Старик сидел в садике и смотрел на прояснившееся после двухдневного шторма небо. Он привык к бессонницам, притерпелся к усталости — что поделаешь, возраст. Он вспоминал. Лагерь, войну, снова лагерь… Была ли его жизнь счастливой?.. Бог знает. Человек таков, что не ценит того, что у него есть, и жалеет о том, что прошло… Вернее даже — о том, что могло бы сбыться, не пройди он мимо лукавого взгляда девчонки — по робости или глупости, не ввяжись он в ту или другую свару, не веди себя с отстраненным достоинством там, где это действовало и на вертухаев, и на подсирал как красная тряпка на быка… Но если бы убрать все эти поступки, глупые, неумные, горячие, то… Это была бы не его жизнь, а кого-то другого… Чужая. Быть чужим себе самому?.. Этого старик не хотел. Да и… Чего жалеть? Как сказал один поэт, всякая жизнь, какая бы она ни была, это — мир упущенных возможностей…

Старик смотрел на ночное небо. Звезды — крупные, яркие, сияли в невыразимой вышине, и Млечный Путь казался осколками Луны, рассыпавшейся в звездную пыль… Кого он вел и куда?..

Старик услышал стон. Чудом спасшийся из пучины человек метался, так и не приходя в полное сознание. Временами бред переставал его мучить, он лежал на спине, беспомощно и безразлично глядя в беленый потолок, не слыша слов, обращенных к нему, не замечая смены ночи и дня, пока вдруг снова не впадал в беспамятство… И тогда — снова метался на жестком лежаке, комкая легкое покрывало… И сейчас губы его были воспалены, зрачки дрожали под прикрытыми веками, различая видимые только ему картины… И старик услышал первое произнесенное им слово, вырвавшееся из горла, словно стон:

— Грааль.

На душе Константина Кирилловича Решетова было неспокойно. Он только что прочел докладную Владимира Петровича Гончарова, начальника оперативной службы… Как и просил Кришна, Гончий подал ему только факты, без аналитических, оперативных или иных комментариев: выводы Кришна предпочитал делать сам, опираясь на «свежак». Если у него и не было оперативных навыков, то имелось нечто другое: понимание людей и то, что называют интуицией. Именно по этой же причине он сам первоначально изучал факты и только потом прокручивал их через специалистов.

Пока ясно одно: Сергей Петрович Дорохов пропал с третьестепенного кипрского курорта, не оставив по себе следов. Это был факт. Теперь остается лишь выяснить, что произошло на самом деле.

Кришна встал из кресла, рассеянно огляделся… М-да… Если они узнают что-то от Дорохова… Нет, об этом и думать не хотелось…

Мужчина снял трубку телефона:

— Владимир Петрович… Я попрошу вас зайти ко мне…

Через минуту дверь открылась, моложавый, среднего роста мужчина лет сорока пяти прошел в кабинет, сел в кресло напротив. Кришна вгляделся в сидящего…

Нет, слово «моложавый» здесь не подходит. Владимир Петрович Гончаров выглядел просто как молодой мужчина, чуть старше тридцати, или скорее как сорокалетний американец, какими их изображают фильмы: одет дорого, неброско, исключительно собран и подтянут, на губах — даже не сама улыбка, а готовность улыбнуться…

Взгляд — внимателен, серьезен и очень грустен… Вот это, последнее, заметил бы не каждый, как не каждый догадался бы о профессии Гончарова. Как, впрочем, и о том, что этот человек не просто любит Пушкина — он знает его почти наизусть, а «Маленькие трагедии», «Повести Белкина» может разобрать построчно… Может быть — отсюда и грусть в глазах?.. Впрочем, любой, даже не самый поверхностный наблюдатель, принял бы ее за усталость…

Константин Кириллович Решетов понимал, что руководителю невозможно, да и не нужно обладать всеми талантами; но ему просто необходимы сотрудники, обладающие ими. И еще — человек старой школы, он никогда не полагал людей винтиками и всегда учитывал, какой человек его профессионал; в конечном счете все решают именно человеческие качества: доброта, достоинство, отвага. При той проверенной аксиоме, что людей недалеких, как правило, отличали качества противоположные, и при том условии, что непрофессионалы рядом с Кришной просто не задерживались. Его собственная, внутренняя памятка руководителя состояла всего из трех пунктов: ты должен правильно определить стратегию, перспективу развития; ты должен подобрать людей в соответствии с их способностями и талантами; ты должен заботиться о своих людях и их семьях — тогда они отдадут тебе стократ!

К сим незамысловатым правилам существовало примечание: недостатки человека являются продолжением его достоинств. Если давить в людях нечто, что кажется тебе не правильным (один любит корабли фанерные строить, другой — девочек в койку укладывать, третий — просто не способен не опоздать куда-либо), то это «нечто» выход все равно найдет, только в форме вредной для дела, а значит, и опасной для тебя лично. Притом если бытовой недостаток человека, или хобби, мешал делу — это означало только, что занят он не своим делом. Старинную советскую поговорку «Если водка мешает работе — бросай на хрен такую работу!»

Решетов принимал весьма серьезно.

Среди непосвященных организация, которую он возглавлял, называлась просто: научно-производственное объединение «Гранат». Многие, имеющие с ней дело, полагали «Гранат» бывшим почтовым ящиком бывшей «оборонки». А посвященные называли ее короче и проще — «Шлем».

— Я ознакомился с материалом. Теперь я хочу услышать ваше мнение.

— Есть. — Гончаров задумался на секунду, соображая, с чего начать…

Особенность человеческого восприятия заключается в том, что собеседник пропускает первые две-три фразы, и опытный человек не станет в них вкладывать что-то особенно важное — просто настроит на восприятие… По-видимому, Гончаров собирался высказать эту «шапку»… Кришна улыбнулся уголками губ, произнес:

— «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…»

— Это не исключено, но маловероятно, — мгновенно отреагировал собеседник.

»…Он уважать себя заставил…» Во времена Пушкина эта фраза означала то же, что сейчас — «сыграть в ящик», «зажмуриться», «перекинуться вперед костями», «двинуть кони» и т. д.

— Значит, вы считаете, Дорохов жив?

— Мы можем это предполагать, но вот знать наверняка…

— Похищение?

— Да.

— Наши предположения сходятся. Вы не хотите узнать почему?

— Нет. Достаточно того, что он работал в связке. Что конкретно он знал — мне знать не нужно.

— Вы правы. Каждый отвечает за свой участок.

— Азбука.

— Но… Нашим противникам стало известно… или же они достаточно мотивированно предположили, что Дорохов знает, и знает нечто важное.

— Поиск источника утечки уже ведется.

— Я усложню вам задачу: о том, что ему передана некая информация, не знал никто, кроме меня. Даже он сам.

— Возможно, рыли колодец — нашли нефть?..

— Владимир Петрович, не в Техасе живем, да еще в голливудской интерпретации…

— Это я как версию. На случай.

— Мне слабо верится в «счастливые случаи». Равно как и в несчастные.

Экспромт хорош тогда, когда хорошо подготовлен. Гончаров задумался на секунду:

— Значит, его вычислили. По «косякам».

— Вы поняли, кого нужно искать?

— Да. «Крот» должен иметь всестороннюю информацию о самых разнообразных контактах «Шлема». И связать «Шлем» с Дороховым.

— Что вовсе не просто. Контакты не светились.

— Как долго?

— Почти восемь лет.

— В наши дни — это эпоха.

— Именно. И вот еще что… — Решетов помедлил, прикурил папиросу, загасил спичку, положил в пепельницу — та не потухла, и мужчина молча наблюдал, как она, истлевая, двигалась, словно живая, пока не застыла черным изогнутым силуэтом… Кажется, кто-то сравнил горение спички с человеческой жизнью… Или никто не сравнивал? Но Решетов был уверен: люди, наблюдавшие, как сгорают эти «служивые», ослюнявив пальцы и захватив головку, пока не прогорит совсем, ощущают одно и то же… — Так вот… Владимир Петрович, вы исключаете, что Дор выбыл из игры… по своей воле?

Гончаров задумался, собрав морщинки на переносье, но лишь на мгновение:

— Да. Исключаю.

— Почему?

— Он… Как бы это точно сформулировать… Он по внутреннему строю — боец.

Воин. А воин никогда не покинет поле боя. — Гончаров помедлил, добавил:

— Живым.

— Вы настаиваете на этом мнении?

— Да.

— Хорошо. Теперь — «разбор полетов». Ваше мнение о происшедшем?

— Это единая разработка.

— Обоснуйте.

— Только ощущение… Акцию готовил профессионал, причем его основная задача — сбить со следа.

— Выходит, они знали, кого нужно сбивать…

— Или — предполагали.

— Или — так. Дальше.

— Расчет разработчика прост, но точен: он, по-видимому, бывший или действующий работник одной из спецслужб…

— Какой, по-вашему?

— Предположить затруднительно… — хмыкнул Гончаров. — Сейчас двадцать четыре ведомства имеют под своей крышей специальные или близкие к ним службы.

Не считая частных контор. И работают во всех не новообученные — профессионалы получили стаж и опыт во времена оные…

— Так в чем расчет?

— Он знает систему. А именно: любой профессионал станет проверять все версии происшедшего. А там — чего только не нагорожено: наркотики, перекачка криминальных и компрадорских денег, разборки авторитетов… Каждая из потерпевших сторон уже начала свое следствие, и к какому-то результату они, безусловно, придут… Но кашу эту разгребать…

— Вывод?

— Замести следы, выиграть время. Для многих сейчас выигрыш во времени, при статус-кво, какой сложился, — это выигрыш денег. Полагаю — весьма крупный.

— А для некоторых выиграть такое время — означает выиграть жизнь.

— Все это указывает на то, что Дорохов не устранен, а похищен.

— Одно возражение, Владимир Петрович…

— Да?

— Тот профи, разработчик, он талантливый человек?

— Безусловно.

— Тогда… Почему ему не предположить, что его противник, в данном случае вы, тоже человек талантливый?.. И схватите эту его комбинацию… как это называется…

— Верхним нюхом.

— Вот именно.

— И что это нам дает? — Гончаров усмехнулся невесело. — В городке крутилось и крутится такое количество сомнительных персон, представляющих самые разные силы… Плюс «добытчики» всех разведок мира плюс официальные органы, занятые расследованием совершенных преступлений, плюс — случайные люди типа мелких сутенеров и жуликов… Вавилон. Так что выйти на конкретных организаторов похищения можно только путем рутинной оперативной разработки.

— Как скоро?

— Стараемся. А там — как повезет.

— Что вам нужно… — Решетов чуть помедлил, — чтобы повезло быстрее?

— Пока ничего. У нас, как я понимаю, открытый кредит, да и на благословенном островке мы давно сидим. Люди работают.

— Вы правильно сформулировали, Владимир Петрович. Время — вот что для них самое важное сейчас. Время сохранения. Постарайтесь… Вы ведь понимаете, о чем идет речь…

— Газеты почитываем, телевизор посматриваем… Чего уж тут не понять?

— Вот и славно. Да, и еще… Я давно хотел вас спросить: как бы вы охарактеризовали Дорохова? Одним предложением. Вы ведь знакомы…

— Я с ним не виделся лет десять… И несмотря на внешнюю общительность, человек он был всегда закрытый…

— И тем не менее…

Гончаров задумался, по обыкновению, на секунду, сложив морщинку у переносья:

— Дор похож на сжимаемую им самим пружину. Тихо, медленно, настойчиво… А потом — эта пружина срабатывает с невероятной быстротой и силой. Неожиданной, поразительной для окружающих…

Решетов вытащил сигарету из коробки, прикурил:

— Думайте. Никто из «Шлема» близко к Дорохову не подходил в последнее время.

— Совсем никто?

— Только ваш покорный слуга. Но у меня, как это у вас говорится, объективные мотивировки. Я хорошо знал отца, Петра Юрьевича Дорохова. И Дора помню мальчишкой. Даже если наши противники что-то прознали про «Шлем», связать меня с Дором могли лишь гипотетически… Во сколько, по-вашему, обошлась им кипрская… э-э-э… операция?

— Ну, если на все про все, то в три лимона «зелени». Или немногим меньше.

— Весьма значительная сумма. И «новые русские» бросают их на ветер только в анекдотах. На пустую гипотезу три миллиона долларов тратить никто не будет.

Была наводка.

Зуммер дежурного телефона зазвучал резко.

— В чем дело? — спросил Решетов. Опустил трубку, произнес устало:

— Это снова по вашей части, Владимир Петрович. Убита моя секретарша, Марина Коретская. — Увидев, как скоро метнулся взгляд Гончарова, добавил:

— Может быть, может быть… Проверяйте. Все проверяйте. И пожалуйста, помните: выигранное время для многих сейчас означает жизнь. Их жизнь. Или — нашу.

Гончаров ушел, Кришна остался один. То, что Гончий взял след верхним нюхом верно — он не сомневался. И в Доре тоже…

Он помнил Сережу мальчишкой. Помнил, как тот рос. Человек, подрастая, учится лгать. Маленький, он тоже постепенно постигает это искусство, но все скрытые эмоции отражаются на его чистой мордашке… Постепенно люди доходят в этом до совершенства…

Кришна знал виртуозов лжи. Ни один компьютер, ни один детектор не обнаружил бы никогда подмены понятий: для таких людей ложь была даже не второй — единственной жизнью. И Бог бы им судья, если бы эта ложь не ломала, не коверкала столько судеб…

Дорохов был человеком взрывным и скрытно-неторопливым одновременно — тут Гончий прав. Почему Кришна выбрал Дорохова? Именно потому, что тот воин и сумеет выполнить назначенное. Как в том фильме? «Вы утверждаете, что человек может поднять себя за волосы?» — «Я утверждаю, что мыслящий человек просто обязан время от времени это делать!» Чтобы вытянуть самого себя из трясины!

Вместе с конем!

Удивительное было не в том, что когда-то Дор смог «поднять себя за волосы». Поражало то, что с тех пор он умудрялся в этом состоянии жить.