28
КЭШ
Когда я поднял трубку и услышал: «Ты разместил объявление?» — сразу понял, что это сработала отцовская вторая линия обороны. Имея в виду, что первая — это Нэш. Однако вполне вероятно, что вторая окажется еще более полезной. Могу только надеяться.
Закрыв за собой дверь кабинета, отвечаю:
— Да, я размещал объявление.
— Возьми другой телефон. Выходи на улицу сегодня в девять вечера. Шесть минут спустя набери этот номер. Я дам дальнейшие инструкции.
Линия отключается, оставляя меня в состоянии раздражения. Я бы хотел задать по крайней мере пару вопросов. Конечно, подумав хорошенько, я понимаю, что говорить долго по моему личному номеру — не слишком разумно. К несчастью, эти соображения не умеряют досады.
Голова тут же переключается в режим стратегического планирования. Больше всего меня занимает, однако, не собственная безопасность, а что делать с Оливией, пока я буду в отлучке. Как лучше оградить от неприятностей ее.
Гевин отличный парень и сделал все наилучшим образом, но теперь я опасаюсь оставлять Оливию на чье-либо попечение. Рассматривая возможные варианты, прихожу к выводу, что брать ее с собой слишком опасно. В таком случае единственное место, где она, скорее всего, будет защищена, — это за стойкой бара здесь, в «Дуале». На глазах у сотен свидетелей, а ни в коем случае не в одиночестве.
Обрушить эту новость на Оливию и не выглядеть бесчувственным ослом — самое сложное. Как к этому подойти?
«В твоей жизни все пошло кувырком из-за меня и моей семьи, в твою квартиру вломились бандиты, тебя похитили и напичкали наркотиками, ты пережила разборки со стервозной кузиной и по-королевски ледяной матерью, не могла бы ты отработать ночную смену в клубе сегодня?»
Да, это не вариант.
Возвращаюсь в комнату размашистым шагом и делаю то, что должен был сделать еще тогда, когда раздался первый звонок в дверь.
— Ну вот что, все — вон! Мне нужно поговорить с Оливией, а вы должны дать ей возможность спокойно одеться.
Никто не спорит, само собой. Гевин вообще выглядит немного смущенным, потому что вел себя грубовато. Никто из нас не подумал, каково Оливии находиться в таком положении. А она была на высоте, проявила недюжинную выдержку. Вокруг толпились люди, а ей пришлось вести тяжелый разговор с матерью — притом что она лежала в постели, прикрытая лишь одеялом. Под ее сияющей красотой скрывается стальной костяк. Надеюсь, после сегодняшних испытаний она наконец поймет это сама.
— Спасибо тебе, — говорит Оливия, когда Гевин закрывает дверь за собой и остальными.
— Прости, что не сделал этого раньше.
— Ну, не случилось подходящего момента. Тут был такой цирк! Не хватало только бородатой женщины и шпагоглотателя, хотя Джинджер вполне может проглотить что-нибудь схожее по размеру.
Оливия смеется, и мне хочется ее обнять. Не знаю отчего, но это так.
— Как главное действующее лицо недавнего циркового представления, в которое превратилась твоя жизнь, приношу извинения, что не оправдал твоих ожиданий.
Лицо Оливии становится мягким. Она смотрит на меня пронзительными зелеными глазами, причиняя мне сладкую боль. Не отводя взгляда, соскальзывает с края кровати и встает; одеяло падает, обнажая грудь. Оливия медленно подходит ко мне, нагая, как в тот день, когда родилась. Только в тысячу раз прекраснее.
Она останавливается, когда ее соски касаются моей груди.
— Ты не разочаровал меня. Ты наполнил смыслом мое существование. Никогда не проси прощения за это.
— Но я…
— Ш-ш, — произносит она и кладет палец мне на губы. Ей нравится делать это. — Пожалуйста, не надо.
Я киваю и силюсь держать под контролем телесные реакции, которые вызывает ее близость. Мне нужно научиться выносить это, научиться думать о чем-нибудь другом, кроме как о том, чтобы сорвать с Оливии одежду зубами и занырнуть в нее, как во влажную мягкую постель из лепестков роз.
Откашливаюсь и возвращаюсь мыслями к причине, которая сейчас привела меня сюда.
— Этот звонок несколько минут назад…
Ее лицо становится серьезным, озабоченным:
— Да. О чем шла речь?
— О втором объявлении, которое я дал. Мне нужно встретиться с этим человеком сегодня вечером. Но дело в том, что я боюсь оставлять тебя. Вообще, правда, но я понимаю, что брать тебя с собой — это не лучшая идея. Так что вариантов у меня немного.
— Не беспокойся обо мне, — мягко говорит Оливия. — Со мной все будет хорошо.
— Конечно, я буду о тебе беспокоиться. Но, кажется, придумал способ, как тебя обезопасить. Если ты согласна, то…
— Что?
Оливия смотрит на меня с подозрением, которое я нахожу забавным.
— Тебе не придется сидеть взаперти, если ты об этом подумала. — По выражению ее глаз я догадываюсь, что именно эта мысль у нее и возникла. — На самом деле ты этим уже занималась.
— И это… — подталкивает меня к продолжению Оливия.
— Не согласишься ли ты поработать сегодня вечером? Я подумал, что за стойкой бара на глазах у сотен людей — самое безопасное для тебя место.
— Вот и хорошо. Почему ты просто не сказал мне об этом? Ты заставил меня волноваться.
— Потому что не хотел, чтобы ты решила, будто я бесчувственный осел. У тебя и без того был паршивый день. Действительно паршивый и…
— Ну, не все в нем было так уж паршиво, — говорит она и смотрит на меня из-под густых ресниц.
Мне тут же приходится снова делать над собой усилие, чтобы отвлечься от мыслей об Оливии, скачущей на мне, как на призовом жеребце.
— Ну все равно день был не из лучших. Давай определим это так. В любом случае просить тебя выйти на работу после такого может только эгоистичный ублюдок, а я не хочу, чтобы ты думала…
— Ты не эгоистичный ублюдок. Ты разве не слышал, что я сказала матери?
— Да, но…
— Никаких «но». Кэш, я люблю тебя.
Как упрямый осел, а я такой и есть, и виной тому то, что у меня есть яйца, я цепенею. Молчу и не говорю ей, что чувствую. Просто смотрю на нее как остолоп.
На лице Оливии я вижу разочарование, меня убивает это зрелище; смотреть, как она борется с этим чувством, невыносимо. Но ей удается справиться. Она выныривает на другой стороне, улыбается и делает довольное лицо, хотя на самом деле на душе у нее наверняка скверно.
— Кроме того, думаю, работа пойдет мне на пользу. Голова будет занята.
— Ты уверена?
— Скорее — да, — подтверждает мои слова Оливия. Сквозь напускную веселость сквозит сердечная боль. — Пойду в душ. И на этот раз вымоюсь по-настоящему. — Она пытается поддразнивать меня, стараясь изо всех сил демонстрировать беззаботность; встает на цыпочки и проводит губами по моим губам. — Поблагодари от меня Гевина за то, что принес мою сумку.
— Он принес твои вещи?
— Должен был. Я заметила ее в углу минуту назад.
— Хм-м. Ладно, я ему передам.
— Спасибо, — говорит Оливия, отворачивается от меня и идет в ванную, а я остаюсь стоять на месте, смотрю, как она уходит, и чувствую себя дымящейся кучей дерьма.
* * *
— Без меня ты не пойдешь, — твердо заявляет Нэш.
— Или без меня, — встревает Гевин.
— Черт вас возьми, нет! Кто-то должен остаться здесь и присмотреть за Оливией. А я этого сделать не могу.
— Тогда это будет Гевин, потому что я здесь не останусь, не то наш Джонни Кокран в юбке сделает из меня барбекю. Я не собираюсь отвечать на вопросы, которые Марисса должна задавать тебе, — раздражается Нэш.
Уговорить Мариссу, чтобы она вернулась в клуб позже, было нелегко. Я пообещал ей, что она сможет говорить с Нэшем хоть всю ночь напролет, если ей так хочется, но прямо сейчас для этого неподходящее время. Не сомневаюсь, она появится, как только откроются двери. Очевидно, у Нэша в голове те же мысли. Кажется, он все-таки парень наблюдательный. Только раз пообщавшись с Мариссой, сразу понял: у этой девушки хватка, как у питбуля.
Несколько секунд обдумываю, хорошо ли будет, если Нэш поедет со мной. Исключим пару ужасных сценариев (типа этот загадочный парень простреливает башку нам обоим), в таком случае сама идея неплоха, пусть едет, неважно, как я сам вижу ситуацию. Иметь поддержку всегда неплохо.
— Отлично. Мы с Нэшем едем. Гевин, ты остаешься присматривать за Оливией. — Ясно, что Гевину это не нравится, но он отрывисто кивает. — Приятель, ты знаешь, я никому другому не доверю ее защиту. И, учитывая, что ты уже для нее сделал…
Это немного смягчает Гевина. У всех мужчин есть эго.
— Знаю, приятель. Я постерегу ее.
— Надеюсь, на этот раз ты лучше справишься с задачей, — язвительно добавляет Нэш.
Гевин улыбается, но это холодная улыбка. Нэш плохо знает Гевина и не понимает, что вступает на опасную почву. Гевин улыбается так, когда готов приставить пистолет к виску врага. Отец как-то описывал манеры Гевина. «Холоден как лед» — так он сказал. Но во всех других отношениях я нахожу его славным парнем. Он миляга, только убьет любого, кто станет помехой у него на пути либо будет досаждать его друзьям или родным.
— Мой тебе совет, Нэш, — говорю я, серьезно глядя на брата. Тот вопросительно приподнимает брови. — Не задевай его. Тебе это совсем не нужно.
Нэш спокойно кивает и искоса поглядывает на продолжающего улыбаться Гевина.
— Ну вот, значит, такой у нас план. Мы с Нэшем поедем на встречу, а ты останешься здесь с Оливией. Я постараюсь вернуться как можно быстрее.
— Договорились.
* * *
На всякий случай мы с Нэшем решаем ехать порознь. Невозможно предусмотреть все, но я не могу не подозревать в злом умысле всех и каждого. Пытаюсь оценить реалистично, насколько велика вероятность того, что человек, с которым я должен встретиться, окажется преступником. А преступники зачастую непредсказуемы. И если этот решит выкинуть какой-нибудь фокус, иметь запасной вариант — мудро.
Перед выходом забиваю в один из временных телефонов номер парня, который звонил мне на мобильник. Сажусь в машину, чтобы было удобнее разговаривать. Нэш едет следом на мотоцикле.
Мы двигаемся по дороге пару минут, затем я набираю номер.
Отвечают после первого же гудка.
— Через двадцать минут встречаемся у гавани, где держат катера, рядом с верфью «Ронин». — И он вешает трубку. Опять.
Проклятье, как же меня это бесит!
Скрежещу зубами, но делать нечего, смиряюсь. Другого выбора нет. Одним глазом слежу за дорогой, задавая маршрут навигатору. Он показывает, что нужно ехать обратно к клубу, поэтому я ищу место, где можно развернуться. Нэш висит у меня на хвосте.
Ровно через двадцать минут подъезжаю к воротам, которые ведут на кладбище торговых судов — так кажется на первый взгляд. Вижу очертания огромных кораблей, которые в тумане выглядят черными призраками.
Смотрю на запертые створки и высокую ограду по периметру и раздумываю: как же, интересно, мы должны попасть внутрь? Не успеваю вылезти из машины, чтобы обсудить это с Нэшем, как раздается щелчок, и одна воротина отъезжает влево.
Опускаю стекло. Я настороже, все органы чувств напряжены: не послышится ли какой-нибудь звук, не замечу ли внезапного движения. Потихоньку въезжаю на тесно уставленную катерами площадку. Туман добавляет зловещих предчувствий и опасений перед встречей. Фары прорезают серую мглу, но видимость все равно не больше нескольких метров. Прибавьте к этому клаустрофобию, которая возникает из-за того, что со всех сторон громоздятся корпуса кораблей, — мурашки ползут по коже.
Вдруг фары высвечивают фигуру человека, стоящего посреди дороги. Я резко жму на тормоз. Незнакомец одет, как и надо быть одетым в такую ночь. На нем старый черный дождевик, на голове — кепка с широким козырьком, тоже какая-то темная. Ему не хватает только крюка вместо одной руки или армии мертвецов за спиной. В любом случае…
Я останавливаю машину и жду, что он будет делать. Мужчина машет рукой, которая, к счастью, оказывается нормальной человеческой верхней конечностью, а не блестящим куском изогнутого металла, и побуждает меня двигаться вперед. Я следую за ним. Позади себя вижу одинокий луч света — фару мотоцикла. Нэш рядом.
Молодец!
Фигура в дождевике ведет нас к какой-то будке. Возможно, в ней днем сидит человек, который отдает команды крановщикам или что-нибудь в этом роде. Мужчина поворачивается ко мне и делает знак, чтобы я вошел внутрь. Я ставлю машину на ручник, глушу мотор. Вылезаю из-за руля — мышцы напряжены, я готов надавать любому, если будет нужно.
С левой стороны ко мне подходит Нэш. Кошусь на него. Он суров и непреклонен. Если бы я его не знал, мог бы подумать, что он хочет нагнать на меня страху. Ну уж нет. Меня запугать не так просто. Но я вижу, что на других людей он может произвести соответствующее впечатление. Я задумываюсь, что же случилось с Нэшем, отчего он так переменился? Он теперь совсем другой, не такой, каким я знал его в детстве.
Думаю, мы оба изменились.
Подходим к двери в будку. Наш проводник заходит внутрь и садится рядом с консолью, покрытой кнопками и рычагами. Он снимает кепку и смотрит на Нэша.
Я узнаю его тотчас же — здоровяк с пухлым лицом, густыми каштановыми волосами и блеклыми голубыми глазами. Я уже видел его сегодня.
Молниеносно, змеиным броском рука Нэша с пистолетом нацеливается в лицо мужчины. И я нисколько не виню брата за то, что он это сделал. Но прежде чем Нэш разнесет череп этому негодяю, я должен сперва узнать, что происходит. Мне нужно понять, почему в качестве союзника отец включил в это дело Даффи.
Слышу тихий щелчок предохранителя, и понимаю: Нэш близок к тому, чтобы спустить курок.
— Нэш, остановись! Мы сначала должны с ним поговорить.
— Нам ничего не нужно от этого подонка, кроме его крови. Много, много крови. — Нэш говорит ужасно спокойно.
— Мы должны узнать, что у него есть. Отец считает, нам это может пригодиться.
Даффи, которого, казалось, нимало не беспокоит нацеленный в лицо пистолет, наконец заговорил:
— Я был другом вашего отца.
Его русский акцент едва заметен, но я точно могу сказать: он есть. Должно быть, Даффи живет в Штатах уже много лет.
— Тогда ты должен умереть, потому что предал его, а не только в отместку за убийство.
— За убийство — может быть, но не за предательство. Я был другом обоих ваших родителей. Верным другом. Я знал, как сильно Грег хотел выйти из игры. И не ради себя. А ради вас. И Лиззи.
Услышав, как он произносит имя моей матери, я невольно стискиваю зубы. Это все равно что услышать, как его прошептал сам дьявол.
— Ты, конечно, доказал это, когда заложил взрывчатку и нажал на кнопку, не так ли?
— Никто не предполагал, что вы придете туда так рано. Я никак не мог предугадать, что она будет на лодке.
— Может, стоит начать с того, что тебе вообще не следовало взрывать лодку? Мне кажется, это больше соответствовало бы поведению друга, — рычит Нэш.
— Твой отец знал, что я должен это сделать, чтоб не выдать нас обоих. Он понимал, что с тех пор, как книги исчезли, под подозрением все.
— Книги? Так это ты раздобыл для отца книги?
Даффи кивает, и я ощущаю легкую тошноту. Чем больше я узнаю о своей семье, об отце и его делах, тем сильнее мне хочется самоустраниться от этого всего, не знать ничего вовсе. Забыть о нем. И возможно, о Нэше тоже.
— Задайте себе вопрос: если бы ваш отец не доверял мне, попросил бы он именно меня помочь вам?
В его доводах есть смысл, но я все равно не верю ни одному его слову. Сказать по правде, я много времени провел в тяжелых раздумьях обо всем этом дерьме. Слишком мало есть людей, которым можно доверять, и слишком много преступников. Очень мало честных ответов и гораздо больше лжи. Намного, намного больше лжи.
— Признаться, я и сам не знаю. В данный момент я доверяю только себе. Так что, полагаю, для тебя лучше всего объяснить нам, чем ты можешь помочь, и убраться отсюда подобру-поздорову. Потому что при следующей встрече — я тебе это могу гарантировать — любой из нас вышибет тебе мозги. И они разлетятся во все стороны.
Даффи кивает.
— Все ясно, — говорит он покорно.
По манере поведения можно предположить, что этот человек жил с чувством вины в течение долгих лет. Так же как по раздражительности и задиристости Нэша можно заключить, что он провел последние годы в окружении бандитов. Преступная среда и сводящая с ума жажда мести — вот что повлияло на его теперешний образ мыслей и поступки.
— Тогда рассказывай, зачем ты здесь.
— Я собираюсь шантажировать Анатолия — он правая рука Славы, — чтобы заставить его отдать мне книги. Он единственный, кому Слава полностью доверяет.
— И ты считаешь, того, что у тебя есть на него, достаточно, чтобы заставить вернуть книги?
— Да, я так считаю. И этого достаточно, чтобы меня убили. Но я должник твоего отца. Он мог выдать меня, мог сказать Братве, что это я взял книги, но он этого не сделал. А я вместо благодарности убил его жену. Я его должник, и сейчас у меня есть шанс расплатиться.
— Не упусти его, грязный ублюдок, — изрыгает Нэш.
— Но как только я передам вам книги, вы должны быть готовы действовать быстро. Я еще немного помогу вам — снабжу кое-какими важными списками, которые свяжут все концы воедино, но в остальном — дело за вами. Если вы не справитесь, мне ничего другого не останется, кроме как прийти на ваши похороны.
— Тебе нужно знать, что ни один из нас даже не заикался о том, чтобы взять с тебя такое обещание.
Даффи кивает.
— Повидайтесь с отцом. Только будьте осторожны. Следите за тем, что говорите. У них везде свои люди, как вы теперь понимаете.
Он прав. Я понимаю. И понимание далось мне недешево.
— И что потом?
— Я выйду на связь, когда получу книги и списки. После этого вы больше никогда ничего обо мне не услышите.
— Могу только надеяться, что это означает то, о чем я подумал, — скалит зубы Нэш.
— Это означает, что я исчезну, — так или иначе. Для меня эта страна будет небезопасной. Моя семья…
— О, сейчас он лужу наплачет. Из-за тебя я остался вообще без семьи! — зло кричит Нэш.
— Тогда мы будем квиты. Я не хочу быть должником твоей семьи.
— Ты всегда будешь…
— Нэш, — обрываю брата. Нет смысла сыпать угрозами. Если мы можем использовать этого парня и обеспечить безопасность Оливии, я оставляю возможность открытой, не имеет значения, насколько она мне по вкусу. Попробовать стоит. — Нам нужно поговорить с отцом.
Смотрю на Нэша в расчете, что он поймет мою мысль по взгляду. Тот делает глубокий вдох и сжимает зубы. Я вижу: он все понял. Он знает, что так и должно быть, если он рассчитывает отомстить.
— Учтите, я не знал, что это твоя подружка, когда меня за ней послали. Я знал, что девушку зовут Оливия Таунсенд и что ее используют, чтобы получить какие-то книги, а потом отпустят. Я вообще не представлял, что это имеет отношение к тебе, пока не увидел тебя самого там, у склада.
Теперь я начинаю проникаться чувствами Нэша. Заливаюсь краской. А может, чернею лицом. И могу думать только о том, что вот он, передо мной, тот человек, который приходил за Оливией. То, что вместо нее он забрал Мариссу, не имеет значения. Важен факт, что это он намеревался похитить, а потом убить Оливию.
— Успокоиться, да, братишка? Подождать разговора с отцом, да, братишка?
В голосе Нэша слышны сарказм и самодовольство. Надо было думать, что ему это понравится. Но в этот момент меня больше заботит другое. Борюсь с собой, собираю все остатки выдержки, чтобы не накинуться на этого подонка с кулаками и не забить его до смерти. Хочется увидеть, как кровь зальет ему лицо и начнет капать на рубашку, а я буду колотить и колотить его, не останавливаясь, пока не почувствую себя лучше, пока картинка, как он держит пистолет у виска Оливии, не исчезнет из моей головы.
Я разворачиваюсь и выхожу из будки. Сколько воздуха, сколько простора. Находиться так близко к человеку, который убил мою мать и замышлял сделать то же самое с моей девушкой, и не перегрызть ему горло, — это слишком тяжелое испытание. Хотя я достаточно чуток, чтобы уловить момент, когда самообладание меня покидает. Так что просто уйти — это для меня сейчас наилучший выход. А Нэш пусть сам решает, следовать моему примеру или нет. Если он убьет этого гада после моего ухода, значит так тому и быть. Мы найдем другой выход.
Надеюсь.
