Глава 18
Олег вышел через черный ход, спустился по узенькой лесенке, оказался позади здания, прошел с полквартала до автостоянки, разыскал серый ухоженный «жигуленок» Тома и через минуту уже мчался по проспекту.
Набрал номер на мобильном:
— Марк Захарович? Гринев. Вы знаете моего партнера? Да. Мне нужно все, что у вас есть на него. Сейчас.
Через сорок минут они уже сидели в небольшом открытом кафе в Чертанове. На лице Марка Захаровича было написано полнейшее безразличие. И только пальцы перебирали горсть монеток на столе, то складывая в стопочки, то раскладывая совершенно автоматически в ведомом только ему порядке.
— Так что у вас есть на Чернова? — начал Олег без долгих прелюдий.
— На Бориса Михайловича?
— Именно.
— А что вам нужно?
— Марк Захарович, время дорого, потому давайте без лишних церемониалов.
— Я в том смысле... Разве я могу знать больше, чем вы, милейший Олег Федорович? Это же ваш партнер, вы работаете столько лет вместе...
— Времена лукавы.
— Я вас умоляю... Бизнес есть бизнес, нет?
— Именно поэтому я к вам и обратился.
— Олег Федорович, я не занимаюсь биржей, это ваш кусок хлебушка с кусочком маслица. Что вы от меня хотите?
— Мне нужно знать, чем занимался Борис Михайлович в конце восьмидесятых — начале девяностых.
— Да боже ж мой! Чем он мог заниматься? Как все умные люди, создавал кооперативы.
— Старые грехи?
— Олег Федорович, грехи не бывают старыми или новыми. А когда речь идет о деньгах...
— Но папочку вы собрали?
— Почему нет? У людей, которые поднимаются в вашей среде выше среднего, растут и проблемы. Но они полагают, что старые грешки, как и старые вещи, ничего теперь не стоят.
— Хм... может, у вас и на меня собрано дельце?
— Ну что вы, Олег Федорович. Вы же с биржи ни ногой, а она прозрачна, нет?
— Сколько вы хотите за информацию?
— Десяточку.
— Сколько?!
— Разве это не разумная цена в нынешних обстоятельствах?
— Вы же не интересуетесь биржей...
— Не настолько, чтобы не знать очевидных вещей. Когда кто-то начинает выбрасывать на ветер миллионы, наблюдать это увлекательно. Если вам не нужны уже миллионы, что за сумма — десять тысяч? Особенно если вы желаете хорошо заработать?
— Биржа — опасная вещь. Можно заработать, а можно и сгореть.
— У каждого свой гешефт, нет? Восемь тысяч. Вы ведь у нас теперь, Олег Федорович, воротила. И делаете большие дела. — Что у вас есть на Чернова?
— Девяностый год. Немножко кооперативы, немножко баловство с перегоном нала в безнал и обратно... Кто этим не грешил? Все очень мило и почти законно, но... Да вы сами увидите, вы же финансист.
— Откуда материалы?
— Какая вам разница?
— Вы запрашиваете за них оч-ч-чень хорошие деньги.
— Деньги любые хороши, плохо лишь их отсутствие. Но вы правы: лучше больше, чем меньше. А материалы... Папочка из одной муниципальной архивной конторки. Там ведь тоже люди хотят кушать.
— Шесть тысяч.
— Семь.
— Ну хорошо.
— Деньги при вас?
— Да. Материалы?
— Вы мне не доверяете?
— Я хочу знать, что покупаю.
Марк Захарович передал Гриневу папку. Тот открыл, пролистал, внимательно вглядываясь в колонки цифр.
— Вам нравится? — Лучась елейной улыбкой, спросил Розен.
— Это подлинные документы?
Марк Захарович округлил глаза, вздохнул шутливо-сокрушенно:
— Помилуйте, Олег Федорович... Единственный экземпляр!
Гринев вынул из «дипломата» перетянутую резинкой пачку, еще двадцать стодолларовых банкнот россыпью и бросил на стол.
— Олег Федорович, — укоризненно прошелестел Марк Захарович; лоб его покрылся обильной испариной, он суетливо, но зорко оглянулся, быстро сгреб купюры пухлыми пальцами и мгновенно смахнул в сумку. — Разве ж так можно обращаться с деньгами?
— Кому суждено быть повешенным...
— Только не говорите за столом о покойниках, я вас умоляю!
Гринев кивнул и снова углубился в изучение бумаг.
— Кажется, я вам сегодня больше не нужен?
— Нет.
— Тогда я побегу? Удачи, милейший Олег Федорович, если не в начинаниях, так в завершениях. Видит бог, вы мне как-то особенно симпатичны. — Марк Захарович закрыл сумку, протянул пухлую руку. Теперь его улыбка источала исключительное благодушие.
— Это взаимно. — Олег энергично пожал мягкую ладонь.
— И не сидите долго на одном месте, дорогой Олег Федорович. Нынче сквозит.
Можно крепко застудиться. А мне вас, поверьте, будет очень недоставать.
Марк Захарович быстро засеменил к выходу и через минуту исчез, как испарился. Лишь мелочь осталась лежать на столе ровной стопкой.
К Гриневу подошла официантка:
— Что-то закажете?
— Большую чашку кофе. Тройной эспрессо с кусочком сахара.
Когда Олег закончил изучение содержимого папки, кофе чуть остыл, Гринев выпил его в три глотка, улыбнулся краешками губ, произнес тихо, почти про себя:
— Коррида так коррида.
Машина резко затормозила рядом, как только Олег спустился с террасы кафе.
Двое парней выскочили резво, кинулись к нему, но Гринев оказался быстрее: неуловимый уклон, удар в печень, и первый из нападавших словно поскользнулся и бесчувственным мешком упал на асфальт. Второй был рядом, когда Олег бросил ему в руки «дипломат», крикнул:
— Держи!
Парень схватил «атташе» двумя руками и тут же рухнул на землю от умело проведенной подсечки. Попытался было встать, но жестокий удар в основание черепа заставил и его ткнуться в землю.
Гринев подхватил «дипломат», ринулся к «жигуленку», сел за руль, вставил ключи в замок зажигания, тронул, почти вырулил на полосу, и тут его с маху протаранил в борт массивный джип. Олег ударился, мотнул головой...
Двери его автомобиля распахнулись одновременно. Худой жилистый парень гибким хищным зверем метнулся в салон, успел обхватить Медведя за отвороты пиджака и жестко свел руки. Олег попробовал освободиться, но удар в висок с другой стороны сделал мир тягучим и непрозрачным, ворот перекрыл сонные артерии, и он потерял сознание.
