Глава 13
– Мы сегодня идем куда-нибудь? – спрашиваю я Дэниела по пути на парковку.
Обычно в пятницу вечером мы куда-нибудь ходим, но сегодня я надеюсь, что он скажет «нет». На днях я решил, что пойду сегодня к Скай домой и попробую поговорить с ней. Не знаю, хорошая ли это идея, но если я хотя бы не попытаюсь, то свихнусь.
– Не могу, – отвечает Дэниел. – Встречаюсь с Вэл. Можем придумать что-нибудь завтра вечером. Я позвоню.
Я киваю, и он идет к своей машине, а я открываю дверь своей, но медлю, увидев краем глаза машину Скай. Облокотившись на нее, она разговаривает с Грейсоном.
Судя по всему, они, вероятно, не только разговаривают.
Я бы покривил душой, если бы не признался, что напрягаюсь каждой мышцей тела, видя, как он лапает ее. Положив руку на дверь, я наблюдаю за ними, зачем-то занимаюсь самоистязанием.
С расстояния не заметно, чтобы ей это нравилось: она отталкивает его и отходит. Пока он что-то говорит, она смотрит на него, потом он пододвигается к ней и снова обнимает. Я отхожу на шаг от своей машины, приготовившись пересечь парковку и оттащить от нее этого тупого придурка. Она явно не хочет, чтобы он к ней прикасался, но потом уступает, и я делаю шаг назад. Как только он наклоняется, чтобы поцеловать ее, мне приходится отвернуться.
Смотреть на это физически невозможно. Я ее не понимаю. Не понимаю, что она в нем нашла, и совершенно не понимаю, почему она как будто не выносит меня, притом что он настоящий козел.
Может быть, я ошибаюсь на ее счет. Может, она на самом деле такая же, как все. Может, я ради себя самого надеялся, что она другая.
А может быть, и нет.
Снова смотрю на них, наблюдая за ее реакцией на то, что он с ней делает. Он по-прежнему обнимает ее и как будто целует в шею, или плечо, или хрен его знает куда. Но я мог бы поклясться, что она закатывает глаза.
А сейчас она смотрит на свои часы, совсем не отвечая ему. Она опускает руки вдоль тела и стоит со смущенным видом.
Продолжаю наблюдать за ними, и меня все больше озадачивает ее равнодушие. На ее лице отражается скука, но лишь до того момента, когда она встречается со мной взглядом. Все ее тело напрягается, глаза округляются. Она моментально отводит взгляд и отталкивает Грейсона. Повернувшись к нему спиной, садится в машину. Я слишком далеко от них и не слышу, что она ему сказала, но она уезжает прочь, а он машет руками – значит, хотел услышать совсем другое.
Улыбаюсь.
Я по-прежнему смущен, по-прежнему разозлен и заинтригован и по-прежнему намерен появиться сегодня вечером на пороге ее дома. В особенности после тех вещей, свидетелем которых только что стал.
* * *
Нажимаю кнопку дверного звонка и жду.
Сейчас я настоящий комок нервов, поскольку не представляю, как она отреагирует на мое появление. Даже не знаю, что, черт возьми, скажу, когда она наконец откроет дверь.
Немного подождав, звоню еще раз. Уверен, меньше всего она ожидает увидеть здесь в пятницу вечером именно меня.
Блин! Сегодня же вечер пятницы. Вероятно, ее нет дома.
Слышу приближающиеся шаги, и вот дверь открывается. Она стоит передо мной в неописуемом виде. Волосы забраны назад, но несколько прядей падают на лицо. Нос, щеки и даже часть волос припорошены мукой. Вид у нее прелестный. И ошарашенный.
Через пару секунд до меня доходит, что, раз уж я появился в ее доме, мне первому надо заговорить.
Господи, почему любая мелочь в ней сбивает меня с толку?
– Привет, – говорит она.
Ее спокойный голос действует на меня как глоток свежего воздуха. Похоже, она не злится, что я пришел без приглашения.
– Привет.
Воцаряется еще одна неловкая пауза, и Скай наклоняет голову набок:
– Гм…
Она прищуривается и морщит нос, и я догадываюсь, что она не знает, о чем говорить дальше.
– Ты занята? – По беспорядку в ее одежде и прическе я понимаю, что она поглощена каким-то занятием.
Она оглядывается на кухню, потом вновь смотрит на меня:
– Типа того.
Типа того.
Я принимаю ее ответ буквально. Очевидно, она старается не быть грубой, но я вижу: эта моя глупая идея прийти без приглашения действительно… была глупой.
Оборачиваюсь на машину у себя за спиной, пытаясь оценить длину пути позора.
– Угу. – Через плечо я указываю на машину. – Тогда я… пойду.
Начинаю спускаться с крыльца и поворачиваюсь к машине, жалея, что выставил себя таким дураком.
– Нет, – поспешно произносит она. Потом отступает назад и открывает для меня дверь. – Входи, но тебя могут припахать к работе.
Я моментально испытываю облегчение, киваю и вхожу в дом. Окидываю гостиную быстрым взглядом и убеждаюсь, что она дома одна. Надеюсь, что так, в этом случае нам будет легче объясниться.
Она обходит меня, направляясь на кухню. Потом берет мерный стакан и продолжается свои занятия. Молча стоит ко мне спиной. Я медленно вхожу и вижу разложенные на столешнице испеченные вкусности.
– Готовишься к распродаже домашней выпечки? – спрашиваю я, обходя барную стойку, чтобы не созерцать только ее спину.
– Мама уехала на выходные. – Скай поднимает на меня глаза. – Она противница сахара, в ее отсутствие я отрываюсь.
Ее матери нет в городе, и она печет? Мне действительно не понять эту девчонку. Протягиваю руку к тарелке с печеньем и беру одно, взглядом спрашивая разрешения.
– Угощайся. Но имей в виду: раз я люблю печь, это не значит, что я большая мастерица.
И она переключается на миску перед собой.
– Значит, дом в твоем распоряжении и ты посвящаешь вечер пятницы выпечке? Типичный тинейджер, – поддразниваю я, откусываю от печенья, и бог мой! Она умеет печь. Теперь она нравится мне еще больше.
– Что мне ответить? – Она пожимает плечами. – Я бунтарская натура.
Я улыбаюсь, снова смотрю на тарелку с печеньем. Там этих штучек больше десятка, и, пока она не выгнала меня из дома, я рассчитываю съесть по меньшей мере половину. Хорошо бы еще к ним молока.
Она по-прежнему поглощена манипуляциями с миской, так что я решаю сам найти стакан.
– Молоко есть? – спрашиваю я, направляясь к холодильнику.
Она не отвечает, и я открываю холодильник, достаю молоко и наливаю себе стакан. Доедаю печенье, потом запиваю молоком. Морщусь, потому что это не молоко, а хрен знает что. Или оно испортилось. Перед тем как закрыть холодильник, смотрю на этикетку. Это миндальное молоко. Не хочу быть грубым, так что делаю еще один глоток и оборачиваюсь.
Подняв брови, Скай смотрит на меня в упор. Я улыбаюсь:
– К печенью всегда предлагают молоко. Хозяйка из тебя никудышная. – Хватаю очередное печенье и сажусь.
Она ухмыляется, а потом вновь поворачивается лицом к барной стойке.
– А я оставляю гостеприимство для приглашенных гостей.
– А-а! – смеюсь я.
Приятно слышать сарказм в ее голосе: это помогает мне расслабиться. Она включает миксер, сосредоточенно глядя на посудину перед собой. Мне нравится, что она не спросила, зачем я явился. Знаю, ей любопытно, что я здесь делаю, но я также знаю, что она невероятно упряма и наверняка не станет спрашивать.
Она выключает миксер и снимает лезвия, потом подносит одно ко рту и облизывает его.
Охренеть!
Я ловлю ртом воздух.
– Хочешь? Это немецкий шоколад.
– До чего любезно с твоей стороны.
– Заткнись и облизывай, а не то оставлю себе, – лукаво произносит она. Потом с улыбкой подходит к шкафчику и наполняет стакан водой. – Хочешь запить или будешь притворяться, что тебе нравится эта веганская гадость?
Я смеюсь и моментально пододвигаю к ней стакан:
– Я старался не подавать виду, но больше не могу это пить. Да, воды. Пожалуйста.
Она со смехом наливает мне воды, потом садится напротив. Берет шоколадное печенье с орехами и откусывает, не отрывая от меня взгляда. Она молчит, но я знаю: ей любопытно, зачем я здесь. Восхитительное упрямство: она еще не спросила меня об этом.
Понимаю, мне следует объяснить, почему я свалился на нее, как снег на голову, но я сам немножко упрямый, и мне хочется еще потянуть. Я даже кайфую от этого.
Мы молча пялимся друг на друга, пока она доедает свое печенье. Скай смотрит на меня с полуулыбкой, и от этого мой пульс учащается. Боюсь, если не отведу взгляд, то выпалю сразу все, что хочу сказать.
Чтобы этого не случилось, встаю и захожу в гостиную, желая осмотреться. Не могу больше наблюдать за тем, как она ест. Мне надо сосредоточиться на цели своего визита, потому что я уже начинаю о ней забывать.
На стенах висят фотографии, и я подхожу ближе, чтобы рассмотреть их. Фотографии, на которых она младше, чем сейчас, просто завораживают меня. Она действительно вылитая Хоуп.
Просто нереально смотреть в большие карие глаза маленькой девочки на фотоснимке. Если бы не тот факт, что на нескольких фотографиях она снята со своей матерью, я был бы убежден, что она и есть Хоуп.
Но она не может быть Хоуп, потому что мать Хоуп умерла, когда та была совсем маленькой. Если только Карен не мать Скай.
Меня бесит, что я продолжаю об этом думать.
– Твоя мама молодо выглядит, – говорю я, замечая небольшую разницу в возрасте между ними.
– Да, она молодая.
– Ты не похожа на нее. Наверное, в отца?
– Не знаю. – Она пожимает плечами. – Я не помню его.
Говоря это, она хмурится, но мне любопытно, почему она не помнит, как он выглядит.
– Умер?
Она вздыхает. Видно, что ей неприятно говорить об этом.
– Не знаю. Я его не видела с пяти лет.
Ясно, она не хочет говорить на эту тему. Возвращаюсь на кухню и занимаю свое место.
– И это все? Не будет никакой истории?
– О, история есть. Просто не хочу рассказывать.
Я вижу, что сейчас мне из нее ничего не вытянуть, поэтому меняю тему разговора.
– Печенье у тебя очень вкусное. Зря ты недооцениваешь свои кулинарные способности.
Она улыбается, но в это время звучит сигнал телефона на столешнице, и улыбка исчезает. Я смотрю на сотовый, а Скай вскакивает и бросается к плите. Распахивает дверцу, чтобы взглянуть на торт, и тут я понимаю, что она приняла этот сигнал за таймер духовки.
Беру телефон, когда она закрывает духовку и поворачивается ко мне.
– Тебе пришло сообщение. – Я смеюсь. – «Торт отличный».
Она закатывает глаза и бросает на столешницу прихватку, потом садится на свое место. Меня заинтриговал ее сотовый, тем более что раньше она говорила мне, будто у нее его нет.
– Я думал, тебе не разрешают пользоваться телефоном. – Я прикасаюсь к экрану и прокручиваю сообщения. – Или это просто жалкий предлог, чтобы не дать мне номер?
– Мне действительно не разрешают. На днях мне его подарила лучшая подруга. С него можно только посылать эсэмэски.
Я поворачиваю телефон дисплеем к ней:
– Что это за сообщения, черт возьми? – Я читаю вслух: – «Скай, ты прекрасна. Ты, пожалуй, самое совершенное существо во всей вселенной, и тому, кто с этим не согласится, не поздоровится». – Я украдкой смотрю на Скай, еще больше заинтригованный этой девчонкой. – О господи! Они все такие. Только не говори, что сама посылаешь их себе для повышения самооценки.
Она со смехом выхватывает телефон у меня из рук:
– Перестань. Не надо портить кайф.
– Бог мой, так и есть? Все эсэмэски от тебя?
– Нет, – обиженно произносит она. – От Сикс. Она моя лучшая подруга, которая уехала от меня на край света. И она скучает и не хочет, чтобы я грустила, поэтому каждый день посылает мне что-то приятное. По-моему, очень мило.
– Нет, ты так не думаешь. Ты считаешь их дурацкими и, вероятно, даже не читаешь.
– У нее самые хорошие побуждения. – Скай с независимым видом скрещивает руки на груди.
– Они тебе навредят, – поддразниваю я. – Смотри, как бы не лопнуть от раздувшегося самомнения!
Прокручиваю дисплей на ее сотовом и набиваю в свой телефон ее номер. Смешно было бы уйти отсюда без этого, и у меня появился подходящий предлог заполучить его.
– Придется исправить эту ситуацию, пока тобой не завладела мания величия. – Я отдаю ей сотовый и посылаю эсэмэску.
Твое печенье дерьмо. И не такая уж ты хорошенькая.
– Лучше? – спрашиваю я. – Гонору поубавилось?
Она со смехом кладет телефон на столешницу.
– Ты знаешь, как угодить девушке. – Она входит в гостиную и поворачивается ко мне. – Хочешь посмотреть дом?
Я не колеблюсь ни минуты. Конечно, я хочу пройтись по ее дому. Следую за ней и слушаю пояснения. Делаю вид, будто мне интересно, но на самом деле могу лишь сосредоточиться на звуке ее голоса. Пусть бы она говорила хоть всю ночь, я бы не устал ее слушать.
– Моя комната. – Она распахивает дверь спальни. – Будь как дома, но помни, что здесь нет совершеннолетних. Держись подальше от кровати. Мне запретили беременеть на выходных.
– Только на этих? – Я задерживаюсь в дверях и смотрю на нее. – Значит, планируешь залететь в следующие?
Она улыбается, а я захожу в ее комнату.
– Не-а. Подожду, пожалуй, еще несколько недель.
Мне не следует быть здесь. С каждой минутой, проведенной со Скай, она нравится мне больше и больше. Сейчас я нахожусь в ее комнате, и во всем доме нет никого, кроме нее и меня, не говоря уже о том, что нас разделяет кровать, от которой она посоветовала держаться подальше.
И чего меня сюда занесло?
Я пришел сюда показать ей, что я хороший парень, а не плохой. Почему же я смотрю на ее кровать и меня посещают совсем не хорошие мысли?
– Мне восемнадцать, – говорю я, не в силах унять воображение, рисующее ее в постели.
– Везет тебе! – смущенно произносит она.
Для объяснения я с улыбкой киваю на ее кровать:
– Ты велела держаться подальше от кровати, потому что здесь нет совершеннолетних.
Она цепенеет и судорожно вздыхает.
– О-о, – немного взволнованно произносит она, – я имела в виду девятнадцать.
Я в восторге от ее ответа, поэтому пытаюсь сосредоточиться на цели своего визита.
Действительно, зачем я здесь? Ибо в голове крутится одна мысль: постель, постель, постель.
Я здесь для того, чтобы изложить свою точку зрения. Необходимую, важную точку зрения. Отхожу как можно дальше от кровати и оказываюсь у окна.
Того самого окна, о котором я так много слышал за последнюю неделю в школе. Поразительно, какие вещи можно узнать, если просто молчишь и слушаешь.
Я высовываю голову и осматриваюсь по сторонам, потом отодвигаюсь от окна. Мне не нравится, что она не закрывает его. Это небезопасно.
– Это и есть скандально известное окно?
Если это замечание не направит разговор в нужную сторону, то не знаю даже, как мне быть.
– Чего тебе надо Холдер? – выпаливает она.
Поворачиваюсь к ней и вижу ее сердитый взгляд.
– Я что-то не то сказал, Скай? Или соврал, или выдумал?
Она сразу же подходит к двери и распахивает ее:
– Ты неспроста это сказал и дождался желаемой реакции. Доволен? Теперь можешь уходить.
Мне не нравится, что я разозлил ее, но я игнорирую ее требование. Отвернувшись, я подхожу к кровати сбоку и беру книгу. Небрежно листаю, а тем временем обдумываю, как начать разговор.
– Холдер, очень прошу тебя. Пожалуйста, уходи.
Я кладу книгу на место и сажусь на кровать. Скай уже и так разозлилась на меня, так что хуже не будет.
Она бросается к кровати и дергает меня за ноги, желая стащить на пол. Потом хватает меня за кисти, пытаясь приподнять с кровати, но я тащу ее к себе и переворачиваю на спину, прижимая ее руки к матрасу.
Теперь, когда она вне себя от злости, самое время рассказать ей то, ради чего я сюда пришел. Что я не плохой парень. Что я не был в колонии для несовершеннолетних. И тому парню от меня досталось не потому, что он был геем.
Но сейчас я прижимаю ее к матрасу, не имея представления, как до этого дошло. И черт бы меня побрал, если я сейчас в состоянии сформулировать хоть одну мысль! Она не пытается высвободиться, и мы пристально смотрим друг на друга, словно подначивая один другого пошевелиться первым.
Сердце сильно колотится в груди, и если я сейчас не отодвинусь от нее, то сделаю что-нибудь с ее губами и получу оплеуху.
Или ответный поцелуй.
Мысль заманчивая, но я не решаюсь. Отпускаю ее руки и провожу большим пальцем по кончику ее носа.
– Мука́. – Я отодвигаюсь от Скай и прислоняюсь к спинке кровати. – Достала меня.
Она не шевелится. Тяжело дыша, глазеет в потолок. Не знаю, о чем она думает, но больше не пытается выставить меня из комнаты, и это хорошо.
– Я не знал, что он гей.
Она поворачивает ко мне голову, все так же лежа на спине. Ничего не говорит, и я пользуюсь ее вниманием, чтобы подробно все объяснить.
– Я избил его, потому что он был урод. Я понятия не имел, что он гей.
Она без выражения смотрит на меня, потом снова поворачивается к потолку. Даю ей время обдумать мои слова. Она либо поверит мне, и ей станет стыдно, либо не поверит и будет продолжать злиться. В любом случае я не хочу, чтобы ей было стыдно или чтобы она злилась. Но в этой ситуации не остается других вариантов.
Молчу, ожидая хоть какого-то ответа.
Из кухни доносится звук, скорее напоминающий таймер духовки, чем сотовый.
– Торт!
С воплем она вскакивает и выбегает из спальни, а я остаюсь лежать в ее комнате на ее кровати. Закрываю глаза и прислоняюсь головой к спинке.
Я хочу, чтобы она мне поверила. Хочу, чтобы она мне доверяла и чтобы узнала правду о моем прошлом. Что-то подсказывает мне, что она не похожа на других людей, которых я встречал и которые разочаровывали меня. Просто я надеюсь, что не ошибаюсь на ее счет, поскольку мне нравится быть рядом с ней. Она заставляет почувствовать, что у меня есть цель. Больше года в моей жизни не было цели.
Я поднимаю взгляд: она входит с застенчивой улыбкой. Во рту у нее печенье, а другое в руке. Она протягивает его мне и плюхается на кровать рядом со мной. Со вздохом ложится головой на подушку.
– Пожалуй, мои слова о придурке, который ненавидит геев, были резковатыми. На самом деле ты никакой не темный гомофоб, отсидевший в колонии?
Миссия выполнена.
И это оказалось гораздо проще, чем я предполагал.
Я с ухмылкой растягиваюсь на кровати с ней рядом.
– Не. Вовсе нет. Весь прошлый год я жил с отцом в Остине. Не знаю, откуда взялась эта история с колонией.
– Почему ты не защищаешься от лжи?
Какой странный вопрос из уст человека, который целую неделю не защищался. Я бросаю на нее взгляд:
– А ты почему?
Она молча кивает:
– Туше.
Мы оба вновь глазеем на потолок. Я рад, что ее легко удалось переубедить и она не спорила, в особенности учитывая ее упрямство.
Рад, что не ошибся на ее счет.
– Твой комментарий по поводу окна? – спрашивает она. – Ты просто намекал на сплетни? И никакой подлости с твоей стороны?
Меня бесит, что она считала меня подлым, пусть даже на миг. Не хочу, чтобы она думала так обо мне.
– Я не подлец, Скай.
– Ты назойлив. По крайней мере, в этом я права.
– Я бываю назойливым, но не подлец.
– Ну а я не шлюха.
– И я не придурок, ненавидящий геев.
– Ну, все выяснили?
– Пожалуй, да, – смеюсь я.
На миг воцаряется тишина, а потом она делает глубокий вдох:
– Холдер, прости меня.
– Ладно, Скай, ладно.
Я пришел сюда не за извинением. Не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой.
Она ничего не говорит, и мы оба продолжаем глазеть на звезды. Я испытываю неловкость, потому что сейчас мы лежим на ее кровати, и, как бы я ни старался не замечать влечения к ней, это нелегко, когда она так близко.
Интересно, считает ли она меня привлекательным. Я почти уверен, что да, поскольку замечаю всякие мелочи, которые она пытается скрыть, когда я рядом. Как в тот раз, когда она пялилась на мою грудь во время пробежки. Или как у нее перехватывает дыхание, когда я наклоняюсь к ней. Или как она всегда сдерживает улыбку, когда пытается разозлиться на меня.
Не знаю, что она обо мне думает и что чувствует, но одно знаю точно: она определенно не равнодушна ко мне, как к Грейсону, что видно по ее поведению.
Думая о случае на парковке и о том, что всего несколько часов назад она целовалась с ним, кривлю губы в ухмылке. Наверное, не стоит ее об этом спрашивать, но мне ужасно претит мысль, что она кого-то целует, в особенности Грейсона. И если когда-нибудь выпадет шанс целовать ее, мне необходимо знать, что с ним у нее этого больше не будет.
Никогда.
– Хочу спросить тебя кое о чем, – начинаю я, мысленно готовясь и зная, что она наверняка не захочет об этом говорить. Но мне надо знать, что она чувствует. Делаю глубокий вдох и поворачиваюсь на бок лицом к ней. – Почему ты позволила Грейсону так обращаться с тобой на парковке?
Она морщится и слегка качает головой:
– Я уже говорила. Он не мой бойфренд, и не он подбил мне глаз.
– Я спрашиваю не из-за этого, а потому, что видел твою реакцию. Он тебя раздражал. Ты даже заскучала. Просто пытаюсь понять, почему ты позволяешь ему делать все эти вещи, если не хочешь, чтобы он к тебе прикасался.
Она на секунду умолкает.
– Неужели мое равнодушие было настолько очевидным?
– Ага. Даже с расстояния в пятьдесят ярдов. Удивляюсь, почему он не понял намека.
Она моментально поворачивается на бок и опирается на локоть:
– Сама удивляюсь. Уж сколько раз я отшивала его, но он не может остановиться. Все это жалко и неприятно.
Не могу даже описать, до чего здорово слышать эти слова.
– Да зачем же тогда позволяешь?
Она не отводит взгляда, но не отвечает мне. Мы так близко друг от друга. На ее кровати. Ее губы совсем рядом.
Так близко.
Мы оба почти одновременно поворачиваемся на спину.
– Сложно объяснить, – говорит она.
В ее голосе слышится грусть, а я пришел сюда определенно не для того, чтобы заставить ее грустить.
– Не надо ничего объяснять. Мне просто стало любопытно. Это действительно не мое дело.
Она подкладывает руки под голову.
– У тебя были серьезные отношения с девушкой?
Я не имею представления, к чему она клонит, но необходимо поддержать разговор.
– Угу. Надеюсь, ты не собираешься выспрашивать подробности…
– Я не потому спрашиваю. – Она качает головой. – Что ты чувствовал, когда целовал ее?
Определенно не понимаю, к чему она клонит, но все же стараюсь ответить. Это самое меньшее, что я могу сделать, раз уж пришел сюда без приглашения, потом едва не подпортил ее репутацию, пытаясь растолковать свою точку зрения.
– Хочешь, чтобы я ответил честно?
– Только этого я и хочу, – повторяет она мои слова.
– Хорошо, – ухмыляюсь я. – Пожалуй, испытывал сексуальное возбуждение.
При этих словах она судорожно вздыхает, клянусь! Правда, быстро приходит в себя.
– У тебя бывает нервный озноб, потные ладони, учащенное сердцебиение и все такое прочее? – спрашивает она.
– Угу. Не со всякой, но со многими.
Она наклоняет ко мне голову и вопросительно поднимает брови, что вызывает у меня улыбку.
– Не так уж много их было, – говорю я.
По крайней мере, я не считаю, что их было много. Не знаю, что в данном вопросе значит «много», и к тому же разные люди имеют разные мерки.
– В чем твоя проблема? – спрашиваю я и вздыхаю с облегчением, потому что она не просит меня уточнить, сколько именно их было.
– Проблема в том, что я не испытываю ничего подобного. Когда я встречаюсь с парнями, то совсем ничего не чувствую. На меня находит оцепенение. Поэтому иногда я даю волю Грейсону. Не потому, что мне это нравится, а потому, что приятно ничего не чувствовать.
Я совершенно не ожидал подобного ответа. Сомневаюсь, что он мне нравится. То есть прекрасно, что она ничего не испытывает к Грейсону, но какого черта она разрешает ему добиваться своего?
Не радует ее признание, что она никогда ничего не чувствует, но могу честно сказать: когда я рядом с ней, дело обстоит иначе.
– Знаю, что это полная чушь, и не думай, я не лесбиянка, – смущенно произносит она. – Просто до тебя меня ни к кому не влекло. Почему – не знаю.
Я быстро поворачиваюсь и смотрю на нее, думая, что неправильно ее понял. Но по тому, как она поспешно закрывает лицо рукой, я догадываюсь: я все понял правильно.
Ее ко мне влечет.
И она не собиралась в этом признаваться.
Но это случайное признание может изменить мою жизнь.
Беру ее за запястье и отвожу руку от лица. Знаю, что сейчас она смущена, но не собираюсь оставить ее слова без внимания.
– Тебя ко мне влечет?
– О господи! – сокрушается она. – Твоему самомнению это явно не пойдет на пользу.
– Похоже на то, – со смехом соглашаюсь я. – Давай-ка скорее обидь меня, пока оно не выросло до размеров твоего.
– Тебе нужно постричься, – выпаливает она. – У тебя волосы в жутком состоянии. Они лезут тебе в глаза, ты начинаешь косить и постоянно отводишь их с лица, как Джастин Бибер, а это очень отвлекает.
Я знаю, что у нее нет доступа к Интернету, и не придаю значения тому, что Джастин Бибер уже давно постригся. Тяну себя за волосы и снова падаю на подушку.
– Чувак! Зачем же так обижать? Похоже, ты давно об этом думаешь.
– С понедельника.
– Мы и познакомились в понедельник. Так что формально ты преисполнилась ненавистью к моим волосам с момента знакомства.
– Не говори ерунды.
Я смеюсь. Интересно, можно ли влюбиться за какое-то одно свойство, или влюбляешься сразу в человека в целом? Потому что мне кажется, я влюбился в ее ум. И резкость. И возможно, в ее губы, но я не позволю себе долго пялиться на них.
Черт! Я насчитал в ней уже три привлекательных свойства, а нахожусь здесь всего час.
– Не могу поверить, что ты считаешь меня горячим, – нарушая молчание, говорю я.
– Заткнись.
– Наверное, ты тогда притворилась, будто упала в обморок, чтобы тебя подхватили горячие, потные мужские руки.
– Заткнись.
– Могу поспорить, ты мечтаешь обо мне по ночам, прямо в этой постели.
– Замолчи, Холдер.
– Возможно, ты даже…
Она зажимает мой рот ладонью:
– Ты гораздо сексуальнее, когда молчишь.
Я умолкаю, но только потому, что хочу насладиться успехами этого вечера. Все вышло гораздо лучше, чем я мог ожидать. С каждым мгновением она нравится мне больше и больше. Мне нравится ее чувство юмора и то, как она понимает меня. Она первая девушка, которая не заставила меня пожалеть о затраченных усилиях.
– Мне скучно, – говорю я в надежде, что вместо разглядывания потолка она предложит какое-нибудь другое, более интересное занятие.
Хотя, если придется выбирать из двух вещей: ночь напролет пялиться в потолок или идти домой – я с радостью выберу первое.
– Так иди домой.
– Не хочу, – решительно говорю я. Я отлично провожу время и не хочу уходить. – Чем ты развлекаешься? У тебя нет ни Интернета, ни телевизора. Ты что, просто сиднем сидишь целый день и думаешь, какой я горячий?
– Читаю. Много. Иногда пеку. Иногда бегаю.
– Читаешь, печешь и бегаешь. И мечтаешь обо мне. Какая у тебя захватывающая жизнь.
– Мне нравится.
– Мне тоже, в общем-то, нравится.
И это правда. У нас уже есть совместные пробежки. Она может этого не осознавать, но нас объединяют мечтания. Я не пеку, но мне нравится, как печет она.
Чтение – иное дело. Я читаю по мере необходимости, но это бывает нечасто. Но у меня вдруг возникает желание узнать обо всем, что интересует ее: например, о книгах. Протягиваю руку за томом на ночном столике:
– Вот, почитай.
– Хочешь, чтобы я почитала вслух? Тебе настолько скучно?
– Чертовски.
– Это роман.
Она произносит это слово как предупреждение.
– Я уже сказал. Чертовски скучно. Читай.
Она пожимает плечами и поправляет подушку, потом начинает:
– «Через три дня после моего рождения регистратура роддома все-таки заставила их сделать выбор. Родители решили взять первые три буквы от обоих имен и сошлись на компромиссном варианте – Лейкен…»
Она продолжает читать, и я не останавливаю ее. Прослушав несколько глав, я так и не понял, чем вызван мой скорострельный пульс – ее голосом или сексуальным напряжением сюжета. Может быть, тем и другим вместе. Скай реально следует подумать о карьере чтеца, озвучивающего рекламные ролики, или аудиокниги, или что-то в этом роде, потому что ее голос…
«Он бесшумно пересекает комнату…»
Ее голос замирает.
«…и наклоняется, чтобы схватить…»
И она… отключается. Книга падает ей на грудь, и я тихо смеюсь, но не встаю, потому что, если она заснула, это не значит, что я готов уйти.
Лежу рядом с ней с полчаса, снова убеждаясь, что я определенно влюблен в ее рот. Смотрю, как она спит, и тут пищит мой телефон. Немного отодвигаю ее от себя и достаю из кармана аппарат. Это пишет Дэниел.
Чувак, Вэл слетела с катушек. Кажется, я около «Беркер гинг», приезжай за мной, не могу рулить. Я напился и ненавижу ее.
Сразу же отвечаю.
Хорошая мысль. Оставайся на месте. Приеду через полчаса.
Засовываю телефон в карман, но он опять пищит, сообщая о новой эсэмэске.
Холдер?
Качаю головой и отправляю ответную эсэмэску со словом «Да?». Он немедленно отвечает.
О-о, это хорошо. Хотел убедиться, что это ты, чувак.
Боже правый! Он не просто напился.
Я встаю и беру у Скай книгу, кладу на ночной столик, заложив страницу, чтобы был предлог вернуться завтра. Потом иду на кухню и минут десять посвящаю наведению порядка. Клянусь, можно подумать, она обратила свое негодование на муку, если учесть то количество, которое мне пришлось вымести. Завернув всю еду в пищевую пленку (минус несколько конфискованных печенек), я возвращаюсь в ее спальню и сажусь на край кровати.
Она храпит.
Меня это умиляет.
Блин! Уже четыре привлекательных свойства.
Мне действительно пора.
Перед тем как уйти, я медленно наклоняюсь вперед, боясь разбудить ее. Не могу покинуть ее, не бросив пробный шар. Продолжаю медленно наклоняться к ней и, прикоснувшись губами к ее рту, целую ее.
