Глава 79

Когда мне было чуть больше двадцати, я тоже считал мир маленьким. Перелет до Карачи или Лахора занимал всего несколько часов, естественно, не прямым рейсом из Москвы – на перекладных, как правило, через Индию. И именно тагда страна на карте, такая, как Пакистан, – в ее названии мне всегда чудилось что-то сказочное, – представала равнинами, горами, плоскогорьями, разноязыкой и разноплеменной речью... Здесь говорили на урду, пушту, дари, синдхи, хинди... И естественно, на английском. На хорошем правильном английском девятнадцатого столетия, не испорченным современным сленгом и американизмами.

Али Юсуф Латиф руководил штабом отрядов афганских моджахедов; базировались они в Пуштунистане, на территории Пакистана. В силу происхождения, образования и, пожалуй, природного ума в рядах «полевых командиров» Али Латиф не задержался. Судьба и свела нас тогда – очень молодыми людьми. Меня к Али Латифу «подвели» как английского студента-этнолога, изучавщего нравы пуштунов-кочевников. И все понимающе кивали, принимая меня за сотрудника разведки. Английской. Я старался никого не разочаровывать.

В лагере я провел полтора месяца: на большее моя хлипкая легенда и наспех состряпанное прикрытие не тянули. С Али Латифом мы сошлись: мы были одногодки, с тем еще невостребованным азартом к жизни, какой годы порою истребляют в людях жестоко и от которого остается лишь воспоминание – словно дымка над вершиной могучего вулкана, напоминающая о его былой мощи... Вечерами мы подолгу беседовали: о мире и войне, о смерти и бессмертии...

Али Латиф был человеком отважным и умным. Цинизм тогда еще не разъел его душу, но притом он хорошо понимал, сколь важно хорошее начало жизни: растраченные годы юности заменить потом нечем.

Али Латиф был готов к борьбе за лидерство, что велось всегда между пуштунскими кланами, но с приходом в Афганистане к власти Тараки, затем Амина и Кармаля борьба эта, подогреваемая войной, обострилась. Али Латиф был готов к будущему лидерству. И не любил американцев. За беседами я выдал ему совершенно достоверную информацию о том, что группа пуштунских полевых командиров во главе с сыном известного Ахмад-шаха готовит провокацию его людям на базе и западню группе его боевиков при переходе через перевалы в Афганистан; ответственность будет возложена на него, и лидерство его будет подорвано, если не прекращено вовсе.

Али Латиф из лагеря не вышел и людей своих не стронул с места: ввязался во внутренние разборки, переросшие в затяжное противостояние и кровавые столкновения враждующих группировок. А чем для нас было неучастие всех этих формирований в боевых действиях в то время? Сотни и сотни спасенных жизней наших ребят.

Подавив и устранив особенно рьяных противников, Али Латиф быстро пошел в гору. Пожалуй, с ним стоило продолжать работу, но... Меня, как говорится, перебросили «на другой участок». А вопросы тогда задавать было не принято. Впрочем, как и сейчас.

– Я полагал, ты уже стал генералом. Или занял достойное место в бизнесе, – сказал Али.

– Я полагал, ты пылишься во властных коридорах Исламабада. Или надзираешь за маковыми делянками.

Али рассмеялся:

– И оба мы ошибались. Сейчас мои делянки размером со страну. Догадываешься, какую?

– Вполне.

– А власть такова, что...

– Верю.

– Верить можно только во Всевышнего. А людям... Я хочу, чтобы ты понял.

– Что именно?

– Ты видишь этот мир? – Али кивнул туда, где за стеной сияла огнями ночная Саратона.

– Он несовершенен.

– Хуже. Он эгоистичен и самодостаточен.

– И ты решил его исправить, Али Латиф?

– Смертный не может исправлять то, что ему неподвластно. Но я верю, что все в мире происходит по воле Всевышнего.

– С этим кто-то спорит?

– У меня много власти. Но мне нужно больше. Сказать, зачем?

– Нет. Власть сама по себе – и цель, и средство.

– Ты прав, мир несовершенен. Хуже, что он несправедлив. Им заправляют обветшалые народы и люди. Народы, погрязшие в роскоши, пугливые, малодушные, потерявшие всякую веру, и совесть, и стыд.

– В этом мире все ведут войну за справедливость. И для каждого эта справедливость – своя. Как и истина.

– Да? Американцы придавили талибов в Афганистане. Результат? Производство героина и его поток в Россию и Европу вырос в десять раз.

– Тебя это должно радовать.

– А тебя уже не возмущает? Твою страну превратили в помойку, в свалку! Тебя это не тяготит? Тебя все продали, предали и продолжают предавать! Тебя это не беспокоит?

– Прекращай агитировать, Али. Меня этим в детстве перекормили.

– Помнишь, некогда мы с тобой подолгу разговаривали. О мире. И о том, как сделать его лучше. Ты искренне желал этого. Я помню твои глаза, Дронов. Ты не лукавил.

– И сейчас не буду. Но о чем мне с тобой разговаривать, Али Латиф? О том, зачем ты организовал кодирование на самоубийство детей высокопоставленных персон? И сейчас, возможно, готовишь небывалый теракт?! Ты хочешь, чтобы я это понял? Или одобрил?

– Взрывы будоражат общественное мнение и пугают западного обывателя. Как вариант воздействия – хороши. Но проблему не решают. И я, как ты понял, не телестрашила для обывателя – в бороде по брови. Я практик. Уже сейчас в Европе – около пятидесяти миллионов мусульман. А будет больше. Через тридцать—сорок лет Европа станет исламской. Это первый путь. А второй... Наркотикам должен быть дан в Европе и Штатах зеленый свет. Для этого мне нужно влияние на тех, кто у власти.

– Благородная цель.

– Иронизируешь? Чем наркотики хуже любого оружия? В войне нет правил, и ты это знаешь. Европейцы расчищали себе жизненное пространство железом и огнем. Мы – героином и опиумом. Европейцы одряхлели. Для их молодежи это убийственно. А евреи? Народ жестокий и вероломный! Почему десять миллионов евреев должны решать судьбы миллиарда мусульман?

– Ты забыл китайцев.

– Что?

– Китайцев. Их полтора миллиарда. А если они возмутся решать судьбы всех остальных?

– Китайцы развращенны и лукавы.

– Все. Понял. Можешь не продолжать. Евреи жестоки и вероломны. Русские пьяны и неорганизованны. Китайцы развращенны и лукавы. Европейцы неповоротливы и дряхлы. А есть еще народы глупые, наглые и узкоплечие. А есть – блеклые, черствые и узкобедрые. А есть – плешивые и с песьими головами.

– Ты не понял меня, Дронов.

– Понял.

– «Когда нации утрачивают свою миссию, этот дар небес, когда они теряют веру, некогда отличавшую их от всех прочих, тогда-то они погибают как нации, тогда-то исчезают культуры, народы и цивилизации». Так написал Патрик Бьюкеннен. Один из лидеров современной западной цивилизации. И он прав. Но его правота ничего уже не изменит. Дряхлые и неспособные народы должны уступить жизненное пространство тем, кто помнит о морали и воле Всевышнего.