24
Бросая кости

– Если я прорицатель, то почему же я только и вижу что прошлое?

Когда Эд задал этот вопрос Сандре Шэн, то помощи, как и ранее от Энни Глиф, не дождался. Директриса лишь едва заметно пожала плечами.

– Думаю, надо больше тренироваться, Эд, – ответила она. Закурив, задумчиво уставилась в угол комнаты. – Думаю, надо больше работать.

Эд был неспособен расшифровать этот ее отстраненный взгляд. Катастрофа в главной палатке ее, казалось, даже умилила. Накачала энергией: другие проекты Сандры Шэн процветали, и она каждый день давала представления. Старперов из бара дюнного мотеля выставили: зайдя туда, Эд увидел, как она расставляет повсюду свою аппаратуру, которую привезла ночью в ящиках без меток. Аппаратура была однообразно старая. Электропровода в тканевой оплетке, бакелитовые корпуса, проигрыватели с маленькими иглами. Даже какой-то усилитель на вакуумных лампах.

– Господи, – протянул Эд, – оно же настоящее.

– Забавно, правда? – спросила Сандра Шэн. – Этим предметам четыреста пятьдесят лет, плюс-минус. Эд, пора нам наладить совместную работу. Берем голову в руки. Для начала нужно тебя привязать ремнями за запястья…

У нее возникла идея привязывать Эда ремнями за руки и ноги к большому, грубой работы, деревянному стулу, который прибыл в числе прочего груза. Сама Сандра Шэн занялась наладкой лампового усилителя. После этого нахлобучила аквариум Эду на голову и стала задавать ему вопросы, добиваясь нужных ответов. Голос ее казался Эду близким до интимности, словно она вместе с ним странствовала по морю Алькубьерре среди угрей, направляясь к неприятным откровениям юности. Вопросы для Эда оставались бессмысленны.

– Как считаешь, Эд, жизнь отпетая сука или нет? – спрашивала Сандра Шэн. Или: – До двенадцати умеешь считать?

Впрочем, ответов своих он не слышал. Часть Эда внутри аквариума никак не стыковалась с частью снаружи: во всяком случае, простых способов не было. В бар дюнного мотеля заползали сумерки, рассеченные последним лучом белого солнечного света. Женщина азиатской внешности склонилась над барной стойкой, закурила, кивнула собственным мыслям. Получив устроивший ее ответ, повернула тумблер аппарата. Занятные синеватые разряды независимо друг от друга вырвались с катодов. Человек в кресле задергался в конвульсиях и вскрикнул.

По вечерам Эду приходилось давать представления. Он сильно уставал. Зрителей приходило все меньше. В конце концов осталась только мадам Шэн, следившая за ним из зала. На ней было изумрудное коктейльное платье с откровенным декольте. Эд стал подозревать, что зрители ее не интересуют. Он понятия не имел, чего Сандра Шэн от него хочет. Он пытался с ней поговорить перед шоу, но та лишь уговаривала его не беспокоиться.

– Тренируйся больше, Эд. Это все, что тебе нужно.

Она садилась на лучшие места, курила и аплодировала, мягко хлопая сильными маленькими руками.

– Отлично, Эд. Просто отлично.

Спустя время являлись двое-трое циркачей и утаскивали его. Или, случись рядом Энни, она справлялась сама, с вежливым изумлением унося его к себе в комнату.

– Эд, – спросила Энни однажды ночью, – зачем ты с собой так поступаешь?

Эд прокашлялся. Он не знал, что ответить.

– Я на жизнь себе зарабатываю, – нашелся он наконец.

– О, слышен глас великого entradista, – ответила Энни саркастическим тоном. – Ну-ка, ну-ка, расскажи, Эд. Про те гипердипы и великие свершения. И о том, как ты знаменитую летчицу трахал.

Эд пожал плечами:

– Не понимаю, о чем ты.

– Да нет же, прекрасно понимаешь.

Он еще не видел Энни такой разъяренной. Девушке пришлось выйти из комнаты, чтобы ничего не сломать в энергичных метаниях.

– Ты что себе думаешь, Эд? – продолжила она оттуда. – Ничего! Ты зачем с собой так поступаешь? Что ты ожидаешь узреть? – Ответа она не дождалась. – Это просто очередная версия бака. Вы, твинки, говно ложками хлебать готовы, лишь бы сбежать от мира.

– Эй! Начнем с того, что это ты меня к ней привела.

Энни прикусила язык, помолчала и сменила тему.

– Эд, ты глянь, какая прекрасная ночь. Пойдем по песку прогуляемся. Отдохнешь немножко, иногда ведь надо. Хочешь, я тебя в город возьму, а, Эд? Я по вечерам рано приходить буду, раньше твоего. Мы сходим шоу посмотрим!

– Я сам себе шоу, – отвечал Эд.

Но он к ней прислушался. Он стал выходить в город. По вечерам, избегая как Пирпойнт-стрит, так и Стрэйнт. Не было желания снова сталкиваться с Тигом или Ниной. И уж точно он не стремился, чтобы в жизни его снова появилась Белла Крэй. Он покрутился в квартале под названием Ист-Даб, где на узких улочках, обклеенных анимированными постерами твинкарен, было не протолкнуться от рикш. Пошел дальше. Вместо твинк-фермы он завернул поиграть в корабли с культиварами вдвое крупнее себя, присев на корточки посреди улицы и вдыхая их запахи, смесь пота и фалафеля. Ребята эти склонны были к насилию, если жизнь подбрасывала им игрока с какими-нибудь реальными активами. Кости падали и подскакивали. Эд ушел без гроша в кармане, но целым – и поблагодарил их за это. Ухмыляясь чудовищными бивнеликими мордами, они поглядели ему вслед.

– Давай ышшо, чувак, када хошь!

Мадам Шэн, узнав про его вылазки, с интересом оглядела Эда.

– Разве это разумно? – только и сказала она.

– У каждого, – ответил Эд, – есть право на отдых.

– Но, Эд, ты Беллу Крэй со счетов бы не сбрасывал.

– Что ты знаешь о Белле? – потребовал он.

Она пожала плечами. Эд тоже.

– Если ты ее не боишься, то и мне смысла нет.

– Эд, поосторожнее.

– Я осторожен, – сказал он.

Белла Крэй уже отыскала его.

Однажды вечером за ним увязались два чудика, по виду из корпоративных анклавов, в абрикосовых свитерах и при небрежно завязанных галстуках. Он поводил их за собой с полчаса, петляя по переулкам и аркадам, затем забежал в лавку фалафелей на Формэн-драйв и вышел через черный ход.

Удалось ли оторваться? Он не был уверен. На следующий день ему показалось, что те же двое наблюдают за ним – на бетонной полосе некорпоративного космопорта. Стоял белый день, бетон дышал жаром, а парочка делала вид, что глазеет на чужацкую выставку: суетилась у обзорного иллюминатора, притворяясь, что их блевать тянет от увиденного. Впрочем, пока один заглядывал в витринный иллюминатор, другой зорко смотрел по сторонам, чем и выдавал себя. Эд, не дойдя до них двадцати ярдов, развернулся и неслышно смешался с толпой. Но они, верно, успели его засечь, потому что следующим вечером в Ист-Дабе банда ганпанков, именующая себя Скелетными Ключами Дождя, попыталась взорвать его нова-гранатой.

Он не успел особо ни о чем подумать. Раздался характерный булькающий удар. Тут же все вокруг словно бы осветилось и расплылось – одновременно. Половина улицы исчезла на его глазах, но ганпанки промахнулись.

– Иисусе! – прошептал Эд, отступая в толпу проституток, перекроенных по образу и подобию шестнадцатилетней японочки с сайтов онлайновой порнухи конца двадцатого века. – Ну зачем?

Он потрогал лицо. На ощупь оно казалось горячим. Проститутки слонялись вокруг и нервно хихикали; одеты они были в лохмотья, кожа обгорела на солнце до яркой красноты. Вернув себе способность соображать, Эд пустился наутек. Он бежал, пока не перестал понимать, где находится. Было уже хорошо за полночь, вокруг громоздились горы мусора. Небо почти полностью закрывал Тракт Кефаучи: казалось, что он разрастается, пока на него смотришь, как джинн, вылезающий из бутылки, но почему-то не становится больше. Сингулярность без горизонта событий, так про него говорили; место, где разгулялась неправильная физика. Оттуда что угодно может вылезти, но пока еще не вылезло. «Если только, – подумал Эд, – то, что здесь происходит, не следствие того, что происходит там…» Он поднял глаза в небо и как следует задумался об Энни Глиф. Все было как в ту ночь, когда он ее встретил: смутный свет пробивается через мусорные кучи. Каким-то образом он ее вернул к жизни, всего лишь произнеся вслух ее имя. Теперь он чувствовал за нее ответственность.

Он вернулся в цирк и обнаружил Энни спящей. В комнате было тепло и спокойно от ее присутствия. Эд лег рядом и уткнулся лицом в шею девушки, чуть повыше плеча. Спустя пару минут она полупроснулась и позволила ему протиснуться к себе в объятия. Он коснулся ее, Энни издала долгий гортанный стон наслаждения. Надо убираться из Нью-Венуспорта, пока с Энни что-нибудь из-за Эда не сотворили. Надо ее тут бросить. Ну как ей об этом скажешь? Он не понимал.

Наверное, Энни прочла его мысли, потому что спустя несколько дней, вернувшись домой, спросила:

– Эд, что с тобой такое?

– Не знаю, – ответил Эд.

– Если не знаешь, Эд, надо выяснить, – сказала она.

Они озадаченно посмотрели друг на друга.

Эд любил гулять вокруг цирка холодными утрами, вдыхая запах соленых дюн и теплого пыльного бетона поочередно, перемещаясь между палатками и подмостками.

Он размышлял, зачем Сандра Шэн прибыла сюда. Если она тут села, значит у нее нет связей в корпорациях. Если она отсюда улетит, ей никто не пожелает удачи. Это место – бивуак, где ЗВК распределяют беженцев, перед тем как запихать в копи. Год бумажной работы в некорпоративном порту отупляет, а как легко собственными оплошностями растянуть его десятикратно. Корабль ржавеет, а с ним и жизнь. Впрочем, всегда можно сходить в цирк. Эда именно это и беспокоило. Что цирк значит для мадам Шэн? А если она тоже здешняя пленница?

– Этот балаган когда-нибудь двинет в путь-дорогу? – спросил он ее. – В смысле – цирки же так работают, да? Каждую неделю в новом городе?

Сандра Шэн смерила его изучающим взглядом, лицо ее из старого стало молодым и снова старым, но глаза не изменились, словно там и расположена была фиксированная точка ее личности (если, конечно, в применении к алгоритмам целесообразно говорить о личности). Она словно из паутины смотрела. Рядом стоял свежесмешанный коктейль. Маленькое тело Сандры Шэн подалось назад, она оперла локти о барную стойку, а одну ногу в красной туфле на высоком каблуке закинула за бронзовый барный поручень. Дым ее сигареты, поднявшись ровным столбиком, вдруг распался на метелки и струйки. Рассмеявшись, она покачала головой.

– Эд, а ты уже заскучал? – спросила она.

Следующим вечером в зрительном зале появилась Белла Крэй.

– Господи! – прошептал Эд. Он повел глазами в поисках Сандры Шэн: ту отвлекли дела. Эд замер как вкопанный в свете старых театральных прожекторов и сиянии холодной белозубой усмешки Беллы Крэй. Вот она, в переднем ряду, всего в паре ярдов от него, сидит, сдвинув колени вместе и примостив там сумочку. Белая офисная блузка, под мышками – едва заметные пятна пота, но помада – яркая и свежая, а губы шепчут что-то непонятное. Он вспомнил слова Беллы перед тем, как Эд выстрелил в ее сестру:

– Ну что мы можем поделать, Эд? Мы все рыбы.

Чтобы сбежать от нее, Эд сунул голову в аквариум. Мир стал уплывать, но он еще услышал ее крик:

– Эй, Эд! Чтоб ты ногу сломал!

Когда он очнулся, Беллы Крэй уже не было. В голове затихал высокий, чистый звон. Энни Глиф оттащила его в дюны, уложила на песок под мерный шум прибоя, чтобы на прохладном воздухе привести в чувство. Он положил голову ей на колени и взял за руку. Она рассказала, что Эд снова напророчил войну и еще всякое похуже; он не стал ей говорить про Беллу Крэй в зале. Он не хотел ее беспокоить. К тому же час в аквариуме его измотал. Он видел там, как летят в костер вещи покойной матери, как улетает сестра к другим мирам, как он сам презирает отца за то, что тот слаб и ординарен, и улетает следом за нею; а потом его протащило через собственное прошлое в какую-то совершенно непостижимую зону. Он был выжат досуха.

– Хорошо, что ты здесь, – сказал он.

– Тебе надо с этим завязывать, Эд. Оно того не стоит.

– Думаешь, они позволят мне завязать? Думаешь, она позволит мне завязать? Да тут все, кроме тебя, только и хотят, что убить меня или использовать, а может, и того и другого.

Энни улыбнулась и медленно покачала головой.

– Чушь, – проговорила она.

И уставилась на море. Спустя пару мгновений сказала изменившимся тоном:

– Эд, ты не хочешь кого-нибудь поменьше ростом? Ну правда? Какую-нибудь симпатичную малышку, чтоб ее трахать и не только – быть с ней?

Эд стиснул ее здоровенную ладонь.

– Ты как скала, – сказал он ей. – О тебя все разбивается.

Она оттолкнула его и быстро спустилась к воде.

– Господи, Эд! – крикнула она морскому ветру. – Твинк ты гребаный!

Эд посмотрел немного, как она бегает туда-сюда по линии прилива, забрасывая далеко в океан крупные камни и принесенные водой обломки. Потом осторожно поднялся и ушел, оставив ее наедине с личными демонами.

Космопорт опустел. Все уже давно разошлись по домам. Только звякала на ветру дверная цепочка, пахло приливом, да чей-то голос доносился из номера мотеля. В свете ртутных ламп все казалось не совсем реальным. Пустые парковки, редкий движняк. Как всегда по ночам. Часы напролет ничего не происходит, потом – р-раз! – четыре корабля за двадцать минут: два бочкообразных грузовичка из Ядра, след огромного корабля Алькубьерре, заходящего на парковочную орбиту подобно астероиду, да какой-то полукорпоративный транспортник крадется по своим делам, куда чужим совать носы не положено. Полыхнет оранжевое пламя цвета новочеловеческих волос, потом – тьма и холод до утра. Эд не собирался возвращаться, пока Энни не заснет. Он побродил туда-сюда и остановился между ракетными парковками, глядя ввысь на огромные корабли, наслаждаясь смесью запахов напряженного металла и продуктов сгорания поликремниевого топлива.

Через некоторое время во мраке возникла фигура и целеустремленно направилась к нему через бетонную полосу. Фигура толкала перед собой мусорный бак на колесах. Это была Белла Крэй. Потеряв сестру, она похудела. Кроме того, Белла удвоила макияж: тени на веках нескольких тонов, губы как набухшие розовые бутоны. Губы – это вообще было первое, что ему бросилось в глаза. Повернувшись, она наклонилась, при этом открылись ягодицы. Где-то между Беллой и мусорным баком должна находиться сумочка с оружием.

– Эй, Эд! – воскликнула она. – Иди глянь!

Мусорный бак высотой почти не уступал самой Белле. В баке, перевесив длинные ноги через край и неловко согнувшись, торчали с озадаченным видом Тиг Волдырь и Нина Волдыриха. Они были мертвы. Из бака пахло чужаками: горько и безнадежно. Распахнутые глаза Нины смотрели в небо, на Тракт Кефаучи, с тем же выражением, с каким глядели на Эда, пока он трахал ее в Крольчатнике; Эд так и ожидал, что сейчас Нина, задыхаясь, рассмеется и скажет: «Ой, как я тебе глубоко!»

Тиг Волдырь сам на себя был не похож.

Белла Крэй хихикнула.

– Ну как тебе, Эд? – спросила она. – Вот и с тобой так же будет. Но сперва это произойдет со всеми, кого ты знаешь.

Белла Крэй, словно чувствуя нужду чем-то себя занять, начала запихивать в бак длинные ноги Волдырихи.

– Если бы эту жучиху хоть чуть-чуть еще умять, – пожаловалась она.

Она перегнулась через кромку бака, да так, что ноги оторвались от земли, потом сдалась и спрыгнула обратно.

– Твои дружки и при жизни были так же охрененно неуклюжи, – сообщила она.

Поправив блузку и юбку, Белла привела в порядок волосы.

– Так-так, Эд, – протянула она.

Эд стоял и смотрел, как она выкобенивается. Ему стало холодно. Он вообще не знал, как себя чувствовать. Энни следующая, это ясно. Она единственная, кто у него остался.

– Я тебе могу кое-что возместить, – сказал он.

Белла извлекла из сумочки кружевной платочек и вытерла руки. Попутно заглянула в маленькое складное позолоченное зеркальце.

– Ну и ну! – воскликнула она. – Это я, что ли?

Вытащила тюбик помады.

– Эд, я тебе вот что скажу, – сказала Белла, щедро нанося помаду. – Деньги тебе в этом не помогут.

Эд сглотнул слюну. Снова заглянул в бак.

– Не надо было этого делать, – только и сказал он.

Белла Крэй фыркнула.

Тогда Энни Глиф, которая всласть нашвырялась камней в море и выместила раздражение, вышла из тьмы и позвала:

– Эд? Эд, ты где?

Она увидела его.

– Эд, ну зачем ты по холоду шляешься?

Тут Энни заметила мусорный бак и его содержимое. Озадаченно посмотрела туда, потом на Беллу Крэй, а в заключение на Эда. В Энни медленно начал разгораться гнев. Наконец она сказала Белле:

– За этих людей некому было заступиться, они жили в Крольчатнике и говно хлебали черпаками. Тебя никто не просил их еще и в мусорный бак совать.

Белла Крэй удивилась.

– «Тебя никто не просил»! – передразнила она. С интересом оглядела Энни, которая была примерно вдвое выше ее, потом снова принялась орудовать помадой.

– Кто эта кобыла? – спросила она у Эда. – А впрочем, дай я угадаю. Бьюсь об заклад, ты с ней спишь, Эд. Бьюсь об заклад, ты трахаешь эту кобылу!

– Послушай, – сказал Эд, – тебе же нужен я.

– Как ты проницателен!

Белла сунула зеркальце обратно в сумочку и стала ее застегивать. Потом вроде бы что-то вспомнила.

– Погоди-ка, – сказала она, – тебе надо это увидеть…

Она успела наполовину вытянуть из сумочки пистолет Чемберса, когда руки Энни Глиф – неуклюжие, с крупными костяшками пальцев, мозолистые от пятилетней карьеры рикши, слегка дрожавшие после всей этой café électrique – сомкнулись над нею. Эд любил руки Энни, но до этого момента ни разу не видел, каково от них приходится врагу. Энни легким движением вырвала пистолет и протянула ему. Он проверил обойму: на вид капли черной маслянистой жидкости, а на самом деле – ночной кошмар жокея-частичника, удерживаемый магнитными полями. Поискал взглядом в сумраке ганпанков: те были ребята приметные, поскольку предпочитали плащи-дождевики и обувь на высокой подошве; поискал кого угодно с нова-гранатой или скверной стрижкой. Энни продолжала сжимать одной рукой обе руки Беллы. Одной руки ей вполне хватило, чтобы медленно поднять Беллу в воздух.

– Теперь, – сказала Энни, – поговорим с глазу на глаз.

– Это еще что? – возмутилась Белла. – Твоя дебилка минуту славы урвать захотела? Ты думаешь, тебе это так с рук сойдет? – Она повысила голос: – Эй, Эд, ты что, думаешь, у меня тут никого нет?

– Стоит это учесть, – заметил Эд, обращаясь к Энни.

– Да нет тут никого, – отозвалась Энни. – Ночь на дворе.

Свободной рукой она обхватила Беллу за шею и сжала пальцы. Белла издала неясный писк. Лицо ее покраснело, она задрыгала ногами, как ребенок. Одна из туфель свалилась.

– Господи, Энни, – сказал Эд, – поставь ее на ноги, и валим отсюда.

В общем-то, ему было неприятно видеть, что с одной из сестричек Крэй так обращаются. Самим существованием своей нынешней личности он был обязан статусу их жертвы. Белла тут была везде. По крайней мере, в этом городе: вещала широкополосно, заменив собой государство. Она со всех, кого видела, взимала дань. Она во все влезала – от торговли земным героином до услуг по упаковке подарков. Белла содержала ганпанков и малолетних проституток. Для отдыха у нее был патч, который позволяет женщине кончать сутки напролет, а потом, подобно самке богомола, сожрать счастливчика под любимым соусом. Она поклялась отомстить Эду за убийство сестры. Если ее так легко унизить в собственном логове, чего же сто́ит сам Эд? Кроме того, содержимое мусорного бака наглядно доказывало, что обидчики Беллы Крэй долго не живут. Он вздрогнул.

– Туман сгущается, Энни, – заметил он.

Энни его не слушала, потому что объясняла Белле:

– Ты не осознаешь последствий своих действий. Ты себя ведешь так, словно в твинк-баке зависла.

Она засунула Беллу головой в мусорный бак.

– Я хочу, – продолжала Энни, – чтобы ты в полной мере осознала, каково им пришлось, когда ты с ними так поступила. И что ты на самом деле натворила.

Белла попыталась рассмеяться, но выдавила лишь «гак… гак… гак…».

Энни усилила хватку. Белла покраснела еще пуще. Издав новое «гак», она обмякла. Тут Энни, казалось, утратила к ней интерес. Бросив Беллу на бетон, она подцепила сумочку бандитки.

– Эй, Эд, ты только глянь! Здесь же полно бабла!

Она обеими руками зарылась в сумочку, набрала полную пригоршню денег и, подбросив их в воздух, засмеялась как девчонка. Радость Энни не знала границ независимо от повода. Она была рикшей и любому делу отдавалась полностью. В другую эпоху ее могли бы назвать простушкой, но если к кому и применимо это определение, то только не к ней.

– Эд, я никогда в жизни не видела столько денег!

Пока Энни пересчитывала деньги, Белла Крэй отлепилась от бетона и на негнущихся ногах чухнула в туман. Двигалась она как-то кривобоко.

Эд вскинул пистолет Чемберса, но было уже поздно. Белла удрала. Он вздохнул.

– Ничего хорошего из этого не получится, – сказал он.

– Да нет же, получится, – ответила Энни, сгребая деньги. – Лучше уж они мне достанутся, чем этой тупой корове. Ты увидишь.

– Теперь не успокоится, пока и тебя со свету не сживет.

С рассветом они перетащили мусорный бак по бетону в дюны, где Эд похоронил Тига с Ниной, а в песок над могилой воткнул знак Пляжа Чудовища. Энни постояла минуту в тумане, потом сказала:

– Эд, мне так жаль твоих друзей.

И ушла спать, но Эд остался, пока туман не унесло ветром. Раскричались морские птицы, ветер задул вдоль берега, гуляя в песчаных тростниках. Эд вспоминал Нину Волдыриху, как она дрожала и шептала, пока он входил в нее: «Давай сильнее. О да. Меня».

Той ночью в нем что-то изменилось. На следующем представлении он провалился прямо сквозь видения детства в какое-то другое место.