Глава 26

До аэропорта Олег добрался на такси. Взял билет до Москвы. Несколько раз попытался дозвониться до водителя по оставленному ему персональному сотовому — тщетно. Беспокойство шевельнулось и пропало. Какой смысл теперь тревожиться о чем-то заранее? Никакого.

Ожидая посадки, Гринев съел несколько бутербродов и выпил три чашки кофе.

Глаза все равно слипались. Он забыл, когда высыпался в последний раз.

В зале ожидания внимание обратили на себя двое. Взбалмошная девчушка лет двадцати с небольшим. Она непрестанно болтала по сотовому. И — лысеющий обаятельный весельчак. По мобильному он говорил мало, отвечал кратко; в Барселоне он был, как и Олег, недавно и по делам: загар нездешний, подмосковный. Остальные — типичные отдыхающие.

Весельчак уже пропустил четыре рюмки бренди, вертелся на высоком стуле, как заводной, заигрывал с девушкой-барменом, сорвался от стойки, смотался в «duty-free», вернулся с бутылкой дорогого коньяку, уболтал девушку за стойкой на два пустых стаканчика, оставив ей какую-то мелочь, огляделся, подсел за столик к Олегу:

— Надоело переводить деньги на их «drinks». He составите компанию? Меня зовут Алексей. Можно Леша. Я вижу, вы тоже здесь по делам? — Он кивнул на отдыхающих. — Эти так устали от отдыха, что с ними не выпить. А если и выпить, то не поговорить. Как здесь кофе?

Произнеся все это скороговоркой, он успел открутить пробку, разлить коньяк, придвинуть стаканчик, улыбнуться искренне и добродушно:

— За знакомство?

Фамильярностей Олег не любил. Но есть у некоторых людей такое качество: быть беззаботно-ненавязчиво обаятельными. В другое время Олег с радостью поболтал бы с ним, но не теперь.

Он улыбнулся одними губами:

— Извините, я за рулем.

— В смысле?

— Доктор запретил.

— Что, совсем?!

— Почти.

Леша расцвел широкой улыбкой:

— А вы дайте ему штуку баксов, и он вам все разрешит. Ваше здоровье! — Он опрокинул стаканчик, перевел дух, блаженно прищурился, глянул на другой стаканчик:

— Отказываетесь?

— Решительно.

— Очень напрасно, — произнес он с чувством и тут же опрокинул без церемоний. — Если передумаете, подходите. Я в хвосте. Курю без меры, зато экономлю на билетах. Вы, случайно, не первым классом?

— Нет.

— Очень правильно. Как учит наша навязчивая реклама, если все летим одним бортом, — зачем платить больше?

— Имидж.

— Вот-вот. Престиж. У меня свой бизнес, но не настолько раскрученный, чтобы я мог позволить себе роскошь тратить деньги на глупые понты. А вы возьмите аристократов? Я знавал некоторых: несчастные люди...

Объявили посадку. Олег изобразил губами вежливую полуулыбку, прервав азартную речь:

— Кажется, нам пора.

Олег откинулся в кресле, закрыл глаза. «Под крылом самолета о чем-то поет...» Лайнер взлетел, оставляя внизу край лета и солнца.

Ему стало грустно. А что, если Чернов прав? И все его расчеты — иллюзия? А разве у него есть выбор? И был ли он когда-нибудь? А сейчас он уже ввязался.

Известно, что самый быстрый способ закончить войну — проиграть ее. Вот только проигрывать нельзя. Никак нельзя.

Как сформулировала та незнакомка: если это твоя война — воюй, если не твоя — отдыхай. Но если ты мужчина, ты должен каждый день доказывать самому себе и миру, что это так. Поэтому выбора нет. Только вперед и вверх.

Лайнер набрал десять тысяч. Далеко внизу ухоженные, словно игрушечные, европейские городки. И жить здесь удобно. Но очень скучно.

Впрочем, им не скучно. Они просто живут. Как деревья в лесу. Может быть, они уже заслужили этот отдых столетиями войн? А Россия — еще нет? Она еще хочет что-то доказать — себе и миру? И это стоит миллионов поломанных жизней и прерванных судеб? Бог знает.

Не ему, Гриневу, решать. Он просто должен сделать свое дело. Завершить начатое. И — победить. Потому как все, что кроме победы, — поражение. И пусть всякая победа пиррова, и пусть ради достижения цели многие перечеркивают отмеренные им жизни... И пусть победитель не получает ничего, кроме первенства.

Это и есть жизнь. Быть или не быть? Только быть. И если быть, то быть первым.