ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
У Джулии округлились глаза.
— Что-о?
— Криста подала жалобу. Сотрудник офиса, принимающий жалобы на сексуальное домогательство, передал материал Джереми. Это и послужило причиной моей скорой встречи с ним.
У Джулии подогнулись ноги. Она рухнула в красное бархатное кресло.
— Когда ты об этом узнал?
На заостренном подбородке Габриеля проступила жилка.
— Он звонил мне несколько дней назад.
— Несколько дней назад? — повторила Джулия, стискивая зубы. — И сколько времени ты собирался утаивать это от меня?
— Я не хотел портить нашу поездку в Белиз. Собирался рассказать тебе после возвращения. Клянусь.
— А я-то думала, мы больше не имеем секретов друг от друга, — сердито глядя на него, сказала Джулия.
— Это не было секретом. Я просто хотел, чтобы ты несколько дней отдохнула… перед дурными вестями. — Габриель вздохнул и повернулся к ней.
— Почему Криста обвиняет тебя в домогательстве? Это она тебя домогалась!
— Я не знаю подробностей ее обвинения. Теперь жалею, что сам не пошел туда и не подал жалобу на нее. Просто не хотелось привлекать к себе нежелательное внимание.
— И что нам теперь делать?
— Я позвоню своему адвокату. Он подскажет оптимальную стратегию поведения в отношении обеих жалоб. Я позвоню ему прямо сейчас.
Джулия встала, обняла его за талию и уткнулась лицом в его свитер.
* * *
— Ну что у вас опять, Эмерсон? Я в постели с горячей молодой секретаршей из конкурирующей фирмы.
Джон Грин не врал. Вместе с его голосом Габриель слышал женские повизгивания и такой же визгливый смех.
— Застегните ваши брюки, Джон. У меня к вам серьезный разговор.
Адвокат выругался и прикрыл мобильник рукой.
— Детка, только никуда не уходи, — сказал он, обращаясь к своей постельной партнерше. Натянув красные шорты, он поплелся в ванную. — Эмерсон, я уже по горло сыт вашими жалобами на домогательство. Вы позвонили в самое неподходящее время. Я предвкушал лучший секс в своей жизни.
— Я звоню вам по другому поводу.
Габриель сжато пересказал ему содержание письма, полученного Джулией из деканата.
— Я не в состоянии помочь вашей подруге.
Габриель принялся брызгать слюной и возражать, но Джон не обращал на это внимания.
— Послушайте, если вам шьют сексуальное домогательство, а вашей милаш… простите, вашей подруге — нарушение научной этики, то готов поспорить на свой «порше», что обе жалобы взаимосвязаны. Вы ей сказали, чтобы во время беседы с деканом она не упоминала вашего имени?
— Нет, — заскрежетал зубами Габриель.
— Так обязательно скажите. Старайтесь, чтобы вас не впутали в ее дело. У вас хватает своей головной боли.
Профессор медленно втянул в себя воздух и так же медленно выдохнул.
— Я не привык бросать своих друзей, особенно Джулианну. Вам это понятно? Или прикажете искать другого адвоката?
— Я вас понял. Но ей нужен ее собственный адвокат. Если два дела взаимосвязаны, это может вызвать конфликт интересов и все шишки свалятся на меня. Если я буду представлять интересы вас обоих, у университетской администрации могут возникнуть подозрения.
— Я вас тоже понял! — огрызнулся Габриель. — Кого вы порекомендуете?
Джон задумался.
— Я рекомендовал бы Сорайю Харанди. Она обслуживает одну из фирм с Бэй-стрит. В прошлом представляла интересы какого-то преподавателя, судившегося с университетом. Мы с нею пару лет назад сильно поцапались, и она даже имени моего не желает слышать. Но работать она умеет на совесть. — Джон сопел в телефон, стараясь добраться своего «Блэкберри». — Я вам пришлю ее контактные телефоны. Скажите вашей подруге, чтобы позвонила Сорайе в офис и объяснила ситуацию ее секретарше. Уверен, Сорайя обеими руками ухватится за это дело.
— Какова вероятность того, что рассмотрение обеих жалоб будет иметь негативные последствия?
— Пока не знаю. Возможно, университетская администрация проведет расследование и отвергнет обе жалобы как несостоятельные. Но не позволяйте вашей Джулианне идти на разговор без адвоката. Иначе обстоятельства могут измениться и укусить вас обоих за задницу.
— Благодарю вас, Джон, — с почти нескрываемым сарказмом произнес Габриель.
— Пока у вас еще есть время, сделайте список всего… Я имею в виду, всего, что может иметь отношение к жалобе на домогательство. Любые доказательства, которые она может представить: электронные письма, эсэмэски, тексты и фотографии. Пришлите все это мне, и я начну разбираться, что к чему. И все материалы по жалобе на вашу подругу тоже пришлите. Габриель, я не люблю, когда мне приходится говорить моим клиентам: «Я вас предупреждал». Но я вас действительно предупреждал. Университет проводит политику нулевой терпимости к неформальным отношениям между преподавателями и студентами, а это значит, что они могут исключить вашу подругу из аспирантуры и выгнать с работы вас. Будем надеяться, что обе жалобы все же не имеют связи и что причина жалобы на вашу подругу — библиотечные книги, которые она забыла вернуть.
— Разговор с вами всегда доставляет мне истинное удовольствие, — ледяным тоном произнес Габриель.
— Если бы вы думали головой, а не концом, вам бы не пришлось сейчас со мной говорить. Я лишь надеюсь, что ваша подруга того стоит. Иначе, если тайное вдруг станет явным, она окажется крайне дорогостоящей постельной принадлежностью.
Прежде чем Джон успел попрощаться, Габриль размахнулся и швырнул трубку радиотелефона в стену. Он видел, как трубка раскололась на крупные куски и те со стуком упали на пол. Затем он сделал несколько глубоких успокоительных вдохов, набираясь сил сказать Джулии, что они могут спокойно отправляться в Белиз и наслаждаться отдыхом.
* * *
В тот же день декан Дэвид Арас сидел в своем кабинете на Сент-Джордж-стрит и удивленно смотрел на телефон. Обычно его секретарь-референт гораздо успешнее фильтровала входящие звонки. Но профессор Кэтрин Пиктон отличалась завидным упрямством и всегда добивалась своего. В данном случае ей было необходимо переговорить по телефону с деканом факультета подготовки магистров Торонтского университета.
Декан поднял трубку, нажав кнопку.
— Приветствую вас, профессор Пиктон. Чем обязан удовольствию говорить с вами?
— Вряд ли вы испытываете удовольствие, Дэвид. Я желаю знать, почему ваш деканат прислал мне письмо с требованием явиться для допроса на один из ваших «сталинских процессов»?
Чтобы не покусать губы, Дэвид их плотно сжал. Она была знаменита и стара. К тому же она была женщиной. Он не посмеет ее обругать.
Возможно, только по-литовски.
— Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Все это отнимет от силы десять минут вашего времени, и вы будете свободны, — учтивым тоном произнес он.
— Чепуха. Десять минут мне понадобится лишь на то, чтобы зимой спуститься с крыльца моего дома. Потом я целую вечность буду добираться до вашего кабинета. Поэтому я должна знать, зачем и по какому поводу меня вызывают, иначе я вообще не пойду. Не у каждого из нас есть секретарши, которые отсекают поступающие звонки и варят нам кофе, чтобы мы спокойно выдумывали различные способы портить жизнь другим людям.
Декан откашлялся и сказал:
— Поступила жалоба на аспирантку, которая пишет диссертацию под вашим руководством.
— Вы про мисс Митчелл? И что за жалоба?
Декан изложил весьма выхолощенное содержание жалобы.
— Это отвратительно! Вы когда-нибудь видели эту девушку?
— Нет.
— Кто-то подал смехотворную жалобу на невинную и трудолюбивую аспирантку. Должна вам напомнить, Дэвид: это уже не первый случай, когда успешные аспирантки становятся жертвами университетских разбирательств, где их поливают грязью.
— Мне это тоже хорошо известно. Однако с упомянутой жалобой связан еще ряд моментов, которые я не вправе обсуждать с вами. Я хочу расспросить вас о ваших отношениях с мисс Митчелл. И не более того.
— А у меня нет никакого доверия к «охоте на ведьм», жертвой которой стала моя аспирантка.
Дэвид хмуро посмотрел на телефонную трубку.
— Вполне вероятно, что без ваших свидетельств могут быть сделаны совсем другие выводы и они будут иметь весьма серьезные последствия. Возможно, именно ваши слова помогут отстоять доброе имя мисс Митчелл.
— Это бред сивой кобылы! Насколько я знаю, как раз в вашу обязанность и входит оберегать доброе имя кого бы то ни было. Я удивлена, что вы столь серьезно отнеслись к подобной жалобе. Очень удивлена. И нечего хмуриться, Дэвид. Я слышу, как вы дуетесь, и мне это не нравится.
Декан проглотил литовское ругательство, готовое сорваться с его языка.
— Профессор Пиктон, так вы отказываетесь отвечать на мои вопросы?
— Вы никак стали тугоухим? Или борьба за административную власть сделала вас умственно ленивым? Я же вам сказала, что отказываюсь с вами сотрудничать. Я не состою в штате университета. Я ушла на покой. Зато вечером обязательно расскажу обо всем этом на обеде у президента университета. Я туда приглашена. Уверена, ему и его гостям будет интересно послушать, как работает администрация в его университете… Да, забыла сказать: обед устраивается в честь известной писательницы Мэри Эспри. Она выпускница Торонтского университета и сохраняет живейший интерес ко всему, что происходит в ее альма-матер. В особенности к разного рода интригам на высшем университетском уровне. Как вы думаете, во что она превратит такой материал?
Сказав это, профессор Пиктон повесила трубку.
* * *
Когда Габриель и Джулия прилетели в Белиз и добрались до курорта «Тёртл Инн», был уже поздний вечер и в небе ярко светили звезды. Пока Джулия осматривала их бунгало рядом с пустынным пляжем, Габриель заказал обед.
Внутри стены бунгало были белыми. Кроме одной, раздвижной, отделанной панелями тикового дерева. Панели складывались в гармошку, освобождая проход на крытое крыльцо. Потолок был соломенным и держался на бамбуковых жердях. Посередине комнаты стояла большая кровать, окруженная противомоскитной сеткой. Джулию особенно впечатлил душ на открытом воздухе и ванна. Все это находилось на боковой веранде.
Пока Габриель вел телефонную битву с персоналом кухни, Джулия быстро разделась и приняла душ. Пространство веранды не было целиком закрытым, и это позволяло, принимая душ, смотреть на океан. Но поскольку сейчас было темно, а пляж принадлежал только им, она могла не опасаться, что кто-то может ее увидеть. Только ее любимый мужчина.
— Обед принесут лишь через час. Извини, что придется столько ждать, — сказал Габриель и облизнулся.
Джулия в купальном халате представляла собой весьма соблазнительное зрелище.
В отличие от нее Габриель надел белую полотняную рубашку, почти не застегивая пуговиц. Рукава он закатал до локтя. На нем были свободные брюки цвета хаки. Брючины он тоже подвернул, демонстрируя голые ноги.
(В скобках следует отметить, что даже его ноги были привлекательными.)
— Хочешь прогуляться по пляжу? — предложил Габриель.
— Думаю, я потрачу это время на кое-что другое. — Улыбаясь, Джулия потащила Габриеля к кровати и слегка толкнула, заставив присесть на край.
Габриель поймал ее за кушак халата.
— Я не прочь отдохнуть. Путь был неблизким.
Судя по лицу, он не шутил, и это немного ее озадачило.
— Я по тебе соскучилась, — призналась Джулия, и ее голос превратился в хриплый шепот.
Габриель притянул ее к себе, чтобы она оказалась у него между колен. Его руки скользнули ей на спину.
— Можем вздремнуть перед обедом. Нам некуда торопиться.
Джулию это удивило.
— Габриель, мне хочется, чтобы ты занялся со мной любовью. Но если ты не настроен, скажи прямо.
Он очень широко и очень довольно улыбнулся.
— Насколько вы помните, мисс Митчелл, я никогда не говорю вам «нет».
— Прекрасно. Тогда прошу вас, профессор Эмерсон, обождать пять минут.
Габриель лег, но его ноги по-прежнему оставались на полу. Уверенность, которую Джулия обрела совсем недавно, была необыкновенно соблазнительной. Одной фразой она так возбудила его, что он уже страдал от ожидания.
Ему казалось, будто минула целая вечность. Однако на самом деле прошли считаные минуты, и Джулия появилась из ванной, наряженная в рождественский подарок Габриеля. Черный атлас лишь подчеркивал молочно-розовую кожу. Сейчас, когда Джулия надела корсет, ее груди выглядели более полными, а талия — более узкой. Габриель не мог не восхититься потрясающими «песочными часами», в которые превратилась фигура Джулии.
Он голодными глазами смотрел на едва выступающие из-под корсета кружевные черные трусики и черные шелковые чулки, на ноги в черных туфлях на высоком каблуке.
От одного вида этих туфель с Габриелем едва не случился сердечный приступ.
— Bonsoir, Professeur. Vous allez bien? — промурлыкала Джулия.
Габриель был настолько заворожен туфлями и всем обликом Джулии, что не сразу понял, почему она обратилась к нему на французском.
На ее голове красовался его черный берет.
Когда их глаза наконец встретились, Джулия увидела, как он тяжело сглотнул. Она кокетливо надула губы, сняла берет и бросила ему. Габриель швырнул берет на пол. И тогда Джулия медленно, очень медленно пошла к кровати.
— Должна сказать, профессор, что мне очень нравится этот рождественский подарок. — (Габриель потерял дар речи.) — А ты видел корсет сзади? — Джулия повернулась, поглядывая на него через плечо.
Габриель потрогал шнуровку корсета, затем его рука скользнула вниз, к трусикам, полоска которых пролегала по ее упругим ягодицам.
— Хватит меня дразнить, мисс Митчелл. Иди сюда. — Габриель притянул ее к себе и страстно поцеловал.
— Мне понадобится некоторое время, чтобы снять твой подарок. Туфли я оставлю. Надеюсь, они не причинят тебе вреда.
Официант, принесший обед, целых десять минут стучался в дверь бунгало. Ответа не было. Ему не оставалось ничего иного, как отнести обед обратно на кухню и ждать дальнейших распоряжений.
Дальнейших распоряжений так и не последовало.
* * *
Была глубокая ночь. В бунгало играла музыка нового альбома, составленного Габриелем из песен Сары Маклахлан, Стинга и Мэтью Барбера. Джулия лежала на животе среди смятых простыней. На нее накатила сонливость, свойственная удовлетворенной женщине.
Габриель искусно задрапировал ее зад простыней и достал свою фотокамеру. Он стоял возле кровати, делая снимок за снимком, пока Джулия не стала зевать и потягиваться, как сонная кошка.
— Ты бесподобна, — сказал он, откладывая камеру и садясь рядом с Джулией.
Она смотрела на него большими, счастливыми глазами. Его длинные пальцы скользили по ее спине.
— Когда любишь, не замечаешь недостатков того, кого ты любишь, — сказала она и улыбнулась с оттенком грусти.
— Думаю, это так. Но ты прекрасна.
Джулия повернулась, чтобы лучше его видеть, и обняла подушку.
— Любовь все делает красивым.
Габриель привычно поджал губы. Рука замерла на ее спине, чуть выше ямочек.
Джулия прочла в его глазах молчаливый вопрос.
— Да, Габриель, для меня ты красив. Чем больше я тебя узнаю, тем отчетливее вижу: ты и сейчас красив, а становишься еще красивее.
Габриель поцеловал ее, робко, как мальчишка-подросток. Его пальцы скрылись в ее длинных темных волосах.
— Спасибо, дорогая. Ты, наверное, проголодалась?
— Да.
Он посмотрел на дверь их бунгало.
— Думаю, мы пропустили обед, потому что наслаждались… совсем другими лакомствами.
— А какой это был пир, профессор! Но у нас хотя бы есть фрукты.
Джулия села на постели, завернувшись в простыню. Габриель подошел к большой фруктовой корзине, стоявшей на кофейном столике. В кухоньке он нашел швейцарский армейский нож. Поменяв музыку, Габриель вернулся в постель, неся плод манго.
— Нужно, чтобы песня соответствовала этому фрукту, — пояснил Габриель, и его синие глаза сверкнули. — А теперь ляг на спину.
Сердце Джулии словно проснулось и начало биться все быстрее.
— Не надо от меня закрываться.
Габриель сдернул с нее простыню. Теперь они оба были нагими.
— Кто поет? — спросила Джулия.
— Брюс Кокберн.
Габриель стал медленно разрезать манго, смотря не на плод, а на тело Джулии.
— Голый ланч? — насмешливо спросила она.
— Правильнее сказать, голый перекус среди ночи.
Он ловко отрезал ломтик манго. Брызнувший сок потек по его пальцам прямо Джулии на живот. Она удивленно вскинула брови.
— Гмм, — пробормотал Габриель, шаловливо глядя на пролитый сок. — Надо было аккуратнее резать.
Джулия открыла рот. Габриель наклонился, чтобы положить туда ломтик манго.
— Ты просто «пищевой фетишист», — сказала Джулия, облизывая губы и ожидая нового ломтика.
Габриель почтительно склонился над нею и принялся слизывать с ее живота терпкий сладкий сок.
— Ты что-то сказала?
Джулия ответила невразумительным мычанием.
— Я вовсе не «пищевой фетишист». Это действо доставляет мне радость. Мне нравится заботиться о тебе. А когда ешь вместе с любимой женщиной — в этом столько чувственности.
Ему хотелось поцеловать Джулию в губы, но он поцеловал ей плечо, ощутив дивный аромат ее кожи. Потом Габриель отрезал новый ломтик манго. Несколько капелек солнечного сока упало на ее левую грудь.
— Черт побери! Прости, я жутко неловок.
Липкими от сока пальцами Габриель стал водить по ее ребрам, возбуждая одну из его любимых эрогенных зон. Потом он поцеловал ей грудь.
— Ты просто убиваешь меня, — едва сумела произнести Джулия, когда его влажный рот нашел ее сосок.
— Помнится, однажды я тебе сказал те же слова. И ты пообещала, что смерть будет сладкой.
Джулия открыла рот, показывая, что хочет получить еще один ломтик манго.
— Мне надо было бы сказать «липкая смерть». Или «клейкая».
Габриель положил ломтик ей на язык, потом большим пальцем провел по ее нижней губе.
— Не волнуйся, я уже подумал об этом.
Джулия вдруг поднялась, раздвинув ему колени, и, обхватив его за голову, потянула к себе. Их страстный поцелуй не был долгим. Джулия забрала манго и нож из рук Габриеля, отрезала кусочек и положила себе на язык. Ее движения были очень соблазнительными.
Габриель бросил на нее жаркий взгляд, потом нагнулся и зубами взял с ее языка ароматный ломтик.
— Ммм, — пробормотала Джулия. — Кстати, по-моему, я так и не успела посмотреть видеозапись нашего свидания в музее.
Она слегка нажала на ломтик манго. На грудь Габриеля упали сладкие капельки, и Джулия принялась их слизывать, перемежая это поцелуями.
Габриель только стонал, не в силах найти слова.
— Я смотрел это видео. Очень заводит, — наконец выговорил он.
— В самом деле?
Джулия села и на виду у Габриеля стала неторопливо есть манго, столь же неторопливо облизывая пальцы.
— Я тебе потом покажу эту запись.
Габриель крепко обнял ее, и его пальцы заскользили по ее спине. Когда ему было больше не сдержаться, он отбросил и манго, и нож, чтобы подхватить Джулию на руки.
— Куда мы идем? — с легкой тревогой спросила Джулия.
— На пляж.
— Но мы же совсем голые.
— Пляж частный и принадлежит только нам.
Габриель поцеловал ей кончик носа и понес к кромке воды. Потом он вошел в воду.
— Нас могут увидеть, — заволновалась Джулия.
— Сейчас не настолько яркая луна, чтобы мы были видны. Если кто-то и увидит, то лишь наши силуэты. А это достойное зрелище.
Габриель долго целовал ей лицо и шею. Вокруг них тихо шелестели волны прибоя. Потом он опустил Джулию на ноги и крепко прижался к ней.
— Ты посмотри, как идеально совпадают наши тела. — Его голос был полон желания. — Мы совершенная пара.
Черпая соленую воду, они мыли друг друга. Джулия не могла удержаться, чтобы не поцеловать его татуировку, наслаждаясь смешением запаха морской воды с запахом его тела.
Габриель целовал ей шею. Джулия чувствовала его улыбку.
— Ты видела фильм «Отныне и во веки веков»?
— Нет.
— Тогда я просто обязан тебе его показать.
Взяв Джулию за руку, Габриель повел ее к пляжу и положил на песок.
— Прошу тебя, — сказал он, давая понять, что она должна находиться сверху.
— Здесь? — удивилась Джулия, чувствуя, как у нее заколотилось сердце.
— Да, здесь. Я хочу в тебя войти, но не хочу, чтобы песок поцарапал тебе спину.
Габриель потянул ее к себе, торопясь соединить их губы в поцелуе. Волны ласкали им ноги. Когда оба начали стонать и вскрикивать от наслаждения, бледная луна, глядевшая на них, только улыбалась.
* * *
Утром над курортом разразился тропический ливень. Пока дождевые капли стучали по крыше бунгало, пара неторопливо занималась любовью на кровати, покрытой противомоскитной сеткой. Ритм их движений совпадал с танцем дождевых капель.
Когда они оба насытились друг другом, Габриель предложил переместиться на веранду и в большой ванне смыть с себя весь жар и пот. Сидя в пенистой воде, пахнущей ванилью, Джулия прильнула к его груди. Габриель обнимал ее за талию. В его объятиях она почти забывала о неприятностях, ожидавших их в Торонто.
С Габриелем она чувствовала себя в безопасности. Не потому, что он был могущественным человеком, хотя его благосостояние в какой-то степени делало его могущественным. Нет, ощущение безопасности появилось у нее, когда она увидела, как он расправляется с ее обидчиками: вначале с Кристой, а затем с Саймоном. Габриель был первым, кто осмелился отчитать ее отца за безразличное отношение к дочери.
Джулия теперь понимала, насколько уязвимо любовное ложе. Она познала наготу и слияние, желание и жгучую потребность, а еще — она познала всю глубину телесной удовлетворенности. Габриель любил ее и стремился защитить. Это она тоже узнала. В его объятиях она впервые в жизни почувствовала себя защищенной.
— В детстве самым любимым моим временем было субботнее утро, — сказал Габриель, прерывая ее раздумья. Его голос звучал довольно грустно.
— Почему? — спросила Джулия, ведя пальцем по «линии жизни» на его ладони.
— В пятницу мать обычно напивалась и отключалась. Она спала, и я мог спокойно смотреть мультики. Так было, пока мы не лишились кабельного телевидения.
Габриель слегка улыбнулся, и Джулия едва не заплакала, представив его грустным маленьким мальчиком, чьим единственным счастьем было несколько субботних утренних часов, когда он мог смотреть мультфильмы.
— Я сам себе готовил завтрак. Либо какие-нибудь хлопья, либо тосты с арахисовым маслом. — Он тряхнул головой. — Часто у нас в доме не было молока. Тогда я заливал хлопья апельсиновым соком.
— И как это было на вкус?
— Ужасно. Это был даже не настоящий сок, а какой-то апельсиновый напиток. — Габриель рассеянно гладил ей волосы. — Уверен, психоаналитик наговорил бы кучу слов о связи между моим детством и моим пристрастием к изящным вещам.
Джулия порывисто обняла его за шею, и часть воды выплеснулась из ванны на пол.
— Дорогая, в чем дело?
— Ни в чем, — ответила она, утыкаясь ему в плечо. — Я так сильно тебя люблю, что иногда мне становится больно.
Габриель нежно ее обнял.
— Мне это знакомо. Такое же состояние я испытал двадцать с лишним лет назад. Грейс была мне больше чем мать. Я очень жалею, что не был рядом с нею, когда она умирала. Я даже упустил возможность проститься с ней.
— Габриель, она это знала. Знала, как сильно ты ее любишь.
— Наверное, твое детство было еще печальнее моего.
Джулия шмыгнула носом, но ничего не сказала.
— Если жестокость делает людей уродливыми, у твоей матери, наверное, был весьма отталкивающий вид. Моя родная мать была нерадивой и равнодушной, но никогда не обращалась со мной жестоко. — Габриель помолчал, думая, стоит ли поднимать тему, которую они оба тщательно избегали с самого начала их путешествия. — Когда я познакомился с Кристой Петерсон, она показалась мне уродливой. Я в долгу перед тобой за то, что уберегла меня от секса с нею. Хотя склонен думать, что, даже будучи сильно пьяным, я бы не позарился на нее.
Джулия прислонилась к стенке ванны, играя с прядкой своих волос.
— Поговори со мной, — попросил Габриель, приподнимая ей подбородок и тем самым заставляя смотреть ему в глаза.
— Мне неприятно вспоминать, как я видела вас вместе.
— Тогда вспоминай, как милосердно ты спасла меня от нее.
— Она пытается сломать тебе карьеру.
— Правда все равно раскроется. Ты сама говорила, что Пол слышал о ее планах насчет меня. Надеюсь, ее провалят на защите и мы забудем о ее существовании.
— Я не хочу, чтобы ее провалили, — тихо возразила Джулия. — Тогда я окажусь такой же уродиной, как она, радуясь ее несчастью.
Лицо Габриеля сделалось сердитым.
— Она постоянно говорила гадости в твой адрес. Жаль, что ты ни разу не поставила ее на место.
— Я уже достаточно большая, чтобы обзываться, даже если кто-то этого заслуживает. Мы не в яслях.
Габриель слегка щелкнул ее по носу.
— И где ты набралась такой мудрости? Смотря передачи из серии «Улица Сезам»?
— Одно из преимуществ католического воспитания, — пробормотала Джулия. — А может, немного позаимствовала у Лилиан Хеллман.
— Как это понимать?
— У Лилиан Хеллман есть пьеса «Лисички». Там одна девушка говорит своей матери, что некоторые люди пожирают землю, словно саранча, а другие просто стоят и смотрят. Девушка обещает матери, что она больше не будет пассивно стоять и смотреть. Вместо того чтобы стоять и наблюдать за уродливыми поступками Кристы, нам нужно выступить против нее с более действенным оружием, таким как милосердие.
— Люди недооценивают тебя, Джулианна. Тем не менее мне больно видеть, когда ты не получаешь от них того уважения, которое заслуживаешь.
— В мире всегда будут такие, как Криста, — пожала плечами Джулия. — А иногда мы сами уподобляемся ей.
— По-моему, я ошибся насчет твоей специализации, — сказал Габриель, упираясь подбородком в ее плечо.
— Это как?
— Тебе нужно специализироваться не по Данте, а по Франциску Ассизскому.
— Сомневаюсь, что францисканцы одобрили бы мои плотские отношения вне брака, да еще на пляже и в ванне, — засмеялась Джулия.
— Это обещание? — шепотом спросил Габриель.
Джулия покачала головой и погладила ему сначала одну, потом вторую бровь.
— Мне нравится думать о тебе как о маленьком мальчике, милом и любопытным.
— Уж не знаю, насколько милым я был, но вот любопытным был точно. Особенно по части девчонок, — фыркнул Габриель, наклонился и поцеловал ее.
— Видишь? — улыбнулась Джулия. — Мальчишка, умеющий целоваться, как ты, не может быть совсем плохим. Святой Франциск одобрил бы наши отношения.
— Мне неприятно тебя огорчать, но твой любимый Франциск не всегда бывал прав. Сейчас я тебе процитирую отрывок из «Ада», где он спорит с демоном из-за души Гвидо да Монтефельтро. Тебе знакомо это место?
Джулия покачала головой, и Габриель по-итальянски процитировал ей:
Francesco venne poi, com'io fu' morto,
per me; ma un d'i neri cherubini
li disse: 'Non portar: non mi fartorto.
Venir se ne dee giii tra'miei meschini
perche diede 'l consiglio frodolente,
dal quale in qua stato li sono a' crini;
ch'assolver non si puo chi non si pente,
ne pentere e volere insieme puossi
per la contradizion che nol consente'.
— Как видишь, Джулия, даже святой Франциск порою ошибался в людях. Он считал, что душа Гвидо должна обитать в Раю.
— Да, но Франциску было свойственно думать о человеке только хорошее. Он решил, что Гвидо искренне раскаялся, и был готов сражаться за его душу, — возразила Джулия. — Пусть даже он и ошибся.
— Быстро же святой Франциск сдался.
— Ты так думаешь?
Габриель пристально посмотрел на нее:
— Если бы я отправился за твоей душой, все черные херувимы Ада не смогли бы помешать мне пробиться к тебе. — (Джулию пробрала дрожь.) — Я сделал бы все, что угодно, только бы тебя спасти. — Габриель не шутил. Его лицо тоже было серьезным. — Даже если бы ради спасения тебя мне пришлось провести в Аду целую вечность.
* * *
Свой последний полный день отдыха Габриель и Джулия провели на пляже. Они купались в океане, загорали или сидели под навесом и пили пиво и экзотические коктейли. Незаметно для себя Джулия уснула прямо в шезлонге, и ее широкополая шляпа скатилась на песок.
Габриель любил наблюдать за спящей Джулией, за тем, как ровно поднимается и опускается ее грудь. Она дышала почти неслышно. Иногда с ее губ срывался легкий вздох. Она выглядела такой безмятежной. Габриель был уверен: Грейс только порадовалась бы тому, что они с Джулианной нашли друг друга. Она бы подгоняла его, требуя, чтобы он поскорее надел кольцо на палец Джулии и выбрал сервиз для торжества.
Как часто за эти дни Габриелю хотелось опуститься на одно колено и попросить у Джулии ее руки, хотя его отпугивала банальность подобного жеста. Но еще больше он тревожился за ее будущее. Вскоре они оба могут оказаться втянутыми в скандал, угрожающий его карьере и ее поступлению в Гарвард.
Даже если жалоба, поданная на Джулию, будет проверена и признана необоснованной, ей нужно спокойно дописать и защитить свою магистерскую диссертацию. Габриель не сомневался: ей захочется сполна насладиться учебой и жизнью в Гарварде, не думая ни о какой свадьбе. Давить на нее он не смеет. И пока неясным оставался вопрос с его творческим отпуском. Но об отпуске стоит думать, если он переживет последствия жалобы Кристы Петерсон.
Слова «выходи за меня замуж» так и вертелись у него на языке, однако Габриель всякий раз удерживался и не произносил их. Предложение Джулии нужно делать не здесь и не в это время. Самым подходящим местом, конечно же, являлся старый яблоневый сад — их святилище. И потом, прежде чем просить руки Джулианны, правила этикета требовали, чтобы жених вначале переговорил с отцом невесты. Для Тома их решение пожениться не должно быть неожиданностью. Габриелю очень хотелось видеть Джулию своей женой, и что бы ни случилось в ближайшие месяцы, он осуществит свое желание.
Вечером Габриеля переполняли эмоции — плод его размышлений и того, что с ним была Джулия. Рядом с нею он всегда становился эмоциональным. Они только что вернулись из местного ресторана. Джулия собиралась пойти и смыть с лица макияж, однако Габриель взял ее за руку и молча повел к кровати.
Нежно поцеловав Джулию, он принялся ее раздевать. Его глаза сияли от желания и восхищения. Он не торопился, наслаждаясь ее плечами, руками и кожей. Джулия выгнула спину, и тогда он страстно зашептал обещания.
Габриель посадил ее на себя и широко раздвинул ей ноги. Восхищение в его взгляде перемешивалось с едва сдерживаемым желанием. Джулия немного подразнила его, качнув бедрами, потом закрыла глаза, чтобы не мешать ощущениям.
Через несколько минут Габриель поменял позу, и теперь Джулия оказалась на спине, а он встал на колени между ее ног. Когда он вошел в нее, Джулия вскрикнула.
Габриель замер.
— Что-то не так?
Джулианна что-то промычала, затем сказала:
— Просто ты меня удивил.
Она обняла его за спину, требуя продолжить начатое.
Габриелю нравилось, когда она сверху, и Джулия это знала. Он всегда глядел на нее с восхищением, ласкал ее тело, проводя по самым чувствительным точкам. Он неизменно делал комплименты ее сексуальности, поскольку даже сейчас, когда с начала их близости прошло два месяца, она все еще чувствовала некоторую неловкость. Джулию удивило, что он вдруг поменял позу и накрыл ее своим телом, а его губы оказались на ее шее. Они сегодня уже неоднократно наслаждались этой позой.
Несколько раз поцеловав Джулию, Габриель коснулся ее лица. Его глаза потемнели от отчаяния.
— Габриель, в чем дело?
Он закрыл глаза и замотал головой. Когда он снова открыл глаза, Джулия увидела незащищенность, страсть, надежду, желание и потребность. Она запрокинула голову, постанывая от наслаждения.
— Ты мне нужна, — прошептал он у самого ее горла, лихорадочно ускорив ритм своих движений. — Я не могу тебя потерять.
Ответ Джулии потонул в ее вздохах и возгласах. Она приближалась к оргазму.
— A-а… черт! — выругался Габриель.
Он кончил раньше ее. Он продолжал свои движения, отчаянно надеясь, что и у Джулии вот-вот наступит оргазм.
— Прости. Так получилось, — виновато пробормотал он, утыкаясь в ее тело.
— Все нормально. Мне было хорошо.
Джулия игриво взъерошила ему волосы, потом поцеловала.
— Я рада, что ты кончил.
С его губ сорвались самоуничижительные восклицания. Габриель лег рядом, попытавшись ласкать ее лоно, но она сдвинула колени.
— Тебе незачем это делать.
— Надо. Не упрямься, — возразил он, глядя на нее потемневшими от решимости глазами.
Джулия остановила его руку.
— Ты не потеряешь меня, даже если тебе не всегда удается дарить мне оргазм за оргазмом.
Лицо Габриеля напряглось.
— Мне стыдно.
— Такова жизнь. — Джулия поцеловала его в нос. — Я и не жду от тебя безупречности всегда и во всем, в постели и вне ее.
— Будь ты благословенна за такие слова. — Он принялся медленно ее целовать и вздохнул, когда Джулия устроилась в его руках. — Но это не значит, что я не должен стараться.
— Ну, если ты так настаиваешь, есть кое-что, и ты мог бы это сделать для меня…
Движения Габриеля были настолько быстрыми, что Джулия не знала, пугаться ей или смеяться. Но едва только он ее коснулся, смех стих.
* * *
Габриель лежал посередине кровати, на спине. Противомоскитная сетка была опущена. Джулия примостилась у него на груди, обнимая его за талию.
— Ты счастлива?
Его вопрос раздался в сумраке бунгало, освещенного лишь пламенем свечей. Его пальцы скользнули с макушки ее головы, повторяя изгиб ее шеи.
— Да, я счастлива. А ты?
— Я даже не думал, что могу быть так счастлив.
Джулия улыбнулась и поцеловала его в грудь.
— Многое изменилось после того, как мы вернулись из Италии, — сказал Габриель, а его пальцы продолжали путешествовать, теперь уже по ее плечу.
— У нас с тобой достаточно оснований для благодарности. Мы вновь нашли друг друга. У меня в перспективе Гарвард. Доктор Николь мне очень помогает. Я чувствую, что наконец-то начинаю по кускам собирать свою личность.
— Замечательно, — прошептал Габриель. — А ты в целом довольна тем, как мы занимаемся любовью?
Джулия подняла голову, увидев его встревоженные синие глаза.
— Конечно, — с тихим смехом ответила она. — Неужели ты не чувствуешь?
— Я чувствую, что удовлетворяю твое тело. Но ведь есть еще твой разум и твое сердце.
Видя его замешательство, Джулия пожалела, что смеялась.
— Сегодня произошел небольшой сбой. Но даже если бы проблема была серьезнее, мы бы с нею справились. А тебе нравится, как мы с тобой занимаемся любовью? — с некоторой робостью спросила она.
— Да. Очень нравится. Я чувствую, как наша связь меняется. Она становится глубже… Я просто хотел узнать, чувствуешь ли и ты то же самое.
— Иногда я думаю, мне это просто снится. Поверь мне, я счастлива. — Джулия поцеловала его и вновь положила голову ему на грудь.
— А как ты видишь свое будущее?
— Хочу стать профессором. Хочу быть с тобой. — Она говорила совсем тихо, но ее голос звучал на удивление уверенно.
Пальцы Габриеля начали мять простыню.
— И тебе не хотелось бы встретить хорошего мужчину, который смог бы подарить тебе детей?
— Как ты можешь спрашивать, счастлива ли я, и тут же меня отталкивать? — не дождавшись, ответила Джулия, осторожно коснулась его подбородка и заставила смотреть ей в глаза. — Отвечаю: я не хочу встретить хорошего мужчину, от которого смогу родить ребенка. Я хочу, чтобы ребенок был у нас с тобой.
Габриель недоверчиво поглядел на нее широко раскрытыми глазами.
— По правде говоря, я не знаю, достигнем ли мы такого уровня, когда безбоязненно сможем принять ребенка в свой дом. Но если это случится, я уверена: мы найдем малыша или малышку и это будет наш ребенок. Грейс и Ричард усыновили тебя. Мы можем сделать то же самое. — Ее лицо исказила гримаса. — Если только ты не решишь, что тебе этого не нужно. Или нужно, но не со мной, — сказала Джулия.
— Разумеется, это будет только с тобой. — В его голосе было столько же огня, сколько и в его глазах. — Я бы хотел… кое-что тебе обещать. Но давай на некоторое время отложим этот разговор. Не слишком надолго. Тебя это не тревожит? — Он коснулся бриллиантовой сережки в ее ухе.
Джулии не требовался переводчик, чтобы понять его жест.
— Нет, — ответила она.
— Не хочу, чтобы ты думала, будто мое промедление вызвано отсутствием чувств к тебе. — Теперь в голосе Габриеля ощущался страх.
— Я — твоя. Целиком. И я так рада, что на следующий год нам не придется расставаться. Мне мучительна сама мысль, что я могла бы тебя потерять.
Габриель кивнул, словно он все понял.
— А теперь, Джулия, настало время поклонения тебе.
