Через несколько минут Ольга услышала звук мотора отъезжающей машины.

Какое-то время продолжала сидеть в полном оцепенении, потом встала, быстро подошла к оружейному шкафу, одним движением схватила дробовик-булпап, открыла ящик с патронами, передернула затвор и быстро, умело стала всаживать в магазин патрон за патроном. Потом с оружием наперевес выглянула из двери… Горло разом перехватило острым запахом пороховой гари. Первое, что она увидела, — это разбитая пулей голова Батенкова, лежавшего навзничь в луже крови и еще чего-то вязкого и липкого. Живот дернуло куда-то внутрь, и девушку вывернуло разом.

Откашлявшись, она ринулась назад, в комнату. Услышала из угла какое-то всхлипывание, обернулась: Катя сидела, забившись в самый угол комнаты, прикрывшись каким-то половичком, и смотрела на Ольгу, как на сумасшедшую.

На секунду Ольга замерла, потом встряхнула головой, словно пытаясь избавиться от наваждения… А песня, которую поставил Маэстро, продолжала звучать:

Внезапно Оля увидела большое зеркало, в которое несколько минут назад смотрелся седой мужчина, и свое собственное отражение в нем: раздетая донага, насмерть перепуганная девчонка, с каким-то несуразным бантом в волосах, в белых школьных гольфах — и с огромным дробовиком в руке! Сдавленное «ух!» вырвалось у нее. Она как-то разом обмякла, села прямо на пол — и зарыдала, завыла в голос.

Сколько она так просидела, девушка не знала. Истерика закончилась так же внезапно, как и началась. Оля обнаружила себя лежащей в том же углу, в обнимку с Катей, и обе они оказались закутаны с головой половичком, словно хотели сбежать, скрыться из этого страшного мира; чтобы пришел кто-то сильный и в одно мгновение перенес их обеих туда, где много яркого солнца, где зелень пальм, голубизна бассейнов, где люди расслабленно-ленивы, богаты, ухоженны и добры, как кастрированные псы. Оля знала такое место: Санта-Барбара.

Разозлившись на себя сверх всякой меры, она одним движением вскочила на ноги, выдрала из волос дурацкий бант, подошла к шкафу, распахнула, вытащила обтрепанные вельветовые джинсы, надела прямо на голое тело, порылась, нашла еще одни, хлопковые, бросила товарке, прикрикнула зло:

— Ну что расселась, как клуша! Одевайся! Рвать когти надо!

— Что?

— Сматываться, поняла! Бежать!

— Бежать? Куда?

— Тебе — к папе с мамой, целка недоделанная, вот куда! Хлебнула блатной романтики по самое не хочу, и вали!

— А ты?

— А я — куда глаза глядят. — Ольга зло глянула на Катю, прикрикнула хлестко:

— Ну!

Девчонку словно кнутом протянули вдоль спины: вскочила, путаясь, натянула трусики, потом штаны, влезла в брошенную ковбойку.

— А все — впору, — растерянно произнесла она.

— Дура, — незлобно ругнулась Ольга. — Вещи-то мои. А Папа толстых не любил.

Сама она уже оделась. Поискала глазами, наклонилась, подобрала миниатюрный никелированный «смит-и-вессон», проверила барабан, засунула револьвер за пояс.

— Зачем это? — пролепетала побледневшая Катя.

— Застрелиться! — огрызнулась Ольга, гибко наклонилась, подхватила с пола дробовик, клацнула затвором, взяла оружие наперевес и сторожко, словно босиком пробиралась по битому стеклу, двинулась прочь из комнаты.

— Держись за мной, поняла? — велела она девушке. — Только не ори, ладно?

Захочется блевать — рыгай сразу, не бегай по углам.

— Чего? — переспросила было Катя и в ту же секунду, увидев развороченный взрывом труп одного из нападавших, поперхнулась, согнулась пополам, рухнула на колени.

— Ну ты, не очень-то… Пора!

Катя только кивнула, встала на ноги и, держась за руку подруги, побрела за ней слепо, стараясь больше не глядеть ни на что.

Кое-как они вышли во двор. Ночь была прохладной, с моря дул крепчающий бриз, предвещавший непогоду и шторм.

— И что дальше? — одними губами спросила Катя.

— Машин навалом. Сядем и отвалим. Оля пошла было к одному из джипов и тут же села на землю, словно силы разом оставили ее.

— Ты что? — наклонилась теперь над ней Катя.

— Ничего, — ответила Ольга, глядя прямо перед собой невидящим взглядом.

— Не сиди. Сама же сказала… Нужно уходить отсюда.

— Куда?

— Ну, найдем куда! Ко мне поедем. Мать уже накушалась в лоскуты, бабка у меня парализованная, никто ничего… До завтра перебедуем, а там — видно будет.

Оля тряхнула головой, словно приходя в себя, глянула на Катю, скривилась:

— Картина битвы мне ясна. Девочка из, неблагополучной семьи. За этой, как ее… за чертой бедности, И девочке захотелось колготки эластик, шубку и золотое кольцо. В нос.

— Ну и захотелось! Что, всю жизнь так и прожить — среди бабкиной вони и материного пьяного гундежа?!

— Зато теперь хлебнула большого человеческого счастья. Аж наизнанку вывернуло. Катя вздохнула.

— Ладно, подруга, не бери в голову. Я не в осуждение. При тонком кошельке всем хочется толстого счастья. Тебе повезло. Ты еще не вляпалась. Тебе есть куда вернуться. Мне — некуда. — Оля вздохнула.

— Как это — некуда?

— Вот так. Увязла я во всем…

— В чем это?

— Не важно.

— Что ты несешь? Сейчас мы…

— Заткнись! Прав был тот сумасшедший, как его…

— Маэстро.

— Ну, Маэстро. Баловаться с оружием нельзя. Оно убивает.

— Олька, ты не в себе…

— Еще как в себе. Уби-ва-ет. Или ты, иди тебя. Третьего нет. — Она замолчала, глядя в одну точку, приказала зло:

— Вали отсюда. Живо.

— Как…

— Ножками. По бережку. А лучше — пересиди где-нибудь в рыбацкой лодчонке.

Не замерзнешь. А с утреца — до дому, до хаты. Разные у нас с тобой тропки. Давно разные. А что здесь была, забудь. Совсем забудь.

— Ты говорила — на машине.

— Дорога здесь одна. Перехватят.

— Кто?

— Конь в пальто и два жирафа. — Помолчала, подошла к автомобилю, отомкнула дверцу. Взяла с сиденья пачку сигарет, из бардачка — зажигалку и початую фляжку бренди. Открутила крышку, хлебнула прямо из горлышка, закурила. — Будешь?

Катя отрицательно замотала головой.

— Вольному — воля, спасенному… Беги. Спасайся. Потом будет поздно.

— Олька, ты правда не можешь? Или — нарочно меня отсылаешь, чтобы самой…

— Сколько тебе лет, дите?

— Тринадцать.

— А выглядишь старше.

— А сама-то ты…

— Все. Прекратили пререкания! Бегом! Рысью!

— Я не…

Ольга одним движением вскинула дробовик — выстрел треснул в ветреной ночи, как сухая жердина. Картечь с воем пронеслась над головой девушки, Катя вздрогнула, скукожилась, как воробушек…

Одним движением Ольга передернула затвор:

— Беги!

Катино лицо побелело как мел. На секунду она замерла, будто держа равновесие на краю пропасти, и стремглав понеслась туда, к обрыву, в спасительную темноту. Ольга посмотрела ей вслед, обессиленно опустилась на порожек джипа, подобрала выпавшую сигарету, сделала из фляжки длинный глоток, затянулась несколько раз, не вынимая сигареты изо рта… Произнесла тихо, словно про себя:

— Беги, девка, пока есть куда.

Посмотрела в степь, на дорогу. Росчерков фар в ночном небе видно не было, но это ни о чем не говорило: они могли появиться отовсюду. Нужно объявляться, немедленно, не то шансов прожить ближайшие полчаса у нее не останется никаких.

Прислушалась: ну да, со стороны моря отчетливо слышался вертолетный гул. Ольга встала, подошла к лимузину, в котором ехала сюда с шутом Стасиком и Батей, открыла дверцу, выудила с заднего сиденья сумочку, достала из нее то, что выглядело как плейер, включила, нажала едва заметный тумблер, надела наушники, покрутила колесико настройки, нашла нужную частоту, произнесла в горошечный микрофон, замаскированный под гнездо постоянного тока:

— Я — Киви, я — Киви, вызываю того, кто меня слышит.

— Первый слушает Киви. Что там происходит?

— Уже ничего.

— Не понял тебя, Киви. Повтори. «Уши мыть надо, коз-з-зел!» — со злостью пронеслось в голове девушки, но вслух она произнесла:

— Ваша группа уничтожена. Полностью. На какое-то время в эфире воцарилась тишина, потом голос спросил:

— Кем? Людьми объекта?

— Частично самим Ба…

— Не сори в эфире! — грубо оборвал ее голос.

— Частично самим объектом-1, частично — каким-то психом.

— Психом?

— Ну да.

— Что за псих?

— А я почем знаю? Седой. Жилистый. Странный. Сначала Ба… объект помесил ваших из пулемета, потом — этот.

— Он из людей объекта?

— Да нет, говорю же! Ваши всех братков положили враз. Объект в это время со мной и с… с одной шмарой занимался любовной игрой в комнатухе. Нужно сказать, очень изобретательно занимался…

— Киви! Докладывай конкретно!

— Ваши люди действовали тихо, но Ба… но объект услышал. Вернее — почуял.

Открыл шкаф, а у него там оружия — горы, вытащил такую «шайбу», что…

— Какую шайбу?

— Пулемет. Крупнокалиберный. Ваши люди уже с его пацанами разобрались, сгрудились у двери, рванули. Ну он их и встретил.

— Откуда у него там такое оружие?

— От верблюда. Я что, Цезарь, все знать?

— Почему не вышла на связь с группой и не предупредила?

— Да? Сказать… объекту: «Папа, у меня туг сеанс связи космической с теми, кто за дверью… Пока они нас гранатами не закидали, предупредить, бы надо что ты парнища резкий, можешь и зашибить кого, дабы поостереглись». Так? А самой, как пионерке-героинке, принять мученическую смерть? За идею? Тогда скажи за какую, Первый?

— Киви…

— Нет, ты погоди! Ты же хже списал меня, как Батю, да?

— Киви!

— Плевать я хотела на всю вашу долбаную конспирацию! Так вот слушай: у Бати в мизинце мужества было больше, чем у всей вашей своры! Понял?! Да, одного вы завалили, но есть еще, они вас скрутят, козлов, разметут по кочкам и пням!

— Дура!

— Сам козел! — огрызнулась девушка. — Иди посмотри на своих: куски паленого мяса! Твои люди, между прочим!

— У тебя истерика!

— Ну да. Семнадцатилетняя пацанка попала под каток. Причем не в первый раз. Дай хоть поорать.

Два вертолета вынырнули из мглы над морем, быстро спустились. Из них. выскакивали бойцы в камуфляже и бежали к зданию. Двое выскочили последними, огляделись, заметили ее. Тот, что пониже и покоренастей, поднес к губам передатчик:

— Подойди-ка сюда, птаха неразумная, поговорим накоротке.

«Бить будет», — промелькнуло в голове у девушки, но она смело пошла навстречу мужчине. В конце концов, у нее за поясом ствол, и пользоваться она им умеет. Конечно, после этого его подчиненные превратят ее тело в решето, ну да…

— Вот ты какая, птичка Киви…

— Какая есть.