20
Задача трех тел
В двух днях полета от Редлайна «Белая кошка» продолжала менять курс каждые двадцать наносекунд. Динаточное пространство окружало корабль метафорической, неподвластной расчету чернотой, из коей вытягивались ласковые пальцы слабо взаимодействующей материи. Теневые операторы приникли к иллюминаторам, перешептываясь на древних языках. Они приняли привычные женские формы и кусали пальцы от горя. Билли Анкер не подпускал их к себе.
– Эй-эй, – говорил он, – откуда нам знать, чего они хотят!
Он пытался прогнать их из обитаемой секции, но операторы просачивались обратно, подобно туманным клочьям, пока он спал, и, затаившись по углам, наблюдали за его беспробудным от усталости сном.
Серия Мау тоже следила за ним. Она понимала, что рано или поздно придется разобраться и с Билли Анкером, и с объектом, который она приобрела у дяди Зипа. А пока общалась с корабельной математичкой, пытаясь уразуметь, что творится позади, где в нескольких световых годах, оплетенный хаотическими траекториями звена кораблей ЗВК под командованием «Муара Кришны», двигался корабль ужасников с его любопытной гибридной сигнатурой, оставляя на дисплеях слитный, расплывчатый и ненадежный след.
– Трудно себя чувствовать под угрозой, пока они так далеко.
– Вероятно, они не хотят ввергать нас в панику, – предположила математичка. – Или… – последовал эквивалент пожатия плечами, – напротив, хотят.
– Можем мы от них оторваться?
– Их вычислительные возможности высоки, но не настолько хороши, как мои. Если повезет, я удержу их, фигурально говоря, на расстоянии вытянутой руки.
– Но оторваться мы от них сможем?
– Нет.
Ей нестерпима была сама мысль о подобном. Это ее ограничивало. Заставляло вспоминать о детстве.
– Так сделай же что-нибудь! – завопила она.
Поразмыслив, математичка усыпила Серию Мау, и та в кои-то веки отнеслась к этому решению с благодарностью.
Ей снова приснилась та пора, когда они все еще были счастливы.
– Давай уедем! – предлагала мама. – Хочешь куда-нибудь поехать?
Серия Мау хлопнула в ладошки, а братишка с воплем принялся бегать туда-сюда по гостиной.
– Давай уедем! Давай уедем!
Но когда настало время собираться, он скуксился, потому что взять с собой любимого черного кота ему не позволили. Они сели на ракетный поезд и отправились на север, в Сольсиньон. Долгое путешествие в бесприютную пору года – ни зимой, ни весной, – медленное и захватывающее своими поворотами.
– Если это считается ракетный поезд, он же должен быстрее ехать! – возмущался мальчишка, бегая туда-сюда по проходу.
Небо синело над гипнотически монотонными полосами пахотной земли. Они прибыли в Сольсиньон в середине следующего дня. Вокзал был крошечный, с коваными перилами платформ и земными цветами в горшках; шел дождик, но через тучи пробивалось солнце, и здание вокзала блестело, свежевымытое, как только что отчеканенная монетка. В углу перрона вылизывала черепаховую шерстку вокзальная кошка; ракетный поезд отбыл, белое облачко закрыло солнце. Снаружи прошел человек. Когда он оглянулся на них, мать вздрогнула и укуталась в медовую шубку, поддернув воротник длинной белой рукой.
Потом засмеялась, и солнце выглянуло снова.
– Пойдемте, чего зря пялиться?
А потом, словно спустя считаные минуты, они увидели море!
Тут сон оборвался. Серия Мау настороженно ожидала репризы или второго акта, где появится фокусник в красивой шляпе и фраке. Ничего не произошло, и она испытала разочарование. Проснувшись, она включила в обитаемой секции весь свет. Теневые операторы, заботливо сгрудившиеся во мраке у койки Билли Анкера, порскнули во все стороны.
– Билли Анкер! – позвала Серия Мау. – Вставай!
* * *
Несколькими минутами позже он поднялся, моргая и протирая глаза. Перед ним лежал в красной коробке пакет доктора Хэндса.
– Этот? – уточнил он.
Вид у него был озадаченный. Он оглядел коробку. Подцепил с пола одну из роз дяди Зипа и принюхался. Осторожно поднял крышку (звякнул колокольчик, и откуда-то сверху словно бы неяркий фонарик посветил), проследил за медленным, смутно целеустремленным расползанием белой пены. Колокольчик звякнул снова.
– Доктора Хэндса, пожалуйста, – прошептал женский голос. – Доктора Хэндса.
Билли Анкер поскреб в затылке. Опустил крышку на место. Снова приподнял. Потянулся потрогать белую пену кончиком пальца.
– Не делай этого! – предупредила Серия Мау.
– Тсс, – отсутствующим голосом отозвался Билли Анкер, но передумал. – Я смотрю внутрь и ничего не вижу. Ты тоже?
– Нечего там видеть.
– Доктора Хэндса в операционную, пожалуйста, – настаивал тихий голос.
Билли Анкер задумчиво склонил голову набок, потом закрыл коробку.
– Никогда не видел ничего подобного, – сказал он. – Разумеется, нам неизвестно, что с этой штукой делал дядя Зип. – Он выпрямился. Похрустел суставами пальцев здоровой руки. – Она выглядела иначе, когда я ее нашел. Она выглядела так, как обычно и выглядит K-техника. Маленькая. Скользкая, но компактная. – Он пожал плечами. – Была обтянута металлической фольгой, которую они тогда использовали. Этих вот театральных спецэффектов я не наблюдал.
Он усмехнулся чему-то, ей непонятному, и уставился в пространство.
– Можешь считать это фирменным почерком дяди Зипа, – сказал он с горечью. Уловка Серии Мау нервно терлась о его колени.
– Где ты ее нашел? – спросила она.
Вместо ответа, Билли Анкер присел на пол, чтобы оказаться поближе к ней. Казалось, что, закутанный в пару кожаных курток, с трехдневной щетиной на подбородке, он чувствует себя превосходно. Он некоторое время смотрел уловке в глаза, словно пытаясь узреть за ними подлинную Серию Мау, затем удивил ее, произнеся:
– Ты не сможешь скрываться от ЗВК вечно.
– Они гонятся не за мной, – напомнила она.
– Не важно, – сказал он. – В конце концов они тебя поймают.
– Взгляни на эти звезды – их миллион. Тебе какая-нибудь из них знакома? Тут ничего не стоит потеряться.
– Ты уже потерялась, – ответил Билли Анкер. – Ты себя потеряла. Я думал, что это ты похитила K-рабль. – И быстро добавил: – А кто бы так не подумал на моем месте? Но тебя похитили, а потом ты себя так и не нашла. Это любому видно. Ты не тем занята. Ты в курсе?
– Почем тебе знать? – заорала она. – Почему по твоей милости я должна чувствовать себя таким дерьмом?
Он не нашел ответа.
– А что, по-твоему, правильно, Билли Анкер? Правильно – это приземлиться в какой-нибудь дыре и носить пару курток, пока они по швам не разойдутся? И заявлять потом с гордым видом, что ты-де не обмениваешь товар по гарантии? – Она тут же пожалела о сказанном. Он выглядел уязвленным. Он с самого начала ей кого-то напоминал. Дело было не в одежде, не во всей этой галиматье с антикварными консолями и устаревшими техническими устройствами. Дело тут, решила она, в его волосах. Что-то с его волосами. Она оглядывала его под разными углами, пытаясь понять, кого он ей напоминает.
– Прости, – сказала она. – Я с тобой мало знакома, чтобы такое заявлять.
– Да нет, – отозвался он.
– Я была не права, – сказала она и выдержала паузу, которую он заполнять не пожелал. – Со мной и вправду не все в порядке.
Пришлось довольствоваться его пожатием плечами.
– Ладно. Дальше что? Чего ты от меня хочешь? Ну давай выкладывай, применяй по делу свой высокоэмоциональный ум, которым ты так явственно гордишься.
– Опусти этот корабль на глубину, – сказал он. – Нырни в Тракт.
– Билли Анкер, я вообще не знаю, зачем дальше с тобой разговаривать.
Он рассмеялся.
– Ну я должен был попытаться, – сказал он. – Ну хорошо, расскажу, как я нашел этот пакет. Сперва тебе предстоит кое-что узнать об истории K-технологии.
Она расхохоталась:
– Билли Анкер, и что же ты можешь мне об этом поведать?
Он все равно приступил к рассказу.
* * *
За двести лет до того человечество наткнулось на останки древнейшей из всех культур гало. В сравнении с некоторыми она была представлена скудно: артефакты разбросаны в объеме пятидесяти кубических светолет на полудюжине планет, аванпосты вынесены так близко к Тракту, что ее для удобства прозвали культурой Кефаучи или K-ультурой. О внешности этих существ сведений получить не удалось, хотя архитектура давала повод заключить, что роста они были невысокого. Руины кишели кодом, который оказался своего рода разумным интерфейсом.
Напичканные работающей техникой развалины возрастом шестьдесят пять миллионов лет.
Никто не понимал, как с ней обращаться. Явилось исследовательское крыло корпорации «Земные военные контракты». Окружило «зону поражения», как они ее назвали, кордоном и, наскоро соорудив поблизости времянки, модифицировало рабочие инструменты различными штаммами теневых операторов, запущенных в нано– и биотехсубстратах. Располагая этой аппаратурой, ЗВК попытались работать с кодом напрямую. Результат был ужасен. Условия во времянках – суровы. Исследователи и экспериментальные субъекты равно обитали по соседству с «установками сдерживания». Сдерживание. Очередное бессмысленное словечко ЗВК. Ни файерволов, ни масок, вообще никаких мер предосторожности выше четвертого класса. Эволюция приобрела вирусную скорость. Побеги, незапланированные гибриды. Мужчины, женщины и дети, согнанные туда по сходням из брендированных орбитальных тюрем системы Сердца Карла, случайно нахватавшись субстратов, истошно кричали ночь напролет, а наутро впадали в глоссолалию. Все равно что наблюдать, как ручеек светящихся насекомых выползает из опытной установки, сноровисто взбирается по руке и исчезает у исследователя во рту, прежде чем их кто-то остановит. Имели место вспышки поведения настолько непостижимого, что, по всей видимости, оно имитировало религиозные ритуалы самой K-ультуры. Танцы. Эротические и наркотические культы. Напевные заклинания.
После Вспышки Тэмплинга-Прэйна в 2293-м, которая перекинулась из гало в области собственно Галактики, попытки работать напрямую с кодом или содержавшими его машинами прекратились. Великая идея, явленная им на смену, состояла в том, чтобы окружить источник кода кордоном и соединить с ним человека-оператора через систему буферов и алгоритмов сжатия данных, кибернетических и биологических по природе, имитируя работу человеческого сознания с его собственными входными данными, поступающими на скорости около одиннадцати миллионов бит в секунду. Мечта о сопряжении с математичками в реальном времени развеялась, а поколением позже ЗВК снабдили своими наработками гибридизованные корабли, двигательные установки, оружие и – первым долгом – навигационные системы, в последний раз запускавшиеся шестьдесят пять миллионов лет назад.
Купола времянок были взорваны, а погибшие там люди преданы забвению.
Так родилась K-техника.
* * *
– Ну и? – сказала Серия Мау. – В этом нет ничего нового.
Ей все это было хорошо известно, но рассказ несколько пристыдил. Нахлынула вина за смерти тех людей. Она засмеялась.
– Для меня все это совсем не новость, – сказала она. – Ты в курсе?
– Я в курсе, – ответил Билли Анкер и продолжил: – В тех времянках родилась и корпорация ЗВК, какой мы ее сегодня знаем. Прежде она представляла собой рыхлый картель частных охранных структур, на который неолиберальные демократии вольны были сваливать любую вину за вышедшую из-под контроля полицейскую акцию. Чтобы все эти презики с мальчишескими физиономиями могли честно-честно глядеть избирателям в лица с голодисплеев и заявлять на голубом глазу: «Мы не ведем войн» – а потом истреблять террористов. После открытия K-технологии ЗВК слилась с неолиберальными демократиями: ты только глянь, в какое говно мы из-за этого влипли. – Он скорчил усмешку. – Но есть и хорошие новости. K-техника вырабатывает свой ресурс. Некоторое время в этой сфере царила золотая лихорадка. Ранние пташки состояния сколачивали, загребая столько сокровищ, сколько могли унести. Но поколению дяди Зипа пришлось обгладывать кости. Они сейчас вносят улучшение за улучшением, однако лишь в человеческую часть интерфейса. Они не способны ни написать новый код, ни восстановить исходные машины методом обратной разработки. Ты понимаешь? У нас тут нет технологии как таковой. Все, что у нас есть, – это чужацкие артефакты, и этот ресурс выработан. – Он огляделся и сделал широкий жест, словно обводя им всю «Белую кошку». – Возможно, это один из последних образчиков. И мы даже не знаем, для чего он в действительности предназначался.
– Эй, Билли Анкер, придержи лошадей, – вмешалась она. – Я-то знаю для чего.
Он поглядел ее уловке в глаза, и уверенность Серии Мау поколебалась.
– K-техника вырабатывает свой ресурс, – повторил он.
– Если ты этим доволен, то с какой стати ссышь кипятком?
Билли Анкер поднялся и прошелся из стороны в сторону, разминая ноги. Снова глянул на пакет доктора Хэндса. Вернулся к уловке и опустился на колени.
– Потому что, – сказал он ей, – я обнаружил целую планету, полную такой техники.
Молчание в обитаемой секции корабля растягивалось, как проволока. В тусклом флуоресцентном свете шептались, отвернув лица к переборке, теневые операторы. Билли Анкер сидел на полу, потирая щиколотку. Плечи его обвисли, небритое лицо рассекали морщины, глубокие, точно складки на кожаных куртках. Серия Мау не сводила с него взгляда. Каждая из рассеянных в каюте крохотных камер предоставляла ей особый ракурс.
– Десять лет назад, – сказал он, – я был одержим загадкой червоточины в Сигма-Конце. Я пытался понять, кто ее туда поместил и как они этого добились. Но еще больше мне хотелось узнать, что находится на противоположном конце червоточины. Я был в этом не одинок. Пару лет на краю аккреционного диска было не протолкнуться от ребят со свежими, с пылу с жару, теорийками; они ставили «научные» эксперименты с добытых где-то вниз по Пляжу мусоровозок. Многие окончили свои дни плазменными струйками. – Он негромко рассмеялся. – Тысячи небесных пилотов, безумцев-entradistas. Люди без царя в голове вроде Лив Хюлы и Эда Читайца. Мы все тогда полагали, что Сигма-Конец – ворота Тракта. Мне одному удалось установить, что это не так.
– И как?
Билли Анкер хмыкнул. В лице его что-то изменилось.
– Я туда спустился, – ответил он.
Серия Мау уставилась на него.
– Но… – только и вымолвила она. Она перебирала в памяти всех, кто погиб при подобной попытке.
– Тебе было все равно? – спросила она затем.
Он передернул плечами:
– Я хотел узнать.
– Билли Анкер…
– О, там нет прохода, – сказал он. – Эта штука меня сломала. Она мой корабль покорежила. Странный вихрь света просто висит там, словно трещина в пустоте. Его на фоне звезд едва можно различить, но стоит протиснуться туда, и… – Он воззрился на свою искалеченную руку. – Кто знает? Все меняется. Там такое творится, что у меня нет слов описать. Это как снова стать ребенком и угодить в кошмар, где бежишь и бежишь по бесконечному коридору в темноте. Я такое слышал, что до сих пор смысла услышанного не понимаю: эти звуки просачивались сквозь корпус. Но я там побывал! И знаешь что?
Вспоминая, он покачивался взад-вперед от возбуждения. Он словно помолодел на двадцать лет с того момента, как Серия Мау его разбудила. Складки вокруг губ пропали. Взгляд зеленовато-серых глаз стало еще тяжелее переносить: глаза озарились внутренним светом, ироничным сиянием потаенного повествования, скрепляющего яростную конструкцию его личности; в то же время Билли Анкер показался ей более уязвимым, более человечным.
– Я побывал там первым из всех entradistas. Я очутился на передовой, в первый раз за свою жизнь. Ты себе можешь такое представить?
Она не смогла.
«Если ты не в состоянии удержаться от столь притягивающего воздействия на людей, Билли Анкер, – подумалось ей, – так это потому, что у тебя самооценки нет. Нам нужен человек, а ты нам являешь валета червей». Потом она внезапно сообразила, кого он ей напоминает. Если бы лошадиный хвост остался черен, а худощавое темнокожее лицо не так иссушили усталость и лучи далеких солнц, Билли Анкер пришелся бы вполне ко двору на вечеринке у закройщика в деловом квартале Кармоди, на Генри-стрит, в теплой влажной ночи Мотеля Сплендидо…
– Ты клон дяди Зипа, – сказала она.
Поначалу ей показалось, что она его этим удивит. Но он лишь усмехнулся и пожал плечами.
– Личность его не передалась мне, – отвечал он. В его лице что-то неуловимо изменилось.
– Он тебя за этим и создал.
– Ему требовалась замена. Его карьера entradista подходила к концу. Он полагал, что дитя станет заменой отцу. Но я гуляю сам по себе, – сказал Билли Анкер, сморгнув. – Хоть я это всем говорю, но так оно и есть.
– Билли…
– Тебе не хочется услышать о моей находке?
– Разумеется, – ответила она. Впрочем, в тот момент ее это не интересовало: мороз продрал от мыслей о его судьбе. – Разумеется, я хочу о ней услышать.
Он некоторое время молчал. Пару раз порывался заговорить, но словно бы терял дар речи. Наконец начал:
– Это место… оно так далеко выпирает на Тракт, что там практически ушами слышишь его рев и ярость. Падаешь в червоточину вверх тормашками, кувыркаешься, все системы управления на пределе, а потом появляется это. Свет. Глубокий свет. Фонтаны, каскады, ниспадающие завесы света. Всех цветов, какие можно и нельзя себе представить. Те формы, какие себе воображали, глядя в старые оптические телескопы с Земли. Ну, ты помнишь. Газовые облака и звездные тучки, всякое такое, но они там в реальном времени человеческого восприятия эволюционируют. Они накатывают и опадают, как прибой. – Он снова замолчал, заглядывая в глубины памяти, словно позабыл о ее присутствии. Потом сказал: – И знаешь ли, это место довольно маленькое. Какая-то старая луна, они ее по червоточине спустили для своих нужд. Атмосферы нет. Горизонт искривлен. Она голая. Там одна лишь белая пыль на поверхности, подобной цементному полу…
Его голос упал до шепота:
– Цементному полу. Там слышно, как от звука шагов внутри резонирует K-од, словно в соборе. – Он повысил голос: – О, я там не остался! Я не был готов. Я увидел все это разом. Я так перепугался, что не осмелился остаться. Я прямо слышал, как шумит за вуалью Тракта K-од, я чувствовал, как изливается на меня свет. Я спиной чуял, как Тракт на меня смотрит. Я поверить не мог, что они прорубили червоточину в это безумное местечко. Я сгреб первое, что мне попалось под руку, совсем как первооткрыватели, – первое, что увидел. И свалил как можно быстрее.
Он ткнул пальцем через плечо в пакет доктора Хэндса.
– Это одна из тех штуковин, – сказал он. И вздрогнул. – Я поднял с луны «Меч караоке», но еще долго не мог никуда отправиться. Мы просто висели там в потоках света. Даже кораблю стало по-своему жутко. Я не мог себя принудить снова войти в червоточину. Червоточина – это лотерея. Даже для чувака вроде меня – это русская рулетка. Кончилось дело тем, что я определил свои примерные координаты по абсолютным навигационным ориентирам – по стандартной гравитационной волне, например, и по тем, в которых я был не столь уверен, вроде параметров анизотропии Вселенной как целого. Потом я начал долгое обратное путешествие в динатоке. Я был сломлен. Я собрал то немногое, что прихватил оттуда, и сторговал эти вещи. Я ошибся. Я вскоре понял: теперь всем в Галактике позарез захочется узнать то, что известно мне. И я спрятался.
– Но ты ведь можешь найти это место снова, – затаив дыхание, сказала Серия Мау.
– Да, – ответил он.
– Тогда возьми меня туда, Билли Анкер. На ту планету!
Он опустил взгляд на собственные ладони и спустя несколько мгновений покачал головой.
– Очень важно не привести туда их, – объяснил он. – Ты сама видела.
Он поднял руку, отметая ее возражения.
– Но причина не в этом. О да, я мог бы тебя туда доставить, несмотря на их противодействие, ведь я вижу, как этот пакет для тебя важен. Говоря между нами и «Белой кошкой», мы бы от них оторвались.
– Тогда почему бы не взять меня туда? Почему бы нет?
– Потому что это место не для таких, как мы с тобой.
Серия Мау отвела уловку прочь и скрылась за переборкой. Билли Анкера это, казалось, удивило. Снова он ее услышал уже как голос корабля. Ее голос шел отовсюду вокруг:
– Я тебя насквозь вижу, Билли Анкер.
В голосе прозвучало легкое неодобрение.
– Ты так долго трепался насчет того, чтобы свалить с Пляжа, а теперь нырнуть боишься.
Он рассердился, потом заупрямился.
– Там не место для людей, – настаивал он.
– Я не человек!
Он улыбнулся. Мягкий свет улыбки стер с его лица следы прожитых лет, и она увидела, что Билли Анкер по-прежнему парень хоть куда.
– Да нет же, ты человек, – сказал он.