Глава 12
Жизнь такова, что любое событие или явление, каким бы страшным или шокирующим оно ни показалось нам в самом начале, со временем превращается в нечто обыденное. Люди привыкают и к красоте, и к уродству, но считают притом, что все, чем наградил их Господь – здоровьем, собственностью, благополучием, – правильным и законным. Как и то, что это теперь навсегда. А любую свою потерю или даже расхождение жизни окружающей с той, какую они для себя выдумали, полагают тяжкой и горькой несправедливостью. Таков мир.
Саратона жила своей жизнью. Возможно, происшествие и смутило кого-то своей жестокостью или, скорее, своим несоответствием устоявшемуся миру Саратоны – праздному и роскошному... Это длилось уже не одно десятилетие, отчего и роскошь, и праздность выглядели здесь не излишествами вовсе, а как бы частью природы. Гибель Арбаевой если и могла притушить танцующий ритм ночной Саратоны, то лишь на минуту, какая в теплой ночи ощущается лишь как мгновение; потом все пошло своим чередом.
А я шел по улице и размышлял. Мысль о том, что любое событие жизни подготовлено всей твоей жизнью предыдущей, как и тем, насколько ты был отважен, целеустремлен и самоотвержен, не окрыляла. Потому что часто в стремлении к какому-то достижению или тому, что этим достижением мнится, человек пренебрегает той жизнью, какая есть, а в худшем случае – наступает на горло и собственной песне, и окружающим. И жалуется потом, что ему «трудно дышать в этом затхлом мирке».
Я проходил каким-то тихим проулком, когда... Треск раздираемой штукатурки прямо над ухом и – горячая волна, обдавшая голову и на миг сжавшая сердце, чтобы следом заставить его биться шумно и стремительно...
Пуля ушла в пространство неба, сам выстрел был беззвучным, но – мигом превратил философствующего обывателя Дронова в сбрендившего сайгака. Я понесся вниз по улице, меняя темп и направление, с завидной лихостью; оказался на освещенной площади, где было еще достаточно много гуляющих, танцующих, играющих на гитарах и барабанах, и – полетел по площади, словно парусник без руля и ветрил, неожиданно меняя галсы так, что просчитать движение сего «летучего голландца» не смог бы никто, даже он сам.
Проскочил по тишайшему проулку, вверх, пробежал еще несколько перекрестков, и только там голову мою посетила мысль простая и содержательная: «Если бы хотели застрелить – уже бы застрелили».
Я остановился, сердце билось бешено, заставляя меня чуть не пританцовывать; оно не хотело верить доводам рассудка и продолжало пожирать адреналин, тихонько ликуя: «Промахнулись... промахнулись... промахнулись...» и повторяя притом с затаенным холодком: «Будут стрелять еще... еще... еще...»
Страх – плохой советчик. И плохой защитник. Человек словно хочет превратиться в самую малую малость, сжаться в снежный комочек, замереть в оцепенении, чтобы беда не разыскала его, прошла мимо... Но... От пули не убежишь. Если я допустил где-то ошибку, то исправлять ее нужно не беготней, а размышлением, разумом и интуицией. Но...
Волей сердца не успокоить.
И все же несколько минут спустя я присел за столик в уличном кафе. Усталый официант принес двойной эспрессо, шоколад и ушел смотреть телевизор.
Уже после первого глотка я понял, что все посетившие мою голову накануне выстрела мысли в данной ситуации стоит отнести к чистой фрейдятине: думать нужно о том, что произошло, и думать предельно конкретно.
Итак. Первое. Стреляли в меня из бесшумной винтовки с оптическим или ночным прицелом, судя по величине и узости улочки и по тому, как пуля, раскрошив штукатурку, срикошетила в пустое ночное пространство, под изрядным углом, но со сравнительно небольшого расстояния. И первым моим порывом, так взволновавшим бедное сердце, было – бежать куда подальше – как раз потому, что разум цепко хранил все предположения Алена Данглара, а одно из них звучало так: Дронов убивает Арбаеву, некто убивает Дронова, и – никаких концов.
Но...
Ни один профессионал не промахнется, стреляя из винтовки с такого близкого расстояния. А то, что эту игру затеяли не любители, понятно по организации безвременной кончины Арбаевой: надо же закрутить все эдак лихо, и притом ни сучка не оставить, ни задоринки!
Вывод: меня хотели не убить, а испугать. Вывести из равновесия – так будет точнее. Чтобы я перестал думать о вечном и начал размышлять о бренном, сиюминутном, но для меня сейчас отчаянно важном: о том, как выжить, как выйти из непонятной и опасной ситуации, в которую... завели обстоятельства? Жизнь? Прошлое? Или – люди, знакомые с этим моим прошлым и решившие, что этот «пончик» на них еще поработает?.. Нет в мире совершенства.
И на этом прекрасном острове – тоже, несмотря на заверения барона Данглара в полной и окончательной победе Закона и порядка на вверенной ему территории. Здесь не только морды бьют и с крыш сметают незлым тихим словом, но и постреливают незлыми тихими пулями – так, для острастки, для обострения, так сказать, чувственного восприятия, а также умственных и иных способностей индивида по фамилии Дронов и быстрой активизации у оного некогда имевшихся умений и навыков. Или барон не лукавил? И этот остров действительно контролируется х о р о ш о? Самим бароном Аленом Дангларом или «теми, что отдают приказы» и привыкли к безукоснительному их исполнению?..
Откуда будем танцевать? От печки – или... Поскольку печек на этом распрекрасном острове не водится, остается «или».
То, что Арбаеву довели до самоубийства или принудили к нему, – для меня факт. Каким образом? Версии всего две: предположим, она влюбилась. И этот ее пассия разыграл из себя звездного демона и запорошил девушке мозги. А потом – при содействии неведомого наркотика – пригласил прогуляться по просторам Вселенной. Это первая. И вторая: девушка была закодирована на определенное воздействие. Некто позвонил ей, активизировал код, и – до свидания. Возможно, активизация кода имеет несколько этапов. Начальный был проведен еще до нашей встречи: Алина уже тогда рассуждала как в старинной песенке времен культа личности: «Я из пушки в небо уйду, тиби-тиби-ду...» Звонок лишь завершил активизацию.
Что еще? Программа кодирования для Арбаевой была составлена индивидуально, с учетом ее пола, возраста, особенностей характера, психики, темперамента... Это сложная и трудоемкая работа, требующая присутствия хорошего специалиста и определенных технических средств. Требующая еще и времени. Кто и как смог провести ее с дочерью мультимиллионера? И – где?
И наконец, таблетки. Как выразился Ален Данглар – «для свежести дыхания». Стоп! Может быть, это такой наркотик, который позволяет произвести кодирование скоро и непринужденно, безо всяких технических наворотов? Может быть. Вот только снадобье исчезло. Бесследно.
Я спросил еще кофе. Сердце ныло, и на душе вдруг сделалось тоскливо и горько. «Здесь, под небом чужим, я как гость нежеланный...» – заклубилась в моем воображении мелодия, и очень захотелось домой. Вот только где мой дом?