Глава 41

Я отрываю голову от подушки и сразу прикрываю глаза. Яркий полуденный свет ослепляет. Вынимаю из-под нее руку и тихо поднимаюсь с кровати.

Ночью мне удалось проделать весь путь до Остина. К концу у меня буквально слипались глаза, поэтому мы остановились у первой попавшейся гостиницы. Уже рассвело, когда мы наконец добрались до номера, по очереди приняли душ и мгновенно вырубились. К этому моменту Скай проспала чуть больше шести часов, и я понимаю, как она нуждается во сне.

Осторожно отвожу волосы с ее щеки, наклоняюсь и целую ее. Она вытаскивает руку из-под одеяла и смотрит на меня утомленными глазами.

– Привет, – шепчет она.

Даже умудряется улыбнуться после всего, что с ней случилось.

– Ш-ш! – Я не желаю, чтобы она просыпалась. – Я ненадолго выйду и принесу что-нибудь поесть. Разбужу тебя, когда вернусь, ладно?

Кивнув, она закрывает глаза и поворачивается на бок.

Покончив с едой, она подходит к кровати и надевает туфли.

– Куда ты собралась?

Она завязывает шнурки, встает и обнимает меня за шею.

– Хочу прогуляться. И хочу, чтобы ты пошел со мной. Я готова задавать вопросы.

Я чмокаю ее в щеку, беру ключи и иду к двери:

– Тогда пошли.

Мы проходим через внутренний двор гостиницы и садимся у бассейна в кабинке для переодевания. Я привлекаю Скай к себе.

– Хочешь, расскажу, что помню? Или спросишь сама?

– То и другое. Но сначала послушаю.

Я целую ее в висок, потом склоняю голову к ее голове, и мы оба устремляем взгляды куда-то вдаль.

– Все это кажется нереальным, Скай. Поверь. Последние тринадцать лет я ежедневно гадал, что с тобой случилось. Подумать только – семь из них я жил в двух милях от тебя. До сих пор в голове не укладывается. А теперь, когда ты здесь и я рассказываю тебе обо всем, что произошло… – Я вздыхаю, припоминая подробности того дня. – Как только машина скрылась, я пошел в дом и сказал Лесс, что ты с кем-то уехала. Она все спрашивала с кем, но я не знал. Мама была на кухне, и я пошел туда и повторил. Она не обратила на меня никакого внимания – готовила ужин, а мы были всего лишь детьми. Она научилась не замечать нас. Кроме того, я не знал, случилось ли что-то вообще, и в моем голосе не было страха. Мать велела идти на улицу играть с Лесс. Ее невозмутимость уверила меня, что все в порядке. В свои шесть лет я не сомневался, что взрослые знают все, и заткнулся. Мы с Лесс вышли играть. Прошло еще два часа, когда появился твой отец и стал звать тебя. Я сразу оцепенел. Остановился посреди двора и смотрел, как он стоит на пороге и зовет. В тот момент я сообразил, что он понятия ни о чем не имел. Я знал, что поступил плохо.

– Холдер, – прерывает меня Скай, – ты был ребенком.

Угу. Маленьким мальчиком, достаточно взрослым, чтобы понимать разницу между «хорошо» и «плохо».

– Твой отец зашел к нам во двор и спросил меня, куда ты делась. Скай, ты должна кое-что понять. Я боялся твоего отца. Мне было всего шесть лет, но я понимал, что натворил бед, оставив тебя одну. И вот надо мной стоит твой отец, шеф полиции, с пистолетом в кобуре. Я запаниковал, помчался домой, в свою комнату, и заперся. Они с моей матерью ломились полчаса, но я был слишком напуган, чтобы открыть и признаться. Моя реакция встревожила их, и твой отец немедленно вызвал подкрепление. Услышав, как подъехали полицейские машины, я решил, что это за мной. Я по-прежнему не понимал, что с тобой произошло. К тому времени, как мать выманила меня из комнаты, с твоего исчезновения прошло уже три часа.

Она чувствует, как тяжело мне говорить об этом. Протягивает руку и сплетает ее с моей.

– Меня отвезли в полицейский участок и долго расспрашивали. Им надо было знать, запомнил ли я номер, что была за машина, как выглядел водитель, что он тебе говорил. Скай, я не знал ничего. Я не мог даже вспомнить цвет машины. Я смог рассказать лишь о твоей одежде, потому что ты была единственным существом, которое я мог себе мысленно представить. Твой отец очень сердился на меня. Я слышал, как он вопил в коридоре, что, если бы я сразу сообщил о происшедшем, они бы тебя нашли. Он винил меня. Когда офицер полиции обвиняет тебя в пропаже дочери, ты склонен верить ему. Лесс тоже слышала его крики и думала, что это я во всем виноват. Она даже несколько дней не разговаривала со мной. Мы оба пытались понять, что же произошло. Шесть лет мы жили в идеальном мире, где взрослые всегда правы и с хорошими людьми не случается ничего плохого. Потом тебя за считаные минуты увезли, и мир, казавшийся таким привычным, обратился в подделку, созданную нашими родителями. В тот день мы поняли, что даже взрослые совершают ужасные вещи. Пропадают дети. У вас отнимают лучшего друга, и вы даже не представляете, жив ли он еще. Мы постоянно смотрели новости, ожидая сообщений, – продолжал я. – Твою фотографию показывали по телевизору несколько недель. Последний снимок был сделан как раз перед смертью твоей матери, когда тебе было только три. Помню, как меня это злило, и я удивлялся, что за два года никто не сделал нового. Показывали фотографии твоего дома, а иногда и нашего. То и дело упоминали соседского мальчика, который видел, как это случилось, но не вспомнил подробностей. Был один вечер… последний, когда мать позволила нам посмотреть репортаж. Один из репортеров показывал оба наших дома. Упоминался единственный свидетель, которого называли «мальчик, потерявший Хоуп». Это сильно разозлило маму. Она выбежала во двор и налетела на репортеров, требуя оставить нас в покое. Меня. Отцу пришлось силой затаскивать ее в дом. Мои родители изо всех сил старались вернуть нашу жизнь в нормальное русло. Через пару месяцев репортеры исчезли. Бесконечные походы в полицию наконец прекратились. Для всех в округе жизнь понемногу налаживалась. Для всех, кроме Лесс и меня. Казалось, с исчезновением нашей Хоуп мы утратили всякую надежду.

Когда я заканчиваю рассказ, Скай вздыхает и некоторое время молчит.

– Я много лет ненавидела отца за то, что он отказался от меня. Не могу поверить, что она просто забрала меня у него. Как она могла? Как можно вообще это сделать?

– Не знаю, милая.

Она выпрямляется на стуле и заглядывает мне в глаза:

– Мне надо увидеть этот дом. Я хочу вспомнить что-то еще, а то почти ничего не помню, особенно его. Просто проехать мимо. Я должна.

– Прямо сейчас?

– Да. Пока не стемнело.