Глава 9

Ну надо же, кто бы мог поверить… Она попросила рассказать об отце. Нет, меня это вовсе не раздражает, скорее удивляет: неужели ей действительно интересно? Стран но, что она вообще о нем вспомнила. И странно, что не задает вопросов о том, чем я зарабатываю, чтобы быстренько прикинуть в уме сколько, не хихикает и не краснеет, как дура, когда разглядывает мои татуировки, пользуясь этим как предлогом, чтобы потрогать меня. Бредятина какая-то. То есть я хочу сказать, это нормально, когда с девицей хочешь просто переспать – так проще, – но меня почему-то ужасно радует, что Кэмрин все делает не так.

Да, черт возьми, эта девушка для меня загадка.

Но почему я все время думаю об этом?

Она засыпает первой, прислонившись головой к оконному стеклу. Сопротивляюсь желанию смотреть на нее, она кажется такой нежной, такой невинной, хочется взять ее под свое крыло, защищать от невзгод и опасностей.

Тот извращенец, кажется, перестал пожирать ее глазами, небось, увидел, что на прошлой станции мы сели рядышком. Наверное, считает теперь ее моей добычей, моей собственностью, моей «территорией». И это хорошо, потому что, пока я с ней рядом, он оставит ее в покое. Но дело в том, что мы вместе только до Вайоминга, и это меня очень беспокоит. Одна только надежда, что он пересядет на другой автобус до того, как мы расстанемся. До Денвера еще две остановки, и я, зараза, очень рассчитываю на то, что в Денвере он сойдет, а если нет, глаз с него не спущу до самого Вайоминга.

До Айдахо он у меня точно не доберется. Прежде убью сукина сына.

Я гляжу в темноту автобуса. Очень тихо. Этот гад спит, голова свесилась набок, в проход. Рядом с ним, у окна, сидит женщина, но по меркам этого типа она для него старовата. Он любит молоденьких, возможно, вообще малолеток. Меня тошнит от одной мысли о том, что он мог сделать с какой-нибудь девчонкой.

В автобусе всегда много разных звуков: свист ветра, разрезаемого корпусом, шорох резиновых шин по шоссе, рокот мощного мотора, который усердно трудится, унося эту груду металла все дальше и дальше… Но сейчас, как ни странно, кажется, что в нем царит полная тишина. Я бы сказал, атмосфера спокойствия и умиротворения. Насколько это возможно для несущегося по шоссе с огромной скоростью автобуса.

Сую в уши наушники, включаю плеер, просматриваю названия. Что бы такое послушать, с чего начать? Что-нибудь такое… Первая песня всегда дает настрой. У меня здесь больше трехсот. И все с разным настроем. Впрочем, плееру доверять нельзя, потому что первая песня всегда бывает или «Dust in the Wind» группы «Канзас», или «Going to California» «Лед зеппелин», или что-нибудь из «Иглз».

Не гляжу на экран, словно жду, что судьба сама подскажет, с чего начать, не хочу подглядывать, не хочу пытаться обмануть ее. Ого, неплохо: «Аэросмит», «Dream On». Откидываю голову на спинку, закрываю глаза, и палец сам нащупывает кнопку громкости. Не хочу, чтобы моя музыка на этот раз разбудила Кэмрин.

Снова открываю глаза и смотрю на нее: держит сумку обеими руками, крепко вцепилась, даже во сне не отпускает, надо же. Интересно, что там у нее? Есть ли что-нибудь такое, что могло бы рассказать о ней? Рассказать всю правду.

Но зачем это мне? В Вайоминге мы расстанемся, и она скоро забудет, как меня зовут. Так оно и лучше. Слишком тяжелый груз я несу в душе, и пусть мы даже друзья, она не заслужила, чтоб я взваливал на нее такую ношу. Никому бы не пожелал.

Негромкое мелодичное пение Стивена Тайлера убаюкивает меня, и я начинаю дремать. Только когда он берет высокую ноту и срывается на крик, я снова возвращаюсь к реальности. Наконец песня заканчивается, и я погружаюсь в сон.

– Ну послушай, серьезно… – слышу я чей-то голос. Кто-то толкает меня в плечо. Просыпаюсь и вижу, что это Кэмрин слабенькими ручонками пытается отодвинуть меня. Ужасно смешно смотреть на ее милое заспанное лицо, на то, как она изо всех силенок старается отпихнуть меня, да не тут-то было, я для нее слишком тяжелый.

– Прости, – говорю я, сам еще не до конца проснувшись.

Поднимаюсь, не совсем соображая, где право, где лево; шея совершенно одеревенела. Откуда я знал, что уроню во сне голову ей на руку, но меня это не очень смущает, хотя она вовсю демонстрирует, что возмущена моей бесцеремонностью. Ну да, точно притворяется, я же вижу. А сама едва сдерживает улыбку.

Ладно, помогу бедняжке.

Улыбаюсь.

– Не вижу ничего смешного, – говорит она, ротик полуоткрыт, бровки вздернуты на очень даже красивый лобик.

– Разве? А мне смешно.

Улыбаюсь еще шире и вижу, как на лице ее тоже медленно, несмело распускается улыбка.

– Ну, прости. Ей-богу, мне очень жаль, я не хотел.

Я и вправду не хотел, само получилось.

Она сощуривает один глаз, смотрит на меня искоса, словно хочет удостовериться в моей искренности, и это тоже очень ее красит.

Отворачиваюсь, закидываю обе руки за голову, потягиваюсь и, ну никак не могу удержаться, зеваю.

– Фу, как противно! – восклицает она. – У тебя изо рта пахнет, как… от козла…

– Черт возьми, барышня, – говорю я сквозь смех, – откуда ты знаешь, как пахнет от козла?

Она сразу умолкает.

Я снова смеюсь, потом роюсь в сумке, предварительно сунув туда плеер, нахожу тюбик зубной пасты, выдавливаю немного на кончик языка и размазываю пасту в полости рта. Потом глотаю. Кэмрин, конечно, смотрит с отвращением, но я именно этого и добивался.

Остальные пассажиры, похоже, уже давно бодрствуют. Сам удивляюсь, как это я проспал так долго, ни разу не проснулся, чтоб устроиться поудобней и дать отдохнуть тем частям тела, которые успел отлежать.

Гляжу на часы: две минуты десятого.

– Кстати, где мы едем? – спрашиваю я, пытаясь прочитать мелькающие за окном дорожные знаки.

– До Денвера около четырех часов, – отвечает она. – Водитель объявил, что остановка через десять минут.

– Отлично. – Я вытягиваю ногу в проход. – Надо срочно размяться. Одеревенел, как столб.

Успеваю поймать ее улыбочку, но она сразу отворачивается к окну. Одеревенел, как столб. Ага, она прекрасно понимает такие метафоры. От этой мысли становится весело.

Следующая остановка мало отличается от предыдущих: несколько колонок автозаправки по обе стороны шоссе, два ресторанчика фастфуда.

Гляжу на себя и поверить не могу: эта девчонка вынудила меня вступить с ней в спор, идти в фастфуд или нет. Если б не она, пошел бы туда не задумываясь. Но почему-то послушался – потому ли, что хочу доказать, мол, и я могу есть нормальную еду, был бы выбор, или просто боюсь, что она снова поднимет крик.

Секундочку. Черт побери, кто у нас рулит ситуацией, она или я?

Ясное дело, она. Вот так номер.

Выбираемся из автобуса. Кэмрин первая. Возле кабины останавливается, поворачивает голову и выжидающе так смотрит, скрестив руки и поджав губы.

– Ладно, – говорю я, хотя, признаюсь, сам себе не очень нравлюсь в эту минуту, – если ты такая умная, поищи здесь здоровой пищи, но чтобы на вкус не была как резина.

Улыбается ехидно.

– Так, значит, согласен? – принимает она вызов.

Иду за ней в гигантский круглосуточный универсам, и она сразу направляется в отдел, где стоят холодильники с напитками. Как та блондиночка из телевикторины (не знаю какой, потому что не смотрю телевикторины, но всем известно, что там обязательно есть блондиночка), Кэмрин машет ладошкой перед дверцами холодильника, словно хочет открыть для меня новый мир, где обитает множество удивительных фруктовых соков и разные сорта минеральной воды.

– Начнем с соков, смотри, какой тут богатый выбор. И любой из них в сто раз лучше, чем твоя содовая. Выбирай!

– Терпеть не могу соки.

– Не будь ребенком. Смотри, сколько здесь. Наверняка что-нибудь понравится.

Отступает на два шага, и передо мной открывается еще один холодильник, а там десятки самых разных бутылок с водой, простой и подслащенной.

– А вот и водичка, – говорит она, – но, если честно, не представляю, как ты станешь пить простую воду.

– Ну да, она очень мокрая.

Вообще-то, против воды я ничего не имею, но главное, мне нравится наша игра.

Она улыбается, но пытается сохранить невозмутимость.

Морщу нос, поджимаю губы, гляжу на холодильник с соками, потом на нее.

Тяжко вздыхаю, подхожу ближе, быстро пробегаю взглядом по этикеткам. Интересно, почему так много земляничного сока и сока из киви или земляничного с киви? Гадость какая!

Наконец открываю стеклянную дверцу и достаю апельсиновый.

Кажется, слегка удивлена. Щурит глаза.

– В чем дело? – спрашиваю я, держа дверцу открытой.

– Апельсиновый для запивки не очень.

Фыркаю, смотрю на нее не мигая:

– Ты сказала: выбирай, я выбрал. Чем ты недовольна?

Хочется смеяться, но я стараюсь выдержать прокурорский тон.

Кажется, получается.

Она хмурится:

– Понимаешь… апельсиновый хорош, когда нужны витамины. От него еще больше пить хочется.

Смотрит виновато, словно боится, что я обижусь, у меня даже сердце сжимается. Я улыбаюсь, и мне сейчас очень хочется, чтобы она тоже улыбнулась.

Она отвечает радостной улыбкой.

Господи, какая же она… хорошая…