Глава 27
Родная хибара за время моего отсутствия ничуть не полиняла. И внутри обстановка хотя и спартанская, но по мне – вполне пристойная.
Кувшинчик красной полусухой «Изабеллы», извлеченный Сережкой из Тимофеичевых подвалов, приятно освежает после трехкилометрового заплыва. Вино хорошо охлажденное, но не ледяное – как раз то, что нужно.
Теплый августовский вечер. Легкий, едва уловимый ветерок. Садится солнце, и небо засыпает, меняя цвета – от ярко-оранжевого до голубовато-синего, сиреневого, фиолетового… Недалеко, метрах в семистах, заброшенный раскоп древнего города. Тщательно обработанные камни построек, остатки виноделен…
Люди рождались, радовались, воевали, любили, умирали… И дни сменяются днями, и закаты дарят непостижимую красоту Совершенства… И красота беспредельна и бесконечна, и душа наполнена ею… И душа – бессмертна…
…Море… Немного вина… Закат…
– Дрон, к тебе гости! – Серега стоит на пороге хибары и улыбается во весь рот.
– В такую рань?
– Кому рань, а кому и двенадцатый час… Ты во сколько уснул вчера?
– Спроси что-нибудь полегче…:
Но на Божий свет выхожу довольно резво.
– Привет!
Высокая девушка с рыже-каштановыми волосам" И еще – она удивительно похожа на Леку. Как это тогда не заметил!
– Здравствуйте, милая девушка.
Юля склонила голову чуть набок, прикусила кончики волос.
– Я пришла в гости.
– И это славно! Из развлечений предлагаю самые изысканные: купание в море, загорание под солнцем, поедание мидий в тени! Подойдет?
– Подойдет.
– Тогда сразу в море, а то я не умывался. Сережка притащил плотик, и мы отплыли от берега метров на двести. Здесь наша личная мидиевая плантация. День проскочил весело и незаметно. Девушка поглядела мельком на часы.
– Сколько?
– Скоро восемь.
– Тебе далеко добираться до бабушки? Сережка отвезет. У него мотоцикл – зверь!
– А я на машине.
– С шофером, что ли?
– Да нет, сама.
– Умеешь водить? – Конечно.
– А права?.
– Подумаешь… Исполнится восемнадцать – сразу получу.
– А вино зачем пила, раз за рулем?
– Так я же чуть-чуть. Тем более воды все равно не было. Ее правда. Но ответственность за подрастающее поколение – это не пирог с изюмом! Тем более что вина я сегодня – ни-ни! Режим! Подготовка к новой жизни. У Алигьери это звучит вообще песней: «Вита нова!»
– Ладно. До бабули сам отвезу. За чай с вареньем. Где твоя колымага?
– На «лесенке». Сюда на ней не проехать.
– Пошли.
Я ожидал другого «росинанта». Какого-нибудь горбатого, на «лысой» резине «запорожца», мне ровесника, выкрашенного масляной краской. И когда Юленька остановилась около белого сооружения, я чуть было не проскочил мимо.
– Вот эта?! – Глаза у меня стали копеек по семь одной монетой, без сдачи.
Девушка открывала ключом дверцу «Мерседеса».
– Ага. – Ее глаза смеются. – Ты еще не раздумал сесть за руль?
– Не-а. Далеко едем?
– В Рыжановку.
– Вперед.
Машину веду так, словно она хрустальная. Или фарфоровая.
– А побыстрее можно?
– Не дразнись. У твоей бабушки что, восемьсот гектаров ананасовых плантаций под домом?
– Да нет. Машина дядина.
– По шее не получишь за такие разъезды?
– Не-а. Дядя мне все разрешает. Он очень добрый. К тому же в мои годы Гайдар уже полком откомандовал и в отставку вышел!
– А дядя – бывший маршал? – Легонько стукаю по приборному щитку.
– Да нет, он всего на девять лет старше мамы. Ему сорок шесть.
– Бизнесмен?
– Я даже не знаю точно. Вечно по делам мотается – то Москва, то Симферополь, то Киев. Вот семьи у него нет.
– Почему?
– Не знаю. Не сложилось. Да и он лет двенадцать на Севере работал, золото, что ли, добывал или алмазы…
– А может – изумруды? – ляпнул я неожиданно для себя.
Юля просто пожала плечами.
– Не знаю. Может, и изумруды. Подъехали к дому, въехали во двор. Рядом с «мерсом» дом выглядит вполне обычным: правда, большой, двухэтажный, просторный, но станицы в этих местах богатые, такие дома – у каждого второго.
– Садись на веранде, я сейчас чай принесу.
– А бабушка?
– Наверное, к соседке ушла. Не могу же я допустить, чтобы ты до этого умер от жажды. Тебе крепкий заварить?
– Да, очень. Может, я сам?
– Не доверяешь? Да я умею. Дядя только такой и пьет. Посмотри пока телек, журналы. Или, если хочешь, мой альбом. Все – на полке.
Выкройки меня интересуют мало, поэтому беру альбом. Юля идет в школу – с цветами и ранцем. Юля у моря – с большим разноцветным мячом. Юля в кругу семьи – мама, женщина лет тридцати, девочка и… Высокий выпуклый лоб, стальные глаза, плотно сжатые губы… Морщина к переносью, едва наметившаяся… Волк Ларсен. Юля подошла, заглядывает через плечо.
– Это – мама, это – я во втором, что ли, классе, а это – дядя Володя, мамин брат.
– Как его фамилия?
– Как и моя – Князев. Ты что, его знаешь?
– Да нет. Просто, наверное, видел где-нибудь. Лицо запоминающееся.
– Он был недавно в Приморске, может, ты его и встречал.
– Может быть. А сейчас?
– В Москве, наверное. У него дел, как он выражается, под завязку. Ты чай с сахаром или с вареньем?
– И то, и другое, и компот.
– Компота нет, есть кагор. Будешь?
– Лучше чай.
– А я выпью.
День сюрпризов. Но, как выяснилось, это не последний. Листаю дальше альбом, и…
На меня смотрит Л ека. Правда, в школьном платьице, с бантом, с букетом роз.
– Красивая, правда? – Юля стоит сзади, ее волосы щекочут мне шею.
– Очень.
– Ну ладно, хватит разглядывать. Чай стынет.
– А кто это?
– Ну… Юля мнется. Ну… Это моя… сестра.
– Сестра?!
– Ну как. Не совсем… Как это называется… Не двоюродная, а…
– Сводная.
– Ну да. Сводная. Папа у нас один, а мамы – разные.
– Родители развелись?..
– Да нет. Ты же знаешь, как это бывает… Мама работала на Территории, официанткой или горничной, я не знаю… А он там отдыхал… Ну вот и… Он тогда уже был женат, и Лека уже была… Да и развестись тогда – никак, сам понимаешь, карьера…
– Ты на него обижаешься?
– Да нет. Вернее, раньше – иногда. А так – все понимаю. К тому же он каждое лето приезжал…
– Мама замуж так и не вышла?
– А вот как раз и вышла! Два года назад. Она молодая и очень красивая.
– Сейчас в Приморске?
– Нет, в Киеве. Муж ее, дядя Саша, в институте работает.
– Преподаст?
– Вообще-то он ученый, но сейчас им даже на хлеб не хватает. Преподает в каком-то лицее и еще где-то по компьютерам подрабатывает. Он в них жутко соображает.
– А ты здесь живешь?
– Жила. Я в институт поступила, в Москве. И там буду жить. А дядя Володя обещал к восемнадцатилетию квартиру подарить. Вот. – И Юля, показав мне язык, выхватила альбом. – Хватит любоваться, давай чай пить. А правда, я на нее похожа?
– Да, очень.
– Значит, я тоже красивая! Садись. Едим абрикосовое варенье и запиваем густым крепким чаем.
– Юля…
– Да?
– А ты давно папу видела?
– Давно. Ты знаешь, он умер. Три года назад.
– А кто он был?
– Не знаю. Важной шишкой какой-то. У него на Территории особняк был. В смысле – служебный, но отдельный. А о работе своей никогда ничего не рассказывал. Да мне все равно было, я же еще маленькая была. Да ладно об этом…
Слушай, а где ты пропадал? Я ведь наведывалась в твою хижину пару раз, никто не знал. Серега, пацан этот, отвечал всегда: «В отъезде», и был такой ва-а-а-ж-ный, как семафор!
– Отдыхал в станице. У друзей. Что-то бабушка твоя не торопится.
– Не знаю. – Девушка пожимает плечами, но и в сумерках видно, как она покраснела. Смотрю на часы.
– Скоро десять. Мне пора.
– И на чем ты поедешь?
– Автобус в двадцать два пятнадцать.
– На нем больше часа до города… Останься…
– А бабушки никакой у соседей нет?
– Не-а. Она у мамы, в Киеве. Девушка встает из-за стола, садится мне на колени, обнимает за шею, прижимается к груди.
– Ты что, не понимаешь? Я уже взрослая. Совсем взрослая. Я хочу, чтобы ты остался.
Я смотрю ей в глаза. Зеленые и глубокие, как море…
– Да? – . Губы девушки совсем рядом.
– Да. Третья неделя сентября. Юля на учебе в Москве. Сижу в хижине. Читаю попеременно Диогена, Лаэрция и Овидия. Ночами уже холодно. Скоро начнутся шторма. Заворачиваюсь в одеяло и засыпаю.
…По дорожке, усыпанной морским песком, идет девушка… На ней легкое платьице, ветер играет волосами. Она босиком, я слышу шуршание песка, когда она касается дорожки ступнями.
Ее фигурка кажется почти невесомой… И цвет волос переменчив – то светло-русые, то золотистые, то каштановые… Волны добегают к ее ногам и ласкаются белыми курчавыми щенками…
– Скорый поезд номер шестьсот семьдесят два «Приморск – Москва» будет отправлен через пять минут со второго пути…
Я сижу в вагоне «СВ» и предаюсь полной расслабухе. Поскольку птица я теперь важная, решил позволить себе невинную роскошь в виде спального места.
А вообще, такое впечатление, будто обо мне забыли. Ни тебе ответственных лиц в париках, замаскированных алкоголиками, ни киллеров в черных плащах с отравленными кинжалам, ни даже предложения работать на сенегальскую разведку!
Скучно и обидно!
Багаж мой также скромен: пятилитровая канистра превосходнейшего вина, подаренная Энвером, и богатые летние впечатления. «Усталые, но довольные, мы возвращались из похода».
Поезд трогается плавно. Но кажется, он-то как раз стоит на месте: назад, как в прошлое, уходит перрон, здание вокзала, фонари, безногий нищий в длинной солдатской шинели, беспризорные дворняги, бабы с баулами…
Место напротив пустует. Жаль. Сентябрь я провел в благородном уединении и сейчас рад любой компании. Даже в виде толстого и лысого пожирателя цыплят. Лишь бы ночью не храпел.
Дверь сдвигается в сторону.
Девушка в строгом деловом костюме: блузка, юбка, жакет, очки. Немного косметики, волосы гладко зачесаны.
– Восьмое место – это здесь?
– Да.
– Надо же, чуть не опоздала! И еще вагон перепутала. Помогаю ей с вещами.
– Вы до Москвы?
– Да.
– Вот и отлично. Я тоже. Меня зовут Светлана.
– А меня – Дрон. Вернее, Олег. Девушка замечает на столе книгу: А. Волков.
«Волшебник Изумрудного города».
– Детям везете?
– Отнюдь. Впадаю в детство. Временами. До пришествия полного маразма решил перечесть нетленку. Пока не поздно.
Девушка улыбается и достает из сумочки книгу – новенькую, в ярком переплете. «Урфин Джюс и его деревянные солдаты».
– Уверена, мы подружимся. У нас схожие пристрастия. Или – недуги.
– Зато – хороший вкус. Вам нравятся коллекционные вина?
– Очень.
– Разрешите вам предложить одно из редчайших…
– Замечательно! А у меня есть фрукты и шоколад.
– Значит, устраиваем, пир?
– Еще какой!
Девушка смотрит близоруко и даже чуть краснеет.
– Извините, Олег, вы не могли бы…
– Конечно. – И выхожу в коридор.
Сигарета прогорает с одного бока. Значит, обо мне кто-то думает сейчас.
Вспоминает. Беспокоится.
Если меня начали «вести», то не просто нежно – ласково. С учетом слабостей, пороков и комплексов. По полной программе. Ну что ж, на войне как на войне.
– Можно.
Я вхожу. На девушке короткое, расшитое шелком темно-зеленое кимоно. Ноги длинные, золотистые от загара. Густые каштановые волосы рассыпаны по плечам, темные глаза блестят чуть возбужденно, губы приоткрыты…
На столе – фрукты.
– Ну? Доставайте ваше вино. За знакомство… За окном дождь. Капли косо расчерчивают синие сумерки, на миг вспыхивая редкими золотыми искрами…
Эльдорадо… Эх!
Тяжела ты, шапка Мономаха… Ну да отступать некуда. Впереди – Москва!
notes
