Книга: Брачный договор
Назад: ГЛАВА 10
Дальше: ЭПИЛОГ

ГЛАВА 11

Две недели…
Ник бездумно глядел в окно своей кухни. У его ног растянулся старый пес. На столе дымилась кружка с кофе.
Все эти дни Ник влачил призрачное существование. Он нарочно нагружал себя работой, вкладывая все силы без остатка в разработку проектов, а ночью без конца крутился и ворочался в постели. Его думы занимала Алекса и их еще не рожденное дитя.
В дверь позвонили.
Ник встряхнул головой и подошел к глазку. Там стояли Джим и Мария Маккензи.
При виде их знакомых лиц на него нахлынула волна печали, но Ник подавил волнение в зародыше и открыл дверь:
— Джим, Мария, какими судьбами?
Он уже догадывался, какова цель их визита — стереть его в порошок. Ник ждал, что теща сейчас расплачется и станет умолять его подумать о будущем ребенке. Тесть, возможно, собирался распекать его, а то и врезать ему как следует за то, что Ник обидел их доченьку.
Гордо выпрямившись, Ник приготовился принять все, что они скажут, удивляясь только, почему они так долго тянули. Черт, может, гнев ее родителей выведет его из себя! Нику хотелось чувствовать хоть что-нибудь, пусть даже боль. Рано или поздно ему все равно пришлось бы обратиться к Алексе, чтобы обсудить, как им теперь сохранить видимое положение вещей до конца контракта. Интересно, что она им наплела про него?..
— Можно нам войти? — спросила Мария.
— Разумеется.
Ник провел их на кухню. Собака, еще не привыкшая к чужим, ретировалась за занавеску. Рассеянно похлопав себя по лбу, Ник достал две кружки.
— У меня есть чай и кофе.
— Кофе, если можно, — попросил Джим.
Мария отказалась. Оба присели за стол. Ник поставил сливки и сахар, при этом он старался не обращать внимания на то, как все внутри его болезненно сжалось.
— Вы, видимо, пришли поговорить об Алексе, — наконец прервал он молчание.
Джим и Мария загадочно переглянулись.
— Да, Николас… Она почему-то нас избегает. Мы решили, что это ненормально. На звонки не отвечает. Мы даже заехали в магазин, чтобы убедиться, что с ней все хорошо, но Алекса быстренько выставила нас под предлогом того, что очень занята.
— Она не общается ни с братом, ни с Иззи, ни с Джен, — кивнул Джим. — Вот мы и решили зайти к вам и побеседовать. Ник, скажи, у вас что-то не ладится? Где она сейчас?
Ситуация навеяла Нику то же ощущение, что от просмотра «Сумеречной зоны», и ему сделалось как-то не по себе. Он глядел на пожилую семейную пару, сидящую за столом, и понятия не имел, что им ответить. Какого черта Алекса не сказала им про ребенка! И про их разрыв. Судя по всему, она тоже толком не знала, как это все им сообщить.
Ник едва не застонал, чувствуя себя на пределе сил. Нет, ни за какие коврижки он им не признается! Они не его родня, значит, он им ничем не обязан.
— Э-э, думаю, сегодня в «БукКрейзи» опять какое-нибудь мероприятие. Поэтический вечер…
Но Мария не дала зятю договорить, устремив на него тревожный взор и крепко сжав его руки в своих. Ощутив силу и нежность ее рук, Ник едва не разрыдался.
— Не лги мне! Мы же теперь одна семья. Скажи правду.
Ее просьба расшатала замок на ларчике, припрятанном в самой глубине его существа. Семья… Мария по-прежнему считала, что он им не чужой. Если бы только это было правдой, если бы жена не обманула его! Ник понурился. Он не успел собраться с мыслями — признание само соскочило с языка:
— Мы расстались.
Он слышал, как Мария громко ахнула, а Джим наверняка испепелил его гневным взглядом. Ник решил прямо смотреть в глаза неизбежному. Пришла пора признаться в своих грехах — во всех до единого. Тщательно продуманные отговорки разлетелись, и он понял, что надо самому идти на прорыв. Пусть ее родные узнают правду…
— Что же случилось? — участливо спросила Мария.
Ник встряхнулся, встал и начал расхаживать взад-вперед, подбирая слова:
— Алекса объявила мне, что у нее будет от меня ребенок. — Заметив вспыхнувшую на их лицах откровенную радость, он сомкнул веки. — А я сказал ей, что он мне не нужен. — Он заносчиво дернул подбородком и заставил себя смотреть прямо на них. Вокруг него возвышалась привычная стена изо льда. — Я с самого начала предупредил ее, что отец из меня не получится.
В глазах Марии он прочел готовность понять все на свете.
— Ники, с чего ты это взял? Отец из тебя получится самый замечательный! Ты умеешь любить, ты сильный, и у тебя такая щедрая душа!
— Нет, я не такой, — упрямо покачал головой Ник. — Вы же не знаете. — Его так и подмывало сказать об обмане их дочери, но он удержался. Ему нестерпимо больно было разбить им сердца признанием о своем с Алексой браке без любви. — Есть и другие причины, Мария. Очень личные. Я не могу их с вами обсуждать. Я никогда не смогу их ей простить.
— Ты неправ, Николас, — негромко возразил Джим. — Простить можно все, что угодно. Если любишь, конечно. Вот я не оправдал доверия своих детей. И своей жены. Сбежал, отвернулся от всех, о ком обещал заботиться. Но они простили меня, и мы снова одна семья.
— В семейной жизни всякое случается, — кивнула Мария. — Все люди ошибаются. Иногда мы совершаем непозволительные вещи. Но ведь брачные обеты не только для счастливых времен. Для несчастливых тоже.
Ник сглотнул ком в горле:
— Я непостоянный человек. Я весь в отца. У него уже четвертая жена, и любит он только себя. Я не хочу, чтобы из-за меня страдал невинный ребенок. Знать, что ты не нужен, — что может быть хуже?
Он был готов к тому, что они возмутятся и станут презирать его за такие слова. Вместо этого Мария рассмеялась и вскочила, чтобы сердечно обнять зятя.
— Ах, Николас, да как у тебя язык повернулся на себя наговаривать?! Вспомни-ка, сколько раз ты тайком пробирался к нам на кухню за печеньем, а заодно приглядывал за младшей сестренкой? Ты нежный, настоящий мужчина. У тебя нет ничего общего с твоим отцом! Я не раз замечала, как ты смотришь на мою дочь, — в твоих глазах светится столько любви!
— Ты сам по себе, Ник, — откашлявшись, поддержал жену Джим. — Ты волен выбирать свои поступки, и ошибки в том числе. Не надо все сваливать на наследственность и искать себе оправдания. Это недостойно мужчины.
Мария взяла лицо Ника в ладони. В ее глазах сияли и любовь, и понимание, и чуть-чуть лукавинки.
— Такой человек, как твой отец, никогда не преподнес бы нам такой щедрый подарок! На деньги, которые вы с Алексой дали нам, мы смогли и детям помочь, и наш дом сохранить.
— Какие деньги? — недоуменно свел брови Ник.
Мария лишь покачала головой:
— Я понимаю, Алекса предупредила меня, что вы дали их на условии никогда об этом не вспоминать, но ты, мой дорогой, все же должен знать, как мы тебе признательны.
Ник не подал вида, что он тут ни при чем, хотя внутренний голос отчаянно кричал ему ответ на головоломку. Ник наконец-то подобрал ключик к своей жене.
— О, разумеется, ради бога… И вы потратили их на…
— Спасение нашего дома, конечно! — воскликнула Мария. — Теперь мы с Джимом можем заняться счетами и ремонтом. Наконец-то у нас появилась надежда. А все благодаря тебе!
Теперь пазл сложился полностью и предстал перед Ником во всем своем великолепии. Все совпадало. Деньги, которыми он беспрестанно уязвлял Алексу, не были вложены в ее бизнес. Она солгала ему — и спасла дом своих родителей. Ради этого она и замуж за него вышла… Она пыталась получить кредит в банке, чтобы организовать при магазине кафе, но ей отказали. Теперь до Ника дошло, почему Алекса так и не сказала ему правды. А как ей было это сделать? Он же не давал ей ни малейшей возможности признаться во всем! Алекса не хотела, чтобы он жалел ее или ее родных, не приняла от него ни одного подарка сверх положенной суммы. Она решила выкручиваться в одиночку, потому что за своих близких и любимых Алекса готова была стоять насмерть. Она оказалась самой преданной, великодушной, упорной и страстной на свете женщиной, в которую он был влюблен без памяти.
Правда пульсировала в каждой его жилке. Алекса не солгала насчет ребенка! Она вовсе не пыталась «залететь», это случилось помимо ее воли, а она по глупости своей доверилась ему. Все рассказала и попыталась объясниться. Она была столь наивна в своем чистосердечии, что решила, будто он непременно обрадуется этому известию.
А он ее предал… Предпочел прислушаться к ядовитым наговорам Габриэллы и своего отца на любящую его женщину. И впервые после прозрения Ника вдруг посетило опасение, что Алекса, может, и не простит его…
Он поглядел на Марию. Она дала своей дочери не только силу бороться за самое дорогое, но и сердце, готовое беззаветно любить. И прощать. На это Ник надеялся всеми силами души.
Он подумал о Джеде и его многочисленных подружках. Вспомнил, сколько сил положил он сам, чтобы перестать чувствовать, — тогда никто не сможет причинить ему боль, как когда-то собственные родители. От них пострадал не только Ник — все вокруг.
В Ника вдруг словно ударила молния, пронзила до самого основания. Он понял, что если будет продолжать в том же духе, то однажды непременно станет копией своего отца. Рука сама собой крепко сжалась в кулак. Чтобы избежать боли любой ценой, он пестовал отчужденность в отношениях и в результате сам превратился в пустышку. Своими поступками он доставил любимой женщине сердечную боль, несовместимую с понятиями о человечности. Он оказался бесхребетным трусом, который обижал всех и вся, потому что, кроме себя, его больше никто не интересовал.
Внутри его все еще держался страх — с цепкостью, развившейся на протяжении многих лет, — но впервые в жизни Нику захотелось рискнуть. Дать Алексе то, в чем она так нуждалась. Стать отцом, мужем, другом. Защищать ее, заботиться о ней, прожить с ней вместе до конца своих дней… Может быть, отдав ей все, что имеет, он в конце концов станет достоин ее.
Последняя из стен вокруг его сердца зашаталась. Раскрошилась. И обрушилась. Ведь Александрия сама выбрала его, потому что полюбила.
Ник дрожащими руками стиснул руки Марии:
— Мне надо поговорить с ней!
— Обязательно помирись с ней, — кивнула теща.
Ник распрямился и встретился взглядом с тестем:
— Я тоже наделал дел. Теперь остается надеяться, что она простит меня. Я попытаюсь извиниться.
— Извинись, сынок, — улыбнулся Джим.
В этот момент на глаза Нику попался неказистый пес — его новый любимец.
— Кажется, я кое-что придумал…
* * *
Поставив на стол чашку с дымящимся травяным настоем, Мэгги отпихнула подальше стаканчик с капучино, дразнившим обоняние подруги.
— Никакого кофеина! А в чае есть антиоксиданты.
— Хорошо, мамочка, — невесело усмехнулась Алекса. — Правда, я так устала, что, думаю, кофе не причинит мне вреда.
— Кофеин замедляет рост плода!
— А еще стресс и неумение заработать достаточно денег, чтобы позволить себе родить ребенка.
— Хм, наверное, гормоны виноваты. Ты стала такой ворчуньей!
— Мэггс!
Та дерзко ухмыльнулась и сняла с чайной чашки крышечку.
— Решила тебя немножко позлить. Хотела убедиться, что ты не превратилась в слезливую барышню, как в романах, которые постоянно читаешь последнее время.
— Пошла ты!
— Вот это уже лучше!
Алекса с неподдельной теплотой посмотрела на подругу. Все будет хорошо… После ухода от Николаса прошло уже две недели, и каждый новый день превращался в испытание силы и твердости, которые давало ей природное упрямство. Новость о ребенке она пока хранила втайне от семьи, но на выходных решила во все посвятить родных. Мэгги ее поддержит. Пусть ей не удалось заполучить в банке кредит на открытие кафе, «БукКрейзи» по-прежнему приносит стабильный доход. Она выдюжит. Эту мантру Алекса повторяла ежедневно и ежечасно, с тех пор как рассталась со своим любимым, а его дитя потихоньку подрастало в ее чреве. Ник сделал свой выбор, и ей предстоит взглянуть в лицо реальности.
— Граф на днях ужинал со мной.
Отвлекшись хорошими новостями, Алекса улыбнулась:
— А ты мне и не сказала!
— Мы с ним не совпали, — пожала плечами Мэгги. — Все время говорили только о тебе. Он влюблен в тебя, Эл.
— Уж поверь мне, — рассмеялась Алекса, — между нами нет той самой искры и никогда не будет. — Она увлеченно поцокала языком. — Но ты не сдавайся, ладно? Кто знает, может, он твоя судьба!
— Умора! — фыркнула Мэгги.
Алекса меж тем задумчиво жевала губами.
— Мэггс, только ему, скорее всего, под силу сладить с тобой.
— У тебя от беременности мозги набекрень.
На мгновение в глазах Мэгги блеснула жалость. Алексе хотелось возразить ей, но в магазине уже начали собираться поэты. Они рассаживались по стульям, из динамиков лилась негромкая меланхоличная музыка, приглушенно горели светильники, а за дверью сгущалась тьма. В помещении царил творческий гул, и вскоре поэты начали один за другим делиться в микрофон своими мыслями и грезами. Алекса, сидя с краю и прижимая к груди блокнот, наблюдала за ними, и постепенно ее окутала спасительная череда образов. Она прикрыла глаза и перенеслась в другой мир, воспринимая его всеми обостренными чувствами. В ее сознании мелькали цветовые сочетания и целые картины, словно нарисованные масляными красками на холсте.
Возникла краткая пауза — один поэт сменял другого.
И вдруг Алекса услышала знакомый голос — глубокий, хрипловатый…
Вначале она, не открывая глаз, просто слушала говорившего в микрофон, но потом сердце назвало его имя, и ее охватил смутный страх. Алекса почти перестала дышать, но все же заставила себя взглянуть на человека, стоявшего на эстраде.
Это был ее муж… Он показался Алексе не больше чем галлюцинацией: в ее представлении Ник Райан и сцена были вещами несовместимыми.
И правда, мужчина на сцене вряд ли был ей знаком.
На нем красовалась полная экипировка болельщиков «Метсов»: надетая задом наперед сине-оранжевая кепка, из-под которой выбивались белокурые волосы, футболка с их эмблемой, джинсы и кроссовки. У его ног на оранжевой цепочке, пристегнутой к ошейнику, сидел их пес — со спокойствием и достоинством, присущими настоящей породистой собаке, но никак не дворняжке. И у пса на шее красовалась бандана «Метсов». Одно его ухо было слегка приподнято, хвост лежал неподвижно, но в собачьих глазах Алекса больше не заметила того забитого выражения, которое, как ей казалось, намертво пристало к несчастной псине. К передним лапам была прислонена картонная табличка со словами: «Вернись домой».
Алекса сморгнула раз, другой, пока не поняла, что все происходит наяву.
В руке Ника был зажат вырванный из блокнота листок. Он откашлялся, и Алекса невольно затаила дыхание. Он начал читать в микрофон:
— Я не поэт — в отличие от моей жены. Это она научила меня находить удивительное в обыденном. Она научила меня не подавлять эмоции, говорить правду и верить людям. Прежде я даже не догадывался, что можно отдавать и отдавать без конца, не помышляя о награде. Ты изменила мою жизнь, Алекса, но я струсил принять ее. Мне казалось, я и так прекрасно обойдусь. Но теперь я понял, что к чему.
Алекса в отчаянии зажмурила глаза. По ее щекам текли слезы. Мэгги невольно схватила подругу за руку. Муж просит ее вернуться… Да, выбрав ту дорогу, она, как в том стихотворении, пошла бы неведомой стезей. Теперь ей вполне открылся весь мрак неизвестности, стоявший за Ником. Если сейчас Алекса повернется к нему спиной, то останется невредимой. И пойдет дальше своей дорогой. Но неизвестность манила ее, подобно давней знакомой. Алексе нужно было немедленно сделать выбор. Однако один только Бог знает, есть ли у нее силы на вторую попытку…
Алекса открыла глаза. До ее слуха донеслись перешептывания: поэты обсуждали услышанное. Она снова взглянула на любимого и стала ждать, что он еще скажет.
— Я люблю тебя, Алекса! Я хочу тебя и хочу, чтобы родился наш ребенок. Еще я хочу, чтобы с нами жил этот потешный пес, потому что я и его понемногу полюбил. Думал я и над тем, чего не хочу. Я не хочу прожить жизнь без тебя. Я больше не хочу одиночества. Мне не нравится думать, будто я сам заслужил, что ты ушла от меня. Богом клянусь, я всю свою жизнь потрачу на тебя одну.
У Алексы задрожали губы. Мэгги еще сильнее стиснула ей руку.
— Ты еще любишь его?
Задыхаясь от слез, Алекса прошептала:
— Вряд ли я смогу все заново…
Глаза Мэгги метали громы и молнии.
— Нет, сможешь! И снова, и заново, и еще тысячу раз! Если только ты любишь!
Ник спустился с эстрады и проложил путь по залу к их столику. Выстроенная по кирпичику стена угрожающе зашаталась.
— Для меня всегда была только ты. Благодаря тебе я снова стал собой. — Он опустился перед Алексой на колени и приложил ладони к ее животу. — Мое дитя, — прошептал он. — Я боялся, что ничего не смогу ему дать. Оказалось, что смогу. И все, что у меня есть, теперь твое.
Стена заколебалась, мощно сотряслась и рухнула к ее ногам. Алекса сделала свой выбор. Она подняла мужа и приникла к его груди. Он крепко обнял ее, прижал к себе и на ухо прошептал клятву больше никогда ее не обижать. Тишина в зале взорвалась аплодисментами — поэты вокруг улюлюкали, одобрительно поднимая большие пальцы.
— Кажется, ты наконец-то взялся за ум, братец!
Ник заключил в объятия и сестру. Его лицо светилось неприкрытой радостью и умиротворением, которое раньше посещало его лишь в виде неуловимой тени.
— Думаю, ты в курсе, что я намерена стать крестной этому ребеночку!
— Дай Боже, чтобы родилась девочка! — рассмеялась Алекса. — Она с первых дней будет носить все кожаное и позировать на фотосессиях в нижнем белье.
— А если родится мальчик, я научу его всем способам, как сделать женщину счастливой. — Ник чмокнул Алексу в губы. — Мэггс, ты получишь обоих! Я сейчас отвезу жену домой, и мы быстренько сострогаем тебе второго!
— Второго? — округлила глаза Алекса. — Мне сперва надо пройти через утренние недомогания, набрать вес и выдержать схватки!
— Пустяки! Я буду за тобой все время присматривать.
— Но только в футболке «Метсов»!
— Я тут подумал о твоих рассуждениях на этот счет, — улыбнулся Ник. — Наверное, ты права: «Метсы» заслужили, чтобы ряды их фанатов пополнил еще один человек.
Алекса подняла глаза к небу и прошептала:
— Благодарю тебя, Мать-Земля!
Она пообещала себе, что непременно даст книгу с заговорами подруге. Интуиция подсказывала ей, что жизнь Мэгги тоже скоро изменится, и тогда ей очень пригодится любая помощь. Ник, словно угадав мысли жены, поцеловал ее и предложил:
— Поехали домой.
Она обняла его, и Ник вывел ее из темного закутка на свет.
Назад: ГЛАВА 10
Дальше: ЭПИЛОГ