Глава 28
— Я тоже хочу. И очень боюсь разбиться раньше, чем успею что-то понять и что-то сделать. Может быть, я больна?
— Нет. Это нормально.
— Меня зовут Женя.
— Олег.
— Я поняла, почему пришла вот так вот и села рядом. Я еще в аэропорту заметила... Я увидела в вас то, чего мне так не хватает: веру и целеустремленность. Вы знаете, чего вы хотите.
— Пока да.
— Пока? А — после?
— До «после» еще нужно дожить. Как говорил один древний философ: стремясь к малому — достигнешь великого, стремясь к великому — впадешь в заблуждение.
Идти нужно шаг за шагом. И — видеть над собою Небо.
— Это касается искусства?
— Это касается всего.
— Но если мне хочется написать море, и людей на пляже, и их совершенство — охровые тела на желтом песке, и выцветшее от солнца небо, и темное, полное влажной синевы море, и — снова людей, и их скуку, и снобизм, и похоть, и их глупость, и то, что все они теперь почти счастливы, и то, что все они когда-нибудь умрут... Разве это можно «шаг за шагом»?
— Да. Отгрунтуйте холст. Возьмите кисть. Пишите.
— Я боюсь.
— Вам есть что терять?
— Да. Веру в себя. Я боюсь, что не получится то, чего я хочу. И тогда я буду чувствовать себя совершенно лишней в этой жизни.
— Время от времени это случается с каждым. Женя помолчала, вздохнула:
— Что мне до них? Мне бы себя понять. И мир, что вокруг.
— Разве можно понять мир без людей? — Порой люди только все портят.
— Бывает и так.
— А я хочу узнать, чего стою я. И боюсь узнать, что ничего не стою.
— Я мало понимаю в искусстве. Но один поэт...
... Он часто сочинял для собственной забавы В старинном стиле ряд вещей, В которых очень бы хотел всем показать, К чему лежит его душа.
И часто забывал задуматься над тем, Удачно вышло или нет.
Вот с этим настроением в душе Он прожил до конца всю жизнь.
— Это его стихи?
— Да.
— Я не хочу писать только для забавы.
— Беда людей в том, что часто они относятся к себе слишком серьезно.
— А тот поэт... Он был серьезен?
— Разве нет?
— «Для собственной забавы...» Он уже умер?
— О да. Полторы тысячи лет назад. В Китае.
— Как он попал в Китай?
— Он был китаец.
Девушка задумалась, произнесла тихо:
— Мы летим над Европой, прошло полтора тысячелетия, и вы цитируете мне его стихи. «Он часто сочинял для собственной забавы...» Вы литературовед?
— Нет. Я биржевик.
— Делец?
— Можно и так сказать.
— Вы странный делец.
— Мой партнер счел меня ненормальным.
— А знаете что... Могу я вас попросить... посмотреть некоторые мои работы?
— Прямо сейчас?
— Нет, конечно. — Женя достала визитку, подала Олегу. — Когда вам будет угодно.
Гринев прочел телефон, адрес.
— Рублевское шоссе?
— Папа подарил мне шале. Мама оплатила архитектора: я переделала весь второй этаж под студию.
Олег достал из портмоне свою визитку и подал девушке.
— «Икар консалтинг». А что означает первое слово?
— Разве это важно?
— А все-таки?
— Что-то из греческой мифологии.
Женя улыбнулась:
— Вспомнила! Вы хотите научить людей летать?
— Не совсем так.
— Помнится, Дедал сделал Икару крылья, чтобы тот смог выбраться из неволи... А когда он взмыл на этих крыльях, то возгордился — и полетел все выше, выше... И солнце растопило воск, и он разбился. Вы не боитесь разбиться, Олег?
— Нет. Это ведь только миф.
— Люди обожают мифы. У моего дедушки фонотека песен шестидесятых. Там есть и такая, про космонавтов: «...Долетайте до самого Солнца и домой возвращайтесь скорей!»
— Строка поэта-песенника дерзновенна, но глупа.
— Для поэта немного глупости даже необходимо. А вот для дельца — поэзия?..
На бирже теперь творятся мифы? Я раньше думала, что деньги.
— И деньги тоже. Мы помогаем людям не думать о том, как быть с лишними деньгами.
— У кого-то в наше время есть лишние?
— О да. Есть люди, у которых их столько, что они не знают, что с ними делать. Но хотят получать прибыль. Чем больше, тем лучше. И тогда обращаются к нам.
— Мне всегда казалось, что биржа — это вроде... игры. Покер или что-то подобное.
— Возможно. Только играть приходится одновременно на десяти столах тридцатью колодами.
— На чужие деньги.
— Тебе доверят деньги, только если ты в выигрыше.
— Всегда?
— Всегда. Или почти всегда. Иначе к тебе не обратятся.
— Мне казалось... Если это похоже на покер, то за одним из столов может оказаться шулер. С крапленой колодой.
— Шулера сидят за каждым столом. И играют у нас только краплеными.
— И все равно нужно выигрывать?
— Иначе нельзя.
— И вы всегда выигрываете, Олег?
— Стараюсь.
— Надо же... У вас такая увлекательная жизнь.
— Иронизируете?
— Нет. — Женя помолчала, спросила:
— А если вы когда-нибудь проиграетесь в пух и прах?
— Об этом лучше не думать.
— Потому что проиграете чужие деньги?
— В том числе.
Женя покачала головой:
— Тогда вы не делец. Вы — игрок.
— Скорее — финансист.
— Звучит красивее, но разве это меняет суть дела?
— Да. Игрок надеется на удачу, случай или везение...
— ...А финансист сдает загодя крапленные карты?
— Да. Но те, о которых вы говорите... Это очень крупные финансисты. Я таких не встречал.
— Может быть, я встречала?
— Вряд ли.
— Почему?
— Они не летают даже первым классом. У них собственные самолеты.
— Тогда в чем заключается ваша игра, финансист?
— Угадать, когда и с какой колодой они вступят в игру.
— Все-таки — угадать? «Удача, случай или везение...»
— Женя, когда вы видите часть картины, вы можете назвать имя художника?
— Как правило, да.
— А если видите ее четверть, можете представить все остальное?
— Если я узнала руку мастера или его школу — конечно. Но без мелких деталей.
— Я делаю то же самое. Стараюсь по фрагменту угадать всю картину. Только имею дело с цифрами. Которые обозначают финансовые потоки.
— Поток... Река... Водопад... Это творчество. Но не искусство.
— Вот видите. Почему вы решили показать мне работы? Я мало смыслю в живописи.
— Вы странный. Читаете стихи китайского поэта, умершего пятнадцать веков назад, и выигрываете деньги на бирже. Для других.
— Мне тоже перепадает.
— А я рисую картины, которые... — Девушка улыбнулась. — В которых очень бы хотела всем показать, «к чему лежит моя душа». У меня все получится. Просто нужно перестать мучить себя неудовлетворенным тщеславием, а писать как бы «для собственной забавы». Как бы. — Девушка улыбнулась:
— Я буду ждать вашего звонка, Олег. Сегодня вы подарили мне надежду. Может быть, вы подарите мне чуть больше?
— Что больше надежды?
— Вера. И — любовь.
