Глава 24
Я чувствую, что сижу в кресле. Кресло глубокое, умеренно мягкое, руки удобно покоятся на подлокотниках. Затылок саднит: удар пришелся вскользь. Но, судя по тому, что пребывал я в полной отключке, опустили на меня что-то не слишком громоздкое, но твердое, типа хрустальной вазы. Если я мыслю, значит, я существую, сказал один философ.;
В этом ему можно верить. Вот только нужно убедиться, на сколько комфортно мое теперешнее существование… О безопасности вообще умолчу: особнячок с химерами расстроит любую психику, особливо если дополнять полученные впечатления вот такими встрясками мозгов. Утешение одно: мозги жидкие, а встряски полезны; если переболтать сознание с подсознанием, работа извилин только улучшится.
Голова не болит. Это не удивляет: чему там болеть, там же кость! Удивляет другое – собственное настроение. Нахожусь неизвестно где, впереди – неизвестно что, а готов сплясать русского, гопака и «семь-сорок» поочередно и одновременно, шутить, балаболить, приставать к девушкам, рассказывать неприличные анекдоты и баллотироваться в нардепы. Причем все – не откладывая!
Рассчитывать, что я резко поглупел именно после удара, не приходится: на непредвзятый взгляд мои умственные способности и до того оставляли желать много лучшего.
Радость, что успел и девушки остались живы?.. Но мое самочувствие сейчас больше похоже на эйфорию, словно хлобыстнул натощак пол-литровую кружку «северного сияния» – спирт с шампанским, причем с самыми компанейскими ребятами!
Но я не пил и не собираюсь! Больше того: грядущее через месяц тридцатитрехлетие хочу отметить началом новой жизни, трезвости, умеренности…
Так чего еще?
Точно. Судя по последней идее, эйфория усугубляется, приобретает угрожающие формы и плавно переходит в старческий маразм! Вывод один: я получил нечто обезболиваю-ще-тонизирующсе путем инъекции. Очень надеюсь, что я не в притоне наркоманов и шприц одноразовый!
Причем сильно радует приобретенный опыт: теперь нет сомнения, что завоевать доверие красивых девушек сложно, просто перестав наводить на них оружие, и моя улыбка не столь обаятельна, как я самоуверенно полагал. Впрочем, та, что меня отключила, стояла сзади, и потому мой жизнеутверждающий оскал не оценила. Так что не все еще потеряно, граф! Нас ждут великие дела!
Ладненько, осталось, как говаривал прапорщик Кораблев, «привязаться к местности и оценить преимущества сто-рон». К местности в меру сил я уже привязался. В полвзгляда, едва приоткрыв веки, оглядел комнату. Это не особнячок: стиль другой. Выдержанно-респектабельный, богатый, сдержанный. В отдельных элементах декора помещения – не без влияния тяжелой грации модернизма начала века. Это я без балды. Прямо напротив, в кресле, сидит холеный подтянутый мужчина средних лет – что-то между сорока пятью и пятьюдесятью, внимательно просматривает бумаги в папке.
Мысль о том, что девушки осознали-таки ошибку и, распознав освободителя, доставили меня сюда на хрупких плечах для чествования героя с шампанским, артишоками, стриптизом и награждением орденом «Дружбы всех народов», приятна, но отдает мещанством. А потому отбрасываю ее как вздорную. К тому же для человека совершенного, каким стремлюсь стать, подвиг должен быть включен в распорядок дня, как горячий кофе и булочка к завтраку. Не так ли, граф? Вернее, барон!
Проще всего узнать, кто я и зачем здесь оказался, у занятого бумагами господина. Но для романтиков прямые дороги запретны, как и благие вымыслы, – кайф пропадает. Да и память цепко хранит предостережение Мастера: «Никогда не разговаривайте с неизвестными!»
Хотя что-то в нем кажется мне неуловимо знакомым. Может быть, руки?
Открываю глаза. Пора представляться.
Мужчина поднимает взгляд от бумаг, и пару секунд мы смотрим друг на друга.
И снова что-то кажется мне знакомым: «добрый ленинский прищур», что ли?
– Вам удобно? – Голос тих, спокоен и благожелателен.
– Вполне.
Душой я покривил. Кресло удобное, вот только встать и пройтись я не могу.
Ноги у щиколоток и коленей приклеены липкой широкой лентой к креслу, слоя эдак в два. Информация к невеселым размышлениям…
– Хотите перекусить?
Ага, кусок медной проволоки. Потолще. Дабы дать выход отрицательным эмоциям. Сродни ярости. Но проволоки нет, так что, по системе йогов, загоним эту бяку внутрь и прибережем. Авось пригодится. Энергия, она и на Байконуре энергия.
Вдох-выдох. И – очень спокойно:
– Благодарю, нет.
– Кофе? Коньяк? Вино?
Милая игра. «Вам чай или кофе?»
«И компот тоже!»
– Пожалуй.
Мужчина сидит в таком же кресле напротив. Рядом небольшой, инкрустированный цветным камнем ломберный столик. На него мужчина опускает папку, берет маленький серебряный колокольчик. Звон мелодичный и очень чистый.
Входит девушка, подталкивая перед собой столик на колесиках. Вкусный запах свежесваренного кофе заполняет комнату. Но мне уже не до кофе. Я глаз не свожу с девушки.
Высокая, в длинном вечернем платье – фиолетовое с сиреневым, с глубоким вырезом на спине, – каштановые волосы, очень темные, почти черные глаза…
Ночная русалка… Сейчас взгляд ее спокоен и почти равнодушен…
Мужчина внимательно наблюдает за мной.
А я вспоминаю, что мы так и не познакомились.
– Меня зовут Олег. Но все называют меня Дрон.
Девушка молча сервирует стол.
– А меня можете называть как угодно, – усмехается мужчина. – Смирнов, Кузнецов, Кравченко – иметь такую фамилию все равно, что не иметь никакой. Ну а имя – Вадим.
Девушка пододвигает ближе ко мне блюдо с шоколадом – крупный, весовой, с орехами! Пузатую бутылочку красного «порто»… Похоже, мои пристрастия ни для кого здесь не тайна. Коньяки, ликеры, вина на нижней плоскости столика. Девушка наливает кофе. Пробую. Приготовлен исключительно – с едва ощутимым привкусом жженого сахара и очень крепкий. Кружка высокая, толстостенная, белая. На ней надпись: «Мэджик маунтинз» – «Волшебные горы». И – маг в высоком фиолетовом колпаке, расписанном звездами. Его руки подняты в чародейском экстазе, с пальцев истекают молнии… Симпатичная чашечка. Великолепные напитки. – За знакомство? – Мужчина тонкими, длинными, чуть узловатыми пальцами аккуратно берет наполненный бокал. Девушка удаляется, плавно двигая бедрами. Провожаю ее взглядом.
«Изумрудный город, мил человек, там, где много „зелени“…»
* * *
– Вы решили, как вам удобнее меня называть?
– Решил. – Киваю на изображение на чашке. – Мерлин. А лучше – Гудвин!
Бокал в его руке чуть дрогнул. Едва-едва. Мужчина улыбнулся:
– У вас богатое воображение…
– У вас богатые подвалы. – Я кивнул на алкогольное изобилие.
– За знакомство. – Мужчина пригубил бокал. Я осушил свой до дна. До начала новой жизни есть время, этим грешно не воспользоваться. При таком изобилии – еще и глупо. Судя по прелюдии, меня ждет задушевный разговор. А кто ж такие ведет на трезвую-то голову? Потому сразу наливаю еще. Портвейн, из пузатой бутылки.
Мужчина молчит. Он ждет. Когда я начну задавать вопросы. Вот уж нет. Я – боец контратак. Да и воспитание брежневских времен: мы первыми не нападаем.
Только даем отпор агрессору. Со всей суровостью. «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!»
«Мы рождены, чтобы сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор…» Изумрудный город… Волшебная страна… Гудвин, Великий и Ужасный…
Всем сестрам по серьгам: Страшиле – мозги, Льву – храбрость. Железному Дровосеку – сердце…
«А вместо сердца – пламенный мотор…»
Пламенный… Пламя… Горящие машины спецназа на пляже… Урфин Джюс и его деревянные солдаты… Горят, но боли не чувствуют…
Отличное винцо. Нальем третью. Вот так, молча, без тостов. Будем считать, что мы на Севере. Там так принято.
Смирнов-Иванов тоже наливает. Молча. А что еще ему остается? Клиент-то наклюкивается прямо на глазах…
Нальем четвертую… Во студенчестве меня всегда назначали виночерпием.
Друзьям наливал, себя не обижал… Не в том суть… При хорошем настрое можно выпить до полуведра, особливо в культурном обществе…
Еще по одной? Чудненько… «А ты сачкуешь, мил человек», – сказал бы дедок-одуванчик. Только от пули, как от судьбы…
Как там у классика из туманного Альбиона? «Весь мир театр, и люди в нем актеры». Его земляк Моэм добавил в «Театре»: «Взял паузу – держи. Чего бы это ни стоило». Писателем Моэм стал по совместительству. Так сказать, вечерами. Основной профессией была разведка.
Старик знал толк в паузах. По пятой.
– Может быть, еще кофе? Галантный хозяин.
– Благодарю. Портвешек – чудо. Ножная работа.
– Что?
– Бывают, знаете ли, часы. Ручная сборка. Оч-ч-чень ценятся. А португальцы виноград для «порто» мнут ногами. Исключительно девичьими. Ноги длинные, стройные, с изящными щиколотками. Потому не напиток – бальзам. На сердечные раны. Наливаю еще порцию.
Пью.
– Дрон, прекратите. Для умного человека достаточно сложно притворяться глупее, чем он есть.
– Вы полагаете? «Дураком быть выгодно, да очень не хочется, умным очень хочется, да кончится битьем…» – пропел я с чувством. – Вы любите Окуджаву?
Судя по возрасту, должны бы… Споем. В этой избушке найдется гитара? Раз уж пошла такая пьянка!.. «И я за жизнь его не дам тогда и самой ломаной гитары…»
Гитары ломать грех. Они похожи на девушек. У них душа живая…
Наливаю. Честно «леплю горбатого». Таким мензурками портвейн можно лакать сутки! «Но разбойники-то этого не знали и слегка задрожали от страха…»
Последнюю, тьфу, крайнюю фразу я произношу вслух. Не то чтобы намеренно, но и не случайно… Надо же завести этого Железного Феликса.
– Разбойники?
– Ну да. Любимая сказка – «Бременские музыканты».
Скворцов-Степанов поморщился.
– Нам нужно поговорить.
Наливаю:
– За дона Педро!
Ну, милый, начинай! Что тебе нужно-то? Сломать? Уболтать? Разъяснить?
* * *
– Вы понимаете, Дром, что оказались здесь не случайно?
Что-то уж больно любительское начало. Е-2 – е-4. А этот Кузнецов-Смит на любителя похож, как бенгальский тигр на дохлую кошку.
– Я понимаю, что оказался здесь не случайно. Но и не намеренно. Уж поверьте на слово.
– Ваше положение…
– В положении остаются неопытные институтки. А у нас – ситуация.
Немного агрессии и хамства после семи-восьми бокалов – вполне естественно… А ты, дружок, не привык, чтобы тебе хамили. Итак?
Мужчина бледнеет едва заметно. Зажимает тонкими губами сигарету.
Прикуривает. Мне не предлагает. Уже хорошо.
– Ты вряд ли отдаешь себе отчет…
– Успокойся. Отдаю.
Ну вот и на «ты» перешли, легко и без лишних формальностей типа брудершафта, братаний и заверений в личной преданности.
– Да?
– Ага.
Наливаю. Отхлебываю.
– Я вам нужен. Не знаю, зачем, но нужен. И пока эта необходимость в моей персоне не отпадет, останусь жив.
– Ну что ж… Добавлю только, что у вас лишь один путь – к сотрудничеству с нами. Только в этом случае вас не устранят.
Судя по всему, у Смирнова-Лебедева воспитание победило. Вернулся к «вы».
Вежливость – главное оружие вора, говаривал Доцент Леонов. Располагает.
Сам-то я думаю, меня устранят в любом случае. В смысле – собираются. Тут наши дорожки расходятся, а цели – противоположны. И существуем мы, по Гегелю, в борьбе и единстве. По Ульянову – «возможны компгомиссы». По Пушкину – береги честь смолоду. А я и не стар.
Что ж, будем торговаться.
– Я попросил Марину сервировать стол, чтобы сомнений у вас не осталось: ситуацию мы контролируем с самого начала. И намерены контролировать впредь.
Ага, значит, девушку зовут Марина. Морская русалка… очень подходяще…
Поскольку этот пижон априори считает меня трупом, то игра пойдет открытыми картами. Так даже занимательней… «Три карты, три карты…» Тройка, семерка, туз… Или дама? Как там у Александра Сергеевича?
– «Его состояние не позволяло ему жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее», – процитировал я вслух.
– «…а между тем целые ночи просиживал за карточными столами и следовал с лихорадочным трепетом за различными оборотами игры», – закончил мужчина. – Вы любите играть?
– Да. Когда выигрываю.
– А если – нет?
– Ломаю игру.
– Это не так просто, Дрон. Вы с самого начала играете по нашим правилам. В нашу игру. Любопытно, как вы себе представляете партию?..
Ну что ж, открытыми, так открытыми. С одной только поправкой: у каждого из нас своя колода. Умеренно крапленая, разумеется.
Излагаю Смирнову-Сидорову свою версию. Естественно, тенденциозно, искажая детали и упуская интересы пролетариата.
– Ну что ж, в целом неплохо. – Вадим берет холеной рукой бутылку «мартеля».
– Вам налить?
– Если можно, еще кофе.
– Можно.
Звон серебряного колокольчика рассыпается по комнате. Появляется девушка.
Разливает кофе.
– Мариночка, вы исчезли так романтично, что у меня не было возможности сказать; вы прелестная, очаровательная, изумительная девушка!
На губах ее мелькнула улыбка. Мимолетная, как воспоминание о снеге…
Девушка удаляется, чуть покачивая бедрами… Игра игрой, но приятно хоть в чем-то оставаться полностью искренним!
Гусев-Лебедев смеется. По-моему, тоже искренне. – Дрон, вам интересно, почему именно вас выбрали на эту роль? Как вы выразились, «детонатора»?
– И так ясно. Никого дурней в городе не оказалось.
– Ну уж… Мы вывели вас на определенные исходные и поставили перед необходимостью действовать. И объект: стройная блондинка с фиалковыми глазами…
– Леночка работает с вами?
– Втемную, как и вы. Один наш человечек в Москве оказался сильно жадным до денег: мы рассматривали, издалека понятно, кандидатуру этой девушки для более перспективных задач… А он за нашей спиной сговорился с Пухом…
– Пух?
– Старичок…
– Удачная кличка.
– …и продал девушку ему. Мы узнали об этом своевременно, сумели навести на нее Князя, а потом позволили ребяткам старичка действовать. При этом передали пожелание – не трогать до поры. Пух и не трогал. Играл свою игру, но тоже по нашим правилам. А потом познакомили девушку с вами, получилось пикантно, вы не находите?
– Ту-у-ут вы рисковали…
– Да ну?
– Помимо блондинок мне жутко нравятся рыжие, каштановые, русые… А уж от несовершеннолетних мулаток тащусь, как фанера по асфальту. Не говоря уже о высоких стройных китаянках!
Болтаю чепуху, благо язык без костей. И треплется независимо от мозгов.
Даже изрядно сотрясенных. Итак, они меня вели с самого начала. Как? Если Леночка отпадает, значит, Юля? Что-то не вписывается…
Идиот! Даже общение с гениальным Крузом не сказалось на интеллекте!
Массивный брелок на ключах!.. В сочетании с хорошим приемником – он же и передатчик. Ежу понятно.
Кстати о «ежиках». На теле я их никак не ощущаю. Горошина-микрофончик на месте. Меня, естественно, об-шмонали дочиста, пользуясь беспомощным состоянием потерпевшего, но раз на месте микрофон, «ежики» должны тем паче… По уверениям Димки, металлоискатель их не берет, а на всяческие виды излучений мои безжизненные на тот момент кости вряд ли проверяли… Но от этих кудесников интриги и мастеров бяки стоит ждать пакостей, и не только мелких… Надеяться, что «клопы» в рабочем таки состоянии, можно, а вот рассчитывать – нельзя.
– Тем более ошибиться в выборе объекта для вас при таких условиях почти невозможно. Мы подобрали бы вам подходящую пару даже в Бразилии и Лесото. Мы не ошиблись в главном.
– Да?
– Вы решительны, умеете быстро оценить обстановку и действовать соответственно. Признаюсь, определенные ваши поступки создавали для нас проблемы – я имею в виду для контроля.
– Благодарю, лестно.
– Но не это определило наш выбор. А то, что делает вас непрофессионалом.
Ну вот, так хорошо начал…
– Извините… Чукча – кандидат наук!
– При определенной ситуации ваши действия диктуются не наибольшей целесообразностью, а, если хотите, порывом.
– Может, это и есть целесообразность?
– Нет, это просто комплекс. До начала операции мы внимательно вас изучали.
Вы ведь на отдыхе здесь, но отдых ваш странный… Плавание часами, бег, упражнения по рукопашному бою…
– Спорт… Для здоровья. И у министров с президентами подобное хобби…
Считайте, хочу походить: мания величия.
– Для вас это не спорт, а стиль жизни. Вы живете так, словно готовитесь к войне…
– Ага. С империалистическими хищниками. «Если завтра война, если завтра в поход…»
– Да нет. Наши аналитики подсказали: у вас просто комплекс защитника.
Воина.
– Что за зверь?
– Скорее не зверь, а птица.
– Редкая?
– Может быть, оставшаяся в единсгвенном экземпляре. – Мужчина усмехнулся:
– Мы использовали ваш страх.
– Ну да… Нежданный триппер поутру досадней ядерной войны.
– Я серьезно. Вы просто очень боитесь не успеть защитить кого-то, когда вдруг возникнет необходимость.
– Это нормально, – пожимаю плечами.
– По Фрейду, все наши комплексы можно разложить на две составляющие: стремление к жизни – половое влечение, стремление к смерти – тяга к убийству или самоубийству.
– Мудрено. Переведите.
– У вас сформированный «отцовский комплекс». Для вас любить девушку означает еще и восхищаться, оберегать, помогать, защищать, заботиться… Да, и – наказывать. Имеется в виду сексуальная имитация наказания.
– Понятно. Великий и мудрый, – произношу я и неожиданно добавляю, – как Гудвин.
– Тоже любимая сказка?
– Ага. Изумрудный город. Место, где много «зелени».
– Мнимой зелени… Если помните, в городе просто запрещалось ходить без зеленых очков.
– Всякая зелень мнима. Но по осени превращается в золото. В Эльдорадо…
Потом – снег. Смерть. Ничто.
– Снег – не смерть. Просто сон.
– Кстати, что там Зигмунд извлек по психологии сновидений? – Наливаю полный бокал бренди. Выпиваю. Мужчина усмехнулся:
– Ну да, вы агрессивны. Это мы тоже учли. Ну а все вместе складывается так, чтобы защитить, спасти кого-то, вы готовы пойти на очень серьезный риск, и вас не остановит даже инстинкт самосохранения. А это и есть скрытая форма стремления к самоубийству.
Психиатры, мать их!.. А чего я, собственно, завелся? Ладно, подставили мне девочку в казино, она приласкала меня на пляже, потом «отобрали» и тем спровоцировали агрессивность по отношению к амбалу, устроившему мне с утре-ца проверку на вшивость? Вот уж дудки! При таком поведении морду я бы ему набил безо всякого секса накануне.
И не я его застрелил, беспомощного, пулей в затылок.
Так что, Скворцов-Степанов, мои комплексы рядом с вашими…
Один японец несколько веков назад наблюдал, как сломалась ветка яблони под шапкой снега. А ивовые ветви, упруго прогнувшись, сбросили снег и остались невредимы.
Этот мастер создал джиу-джитсу, позднее ставшую дзюдо. И сформулировал принцип: «Поддайся, чтобы победить!»
Стремление к самоубийству? Теоретически, может, и любопытно, но… «Победи и останься живым!»
– Итак, теперь можно вернуться к вопросу, почему вы до сих пор живы и сидите здесь. – Мужчина неспешно потягивает коньяк из пузатого бокала.
– А вы? Почему вас до сих пор машина не переехала – в столице машин уйма!
Или почему инфаркт не хватил – работа ведь напряженная… Значит, такова ваша фортуна. Пока.
– Фортуна здесь ни при чем. А что до моей работы – она успешна и результативна. В ней нет проколов. В отличие от вас я профессионал. И ничего не упускаю.
– Ну, если так… – Наливаю бокал до краев, взвешиваю в руке пустую бутылку и… кидаю мужчине. Тот ловит ее правой рукой. Ловко.
Может, в иерархии ты и крутой мэн, а по жизни – скверный мужичонка. Это без балды.
– Доход от сдачи посуды присваиваете или в кассу организации?
