сейчас. Она вздыхает:
— Ты мне когда-нибудь расскажешь, что все это значит?
Голос довольный и удовлетворенный. Я это слышу. Она могла бы сейчас замурлыкать.
— Если ты хорошенько присмотришься, то увидишь все части истории по отдельности. — Обвожу пальцем каждую деталь по очереди, объясняя значение рисунка. — Это языки пламени, в котором сгорела лодка. И моя жизнь. Это крылья, они унесли от меня семью, которая у меня была. А вот это что-то вроде моей собственной версии символа инь-ян, который означает меня и моего брата-близнеца. А эти розы — для мамы. Да упокоится она с миром.
— А это что? — спрашивает Оливия, пробегая пальцем по надписи, которая вьется вокруг бицепса, ниже того места, откуда начинаются языки пламени. Теперь ее трудно разобрать, потому что пуля сорвала кожу.
— Раньше тут было написано: «Никогда не забывай».
— Из-за раны теперь ничего не разберешь.
Я закидываю руку за голову и смотрю на Оливию. Она поднимает на меня свои влажные глаза.
— Это ничего. Оно того стоило.
Оливия смыкает веки, как будто хочет отгородиться от болезненного воспоминания.
— Тебя могли убить, — тихо произносит она.
— Эй, — говорю я, дожидаясь, когда Оливия откроет глаза и посмотрит на меня. — Теперь ты знаешь, что я не просто молол языком, когда сказал, что готов ради тебя принять пулю. Оливия, я тебя люблю. Я бы с радостью получил пулю, или напоролся на нож, или ввязался в драку, или… да все что угодно, лишь бы ты была в безопасности. — (В зеленых глазах Оливии стоят слезы.) — Но тебе не нужно из-за этого плакать или расстраиваться.
— Я не расстраиваюсь, — говорит она дрожащим голосом. — Я, наоборот, очень счастлива слышать от тебя такие слова.
— Правда? — Я ухмыляюсь.
Пробегаю пальцами по ее боку, чтобы пощекотать, и замечаю, что она липкая.
— Как бы мне ни хотелось остаться с тобой здесь еще на несколько дней, полагаю, лучше нам спуститься, чтобы ты могла вымыться. А то ты вся измазана.
— Странно, чем бы это?
— Я не вполне уверен, но если ты на самом деле интересуешься, мы можем попытаться разобраться в этом вопросе: есть несколько сценариев, которые могли привести к тому, что ты стала такой… липкой.
— Обещаешь?
— Да, черт возьми, обещаю!
Я чмокаю Оливию в губы, шлепаю по попе, а потом помогаю ей отлепить свою грудь от моей. Что есть сил стараюсь не замечать, как напряглись ее соски от этой легкой стимуляции. Чувствую говорящее само за себя подергивание между ног — оно сообщает: «Не все части твоего организма спокойно относятся к этому». Однако следующие слова Оливии эффективно снимают эрекцию.
— Так как же быть с Нэшем и Мариссой?
— Не знаю. Меня это не заботит.
— Правда? Тебя не волнует, что происходит с твоим собственным близнецом?
Я пожимаю плечами:
— Не то чтобы я желал этому парню смерти или чего-нибудь плохого, но он совсем не похож на моего брата, каким я его помню.
— Может быть, вам обоим нужно время, чтобы познакомиться заново, узнать друг друга получше в мужчинах, которыми вы стали.
Я снова растерянно приподнимаю плечи:
— Может быть.
«Но я ничего не обещаю!»
Мы одеваемся, спускаемся по лестнице и проходим в квартиру. Когда я открываю дверь кабинета, меня ждет сюрприз: на диване сидит Марисса.
— Что ты здесь делаешь?
— Жду… Нэша. — Она запинается, произнося это имя, что подсказывает мне: Марисса все понимает. Ну, по крайней мере какую-то часть, не все в деталях.
— Он еще не вернулся? Должен был приехать следом за мной.
— Я его не видела. И Гевина тоже.
По загривку ползут мурашки, и от этого волоски сзади на шее становятся дыбом.
— Я позвоню и узнаю, где он, — говорю Мариссе, вынимая телефон.
«И добьюсь ответа, что, черт возьми, происходит».
Из списка недавно набранных номеров выбираю номер Нэша, жму на клавишу, жду гудков на другом конце линии. Когда они раздаются, слышу приглушенный звонок — он доносится из соседней комнаты. На секунду задумываюсь: может, это один из временных мобильников, которыми пользовались мы с Оливией.
«Возможно, это чертова Джинджер».
Слышу очередной гудок в трубке около уха и следом за ним — тихий звонок в соседней комнате.
Прихватив с собой телефон, возвращаюсь на жилую территорию. Опять слышу звонок, такое ощущение, что он идет из спальни. Иду в том направлении.
Заворачиваю за угол — и снова слышу перезвон. Теперь он звучит отчетливее. Внутри моей спальни — полный мрак, потому что тут нет окон, а следовательно, внутрь не проникают ни лунные лучи, ни свет уличных фонарей. Нажимаю выключатель — и вижу на своей постели окровавленное тело Нэша. Он без сознания.
Слышу, рядом со мной кто-то ахнул. Если бы мне надо было догадываться, я бы сказал, что это Марисса. Она, кажется, и до этого момента была в напряженном ожидании. Вероятно, это состояние как-то связано с пережитым шоком.
«Но, может быть, случилось чудо, и выпавшие на ее долю испытания уничтожили в ней стервозность?»
Оборачиваюсь и вижу: Марисса выглядывает из-за моего плеча, руками закрыла рот, глаза огромные, испуганные.
— О мой бог! Что они с ним сделали?
К моему удивлению, Марисса протискивается мимо меня в комнату и бросается к постели. Останавливается сбоку от Нэша, смотрит на него сверху вниз, голова ее покачивается вперед-назад, пока она обводит его взглядом, оценивая ситуацию. Но, кроме качания головой, других движений Марисса не делает. Уверен, с таким воспитанием, как у нее, она понятия не имеет, как нужно поступать при таких обстоятельствах. Меня впечатлило уже то, что она пытается быть озабоченной.
Подхожу к изголовью кровати и окидываю брата взглядом. Лицо у него попорчено изрядно. Утром он будет похож на радугу. Распухшую радугу.
Костяшки пальцев тоже в плохом состоянии. Не могу удержаться от улыбки при мысли, что он, скорее всего, задал кому-то хорошую трепку. Когда я добираюсь взглядом до живота, мне становится не до шуток. Левая пола кожаной куртки откинута на сторону, и я вижу мокрое пятно на черной футболке Нэша. Кроме того, я замечаю, что ткань разодрана и сквозь дыру видна окровавленная кожа и порез на боку.
— Оливия, бери Мариссу и пойди замени Гевина. Он работает в баре вместо тебя.
Уголком глаза замечаю, что Оливия тут же встрепенулась. А Марисса как стояла рядом со мной, так и стоит как вкопанная и таращится в пустоту, будто лань, выхваченная ночью из темноты лучом прожектора.
— Марисса! — резко выкрикиваю я. Та подпрыгивает от испуга и смотрит на меня смущенным взглядом. — Иди с Оливией.
Марисса кивает, как робот, поворачивается и послушно идет вслед за сестрой, продолжая оглядываться через плечо на Нэша.
«Это точно сведет ее с ума. Если она еще не спятила, то эта история наверняка доконает бедняжку».
Возвращаюсь к Нэшу. Проверяю пульс — он хорошо прощупывается. Чувствую облегчение. Не хотел тревожить женщин, но когда я только посмотрел на брата, то подумал, уж не мертв ли он? Может, я и не испытываю особой нежности к этому новому Нэшу, но было бы чертовски больно потерять его второй раз.
Легонько прикасаюсь к припухлостям на скулах и над глазами — как будто ничего не сломано. Хорошо, что у Дейвенпортов крепкие кости.
Закапываюсь пальцами в волосы и ощупываю голову, нет ли на ней серьезных ран, иначе почему он без сознания. Обнаруживаю на затылке большую шишку размером с гусиное яйцо. Исходя из того, что мне известно о ранениях головы, опухоль, выпирающая наружу, лучше, чем уходящая внутрь.
Перемещаюсь к бокам Нэша. Задираю футболку и осматриваю рану, похожую на удар ножом. К счастью, из нее сочится только алая кровь, а это означает, что, вероятно, внутренние органы или важные сосуды, например аорта, не задеты.
Мягко надавливаю на живот. Он мягкий, а я знаю, что это тоже хороший знак. Когда я подбираюсь пальцами близко к ране на боку, Нэш стонет и поворачивает голову.
— Ты в порядке, приятель? — спрашиваю я.
Слышу, что в комнату возвращаются девушки, а рядом со мной появляется Гевин.
— Надо же! Кто-то его отмутузил!
Нэш с трудом приподнимает одно веко и смотрит на Гевина. Забавно, что он смог вложить столько чувства в это маленькое движение.
— Поцелуй меня в зад, — бормочет Нэш распухшими, окровавленными губами.
— Что, черт возьми, случилось? — спрашиваю его.
— Кто-то гнался за мной на мотоцикле. Думаю, тебе придется купить новый.
«Дерьмо, дерьмо, дерьмо!»
— Ты знаешь, кто это был?
— He-а. Они появились у меня на хвосте из ниоткуда. Сбили меня, потом… — Нэш обрывает себя, снова приподнимает веко и глядит на Мариссу с Оливией. — Простите, чуть не выругался. Выколотили из меня кучу дерьма, пока я валялся на земле. Один из этих русских уродов пырнул меня ножом, потом они обшарили мои карманы, похлопали по ним снаружи.
— Что они искали?
— Думаю, телефон. Но я положил его в сапог, чтобы не потерять.
Я с шипением выпускаю воздух сквозь зубы.
— В чем дело? — спрашивает Оливия.
— Я думал, что теперь мы будем в безопасности. По крайней мере, в большей.
— Вы будете. На какое-то время. Это было просто предупреждение. У нас три дня на то, чтобы отдать им все копии, и тогда, они сказали, мы будем в расчете. Если нет, они нас достанут.
— Но мы можем пойти с этими уликами к копам. И они попадут под суд!
— Думаю, этим их не напугаешь.
Про себя думаю, хватит ли этого, чтобы заставить их отстать от нас. Очевидно, нет.
— Значит, три дня?
— Три дня.
— Хм, я понимаю, господа, то, чем вы заняты, очень серьезно, но вы не думаете, что нам лучше отвезти его в больницу? — встревает Марисса.
— Нет! — кричит Нэш. — Никаких больниц. Они все записывают. И вызовут полицию.
— Но мы не можем позволить тебе лежать тут и умирать.
— Не беспокойся, приятель. Я знаю одного парня, — предлагает Гевин.
— Парня? — переспрашивает Нэш. — Мне не нужно, чтобы меня убрали, я хочу, чтобы меня просто немного заштопали.
— Да, этот парень может сделать и то и другое.
Я ничего не говорю по поводу этой двойственности. Я бы сказал, что большинство приятелей Гевина — темные личности.
— Хотя я не уверен, придет ли он в такое людное место.
Я на секунду задумываюсь.
— Как считаешь, тебя можно перевезти? — спрашиваю Нэша.
Тот пытается скрыть гримасу боли:
— Да. Я в порядке.
— Мы отвезем тебя на квартиру. И туда приведем этого приятеля Гевина.
— Почему бы не отвезти его ко мне? В таком случае я могла бы потом за ним ухаживать, — предлагает Марисса.
— Это слишком опасно, — говорит Оливия.
— Согласен, — поддерживает Нэш.
— Я там тоже останусь, — предлагает Гевин. — Он не способен защищать себя в таком состоянии. Побуду с ними день или два, послежу, чтоб никто не совался.
— В этом нет необходимости. Если эти люди, кто бы они ни были, уже выставили ультиматум, очень маловероятно, что они снова станут нападать на Нэша. Если бы они хотели его убить, то уже сделали бы это, — спокойно и рассудительно урезонивает Гевина Марисса. — Мы сами прекрасно справимся.
— Я думала, ты поедешь к отцу, — говорит Оливия.
— Нет. Мне невыносимо там находиться. Особенно с ним. Такое чувство, что у меня не осталось ни родных, ни знакомых.
— Тогда я приеду и буду с вами, — предлагает Оливия.
— Ни в коем случае, — резко возражаю я.
— Почему нет? Марисса не может находиться там одна, притом что ее единственная защита — человек, раненный ножом.
— Ты должна остаться здесь, со мной.
— Нет, не должна. Со мной все будет хорошо. Они дали нам три дня. Я уверена, в это время нас никто не тронет.
— Оливия, я не хочу рисковать. Точка.
— Точка, да? Значит, у меня нет права голоса?
Вижу, как ее глаза начинают метать искры. Ситуация напряженная, Оливия топорщит перья. Балдежно. Однако сейчас не время и не место для таких мыслей.
Заставляю себя сделать глубокий вдох и только после этого отвечаю:
— Я не пытаюсь вести себя как беспощадный диктатор, но для тебя это не лучшая идея — возвращаться туда прямо сейчас.
— А для Мариссы нет проблем?
— Таких, как для тебя, нет.
— Но другие есть?
— Другие, возможно, есть.
— Значит, решено. Я еду с ними. — Оливия поворачивается к Гевину. — Можно я поеду с вами?
Я люблю Оливию, но в этот момент готов удавить ее.
— Нет, нельзя. Он останется здесь и будет готовить клуб к закрытию, а я пока отвезу Нэша к Мариссе.
Оливия опять смотрит на Гевина, но тот пожимает плечами и улыбается, как бы говоря: мое дело сторона.
— А ты можешь договориться, чтобы твой приятель приехал туда?
— Думаю, да. Он мне должен.
— Вот и хорошо. — Я поворачиваюсь к Нэшу: — Тебе помочь добраться до машины?
— Нет, я сам, — говорит он небрежно, но я вижу, как у него на лбу выступает пот, когда он пытается приподняться и сесть прямо.
Наконец Нэшу удается встать на ноги, Оливия подхватывает его с одного бока, Марисса — с другого, и они вместе помогают ему преодолеть короткую дистанцию от спальни до машины, которая стоит в гараже. Когда Нэш ковыляет мимо меня, я вижу кривую ухмылку у него на губах.
Этот ублюдок наслаждается!
Хотя это могло бы вызвать смех, если бы рядом с ним был кто-то другой, но сейчас я не смеюсь. Я не хочу, чтобы он прикасался к Оливии. Не хочу, чтобы он вообще находился рядом с ней. Чувство иррациональное и, вероятно, в немалой степени напоминает ревность, но мне плевать. Что есть, то есть. Как я к этому отношусь, не имеет значения.
Скрежещу зубами, пока девушки усаживают Нэша на заднее сиденье. Не хватает только, чтобы они обе поцеловали его в лобик.
Хочется крепко выругаться.
Марисса оставила машину в переулке, поэтому я дожидаюсь, когда она оттуда вырулит, чтобы ехать следом. По дороге к дому Мариссы в машине царит полное молчание. Стоило нам припарковаться, и обе девушки тут же бросаются прислуживать Нэшу, отчего меня тянет выкатить глаза. Но я этого не делаю. Не настолько я глуп. Если это заметят, я буду выглядеть жалким ничтожеством, каковым и являюсь в данный момент. По крайней мере, по отношению к Нэшу. Я знаю, ему все это доставляет массу удовольствия; приятно наваливаться на Оливию и доводить меня этим до исступления.
Придурок!
— Ключи, — говорю я Мариссе, проходя мимо.
Она дает мне связку, и я иду вперед, чтобы отпереть дверь. Открываю ее нараспашку и несколько секунд прислушиваюсь. Ничего подозрительного. Тогда я щелкаю выключателем справа от себя и осматриваюсь.
Все выглядит ровно так же, как несколько ночей назад, когда я возвращался сюда за вещами Оливии. Это хорошо.
Наверное, надо убрать с дороги разбросанные вещи, чтобы Нэшу легче было пройти. Но тут я вспоминаю самодовольную ухмылку у него на губах и решаю, что, если он рухнет на свою высокомерную задницу, это пойдет ему на пользу.
Оглядываюсь на дверь. Троица как раз добралась до нее.
— Ну? — я приглашаю их войти.
Нэш и Оливия переступают порог, а Марисса нет. Оливия смотрит на нее.
— Ты сама знаешь, что не обязана это делать. Можешь вернуться к отцу или поехать к Кэшу. Никто не станет винить тебя, если ты больше никогда не захочешь вернуться в этот дом.
Я бы сказал то же самое Оливии. Она почти застала похищение Мариссы. Марисса выглядит страшно напуганной. Она и всегда-то бледная, но сейчас, при тусклом освещении, ее бледность кажется мертвенной.
Глаза Мариссы мечутся между дверным проемом и Оливией. Слышу ее прерывистое дыхание. Если Марисса решится, я признаю, что она хороша. Чертовски хороша. Лучше, чем можно было от нее ожидать.
— Нет, я должна это сделать. Не могу же я вечно жить в страхе. Снова на коня, верно? — произносит она со слабой улыбкой.
— Я отведу Нэша. А ты не спеши.
Марисса делает глубокий вдох и качает головой:
— Нет, со мной все в порядке.
Может быть, это фамильная черта — передавать какими-то телесными проявлениями идею, что человек собирается с духом и как будто сам себя за уши вытягивает из болота, потому что Марисса делает то же самое, что несколько раз делала Оливия. Она тянет себя за уши из болота. Может быть, в ней есть многое от Оливии, и этого хватит, чтобы в конце концов превратить ее в полудостойного человека.
Они втроем заходят в дом. К моменту, когда вся троица оказывается в гостиной, мне кажется, что теперь уже Нэш поддерживает Мариссу, а не она его.
— Сюда, — направляет движение Марисса и указывает путь к своей спальне. — Он может занять мою комнату. А я буду спать на диване.
Никто не возражает, и я меньше всего. Это была не моя идея. Уж я-то точно не буду спать на диване. Мое место — рядом с Оливией. А Марисса сама себе хозяйка.
Когда девушки начинают снимать с Нэша куртку и футболку, я ухожу под предлогом, что буду встречать того парня, который должен прийти от Гевина. Это звучит глупо, но во мне закипает бешенство, когда я вижу, как Оливия раздевает другого мужчину, пусть даже это мой собственный брат-близнец. На самом деле от этого, вероятно, становится только хуже. Все равно что она раздевает меня. Только это не так.
Я шагаю взад-вперед на пороге открытой входной двери злой как черт, в это время неописуемого вида черный седан подъезжает к поребрику. Из машины вылезает низенький человечек, оглядывается, забрасывает на плечо сумку и спокойно, как обычный прохожий, идет по тротуару. Когда он приближается ко мне, я удивляюсь, что он совсем юнец.
— Где раненый? — спрашивает незнакомец.
Юнец или не юнец, но парень, видно, деловой.
— А ты кто? — Пусть считает меня дураком, это будет его ошибкой.
— Делани. Гевин попросил меня прийти.
— Ты его летучий приятель?
— Нет. Я работал с ним в Гондурасе.
Пару раз я слышал, как Гевин упоминал это место. Очевидно, он был одним из немногих… специалистов, нанятых для какой-то особой миссии там. Все пошло к чертям собачьим. Гевин не распространялся об этом, но, судя по тем скупым словам, которые я от него слышал, выходило, что для наемников это было все равно что попасть в окопы во время войны. Если этот парень был с Гевином, могу себе представить, как они стали должниками друг друга.
— Сюда, — говорю я и веду гостя в комнату Мариссы.
Мы все стоим вокруг как любопытные зрители, пока Делани ощупывает Нэша. Должно быть, в сумке у него аптечка и набор самых необходимых инструментов. Делани дает Нэшу выпить пару рюмок, промывает раны каким-то средством, которое извлекает из плотно закрытого тюбика. Потом вводит иглу шприца, наполненного чем-то (могу предположить, что это лидокаин), в порез, надевает стерильные перчатки и накладывает швы.
Закончив возиться с раной, Делани ставит на прикроватный столик пузырек с таблетками, говорит, чтобы Нэш принимал их по одной три раза в день в течение двух недель, кивает ему, встает и собирается уходить.
Я провожаю лекаря до двери, в основном потому, что продолжаю сомневаться в нем. Он на миг приостанавливается у порога, отвешивает мне короткий поклон — просто кивает — и уходит. Вот и все.
Убийцы так себя не ведут, они из другого теста. Это точно.
Дожидаюсь, пока девушки перестанут суетиться вокруг Нэша, и высказываю предложение:
— Думаю, нам всем нужно отдохнуть.
— Марисса, ты уверена, что не хочешь занять мою постель? Тебе столько пришлось вытерпеть…
Марисса улыбается Оливии, очевидно тронутая ее заботой.
— Нет, я, пожалуй, побуду с Нэшем еще немного. А вы идите.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Этот диван очень удобный.
— Это правда, — соглашается Оливия.
Они улыбаются друг другу, возможно вспоминая какую-то только им известную забавную историю. Начинаю уважать Оливию еще сильнее за то, что она способна так легко зарыть топор войны и забыть о враждебности по отношению к той, которая жестоко третировала ее. Но она такая. Отчасти именно это делает Оливию такой невероятной.
— Ну хорошо. Пожалуй, мы пойдем спать. Мне нужно принять душ, а потом я, наверно, отключусь, как свет в комнате.
— Спокойной ночи, — говорит Марисса, обходя кровать и присаживаясь напротив Нэша. — Эй, Лив?
«Черт! Мы уже были на верном пути», — думаю я, когда Оливия останавливается у двери.
Она оборачивается и смотрит на Мариссу. И снова, кажется, даже я замечаю, как изменилась Марисса. Может, ей нужна была такая встряска, чтобы вышибить дурь из головы.
— Спасибо.
Они снова обмениваются взглядами. Оливия улыбается. Марисса улыбается:
— Для этого и нужна семья.
Наконец мы покидаем Нэша с Мариссой. Оливия немногословна, просто собирает кое-какие вещи и несет их в ванную. Через несколько минут я слышу, что включился душ. Еще через несколько минут он выключается. Будучи таким, какой я есть, я немного обижен, что меня не пригласили. Конечно, я мог бы сам пойти и присоединиться к ней, но если она продолжает сердиться на меня, это будет не слишком умно.
Я раздеваюсь, забираюсь в постель, гашу свет и устраиваюсь ждать Оливию. Так или иначе, к утру все перемелется.
Тихо открывается дверь ванной. В комнате Оливии очень темно, поэтому я не вижу любимую, но слышу ее легкие шаги. Она приближается к кровати. Тихонько откинув одеяло, Оливия забирается в постель рядом со мной. Я жду, пока она устроится удобно, а потом говорю:
— Я хочу, чтобы ты кое-что поняла.
Слышу ее резкий вздох.
— Что?
— Ты меня до смерти напугала.
— Ты что, подумал, я сейчас лягу и усну, зная, что ты расстроен?
Меня немного раздражает такой поворот разговора.
— Я просто не понимаю, почему ты так мало заботишься о Мариссе. Ей столько пришлось перенести.
— Есть несколько причин. Во-первых, я знаю, что она за человек. Во-вторых, я не могу так легко забыть, как она с тобой обращалась. И в-третьих, она не ты. Прости, но для меня ты на первом месте.
— Даже если так, как ты мог позволить ей одной возвращаться сюда, зная, что это не вполне безопасно?
— Оливия, она взрослая женщина. Она может делать то, что хочет. И у нее есть и другие места, куда она могла бы поехать и чувствовать себя там в безопасности. Она могла бы остаться у отца. Просто не захотела.
— Я не понимаю, как ты можешь говорить об этом с таким ледяным спокойствием.
— Могу сказать тебе как. Это не имеет отношения к Мариссе. И никогда не имело. Все дело в тебе. В том, чтобы ты была в безопасности. Я не люблю Мариссу. Я люблю тебя. Ты можешь понять, что я не хочу жить без тебя? Что я не могу жить без тебя? Что я буду делать, если с тобой что-нибудь случится? Я не мог допустить, чтобы ты ехала сюда с Мариссой одна. Я не мог рисковать. Я никогда не пойду на риск, если речь идет о том, что я могу потерять тебя. Никогда. Почему ты не можешь этого понять?
Разгорячившись, я начал говорить громко, и от этого, когда замолчал, тишина показалась более пронзительной.
Оливия не отвечает, но я чувствую, как заколыхалась кровать от ее движений. Потом я чувствую прикосновение мягкой и теплой руки к своему животу.
— Кэш? — шепчет Оливия.
— Да?
Ее рука скользит по моей груди, обхватывает шею. Оливия ложится на меня сверху. Она прижимает свои губы к моим и целует. Поцелуй легкий как перышко.
— Это все, что ты должен был сказать.
— Ты не давала мне возможности сделать это, — бормочу я ей в рот.
— В следующий раз начни с этого, — говорит она.
Я чувствую, как ее губы растягиваются в улыбке. Она усмехается.
Быстро обхватываю Оливию руками и переворачиваю на спину, пристраиваясь между ее раздвинутыми ногами. Она голая, и мне стоит больших усилий не нырнуть прямо в нее. Ее тело манит меня, как теплая ванна в промозглую ночь. Ее душа манит меня, как оазис в пустыне. А ее сердце притягивает меня, как спасительная гавань потерявшийся в море корабль.
— Ты имеешь в виду, начинать с признания в любви? — говорю я, дразня ее лоно головкой уже раззадорившегося члена.
— Да. Всегда, всегда начинай с этого.
— Я люблю тебя, Оливия Таунсенд, — шепчу я и проникаю в нее, слышу ее вздох и отзываюсь на него эхом.
— Я люблю тебя, Кэш Дейвенпорт.
Я выхожу из нее, только самый кончик остается внутри, а потом проскальзываю внутрь, на этот раз немного глубже.
— Обещай, что ты меня никогда не бросишь. Останься со мной, Оливия. Поедем завтра домой.
Оливия молчит, но всего одну секунду. А когда отвечает, я по голосу слышу, что она говорит и улыбается:
— Я останусь с тобой, пока ты не перестанешь меня хотеть.
— Я буду всегда хотеть, чтобы ты была со мной. Я больше не хочу провести без тебя ни одной ночи. Никогда. Я не могу вынести мысли, что с тобой может что-нибудь случиться. Не могу вынести мысли, что мы поссоримся. Не могу вынести мысли, что ты можешь быть несчастна. — Ты всегда должна быть безмерно счастлива. Со мной.
— Тогда считай, что я безмерно счастлива. С тобой. Всегда.
— Всегда, — повторяю я и накрываю ее губы своими.
Она снова вздыхает, я вхожу в нее. На этот раз я впитываю в себя ее вздох, ее дыхание становится частью моего, так же как она сама становится частью меня. И мне это нравится, потому что я не собираюсь возвращать обратно ни то ни другое. Ни сейчас, ни когда-нибудь потом.
