Глава 48
Борис помолчал, потом сказал тихо:
– Отпусти. Не побегу. Я покойник?
– Отчасти.
Глаза Бориса зажглись надеждой.
– Я сам за ней съезжу. Сейчас спит, наверное. Забирай. Папе Рамзесу ее передашь, а обо мне никто не услышит. Никогда. А? – Парень облизал разом пересохшие губы. – Денег хочешь?
– Кто ж денег не хочет.
– Я достану. Только не убивай.
– Кто такой Рубик?
– Барыга один.
– Кавказец?
– Нет. Местный.
– Почему Рубик?
– Да он квадратный. Кубики такие раньше в моде были.
– Имя?
– Вася Кузык.
– Здешний?
– В Княжинске он живет.
– Адрес. Телефон. Борис назвал.
– Дашу обкололи наркотиками?
– В машине ей «спейса» нюхнуть дали. Это вроде хлороформа, но понадежнее.
А там – доктор Вик должен был девчонку успокоить. Он мастак. Договоренка была, что мы подержим ее денька три, потом заберут.
– Кто?
– А мое какое дело? Я не спрашивал. – Борисов застекленел глазами, сказал в сердцах:
– Сколько раз такое крутили, и схема отработана, а тут... – вздохнул:
– Рубика мочить будешь?
Данилов молча скривил губы в усмешке, и усмешка эта была жутковатой.
– Тебе меня... заказали? – спросил Борисов.
– Ты сам себя заказал.
– Ну погоди, братан. Договоримся. Сто штук хочешь?
– Лучше двести.
– Нету у меня здесь двухсот. А сто – есть. Даже сто пятнадцать. Забирай, и расстались, а? Перед Рамзесом отчитаешься, я дом запалю... Бутика ты убил?
– Охранника?
– Ну.
– Нет.
– Ну и не бери в голову, я добью. Потом сожгу, он комплекции не моей, а роста одного, кто там поймет на горелом, а? д я слиняю. Так, что никто никогда.
– Ты добрый.
– Сколько тебе заплатили? Десятку? Двадцатку? Я сотку дам. Сейчас.
– Давай.
– У меня не в этой комнате. В спальне, в сейфе. Сам ты сейф не найдешь. Да и не откроешь. Отпусти, а? Я тебе не нужен. Тебе нужен Рубик. Это он принес заказ. Через него ты узнаешь, кто под Папу Рамзеса роет. А я – что? Так, мелочь мелкая. Ну что, договорились?
– Почти. – Данилов отошел в сторону, вытащил конфискованный у Корнилова пистолет. – Только без глупостей и резких движений.
– Да понял я, не дурак. Тебя по повадке видно.
Они вышли из комнаты, перешли через узкий коридор в спальню. Телефон на тумбочке запиликал часто и требовательно. Барбарис вопросительно посмотрел на Данилова.
– Поставь на громкую связь, – велел Олег. Барбарис кивнул.
– Да?
– Боря? Барбарис?
– Слушаю, Макеша, что?
– Марата кончили.
– Что?
– Убили Марата.
– Кто?
– Я знаю? Машина его за рынком. В ней Марат мертвяк мертвяком. Полбашки нету. Отстрелили.
Барбарис покосился на Данилова. Спросил сквозь зубы:
– Что, менты уже приехали?
– Нету никого, рано еще. Его машина у дома Ленки Малышевой стоит. Я мимо проходил, заглянул. Ну и тебе звонить сразу. Че делать-то?
– Ничего. Сам приеду, разберусь.
– Во. Отлично. Пацаны, которые дежурные, через полчаса к Рынку начнут подгребать. Может, мне собрать их?
– Сказал: сам приеду. Тогда решу.
– Понял.
Барбарис отключил аппарат, снова покосился на Данилова-Давно Марата кончил?
– Тебе какая разница?
– Ты и меня грохнешь, когда сейф открою?
– А ты сам подумай.
– Грохнешь. Оно надежнее.
Ссутулившись, Борис понуро присел на кровать. Телефон снова зазвонил.
Хозяин нажал кнопку громкой связи.
– Боря? Это Светлана. – Голос у женщины был визгливо-истеричный, и дышала она часто, словно на бегу.
– Светлана? Какая Светлана? – спросил Борис, едва разлепляя серые губы.
– Мятлева. Врач из «санатория». Тут такое у нас! Тут – Не части, дура!.. – рявкнул Борис, снова покосился на Данилова. – Давай по порядку.
– Ага. – Слышно было, как женщина, переводя дух, всхлипнула. – Девки сбежали у нас. Трое. Одна из них – та, которая, которую...
– Понял, – оборвал ее Борис, мельком глянул на Данилова, лоб его обметало испариной. Послышался женский плач.
– Ты чего воешь?
– Страшно. Девки сбежали. А троих – убили.
– Кого?
– Доктора Вика. И двух санитаров тоже. Один – Студент, как зовут его, я не помню, он в отделении у Вика подвязался, другой – из третьего отделения, Гнутый, это у него фамилия такая. Ему гвоздь-сотку в висок вогнали. Да и Вика со Студентом – ножами попластали в лоскуты. – Женщина всхлипнула. – Психи, что ли, какие объявились, или мстят за кого? Мне-то что теперь делать?
– Милиция приехала?
– Нет еще. Но вызвали. Что мне делать, Борис?
– Про девчонок кто-то знает? – спросил Данилов.
– Что? – испугалась женщина, услышав незнакомый голос – Про девчонок сбежавших кто-то знает?
– Кому до них теперь дело?
– Про них молчи.
– Борис, ты где? Кто это? Данилов скривился, кивнул Борису:
– Представь меня.
– Это мой приятель. Твое дежурство кончилось?
– Да.
– Ну и вали оттуда. И лучше – подальше. В село, к бабке, к тетке, к едрене фене, но подальше, поняла?
– Ага. Поняла.
– И раньше чем через месяц не объявляйся, если жизнь дорога.
– Ой, – севшим голосом произнесла женщина.
– Не ойкай. Ноги в руки и – мотай.
– Ага.
Слышно было, как женщина бросила трубку, словно ядовитую змею.
Борис повернулся к Данилову:
– И что теперь?
– А сам как думаешь?
– Зачем Папе Рамзесу зачищать моих людей? Так грубо и в такой спешке? При его-то возможностях?
– А ты не глуп.
– Ты много видел у глупых таких домов?
– Да всяко.
– Зачищают не ваши?
– Нет.
– Тогда – люди заказчика работают. Того, что Принцессу велел умыкнуть.
Слушай, а она точно Принцесса?
– Ты еще сомневаешься?
Борис вздохнул:
– Уже нет, – помедлил, произнес:
– Не убивай меня. Деньги ты получишь. Дай мне за это шанс.
– На что?
– На жизнь.
– Шанс у тебя уже был. – Данилов замолчал, жестко сложив губы, добавил:
– У каждого из нас был свой шанс. Но он никогда не повторяется дважды.
– Я уеду. Далеко. Совсем далеко. И жить буду иначе.
– Это вряд ли. Свое прошлое мы носим с собой.
Борис подошел к окну, взял с подоконника пачку, вставил между губ сигарету, чиркнул колесиком зажигалки.
Звон и хруст слились в один звук, голова Бориса дернулась, и он мешком рухнул на покрытый ангорским ковром Пол. В стекле, украшенном витражом, появилась маленькая дырочка, от которой паучьими лапами ветвились треки.
Данилов рывком перемахнул в другой конец комнаты. Снова раздался треск стекла, и пуля впилась в ножку кресла, откусив от нее длинную щепу. Соседний дом был метрах в сорока не меньше. И – на западе. Это был шанс. Хороший. Люди когда речь идет об их возлюбленной жизни, склонны всегда преуменьшать свои шансы. Особенно постфактум. «Шанс выжить был один из миллиона!» Ерунда. Шансы всегда – один к одному. Или выживешь, или нет.А снайпер – серьезный противник. Но не безнадежный. Данилов замер. Подобрал тапку, метнул в вазу на столике. Ваза упала, покатилась по столу и свалилась на пол. Снайпер никак себя не проявил.
Значит, не из слабонервных. И стреляет только наверняка.
Данилов подполз к подоконнику, отыскал на полу шнур, потянул. Тяжелые портьеры сошлись наглухо. Быстро подполз к трупу. Вытащил из кармана брюк ключи, бумажник с двумя кредитками, подобрал отключенный мобильный, выдвинул ящик прикроватной тумбочки, к которой покойный так навязчиво стремился. Толстая пачка долларов, перетянутая резинкой. Еще две, свернутые в рулончики, но пожиже. Так сказать, жалованье доверенным лицам. И – пистолет, конечно.
Итальянская полицейская «беретта» с длинным хоботом профессионального глушителя.
Послышался звон стекла по подоконнику, в дырочках, пробитых пулями, заплясали пылинки в длинных лучах света. Обе пули попали в стену близ плинтуса и увязли в ней: стена под слоем штукатурки была деревянной. Человек с винтовкой на верхнем этаже соседнего трехэтажного особнячка явно просил нервных удалиться. По крайней мере, из комнаты. А что это означает? Только то, что «нервных» уже ждут «на номерах», внизу. Одно радует: шансы не изменились. Они никогда существенно не меняются. Или живой, или мертвый.
