Автархан думал. О том, что теперь непременно придется известить Беню и Кондрата.

Как и о том, что им придется выложить не только всю правду, но и факты. Которых нет.

Решить все одним рывком не получилось. Снегов с парнями нарвался на засаду. И чтобы выяснить, кто стоит за рюкзаком героина, необходимо хоть что-то знать.

Кое-что есть, но это — слезы. Пока Снегов катался, Автархану принесли результаты анализа зелья. Героин невероятно высокой, бесподобной степени очистки. Он снова входит в моду. Особенно на Западе. И в Штатах. А это означает… В рознице три с лишним килограмма такого товара будет стоить миллион. Что это еще означает?

Только одно: те, что произвели этот товар, готовились переправить его на Запад.

Они работают не одни. Княжинск для них — или только место транзита, или… Или место переработки сырья. И делиться они не хотят. Ни с кем. Ну что ж… Это можно понять. Кто захочет делить такой куш? Никто.

И эти ребята не воры. Не законники. Они похерили все понятия, работая на чужой территории. Ни один законник так делать бы не стал. Опасно: концов потом не развести даже на толковище.

Вывод: необходимо найти лабораторию и исполнителей. Свои каналы на Запад он, Автархан, разыщет. Наркотики — очень хороший бизнес. Упускать его неразумно.

Конечно, потери… И уже есть, и еще будут. Ну да без потерь не бывает. Потери спишутся. Такова жизнь. И еще: нужно найти головку. Тех, что руководят. Это сложно, но осуществимо. И списать всех. Без этого чувствовать себя спокойно нельзя.

И конец от этого клубочка пока один. Девчонка. Глебова Елена Игоревна, 1980 года рождения. Или около того. Вот именно. Около того.

Автархану принесли все, что удалось накопать на эту пацанку. Глебова Елена Игоревна. Родители неизвестны. Фамилию и отчество дали в детдоме. Какой-то провинциальный городок в России. Возраст. Записано: семнадцать лет. Что еще? Вот это интересно: мастер спорта по пулевой стрельбе из малокалиберного пистолета.

Входит в юниорскую сборную.

Стройна, очень хороша собой. Хотя не красавица в принятом смысле. На жизнь зарабатывает моделью. Совсем немного. Плюс стипендия от спорта. Тоже невеликая.

Живет одна. В четырнадцатилетнем возрасте была взята из детдома Николаевой Вероникой Павловной и привезена в Княжинск. Веронике Павловне никакой родней не приходится. Бабулька девочку удочерила: бумаги оформили необычайно скоро.

Почему? Ага! Николаева работала в райсобесе и когда-то в паспортном столе. Все свои, пошли навстречу. А затем бабульке это было нужно? Чтобы не быть одинокой?

Или она пристраивала девочку для кого-то? Или для чего-то? Любопытно… Свой трудовой путь Николаева начинала в МГБ. В сорок шестом году.

Нет! Тут сам дьявол ногу сломит! При чем здесь сорок шестой год? Пустое мудрствование. А всякое пустое мудрствование от лукавого. Хотя… Еще такой вариант: девку подставили ему намеренно. Отдел по борьбе с оргпреступностью или служба безопасности. Правдоподобно? Нет. Девчонку могли, а вот три кило героина — вряд ли. Они ведь потеряли его, совсем. За это по головке не погладят. Могут полететь не только погоны с оперов, но и папахи. А своими папахами генералы дорожат куда больше, чем чужими головами. Факт.

Пока одно ясно как день: девчонка — единственное известное звено цепочки.

Поэтому ее нужно найти. Чего бы это ни стоило. И — как можно быстрее. Размножить фотографию, напрячь всех барменов, таксистов, «грачей», квартиросдатчиков, прирученных мусорков. Всех, кого возможно. И невозможно. Главное — найти девку быстрее. Чутье подсказывало, что в этом деле все решит время.

Автархан поднял трубку телефона и отдал необходимые распоряжения. Глянул на часы. Около двенадцати. Да, теперь все решит время. А время каждый выбирает сам.

Крас оказался дома около двенадцати. Вернее, в том месте, где он жил в этом городе. Седьмой этаж двенадцатиэтажки, «скромная» четырехкомнатная с холлом и двумя лоджиями. Над лоджией была намертво прибита вошедшая в моду спутниковая тарелка-индивидуалка. Вот только работала она не только на прием, но и на передачу.

Мужчина замкнул за собой массивную, бронированную дверь, задвинул литой засов.

Прошел в кухню, вынул из холодильника початую бутылку коньяку, налил в граненый стаканчик, выпил, поморщился, повторил. Дождался, пока умиротворенное тепло разольется по телу… Сел в кресло, закурил. Почувствовал, как ласковая волна коснулась мозга, сглаживая очертания комнаты и расслабляя натянутые, будто тетива лука, нервы… Вот так, хорошо. Все хорошо. И будет очень хорошо.

Встал, пошел было в другую комнату, но задержался у зеркала. На него смотрел моложавый, крупный, хорошо одетый мужчина. Никакого шрама. Только если приглядеться, если очень приглядеться. Если знать. Он хотел уже отойти от зеркала, как вдруг вспомнилось из Андрея Белого: "Может быть, я и был красив…

Слишком. На грани безобразия. И это я уже… чувствовал… урод уже проглядывал сквозь красавца, истерически ломаясь и хихикая".

Черт! Забыть об этом! Забыть! Чертова девка! Мужчина представил ее снова, нагую, связанную, беззащитную… Нужно было… Нужно было еще там, в «Юбилейном», ее кончить и положить рядом с Диной! Тогда бы не было этого щемящего чувства, будто бы она располосовала ему лицо! Или такая, как она, жалкая, чувственная сучонка!

Все они суки, всех их надо лечить одним лекарством — плетью. И не ласковой, сплетенной из шелка веревочкой, которую так любят мазохистки, а настоящей плетью, нагайкой, разрывающей нежную девичью кожу, срывающей хлестким ударом куски плоти, красящей этих похотливых шлюх в цвет, который они так любят, — цвет крови… Черт!

Крас вернулся на кухню, взял бутылку, налил себе полный хрущевский, жадно заглотал, дергая кадыком, но остановился, не допив половину. Нет. Так нельзя.

Нужно «разобрать полеты». И еще — предстоял разговор с Лиром. Да. Это главное.

Разговор с Лиром. На него нужно настроиться.

А пока — дела текущие…

Крас прошел в другую комнату. Аппарат, стоявший под столом, был довольно компактен. Мужчина набрал простенький шифр; включил позывной. Увидев, что зажглась зеленая лампочка, произнес в трубку:

— Я — первый, вызываю второго, третьего, четвертого, пятого…

— Второй слышит первого.

— Третий слышит первого.

— Шестой слышит первого.

— Докладывайте.

— Я — второй. Открывать огонь без приказа не собирался. Но как только джип блокировал вашу машину, заметил вспышки выстрелов и открыл огонь по автомобилю на уничтожение.

Второй замолчал, ожидая оценки своих действий.

— Вы поступили правильно, — коротко бросил Крас.

— После взрыва открыл огонь на уничтожение по объектам у первой и второй машин, — продолжил тот. — Результативно. Был предупрежден Наблюдателем о приближении патрульных машин ППС. Штатный вариант ухода. Сейчас на объекте "С". Все прошло чисто. Жду указаний.

— Вас понял, второй. Готовность по варианту "М".

— Есть.

— Конец связи.

— Конец связи.

— Я — третий. В моем секторе ничего не произошло. Получив сообщение Наблюдателя, провел штатный вариант ухода. Сейчас на объекте "В". Все прошло чисто. Жду указаний.

— Вас понял, третий. Готовность по варианту "М".

— Есть.

— Конец связи.

— Конец связи.

— Я — шестой. Никаких посторонних звонков или переговоров по номеру объекта не зафиксировано. Разговоры в оперативном эфире записаны… э-э-э… по мере возможности.

— Что значит — по мере возможности?

— Аппаратурка слабенькая. У тех ребят, что подрулили на джипах, уровень зашиты переговоров выше, чем… Пробить его на имеющейся аппаратуре не удалось.

— Понял. Дальше.

— Все. Сейчас на объекте "А". Жду указаний. — Готовность по варианту "1".

— Есть.

— Конец связи.

— Конец связи.

Крас задал нужную волну, подождал, пока передатчик автоматически подстроится.

Как только зажглась зеленая лампочка, произнес:

— Первый вызывает Наблюдателя.

— Наблюдатель слушает первого.

— Докладывайте. Главное, что с объектом Кукла?

— Объект контролирую.

Мужчина почувствовал себя так, будто с ног его сняли пудовую гирю. Или тазик с цементом. В каком-то гангстерском боевике он видел: мафиози топили своих коллег, предавших или просто перешедших дорогу главарю, в океане, предварительно побеседовав с пристрастием или беспристрастием… Потом связанному, сидяшему на стуле человеку ставили ноги в тазик, заливали цементом и ждали, пока застынет.

Час, другой, третий… Изощреннее казни не выдумали даже китайцы!

Шло время, с приговоренным мило беседовали, даже шутили, предлагали виски или сигарету, вспоминали об общих женщинах… А он ждал. Ждал! Нет, не того, когда застынет цемент! Он ждал, что Дик, Пол или Глен, с которым и выпивали, и одних баб трахали, и с фэбээровцами стрелялись из «томпсонов», вдруг… простит.

Отменит приказ. Простит…

И даже когда уже выволакивали из теплой, уютной каюты богатой яхты, и когда тащили к борту, и когда ставили на самом краю — надеялся: сейчас, сейчас! Пока палач не подталкивал тихонько тяжеленький тазик… И тогда — дикий, нечеловеческий крик рвался из горла, чтобы разом захлебнуться в соленой, режущей, как пила, воде, разрывавшей легкие…

…Это не воспоминание даже, представление мелькнуло в голове Краса за долю секунды; он почувствовал, что промок насквозь от пробившего его разом горячего пота… Прохрипел:

— Где она?

— На юго-востоке города. Бегает как газель. Еле угнался. Мужчина отвернулся от микрофона, несколько раз глубоко вздохнул, стараясь выровнять дыхание.

— Хорошо, Наблюдатель. Докладывайте по порядку. Больше ничего обнадеживающего человек Красу не сообщил. Что произошло со вторым и третьим, что с Шаламом…

Хорошо, хоть не потерял девчонку. Это козырь. Если и не в игре, то в разговоре с Лиром точно.

— Вызови автомобиль.

— Уже сделал.

— Ты сможешь повязать девку? Наблюдатель помедлил.

— По обстоятельствам. — Снова помедлил, произнес:

— Она не так проста.

— Это я уже понял. Хорошо. Главное — удержи ее под наблюдением. Любой ценой. До связи.

— Есть.

Наблюдатель отключился.

Крас закурил, задумался. Итак, четвертый и пятый на связь не вышли. И сведений о них Наблюдатель не дал никаких. Или убиты, или… Второе хуже. Много хуже. И еще — Шалам. Если его захватили органы, да еще простреленного… Они вполне могут найти способ его разговорить. А это совсем скверно. Дьявол! Как плохо работать со связанными руками! В Москве он, Крас, уже отдал бы необходимые распоряжения, и Шалама не стало бы в течение часа. До того, как он сможет сказать хоть что-то.

А здесь… Ладно. И это теперь забота Лира.

Крас вышел, походил по комнате, настраиваясь на разговор. Лир — человек слишком серьезный, чтобы ему врать. Фальшь он чувствует как дирижер неверно взятую ноту.

Нужно взять ту ноту, которую он оценит.

Мужчина сел в кресло, спокойно, не торопясь, выкурил сигарету. Он был совершенно спокоен. Сел за компьютер. Кратко изложил все, что произошло. Отбил: «Оценка».

Подумал. Да, это вернее всего. Вариант "2". Это Лир поймет лучше и быстрее, чем что-либо другое.

Перечел написанное. Можно было бы лучше. Но не нужно.

Включил наивысший уровень защиты: если это сообщение и перехватят, расшифровать его смогут лет через сто.

А сто лет — это век. Другой. Кому тогда это будет нужно и зачем, неведомо.

Набрал необходимые шифры, дождался, когда зажжется зеленая лампочка, и нажал «ввод». Система выстрелила сжатый до микросекунды сигнал в ясное ночное небо.

Прошло десять минут. Пятнадцать. Двадцать. Неожиданно вдруг Крас снова почувствовал себя так, будто ноги ему уже обложили цементом… А что, если Лир не выйдет на связь с ним; что, если он уже отдал фатальный приказ, и через несколько часов — или минут? — появятся некие люди и… О, легкой смерти от Лира ожидать не приходится.

Когда прозвучал зуммер вызова, Крас снова весь покрылся потом, будто в сауне.

Поднял трубку:

— Крас.

— Лир. Ну здравствуй, Красавчик. При этом слове мужчину передернуло, но он только плотнее сжал губы.

— Прочел твой опус. И знаешь, что я тебе скажу, как писатель писателю?

— Я слушаю, Лир.

— Уж очень у тебя все складно. Прямо разработка совбеза, да и только. А попроще глянуть?

— Я попытался изложить только факты…

— И удобную для тебя версию. А, Красавчик? Не слышу!

— Я старался быть максимально объективным.

— Ладно… — металлически прозвучало в трубке. — Все это словеса. Пустой звук.

Метафизика. Буду завтра сам. Если упустишь концы — твоя печаль. Понять мне это будет сложно. А простить и вовсе нельзя. Ты понял?

— Я понял, Лир.

— А вот это хорошо. Ну да ты всегда отличался сообразительностью. Когда речь шла о смерти. О твоей смерти, Крас. — Человек на том конце провода замолчал. Наконец в трубке прозвучало:

— Жди.

— Вас встретить, Лир?

— Не маленький. О себе позаботься, Кра-сав-чик! И об этой крале… Глебовой Елене Игоревне… Лучше всего, если она уже будет на объекте "А" дожидаться нашей с ней беседы… Да, Красавчик! И не вздумай с ней экспериментировать, как ты любишь! Иначе это будет твой последний эксперимент в интимной сфере… Нечем будет опыты проводить, Фарадей… — Голос заскрипел словно ножом водили по ржавому железу, и Крас догадался: Лир так смеется.

Связь прервалась.

Мужчина перевел дух. Прошел на кухню, налил коньяку в стакан до самых краев и выпил, умудрившись не пролить ни капли. Присел на табурет, чувствуя, как блаженное отупение обволакивает мозг.

Да. Теперь оставалось ждать. Только ждать. Потому что… Лир есть Лир. Наступило время иных приоритетов и иных действий. Сейчас ему нужно только одно: подумать, как выжить в этом новом времени.