Книга: О бедном вампире замолвите слово
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

Там
Кирпачек долго слонялся по квартире, у него все валилось из рук. Уже много времени вампир находился под впечатлением разговора с «соседом из шифоньера». Он и не знал, что экологические проблемы так далеко зашли, что голод стал не делом далекого будущего, а вполне реальным фактом текущего настоящего. Точнее, знал, но не придавал этому значения, думая, что на его бессмертную жизнь хватит. Впервые так глубоко и серьезно полюбив, вампир подумывал о семье, мечтал, что у него появятся ребятишки.
Кирп закрыл глаза и представил дочку — маленькую, со смешными хвостиками на голове, в кружевном платьице из тонкой паутины. Потом возник портрет сынишки — серьезного, умного мальчика с книгой в руках. Вот они — счастливая семья. Сервиза ставит на стол тарелки, раскладывает столовые приборы, потом открывает шкафы, холодильник — а там ни крошки… Желая отвлечь голодных ребятишек, как-то занять их, чтобы не плакали, пока он будет бегать по городу в поисках съестного, Кирп включает телевизор. С экрана в детские ушки льются потоки новостей о кошмарах и ужасах жизни, что их ждут за стенами квартиры. Кирпачек лихорадочно переключает каналы, находит мультфильм и… пульт выпадает из его ослабевших рук.
По экрану скачут ужасные монстры, нестандартно решившие продовольственную проблему. Они каким-то невероятным образом перестроили свои организмы и теперь легко заглатывают по целому телевизору за один присест. Мутанты поглаживают раздутое пузо, сквозь которое просвечивают светящиеся экраны. Сюжет мультфильма прост: главарь потребителей плазменных экранов на жуткохрусталической матрице ранним утром ведет свою банду «на дело». Налет на магазин бытовой техники заканчивается желудочной оргией, и, съев все телевизионные приемники производства фирмы «Тинки-Винки», главарь налетчиков громко отрыгивает и рычит: «Ляля…»
Сервиза падает в обморок, Кирп кидается к ней, успевая подхватить потерявшую сознание жену. Он ошалело смотрит на то, как малышка-дочка, смешно переваливаясь на пухленьких ножках, семенит к телевизору и начинает облизывать экран. «Кусать хосю», — хнычет она. Сын, отложив книгу, берет младшую сестренку за пухленькую ручку и, укоризненно взглянув на отца, тихо говорит: «Не плачь, папа принесет съедобный телевизор…»
Кирпачек вздрогнул, открыл глаза, с трудом прогоняя страшные видения. Он понимал, что такое развитие их мира вполне реально, и от этого осознания волосы на голове зашевелились, а по коже пробежала пупырышками крупная дрожь. Чувство собственного бессилия железным обручем сжало сердце, ледяной страх за жизнь детей так сковал вампира, что он даже не вспомнил, что детей этих нет пока даже в проекте. Боль прорвалась наружу, из глаз брызнули слезы, снимая напряжение. Кирп рухнул в кресло, с ужасом глядя в темный экран телевизора.
Вздохнув, подумал, что жениться ему еще рано. Как бы ни была сильна его любовь к Сервизе, он не вправе обрекать ни ее, ни их будущих отпрысков на нищенское существование и голодную смерть. Нет, он никогда не позволит своим детям жить в таком мире! Он построит для них другое будущее. Но вот как? Ответить на этот вопрос Кирпачек фон Гнорь не мог. Если что-то не предпринять, то скоро и очень скоро ему придется наблюдать, как разумные существа превращаются в зверей. Как хлынут озверевшие люди всех родов в мир человеков и, не принимая их разумности, будут клыками рвать глотки милых существ, чтобы только добраться до вожделенной пищи. А человеки, оказывается, совсем не страшные!
Он вспомнил, как забавно звучит его имя на человеческом диалекте, и улыбнулся. Это ж надо — Кирпичик! Так вампиры называли драгоценный минерал, очень редко встречающийся в природе. Кирпич был самым желанным подарком для любой женщины и самым выгодным вложением денег для любого мужчины. Он решил обязательно купить перстенек с махоньким вкраплением дорогого камня и подарить его Сервизе.
Бесцельно блуждающий по комнате взгляд упал на букет чертополоха, полученный в подарок от «мифического существа», и улыбка сползла с лица. Вампир вдруг понял, что нужно сделать.
— Если мир меняет кровь, то и его жители должны измениться, — решительно проговорил он вслух. — Иначе гибель. Гибель в обоих мирах!
Человеки тоже имеют право жить. Они ничем не хуже вампиров, ведьм, демонов и других людей.
Кирпачека затопило чувство, которое явилось причиной выбора профессии, — любовь. Он любил весь мир, не хотел, чтобы кому-то в этом мире было больно. Но за столь короткое время работы в больнице его идеалистическая вера в то, что все болезни будут исцелены, сильно ослабла. Вера Кирпачека фон Гноря пошла сеткой крупных трещин. Не имея возможности спрятаться, как это делали многие из его коллег, в спасительный и так необходимый в этой работе цинизм, молодой врач жестоко страдал. Смотрел в незамутненные раздумьями глаза пациентов и не понимал. Не хотел понимать. Давно ведь уже доказано, что все болезни от нервов, только осиновая болезнь от удовольствия!
От удовольствия?..
Кирпачек замер, удивляясь, как такая простая мысль никому не пришла в голову раньше. Он кинулся к компьютеру и, пока машина загружалась, метнулся к телевизору, по пути схватив папку. В папке, не доверяя часто зависающей машине, Кирпачек хранил самые ценные документы — все данные, которые ему удалось собрать об осиновой болезни. Плюхнувшись в кресло, он положил бумаги на колени и щелкнул пультом. Экран засветился, мелькнула реклама, потом по экрану заметались маленькие фигурки детей, убегавших от безобразного существа.
Это был новый лохавудский блокбастер. Ужасный синеглазый монстр — человек — методично уничтожал выводок невинных крошек-вурдалаков, нанизывая их на осиновый кол, словно на шампур. Потом, жутко хохоча, он принялся пожирать малышей. Кирпачек содрогнулся. Кем же был режиссер, снявший такой фильм? Но потом он подумал о том, что ведь это (!) пользуется спросом, ведь это (!) смотрят, и на этом (!) зарабатывают большие деньги. Ему вдруг захотелось самому взять в руки осиновый кол, вонзить его в сердце автору сценария, режиссеру, актерам, а потом пойти в кинотеатр и из пожарного шланга поливать зрителей святой водой, пропущенной через крест. А тех, кто останется в живых, добить серебряными пулями…
Кирп вздрогнул, приходя в себя. Правую сторону груди прошила острая боль. «Так вот и заболевают осиновой болезнью», — подумал вампир, схватившись за сердце. С трудом успокоившись, переключил канал — опять то же самое! Святые зомби мирно шествуют по красивому, затянутому кружевной паутиной темному коридору храма. Они провожают двух юных влюбленных к алтарю, чтобы соединить их тела священными узами брака. Картинка ясного, незамутненного счастья жениха и невесты! Умиротворенные лица зомби полны кротости… Вдруг, проломив стену, навстречу им выскакивает человек!!! Он, дико рыча, взмахивает длинным серебряным мечом и начинает кромсать стариков в капусту, пытаясь добраться до двух юных демонов. Старые монахи вступают в бой, пытаясь выиграть время, но где ж им справиться с квинтэссенцией зла — с человеком?
Вампир нажал следующую кнопку — соревнование юных оборотней-скаутов, парнишки меняют формы, но тут из темноты выскакивает человек. Он жутко хохочет, достает огнестрельное оружие и с садистским наслаждением расстреливает мальчишек. Пораженные серебряными пулями, скауты падают на землю. Они стонут, молят о пощаде, но киношный монстр безжалостен. Он медленно поднимает руку с пистолетом и, глядя на судороги несчастных, стреляет жертвам собственной злобы в сердце…
В Интернет Кирп не стал лезть, там человекофобия приняла вид массовой истерии…
Сопоставив сводки бюро статистики о возрастных и социальных группах заболевших, вампир схватился за голову. Решение проблемы плавало на поверхности. Его подозрения были неверны, осиновая болезнь не имела психосоматических причин, ею заболевали только поклонники фильмов ужасов!!!
Взгляд Кирпачека стал грустным и серьезным одновременно. Да, задача, возникшая перед ним, невыполнима. Искоренить зло в средствах массовой информации, кажется, будет невероятно сложно. Пожалуй, перевести их гемоглобиновый мир на хлорофилловую диету куда более простое дело.
Глобальность задачи придавила врача, размазав его по креслу. Нужно было посоветоваться, и единственный, с кем можно говорить откровенно, — хирург Гундарго.

 

По пути в больницу вампиру не повезло: угодил на митинг, проводимый партией «ЖИзнь. РОдина. ПЕНсилЬвания». Лидер организации, не подумав о том, какую аббревиатуру составят остряки из народа, с досады грыз когти, но было поздно: как ни винил себя почтенный гоблин, что не проверил название блока на предмет всевозможных сокращений, словечко крепко прилипло. Утешало только то, что дружественный пенсильванцам Единый блок левитирующих орков отличился куда сильнее его партии. Опять-таки острый народный глаз выхватил из названия то, что упустили руководители организации. Гоблин искренне радовался, слыша, как называют его политических соратников.
Митинг прошел не так торжественно, как ожидалось. Картину партийного единения разрушили извечные противники орков — гномы. Они в пику врагам устроили демонстрацию протеста. Подземных гномов тройным кольцом окружили полицейские гоблины. Прорваться сквозь такой заслон казалось невозможным. Кирпачек лихорадочно соображал, что же делать. Со стороны улицы имени Кощея Бессмертного заслон был слабее, а вместо гоблинов в заграждении стояли мелкие тролли. И Кирпачек громко, чтобы его услышало как можно больше народа, закричал:
— Ребята, нас тут в загон загнали, а там хоббитов целую машину в полицию повезли!
— Мужики! — тут же вскинулся кривоногий гном, потрясая мозолистой рукой, заросшей черной шерстью. — Нас, шахтеров, — в загон?!! Мы что, орки какие — своих бросать?!! А ну, пошли пацанов выручать!
Толпа радостно взревела и ринулась за своим вожаком к повороту на Кощея Бессмертного, смяв заслон троллей. Митинг плавно перетек в побоище, а Кирпачек, выбравшись из толпы, со всех ног помчался в больницу.
Доктор Гундарго проводил осмотр послеоперационных больных. Он надолго задержался у постели старенького дракона. Этого пациента с невероятными трудностями родственники доставили из глухой провинциальной деревушки.
— Нельзя вам вставать, — убеждал Гундарго впервые попавшего в больницу пациента.
— Дохтур, мне бы отлить? — попросил дедушка, оскалив огромную беззубую пасть в заискивающей улыбке.
Гундарго было потянулся к кнопке вызова санитарки, но вовремя вспомнил, что в целях экономии в больнице убрали все ненужные на взгляд экономистов излишества.
Хирург изрядно намаялся, проводя сложнейшую операцию на сердце, которое по размеру больше самого хирурга, но не пропадать же больному? Он вопросительно посмотрел на Кирпачека, и врачи сами отправились за суднами.
Драконы тоже вымирали и были настолько редкими гостями в больнице, что спасать их жизни приходилось ценой невероятных усилий. Не было ни подходящих операционных столов, ни инструментов. Сегодня Гундарго оперировал, позаимствовав у слесарей ножовку по металлу и стремянку, а на кухне тяжелый мясницкий тесак. Каких трудов персоналу стоило продезинфицировать такой нестандартный операционный набор, Гундарго представлял — санитарки все как на подбор: или мелкорослые ведьмы, или подрабатывающие после учебы студентки-вампиреллы. Суден для драконов тоже не предусматривалось. Врачи принесли четыре — все-таки дракон в четыре раза крупнее любого из пациентов больницы.
— Вот дедушка, это судна, — сказал Гундарго, — в них в туалет ходить будете.
— А какась? — спросил колхозник.
— И какась тоже, — ответил дракону Кирпачек, торопясь увести Гундарго из палаты.
— А какась ими пользуваются? — спросил дракон уже у закрытой двери. — Ох, есь твою меть, — выругался дедушка и, изловчившись, просунул лапы в судна. — Вонь те порядки какие! Ну и какась в них ходють?
Вопрос был риторическим, так как ответить дракону, даже если бы его услышали, никто не смог — из-за смеха, который свалил с ног и беседующих в коридоре врачей, и персонал больницы, и больных. Зрелище что надо! Дракон держался за стены двумя верхними лапами и осторожно переставлял нижние. Обутые в железные судна четыре нижних конечности разъезжались, а грохот стоял такой, что дракон сам настолько испугался, что его миндалевидные глаза стали квадратными, а черточки зрачков округлились.
Над деревенщиной долго потешалась вся больница, но этот же дракон стал причиной коллективных переживаний…
Как только больной смог расправить крылья, удержать его на месте было невозможно. Каждую ночь дедушка выбирался в окно и проводил время в городе: посещал дискотеки, катался на горках ужасов и не пропустил ни одного злачного места. Врачи убеждали его, что после операции на сердце противопоказаны такие нагрузки, но старый дракон в ответ только улыбался.
— Я, может, один-разъединственный раз в город-та и попал. Ведь помру когда-нибудь, а вспомнить мне нечего будет. Всю жизнь работал в колхозе, событий у нас там никаких. Теперь, если придет мой смертный час, что ж — так тому и быть, не жалко с жизнью будет распроститься, есь твою меть…
В одну из таких ночей его труп привезли полицейские. Дракон умер, катаясь на гравитационных лыжах. В открытых глазах умершего застыло блаженное выражение, беззубую пасть растянула счастливая улыбка.
— Главный врач нам за то, что отпускали послеоперационного больного в город, головы оторвет! — ужаснулся Гундарго, он в ту ночь дежурил в больнице. — Вы с него хоть лыжи снимите…
— Жалко старика, — вздохнул Кирпачек.
— Не надо жалости, Кирп, так умирают только обласканные Дракулой — спокойно, без мучений.
Мгновенная смерть… Хотел бы я также умереть — быстро, легко и в тот момент, когда занимаюсь любимым делом…
Сейчас дракон был еще жив, и врачи помогли ему разуться. Только закончили снимать судна с драконьих лап, как прибежала санитарка Яграфья, сообщив, что хирурга вызывают в приемное отделение — на «скорой» привезли попавшего в аварию демона. Совсем еще мальчишка, он переломал крылья, рентгеновские снимки не обнадеживали.
— Женщина за рулем — катастрофа, — проворчал Гундарго, выслушав подробности. Они с Кирпачеком драили руки смолой, потом обрабатывали их серой, прежде чем натянуть перчатки. — Ампутация неизбежна, раздроблены все суставы.
— О святой Дракула! — ужаснулся Кирпачек. — Бедный парень.
— А ту ведьму, что наехала на парнишку, задержали?
— Нет, — ответила хирургу санитарка Яграфья. — Сбежала она. С места преступления скрылась, небось боялась, что посадют. Молодежь нынче совсем измельчала. Это надо ж, в час пик лететь на метле по главной магистрали такой шибко пьяной!
Врачи зашли в операционную. Юный демон посмотрел на них с болью в глазах. Демонов вообще никакая анестезия не брала, напротив, являлась для них тонизирующим средством.
— Доктор, — прохрипел оперируемый, — вы отрежете мне крылья? Я больше никогда не буду летать?
— Крылья, малыш, сколько ни отрезай, всегда отрастают снова, — ответил Гундарго. — Скальпель…
Операция прошла успешно. Вампир в который раз поразился профессионализму призрака. Движения коллеги были точными, легкими, быстрыми. После операции врачи так устали, что было уже не до разговора. Сняв халаты, они вышли в фойе. Оба молчали.
Подошел Тлибзюзюк. Его сальное, потное лицо светилось самодовольством. Он достал из кармана несвежий платок и вытер лоб. Потом инфекционист свысока поглядел на коллег, немного помолчал и, раздуваясь от важности, произнес:
— Завтра начну готовить доклад для главного инфекционного врача столицы. — Зомби замолчал, ожидая громких поздравлений, бурного выражения зависти, но лица коллег оставались спокойными. — Так вот, он прочтет мой доклад на чрезвычайном заседании в присутствии самого короля. Я, между прочим, тоже получил пропуск. — И Тлибзюзюк показал впечатляющую бумагу с круглой печатью. — Доклад будет посвящен решению проблемы ликвидации осиновой болезни. — И зомби, не прощаясь, пошел дальше, но вдруг остановился и заявил: — Иду на повышение. В министерстве здравоохранения работать буду.
— Подхалимом? — поинтересовался Гундарго, всегда отличавшийся прямолинейностью.
— Да вы!!. Да как вы смеете?!! — завопил Тлибзюзюк, но врачи, игнорируя его, направились к выходу.
Они немного постояли на улице, оба молчали — после встречи с инфекционистом остался неприятный осадок. Нежгучие лучи ласкали кожу, и, если бы не усталость, возможно, Гундарго и Кирп даже получили бы удовольствие от прогулки. День был теплым, алое светило отражалось в гальке под ногами, камешки вспыхивали, искрились так, что солнечные зайчики на некоторое время ослепляли прохожих. Деревья весело шумели, переговариваясь с ветерком, лужи высохли. Мир прекрасен!
Эльф, романтичный и грустный, хрупкий и тонкий телом, тоже был прекрасен и гармонично вписывался в спокойную красоту мира. Он стоял с букетом чертополоха в руках, с надеждой глядя на Кирпачека.
— Эт-то вам, — заикаясь, прошептал эльф. Он робко протянул цветы и потупился.
— Спасибо, — несколько растерянно ответил вампир, с трудом узнав в дарителе пациента, которого недавно привозили в больницу с камнями в почках. — Право, не стоило благодарности.
— Эт-то не благ-го-о-дарность, это при-и-зна-ние, — смутился эльф.
Гундарго стоял рядом, лукаво усмехаясь, и ждал продолжения. Хирургу стало интересно, как наивный Кирпачек выкрутится из щекотливой ситуации. Вампир и не подозревал, что ему предстоит услышать!
— Я в-ва-ас лю-у-уб-б-лю, — прошептал эльф, выставив руку с букетом, в его глазах плескалась такая страсть, что Кирп отшатнулся, будто это как-то могло помочь. — Д-а-арю в-ва-ам рук-ку и се-э-эрд-д-це.
— Благодарю, не надо. — Кирп с трудом справился со смущением. — Мне не свойственно обращать внимание на существ одного со мной пола.
Отвергнутый претендент на роль не то мужа, не то жены сник, отвернулся и, понурив голову, побрел прочь.
Вампир, обращаясь к спутнику, растерянно произнес:
— Никак не привыкну к тому, что у эльфов так напутано с определением пола.
— Все у них с полом в порядке. Тут другое: инстинкты у эльфов работают по другим законам, нежели у остальных жителей нашего мира. — Призрак медленно поплыл вперед, Кирп последовал за ним.
— Впервые об этом слышу.
— Неудивительно, ведь уже много тысячелетий никто не вспоминает о таком маленьком фактике из биологии эльфа, как двуликость. Они рождаются мужчинами с женскими инстинктами или женщинами с мужскими. Только достигнув зрелости и встретив свою пару, эльфы, дополняя друг друга, становятся полноценной ячейкой нашего общества. Однако об этом позабылось, и их стали воспитывать так же, как вампиров, чертей и прочих жителей Королевства. Забылось и то, что эльфы плохо приспосабливаются к переменам и совершенно беззащитны перед бюрократической системой. Добавлю еще, что выбор профессии тоже играет большую роль. Они всегда люди творческие, всегда думатели, не делатели. Мужчины-эльфы только ученые, только поэты, только изобретатели и музыканты. Не практики, а теоретики. Эльфийские женщины, напротив, деятели, карьеристки с высокой мотивацией, что усугубляет проблему. К тому же два-три тысячелетия назад у них был введен закон, запрещающий рождение детей вне брака. С этого-то и началась деградация. Принудительные аборты разрушили равновесие полов, так что теперь такие вот одиночки, — он кивнул вслед эльфу, — не могут определиться с тем, кто они — мужчины или все-таки женщины.
Кирпачек вздохнул, подумав о том, что люди сами создают себе проблемы, принимая неправильные, а порой и откровенно преступные законы за истину в последней инстанции.
— Мне кажется, — задумчиво проговорил вампир, — я нашел причину вспышек осиновой болезни.
— Говори, Кирпачек, мне очень интересно твое видение проблемы.
— Осиновая болезнь, она от незаслуженных удовольствий, — смущаясь, высказал предположение Кирп.
— Ты прав, но спасения от этого нет. — Гундарго пнул ногой камешек и остановился, наблюдая за ним. — Так что, мой молодой друг, осиновая болезнь когда-нибудь погубит весь наш мир. Когда-нибудь она доберется и до троллей, и до крылатых демонов, и до всех остальных родов, семей и отрядов. Поверь, это вопрос времени.
— Но почему? Разве трудно отказаться от просмотра фильмов ужасов по телевидению и в кинотеатрах?
— Да, фильмы об ужасном монстре человеке — сомнительное удовольствие, — согласился коллега. — Но, друг мой, ты хоть раз встречал людей, которые бы добровольно отказались от сомнительного? — Он помолчал и добавил: — Сомнительного богатства, сомнительного секса, сомнительной популярности? Ряд можно продолжать бесконечно. Сомнительное — штука коварная, однако стоит напомнить тебе, что возникает оно у людей только тогда, когда забывают действительное. Прости, я впал в грех философии, но иногда мне кажется, это просто необходимо.
Кирпачек, сбитый с толку рассуждениями Гундарго, спросил:
— Получается, что осиновая болезнь поражает только того, кто предал свою действительность?
— Получается, что именно так.
— Но что ждет тех, кто держится за свои действительные удовольствия, отринув все сомнительное?
— Ад, — ответил старший коллега. — Ад, мой дорогой друг. Полный испытаний и ужасов, боли и препятствий, но — как вы знаете — тех, кто пройдет его, на выходе ожидает награда.
— Простите, Гундарго, но я не помню, чтобы, кроме попадания в ад, была еще какая-то награда. Видно, невнимательно слушал проповеди преподобного Лудца в детстве. Просветите, коллега.
— Согласно легенде, тот, кто сможет понять, принять и простить великое адское место для тел, тот обретет душу.
— Душа… — молодой вампир растерялся, — но что это такое?
— И я хотел бы получить ответ на этот вопрос. — Гундарго устало улыбнулся. — Очень хотел бы, Кирп. Но — хотите совет?
Кирпачек кивнул.
— Забудь об осиновой болезни, оставь больным право самим делать выбор. Вечных болезней не бывает: либо больной умирает, либо выздоравливает. А теперь я с тобой прощаюсь… Знаешь, обрезать крылья тяжело. Больно в первую очередь мне.
Гундарго, пожав вампиру руку, повернулся и поплыл прочь. Его бледный силуэт, удаляясь, становился все прозрачнее, пока не пропал совсем.
Кирпачек фон Гнорь долго смотрел ему вслед. В голове все смешалось, сердце охватила дрожь разочарования. Он не понимал, почему нельзя объяснить населению Королевства Объединенных Шабашей такую простую вещь: не прикасайтесь к сомнительным удовольствиям, и тело ваше очистится от вирусов, вызывающих осиновую болезнь.
— До-окт-т-о-ор…
Кирп оглянулся: надоедливый эльф, оказывается, никуда не ушел. Он стоял неподалеку, все еще сжимая в руках букет чертополоха.
— Что ты пристал? — усталым голосом спросил его Кирпачек. — Иди, ищи свою половину — мужскую или женскую, — мне все равно. Главное — эльфийскую.
— Эт-то-о долго, — прошептал эльф и заплакал. — Он-на може-э-эт-т появ-вит-т-ца через тысяч-чу ле-э-эт-т… А мне сег-годня хо-о-че-э-эт-тся…
Вампир неожиданно для самого себя разозлился.
Он впервые почувствовал желание ударить. С трудом удержавшись от того, чтобы не влепить эльфу пощечину, он развернулся и быстро пошел в противоположную от поклонника сторону.
Эльф сел прямо на дорожку и зарыдал. Обида выжигала сердце, скручивала вязкой болью грудь. Юноша, выбирая вампиру букет, почему-то надеялся, что предмет его любви оценит чистоту его чувств, примет и цветы, и признание. Он верил в это. И все его женские инстинкты стремились к красивому, умному, доброму мужчине — Кирпачеку фон Гнорю.
Эльф плакал. Громко, навзрыд. Кирпачек, слыша эти звуки, пошел быстрее, потом побежал. Он зажал руками уши, но все равно горькие рыдания преследовали его. Вампиру показалось, что эльф плачет не за спиной, что голос юноши звучит в его голове.
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10