Глава 9

Сумерки. Возле барбекю стоит Джей Ти в фартуке, на котором нарисованы стручки острого красного перца. Марион режет салат и поглощает пиво с такой скоростью, будто решила посоревноваться с Джей Ти.

Тесс не готовила ничего. Она совершенно не помогала, но Марион и Джей Ти не обращали на это никакого внимания. Последний раз, когда кто-то готовил для нее, было семь лет назад. Тесс поняла, что она никак не может избавиться от воспоминаний. Женщина сжала пальцами бедра, в животе у нее росла тревога. Для обеда она всегда должна была выглядеть идеально: с прической, макияжем и безукоризненно одетой. В таких случаях Саманту надо было кормить раньше времени, чтобы девочка спокойно играла в прихожей, где Джим мог наслаждаться ее видом. В этом случае дочка его не беспокоила. Стол должен был быть накрыт определенным образом: со свежими цветами, зажженными свечами, вилками слева от тарелки, десертной ложечкой над ней, а ножом и ложкой – справа. Дом с тремя спальнями должен быть идеально отдраен, деревянный пол – пахнуть лимонным воском, а ковры – пропылесосенными и свободными от детских игрушек.

Джим выбрал этот дом из-за великолепных резных деревянных наличников на окнах и камине. В других старых домах такие наличники обычно закрашивались в белый, оливковый или кремовый цвета. Прекрасная текстура старого дерева исчезала – но не в их доме. Джим вручил ей эти изумительные узоры как драгоценные камни. Они существовали уже сто двадцать лет. Эти узоры наделяли их дом классом и элегантностью, достойными всеми уважаемого полицейского офицера. И она должна была внимательно следить, чтобы не дай бог ничего с ними не случилось.

Когда Саманте был годик, ей в руки попалась лопатка, покрытая соусом для спагетти. Ребенок стал радостно размахивать ею – и мгновенно покрыл красным веществом не только всю себя, но и стены, и дубовый подоконник. Две капли попали на стодвадцатилетний узор, и Тереза никак не могла убрать их оттуда. Она перепробовала все, что было возможно, но безрезультатно. Наконец Тесс поставила там горшок с цветком на кружевной салфетке в надежде, что Джим не заметит, что она не смогла сохранить узор в неприкосновенности.

Через две недели Джим вытащил ее из постели в два часа ночи и притащил на кухню. Там он вручил ей наждачную бумагу и морилку. Он простоял над нею до семи утра, наблюдая, как она наждачной бумагой оттирает пятна, а потом прокрашивает узор морилкой. Лицо его было угрюмым, а руки он держал сложенными на груди. Саманта плакала на втором этаже.

Джим заставил ее работать до тех пор, пока от усталости у нее не стали отваливаться руки, глаза – закрываться, а ее дочь – захлебываться в плаче, выкрикивая ее имя у себя в спаленке…

Тесс вцепилась пальцами в диванную подушку, чтобы руки прекратили трястись. Те дни остались в далеком прошлом. Теперь она может отдыхать, если хочет. Может одеться к обеду в старую майку и шорты. Может играть со своей дочерью на полу в гостиной и не бояться, что кубик «Лего» закатится под диван и вызовет позже настоящий скандал. Она может забыть о косметике и просто быть самой собой.

Если бы она еще могла понять, какая она…

Тесс перекатилась на живот и осторожно вытянула спину. Та болела. Джей Ти устроил ей жесткую тренировку по плаванию и поднятию тяжестей. Женщина подумала, что у нее все же есть какие-то мускулы, потому что кости не могут так болеть.

Большинство упражнений Джей Ти выполнял вместе с ней. Он растягивался. Он делал пятьдесят отжиманий и двести наклонов для пресса. Потом он встал на голову, прислонившись спиной к стене, и стал доставать пальцами ног до земли, не сгибая колен. Вверх-вниз, вверх-вниз. Ее пресс болел, когда она просто наблюдала за ним.

– Прежде чем ляжешь, прими пару таблеток Адвила, – посоветовал Джей Ти от мангала. – Завтра утром скажешь мне спасибо.

– Если доживу до завтра, – пробормотала Тесс. Она повернулась на бок. Ребра у нее тоже болели. Она и не думала, что на них тоже есть мускулы.

– Еда готова. Садись, ешь. После обеда прогуляемся. Главное, чтобы у тебя не начались судороги.

– А-а-а-а, – простонала женщина.

– Никакого нытья, не забывай.

– Ради бога, Джей Ти, налей женщине бокал вина и расслабься, пока ты ее окончательно не убил.

Тесс посмотрела на Марион сначала с удивлением, а потом с благодарностью. Бóльшую часть дня сестра Джей Ти никуда не выходила. Тесс могла определить ее месторасположение по запаху бесконечных сигарет, которые она курила не переставая. Сейчас агент была одета в легкие льняные брюки и классическую блузку кремового цвета с рукавами свободного кроя и изящными манжетами. Волосы ее были убраны вверх на французский манер, тонкие золотые сережки покачивались в ушах, пояс тоже был отделан золотом. Она выглядела как светская дама на дачной вечеринке в высшем обществе. Однако ее лицо нарушало всю гармонию. Его тонкие черты были как неподвижная маска, а голубые глаза разглядывали окружающих жестким, подозрительным взглядом. Когда она двигалась, ее походка напоминала движение бульдозера, который впечатает вас в землю, если вы вовремя не отойдете в сторону.

Тесс была уверена, что если бы Марион Макаллистер довелось бы встретиться с Джимом Бекеттом, то она сначала нажала бы на спусковой крючок, а потом начала бы задавать вопросы.

Ели они на веранде. Марион приготовила салат с легким малиновым уксусом. Джей Ти зажарил на решетке куриные грудки и подал их вместе с диким рисом и фасолью. Он сказал Тесс, что ей необходим белок, и положил на ее тарелку лишнюю ложку риса и фасоли.

Женщина съела все – у нее вдруг обнаружился волчий аппетит, который был для нее очень необычен. Сначала она ела при помощи приборов, стараясь соблюдать светские манеры, а потом последовала примеру Джей Ти, отрывая полоски куриного мяса и отправляя их в рот при помощи пальцев.

– А Фредди вернется? – спросила она с набитым ртом.

Джей Ти и Марион обменялись взглядами.

– Нет, – ответил мужчина, не отрывая взгляда от сестры.

Марион пожала плечами. Она съела только салат и половинку грудки цыпленка. Тесс же, после того как мучилась почти целую минуту, положила себе еще одну половинку.

– Не увлекайся, – предупредил Джей Ти.

– Я знаю, что делаю.

Диллон поднял бровь, но ничего не сказал. Несмотря на все его предупреждения, сам он съел целых две грудки и три порции дикого риса с фасолью. Жевал он сосредоточенно и запивал еду большими глотками холодного чая.

Время от времени Тесс видела, как глаза Джей Ти останавливаются на пиве, которое пила Марион. Смотрел он на него с плохо скрываемой жаждой.

– И чем же вы занимались сегодня в вашем тренировочном лагере? – спросила, наконец, Марион. Покончив с едой, она откинулась на стуле и закурила.

– Плаванием и поднятием тяжестей, – с готовностью ответила Тесс.

– Ей еще много чему надо учиться, – добавил Джей Ти.

Беседа затихла. В молчании они слушали отдаленное стрекотание сверчков и редкие звуки колибри в кактусах.

– А вы умеете плавать? – спросила Тесс у Марион.

– Немного.

– Она предпочитает лошадей. Занимается выездкой, – Джей Ти отодвинул тарелку и посмотрел на сестру. – По крайней мере, занималась, когда была помоложе.

– Я прекратила.

– Ну да, конечно.

– В этом не было никакого смысла, – резко объяснила Марион. – Никто не ездит на лошадях в реальной жизни. Это умение невозможно ни продать, ни использовать. Никчемная потеря времени.

– Ты так думаешь? – Вопрос Джей Ти прозвучал вполне нейтрально. Он сидел, вертя в пальцах влажный бокал, то вытирая с него конденсат, то вращая на ножке. – Я видел, как ты каталась. Мне кажется, у тебя здорово получалось.

– Ты видел, как я каталась?

– Ну да. Видел. Никак не мог понять, как тебе это удается. Такая кроха – и управляет на площадке чудовищем, весящим двенадцать сотен фунтов… Мне всегда казалось, что ты скорее лошадь, чем человек.

– Я никогда не видела тебя на площадке.

– Мне не хотелось мешать.

– Понятно, – в голосе Марион слышалось недоверие.

– А чем ты занималась? – Джей Ти повернулся к Тесс.

– Кто? Я?

– Ну, у тебя же было детство, если в этих рассказах про аистов есть хоть какая-то правда.

Она не ожидала такого вопроса. Она вообще не привыкла, чтобы кто-то интересовался ею самой.

– Ходила в герлскаутах, – ответила она, подумав. – У меня никогда не было хобби или чего-то в этом роде. После школы я работала. У моих родителей был небольшой универсальный магазин с маленьким кафе. Сыр, помадка, домашняя стряпня… Работать приходилось много.

– Родители работали? – уточнила Марион. – Новая Англия, правильно? У вас северный акцент. – Она говорила это, как будто делала заметки на память у себя в голове.

– Успокойся, девочка, – легко сказал ей Джей Ти и с улыбкой взглянул на Тесс. – Прости, Марион. В отличие от тебя, мы в детстве никогда не работали – папаша женился на деньгах. И теперь Марион пытается нагнать то, что не успела в те годы. Она превратилась в настоящего трудоголика. Мы больше никуда ее с собой не берем. А то она сразу пытается арестовать хозяев за попытку уклонения от уплаты налогов.

– Хоть кто-то из нас должен заниматься систематической работой – тебе-то это точно не дано, – Марион погасила сигарету, достала следующую и обратилась к Тесс: – Хотите узнать побольше о вашем герое? Могу рассказать.

– Ой-ой, – сказал Джей Ти.

– Когда Джей Ти было семнадцать лет, он занимался военно-прикладным ориентированием. Знаете, что это такое?

Тесс отрицательно покачала головой. Атмосфера за столом становилась все напряженнее. Джей Ти не шевелился, но черты его лица окаменели, в углах губ появились вертикальные морщины. Марион наклонилась вперед и продолжила:

– Ориентирование – это скандинавский вид спорта, который появился между двумя мировыми войнами. Смысл состоит в том, что вас одного отправляют в лес с детальной топографической картой и тринадцатью базами…

– Флажками, – подсказал Джей Ти.

– Флажками, которые вы должны там отыскать. У вас есть компас, карта и три часа времени, чтобы найти как можно больше этих флажков. Довольно жесткий вид спорта. Маршруты разделяются по степени сложности: самые сложные – синие и красные – это даже не маршруты как таковые, а просто флаги, установленные в чаще леса. Приходится ломиться сквозь подлесок, забираться на горы и переходить быстрые реки. Люди теряются, люди получают травмы. Надо хорошо понимать, что вы делаете.

– Я знал, что делаю, – вмешался Джей Ти. – Ведь я же вернулся.

– С трудом, – Марион сосредоточила все свое внимание на Тесс. – Так вот, представьте себе семнадцатилетнего Джей Ти, который к тому же лопается от самонадеянности. Вы думаете, что это сейчас с ним тяжело иметь дело? Видели бы вы его тогда…

– Тогда я был просто святым.

– Замолчи. Эти соревнования, особенно категории А, – большое мероприятие. Вы соревнуетесь в своих возрастных группах и получаете призы. Наш отец всегда был первым на синем маршруте – самом сложном. Всегда выигрывал первый приз. Потом у нас пошел Джей Ти, который был еще слишком молод для синего маршрута. Ему семнадцать, самый сложный для него маршрут – красный, и он с успехом его проходит. Все уверены, что победа у него в кармане, и только и обсуждают, как отец выиграет синий маршрут, а сын – красный. Полковник уже освобождает места для призов на каминной полке…

Ее челюсти сжались, а взгляд стал жестким.

– И вот наступает утро соревнований. Утро соревнований. И что вы думаете, Джей Ти регистрируется в своей категории на красный маршрут? Нет, он регистрируется на синий. Семнадцатилетний сосунок регистрируется на синий маршрут!

– Потому что красный я уже проходил раньше, – вмешался Джей Ти. – Мне хотелось чего-то новенького.

– Но ведь у тебя не было шансов победить.

– Кубок – это просто кусок дешевого металла, который собирает на себя всю пыль в комнате.

– Так что же все-таки произошло? – требовательно спросила Тесс.

– Вот этот вот Эйнштейн, – голос Марион стал глухим, – отправляется на маршрут. Через три часа его нигде нет. Еще через два часа начинают собираться поисковые партии, как вдруг прямо из подлеска появляется это недоразумение. Которое рычит, кричит и ругается на чем свет стоит. Матери закрывают уши детей и все видят, что это Джей Ти собственной персоной. Половина его лица превратилась в кровавую маску, обе руки изранены, а нога в колене просто висит на ниточке. Он, видите ли, упал с холма.

– Такое иногда случается.

– Такого не случилось бы, если бы ты шел по красному маршруту.

– Но это случилось, а я все-таки вернулся, – Джей Ти с хитрой улыбкой повернулся к Тесс. – Прошел две мили со сломанным коленом. Как это с точки зрения cojones?

– Полный идиотизм, – пробормотала Марион.

– На Полковника это произвело впечатление. – Голос Диллона был обманчиво невинным, но Марион вся передернулась. – Такие вещи папочка уважал. – Джей Ти не отрывал глаз от лица своей сестры. – Превозмочь боль, доказать, что у тебя есть яйца, пройти маршрут на сломанных ногах. Показать, что ты настоящий м-у-ж-и-к.

Марион молчала, но сигарета в ее пальцах подрагивала.

– Знаешь, он был не прав, – Джей Ти отодвинул бокал, который стоял перед ним. – Ему надо было позволить тебе, Марион, принять участие во всем этом. И в ориентировании, и в реконструкции событий Гражданской войны. Я ведь научил тебя ориентироваться по компасу, помнишь?

– Нет.

– А как насчет моей пистонной винтовки? Ты ведь следила, как я вырезáл ложе и приклад из черного ореха. Помнишь или тоже забыла, Марион? Ты, наверное, предпочла все забыть.

Сестра предпочла промолчать.

– А вот я помню, – мягко сказал Джей Ти. – Я помню, как ты следила за тем, как я выковывал ствол и спусковой крючок. У меня на эту чертову винтовку ушел целый год, и каждый день ты наблюдала за мной. Помню, как ты решила ее поднять – тебе было лет десять-одиннадцать. Но при длине в четыре с половиной фута и весе в полные двенадцать фунтов она оказалась для тебя несколько великовата. Ты никак не могла оторвать конец ствола от земли. А потом я поднял ружье до уровня пояса, так, чтобы ты могла зарядить его. И тогда ты засыпала в него порох, вставила пыж и забила шомполом пулю в ствол. Я вставил пистон и взвел курок. И потом мне оставалось только приложить винтовку к плечу, прицелиться и выстрелить. Помнишь, Марион? Хоть что-то ты помнишь, черт тебя побери?

– Ты лжешь.

– Почему? Почему я должен лгать об этом?

– Потому что ты всегда это делаешь, Джей Ти. Выдумываешь небылицы.

– О пистонной винтовке?

– Ты не переносишь правды, братец. Ты не можешь жить с сознанием того, как сильно рассчитывал на тебя отец и как сильно ты, в конце концов, его подвел.

Костяшки пальцев на руках у Джей Ти побелели, а потом он вдруг оттолкнулся от стола.

– Ну конечно, Марион. Ты, как всегда, права. – Он встал и стал собирать грязную посуду. – Все произошло именно так, как ты и говоришь, а единственным преступлением отца было то, что он не давал тебе играть в мужские игры. Ты ведь у нас любишь работать, поэтому наверняка выиграла бы приз по ориентированию.

– Теперь мы этого никогда не узнаем, правда?

– Да, не узнаем. Но зато у тебя есть кубки за выездку.

– Да кому нужна эта выездка?

– Она была нужна тебе, Марион.

Она встала, не глядя на брата, с грохотом схватила три тарелки со стола и исчезла за дверью.

Джей Ти продолжал смотреть ей вслед, замерев с двумя бокалами в руках.

– Ты прости ее, – пробормотал он через какое-то время. – Она иногда бывает невыносима. – Продолжил собирать немытую посуду короткими, резкими движениями. – Подай мне миску.

– Я помогу.

– Да не надо – у тебя, должно быть, все болит…

Джей Ти не смотрел на Тесс. Он смотрел на поверхность стола и говорил резким голосом. И все-таки она видела, как на него спускается темнота, которая обнимает его за плечи и закрывает мышцы на его шее. Лампы на веранде освещали его лицо, но не могли проникнуть сквозь маску, которая на нем застыла. Двигались только его руки – длинные грубые пальцы что-то переставляли, брали, складывали на столе. Приподнимали, подталкивали, пошлепывали, отбивали ритм разочарования и гнева, который прокатывался по всему его телу и уходил глубоко в землю.

– Прими Адвил, – велел он еще раз. – Отдохни. Тебе предстоит очень много работы, Энджи. И она будет совсем непростой.

– Хорошо, – Тесс все еще не двигалась.

– Иди в дом, Анджела.

– Могу что-нибудь прихватить.

– Мне не нужна твоя помощь.

Она осталась стоять рядом с ним, сама не зная, чего от него хочет, и не понимая, зачем это делает. Внимательно изучала его лицо, пытаясь увидеть что-то, чего не заметила раньше. Выражение его лица не предвещало никаких чудес.

– Ты и… твоя сестра. Вы выросли, занимаясь этим, правда?

– Занимаясь чем? – Он закончил складывать миски и тарелки и теперь занялся столовыми приборами.

– Военно-прикладным ориентированием, реконструкцией событий Гражданской войны. Выездкой лошадей и охотой. Плаванием.

– Этим занимался я, но не Марион. Полковника больше интересовал сын, чем дочь. Какое-то время это работало, а потом я стал старше и упрямее, перестал выигрывать кубки и устал от стрельбы по мишеням. А может быть, Полковник просто перестал доверять мне и не хотел, чтобы я находился в его присутствии с оружием. Он далеко не дурак.

Тесс поежилась.

– Поэтому совместные походы отца с сыном закончились, – продолжил Джей Ти. – Я всерьез занялся плаванием и стал чемпионом штата на дистанции одна миля вольным стилем. Полковник считал, что плавание – это спорт для девчонок. Думаю, что ему не нравились мужчины, бреющие ноги. – Джей Ти собрал оставшиеся бокалы.

– Мне бы хотелось всему этому научиться, – мягко сказала Тесс. – Хотелось бы, чтобы в моей семье тоже этим занимались. Чтобы у меня был старший брат, или дядя, или кто-то еще, кто мог бы научить меня самозащите, рассказать все об оружии или о выживании в критических условиях. Или хотя бы как ориентироваться по компасу. Мне бы хотелось знать это с детства.

– Да, мы с Марион очень жесткие ребята, – Джей Ти повернулся к ней. Его глаза были пустыми и ничего не выражали. – Очень жесткие. Завтра мы займемся стрельбой, – сказал он, унося посуду в дом.

Тесс спала, и, как и всегда, Джим пришел к ней во сне. Во мраке ночи она опять оказалась в Уильямстауне, в своей постели, с одеялом, натянутым до самого подбородка.

Он вылезет из стенного шкафа, подумала она. Ее мать говорила, что монстров в природе не существует, но мать врала ей, так как не хотела верить в существование таких людей, как Джим Бекетт.

Он вылезет из шкафа. Беги, Тесс, беги.

Но бежать она не могла. У нее не было мускулов. Она была бесформенной кучей, слабой и беззащитной пуховой подушкой.

Где-то вдали заплакал ребенок. Она знала, что обязана пошевелиться. Ты должна защитить Сэм. Ты должна защитить Сэм.

Слишком поздно. Дверь шкафа распахнулась, и он вошел в комнату, улыбающийся и поигрывающий бейсбольной битой золотистого оттенка.

– Ты скучала по мне, Тереза? Я скучал.

Она заскулила. В ее горле застряла мольба, и Тесс поняла, что умрет. Саманта прекратила плакать – может быть, почувствовала опасность? Боже, пусть она не плачет. Если только она будет лежать молча достаточно долго…

Джим прислонился к стене и постукивал битой себя по колену.

– Где Сэм? – спросил он.

– Ее нет, – прошептала она. Не плачь, Сэм. Ну, пожалуйста, не плачь.

– Скажи же мне. Ведь я ее отец. У меня есть права, – Джим поднял биту и направился к кровати. – Я убью тебя, Тереза, и Саманта будет только моей. А ты ничего не сможешь с этим поделать.

Бита взлетела вверх; не прекращая скулить, Тесс наблюдала, как та достигла своей высшей точки. Дом был тих, и ее дочь тоже молчала. Плач прекратился.

– Главное – это дисциплина, – прошептал Джим, и бита со свистом полетела вниз.

В ужасе Тесс проснулась. Ее рука уже тянулась к телефонной трубке. Надо позвонить Диффорду и услышать голос Саманты. Тесс судорожно ухватилась за телефонную трубку – она лежала в кровати со вздымающейся грудью и струйками пота, стекающими по ее щекам.

Медленно она заставила свои пальцы расслабиться. Звонить Саманте в ее убежище опасно, так же как опасно делать что-нибудь, что может соединить их вместе. Если вы хотите обеспечить ей безопасность, говорил Диффорд, забудьте о ней.

И Тесс почти забыла. Она обняла свою девочку, поцеловала в сладко пахнущую макушку и забыла про нее.

И вот сейчас она лежала в постели, прижимая к себе подушку, как будто это была маленькая девочка, и скучая по запаху детской присыпки. Шесть часов утра по массачусетскому времени. Сэм еще не проснулась. Хорошо ли она спит в этом своем убежище или ее мучают кошмары, как это иногда случалось раньше? Когда это происходило, Тесс ложилась вместе с ней и рассказывала сказку про Золушку девочке, которая благоухала запахом бесслезного шампуня «Джонсон & Джонсон». Так проходила ночь, а наутро Сэм, как и любой ребенок, бывала весела как ни в чем не бывало и улыбалась во весь рот.

Тесс желала для своей дочери гораздо большего, чем эти бесконечные переезды из города в город и жизнь в постоянном страхе. Она хотела, чтобы Сэм росла сильной и умной. Она хотела, чтобы ее дочь знала, что она красива и любима, потому что родители Тесс никогда ей такого не говорили.

Она хотела, чтобы Сэм была счастлива, и это желание, как ночная пелена, накрыло ее всю, с головой. Она не знала, как подарить девочке радость. Она не была уверена, что знает, как быть хорошей матерью. У нее не было примеров для подражания.

Четыре часа утра. Тесс выбралась из постели, дрожа от холода и чувствуя тупую боль в ноге. Она увидела, как Джим выходит из шкафа, и услышала удар бейсбольной биты по своей ноге.

Я убью тебя, Тереза. Сэм будет моей.

Тесс на цыпочках прошла через замерший дом. Не зная, что ей делать дальше, женщина решила последовать примеру Джей Ти. Прыгнув в бассейн, она поплыла.

Эдит Магер гордилась своим садом. Всю жизнь она провела в одиночестве, так и не встретив своего Мистера Совершенство. К сорока годам она уже знала, что ей суждено прожить жизнь одинокой, бездетной старой девы, и смирилась с этим. Вместо детей у нее был ее сад, где каждый цветок, листок или побег были для нее драгоценными.

С весны до осени Эдит работала в своем саду каждый день. На тех шести улицах, которые располагались в непосредственной близости от нее, жители считали, что у нее самый красивый двор, и даже новые жильцы, которые купили дом прямо на углу, следили, чтобы их большие лабрадоры не забежали к ней в сад.

Сейчас Эдит готовила свои клумбы к осени. Обычно поздний сентябрь в Ленноксе, штат Массачусетс, был роскошен – листья на деревьях окрашивались в яркий золотой цвет, а небо приобретало невероятный голубой оттенок. Однако в этом году похолодало не по сезону быстро. В прогнозах погоды по телевизору уже сообщали о возможных заморозках, и даже крепкие орешки, которые клялись, что никогда не включают отопление до первого ноября, начинали задумываться об обогреве своих домов. Эдит еще не решила, включит ли отопление, но вот за садом присмотрит обязательно. Она твердо верила в то, что человек должен готовиться к будущему, именно поэтому она смогла уйти на пенсию в шестьдесят лет, и ей не пришлось батрачить до шестидесяти четырех, как многим другим. День был специально создан для работы в саду: громадный клен во дворе окрасился сотнями оттенков золота, и медленно уходящее за горизонт солнце делало эту цветовую гамму еще насыщеннее. Глубоко вдыхая воздух, Эдит чувствовала запах упавших листьев, плодоносной почвы и различных пряностей. Некоторые люди работали в саду по утрам, но женщина предпочитала вторую половину дня.

Вчера она получила информацию от своей милой соседки миссис Марты Олссон, которая сообщала, что, наконец, возвращается из Флориды. Принимая во внимание, что этот ужасный серийный убийца – Джим Бекетт, так его звали – сбежал из Уолпоула, Эдит с нетерпением ждала возвращения Марты. Жить рядом с пустым домом было небезопасно.

Каждый вечер, запирая свое крохотное бунгало с двумя спальнями, Эдит уговаривала себя, что ей нечего бояться. Район у нее был небольшой и спокойный. В центре Леннокса возвышались роскошные особняки, построенные в викторианском стиле, которые когда-то были загородными виллами бостонской знати. Эдит Уортон прославила Леннокс, построив в его пригороде свое колоссальное поместье. Соседний Тэнглвудский парк расстилал свои зеленые лужайки и демонстрировал роскошную горную панораму перед людьми, которые любили наслаждаться музыкой в исполнении Бостонского симфонического оркестра, но еще больше любили величие матери-природы. Благодаря Тэнглвуду и поместью Уортон Леннокс посещали толпы туристов в летние и осенние месяцы.

Сейчас же благодаря этому раннему похолоданию городок уже впадал в зимнюю спячку. По соседству с домом Эдит Магер мало что происходило – последним крупным событием стало то, что старший сын Джонсов несколько лет назад сломал руку в автомобильной аварии.

Однако время от времени на Эдит что-то находило. Нечасто – последний раз это случилось несколько лет назад. Но сейчас это началось опять – по ночам она вдруг просыпалась, прислушиваясь к биению собственного сердца; стала чаще оглядываться через плечо, как будто боялась увидеть что-то ужасное…

Говорили, что у ее прапрапрабабки был дар предвидения, но Эдит не верила в такие вещи. Она верила только в землю, мать-природу и красоту своего сада.

Поэтому когда сейчас Эдит увидела возле дуба размытую тонкую фигуру девочки со светлыми волосами и испачканным кровью лицом, она просто сказала: «Отвяжись от меня».

Видение вежливо исчезло.

Эдит прошла в дом и заварила себе чашку крепкого черного чая.