Царь-батюшка, сделав из инцидента правильные выводы, решил дочек немедленно замуж отдать. Быстро весть об этом по странам-государствам разлетелась, и начали съезжаться в Лукоморье иностранные женихи. Все как есть принцы да королевичи. Челядь царская с ног сбилась, обустраивая гостей согласно их требованиям. Терем что улей растревоженный гудел.

Сватовство, естественно, дело интересное да веселое, вот только царевны не рады почему-то были. Оно и понятно – все женихи из стран дальних понаехали и планировали невест с собой увезти.

Первым женихом королевич испанский был, и, соответственно обычаю, сватался он к старшей сестре. В горницу думскую слуги королевичевы внесли трон, с которым жених никогда не расставался. Боялся, что в его отсутствие трон захватит кто-нибудь из его многочисленных родственников, поэтому и возил с собой такую махину. Сам королевич вошел и уселся на него, ни с кем не поздоровавшись и даже взглядом не одарив. Выпрямился он на троне и застыл в надменной позе – лицо каменное, спина прямая, будто аршин портновский проглотил. Сильно царю эта надменность не понравилась.

– Ну и какого рожна… гм… ты роду-племени будешь? – полюбопытствовал царь Вавила.

– Славного роду королевского, – ответил жених, – который пятьсот лет Гишпанией правит. Снизошел до провинциальной невесты, потому как прослышал, что она умна больно! У нас в роду последнее время все чаще идиото да даунито рождаются, так что новой крови требуется, для оздоровления.

– Вот те раз! – возмутился Иванушка и с места своего вскочил. – Я не понял, он что, резать невесту собирается? Да я ж ему щас…

– Погодь, Ивашка, сядь на место и не высовывайся, – оборвал его Вавила. – Вежливость надо соблюсти, до конца жениха выслушать.

– Да как же вежливость-то перед невежей соблюдать?! – возмутился воевода Потап, полностью поддерживая Ивана-дурака. – Вошел, шапки не снял, спину в поклоне перед честными людьми склонить побрезговал!

– Тихо, Потап, не шуми – не один, чай, жениху нас, кого-нибудь да выберем! Там, за дверьми, еще двое аудиенции дожидаются. – Вавила внимательно посмотрел на королевича, желая определить, что в нем хорошего, но ничего такого не заметил. Тогда царь решил прибегнуть к политесу и спросил: – Как звать-величать тебя, добрый молодец?

Снизошел до ответа спесивый жених, но этот ответ был столь странен для слуха лукоморского, что у всех присутствующих от удивления вытянулись лица.

– Хулио Педро Гомес! – ответил королевич и снова замер в гордой неподвижности.

– Это надо ж, – удивленно, но с возмущением проговорил Потап, – мало ему Педром быть, он еще и Гомеса добавляет!

– Н-да… после этих двух имен так и хочется его третье имя произнести вслух, – только и смог сказать Вавила, разводя руками. – Это как же имя такое сокращать ласкательно?

Царь мысленно странное имя уменьшил, получилось что-то совсем неприличное. Бояре то же самое, видно, сделали, потому как вздрогнули стены царского терема от многоголосого хохота.

Тут Василиса Премудрая сочла момент подходящим, чтобы вставить замечание. Старшей царевне чванливый жених не просто не понравился, а прямо-таки с души ее от этого жениха воротило.

– А представь, батюшка, какое отчество матерное у деток будет? – сказала она и хитро улыбнулась, уверенная в том, что жениху от ворот поворот дадут.

– Да вы пыль из-под ног моих целовать недостойны, – презрительно скривился королевич.

Тут все с мест после такого оскорбления повскакивали, но Иванушка-дурачок всех шустрей оказался. Схватил он кованый трон вместе с сидящим на нем королевичем да из горницы думской, а потом и из царского терема выволок. Долго шлепки и удары с улицы слышались. А когда Ивашка назад вернулся, лицо у него такое довольное было, что прямо вся физиономия светилась.

– Я тут… это… услугу хорошую королевичу оказал, – сказал он, ухмыляясь. – В пыли как следует вывалял. Теперь этот королевич нецензурный в поцелуях недостатку знать не будет! Гы!

– Ванечка! – воскликнула Василиса Премудрая и на шею дураку кинулась. Потом к отцу повернулась и сказала: – Вот мой суженый, никого другого не надо!

Поморщился царь Вавила, но противиться не стал, сказал слово отцовское:

– И вправду, пусть уж дурак зятем моим станет. Настоящий мужик, не гомес, чай, какой. И опять-таки дурак все приличней звучит, чем этот… – Вавила скривился и, с трудом превозмогая неприятие, выговорил: – Хулио.

Следующий жених к Марье Искуснице сватался. Купец Садко нахмурился, с лица темен стал. Да и средняя царевна не лучше него выглядела – губы поджала, бровки к переносице свела, а в уме у царевны прокручивались десятки хитроумных способов, как от жениха постылого избавиться.

Этот жених ростом да статью мелковат был – пигмей прямо. Лицо его что сажа черно, губы будто наизнанку вывернуты, а в носу кость торчит, серьгу заменяет. Одежда на женихе престранная, если не сказать – срамная вовсе. Только сделанная из сена пышная юбка – и больше ничего, если не считать ожерелья из клыков и бусин, нанизанных на кожаный ремешок. Василиса, видя удивление отца и бояр, объяснила, что и жених, и свита его принадлежат к «негровидной» расе и прибыли они из африканских земель. Свита жениха прически одинаковые носила – странные прически, со стороны кажется, будто они мочало черное на макушки нацепили. По непонятной причине сваты не могли стоять на месте, все дергались, дрыгались да приплясывали.

Садко нахмурился – у него возникло ощущение, что где-то он эту черную физиономию уже видел, причем близко сталкивался. Но жених так в танце вертелся да дергался, что черты лица смазывались и зафиксироваться в сознании купца в стойкий образ не могли.

– Зовут меня Мумба Юмба, – представился верченый жених, – а принадлежу я к роду славному Ндробе! И породниться со мной большая выгода! А потому что национальная черта у нас выгодная да в жизни пользу большую приносит!

– И как же черта эта выгодная в жизни проявляется? – поинтересовался царь Вавила, желая жениха поближе узнать.

– А вот тебе, вождь Вавила, счет за расходы, на какие пришлось в дороге потратиться! И тут же сумма указана, какую на обратный путь выделить требуется, с учетом еще одного рта.

– Это чьего же рта? – только и вымолвил царь-батюшка.

– Невестиного, – ответил жених, совершенно бессовестно поблескивая наглыми глазами.

– Смотрю, женитьба для тебя – дело прибыльное! – воскликнул царь.

– Так я и говорю, что черта национальная! Называется черта эта так: голь на выдумки хитра! – ответил жених, опрокидываясь на голову и снова вскакивая на ноги.

При этом он такие коленца выкидывал, что царь поневоле задумался – уж не припадочный ли?

– Велика выгода! – воскликнул купец Садко, вскакивая с места. – От такой выгоды без штанов останешься да по миру побираться пойдешь!

– Дело говоришь, Садко, – поддержал его Вавила, – упаси Род от такой родни! А зачем тебе дочка моя понадобилась?

– А затем, – ответил чернявый жених, – что провели мы исследование маркетинговое, так царевна Мариам самой выгодной оказалась. Коэффициент полезного действия выше всех, и рентабельности премного в браке с ней. Потому плати, папа, за проезд до материка Африканского и содержание мой жены будущей да детей, какие вскорости народятся. Я все учел – и питание, и образование, и одежду. Дети быстро растут.

– Ну ты о детках погоди речь вести, – сказал Садко. – Тут вот у меня расписочка имеется, по которой проценты большие накапали.

– Какая расписочка? – заволновался жених да спиной к выходу затанцевал. – Не знаю никакой расписочки!

– Ну как же, помнится, попал ты в службу охранную за мошенничество брачное да в каталажку угодил. А брат твой денег у меня занял, чтобы залог внести. А заем тот грамотой на права царские обеспечил. Долг не отдал, так что теперь царем-то я буду! И только то, что страна ваша в нищете да долгах погрязла, меня останавливает царство принять. – Садко вспомнил наконец, где он этого прощелыгу видел. Повернулся купец к царю-батюшке и говорит: – Знаю я их царства! Десять шалашей в круг поставят, у кого шалаш крупнее – тот и царь. Слышь, ты, – он грозно взглянул на жениха, – царек племенной африканский, может, должок-то вернешь?

– Да отдам без вопросов, – задергался царек и еще ближе к выходу протанцевал. – Вот женюсь на дочке царской, до казны доберусь – и рассчитаюсь!

– Вот что, Тумба Бумба… или как там тебя?! – Царь Вавила с трона встал, чтобы слово свое царское сказать. – Ты, конечно, негра видная, но нам в хозяйстве без надобности! Танцуй-ка восвояси!

Брачный аферист не стал ждать, пока ему по шее дадут, и выскочил за дверь. И выставлять не пришлось – сам сбежал, да так быстро, что только его и видели. Потап только крякнул досадливо – очень уж ему хотелось по примеру Ивана-дурака размяться. Рад был бы воевода напряжение снять, хоть на кого-то негативные эмоции выплеснуть. А негативу было отчего скопиться – следующей Елену Прекрасную сватать должны.

Тут Садко встал, Марью Искусницу за руку взял и к Вавиле подвел. Поклонились они царю, и промолвил купец:

– Прошу руки царевниной на веки вечные! И рентабельности мне ее не надобно, своей хватает!

И тут Вавила-царь противиться не стал, благословил молодых.

К младшей царевне принц французский сватался. Вошел что цапля, ногами переставляя да задом из стороны в сторону, вихляясь. Разнаряжен француз был прямо как павлин. Кафтан на нем длинный, двумя хвостами сзади расходится, разукрашенный вышивкой и драгоценными каменьями. Сорочка разве что бабе подошла бы – вся в кружевных манжетах да воротниках, с завязками и бантиками. Портки и вовсе срамные – и ноги тощие, и хозяйство мужское облепили. Потап на это презрительно хмыкнул – было бы чего там обтягивать!

А принц французский вдруг запрыгал, как журавль, подрыгивая ногами да извиваясь в поклонах. И давай так к трону царскому подскакивать. Вавила с ногами на трон влез, испугался – а ну как ноги отдавит? И было чего опасаться – сапоги у принца были странные, на женские похожи, с каблуками высокими и тонкими, как шпильки Еленины, а на длинном носке огромные банты прилеплены. А как разогнулся после прыжков жених, так еще больше все удивились. И было отчего! Лицо у принца французского что у красной девицы набелено да нарумянено, губы напомажены, а волосы зачем-то мукой посыпаны. И прическа больше бабе к лицу – косица заплетена и торчком стоит, да бант в косице той покачивается.

– Еще один гомес, – проворчал воевода Потап тихо, но так, чтобы все слышали.

– И не говори, – вздохнул Вавила, соглашаясь с ним, – что ни иностранец – то педро законченный. А чего это он так скакал передо мной?

– Манерность свою показывал, – ответила отцу Елена Прекрасная, которая имела большую компетентность в политесе.

– Вот как? – Царь хотел опустить ноги с трона, но посмотрел на жениха и передумал. – А я было решил, что у них, как у тетеревов, брачный танец в обычае исполнять.

Царевна во все глаза рассматривала наряд принца, модные фасоны запоминала. А жених на невесту и вовсе не взглянул. Подскочил к нему брадобрей, какие в заграницах цирюльниками называются, и давай расческой да ножничками вокруг напудренной прически порхать. А принц знай себе в зеркальце смотрится – собой любуется.

– Значит, ты о красоте моей младшей дочери прослышал и решил жисть свою красотой ее украсить? – спросил Вавила, видя, что жених так самолюбованием увлекся, что забыл, зачем в Лукоморье пожаловал.

– И вовсе нет, – ответил француз, взглянув на царя прямо-таки в ужасе. – Это ее жизнь я своей красотой украсить соизволил! Слышал я, что мадмуазель Элен достойна красоту мою оттенять! На фоне ее недостаточности моя красота сверкать многогранно будет!

– Папенька! – вскричала Елена Прекрасная. – Мне муж надобен, а не конкурент! Это я должна на фоне суженого многогранностью красивой светиться!

– Точно, – поддержала сестру Василиса Прекрасная, – они же из-за зелья косметического драться будут да от зеркала друг друга отталкивать!

– И с нарядами путаница знатная выйдет, – добавила Марья Искусница, – пойди разберись, где мужнино платье, а где Еленино!

– Ну с платьем путаница и тебе, Марьюшка, обеспечена, – вступился за младшую дочку царь Вавила. – Что на Садко портки, что на тебе! А насчет конкуренции Еленушка права – не пара ей этот индюк расфуфыренный. Проводи-ка, Потап, мусью к выходу.

Надо ли говорить, что выполнил царское пожелание воевода с большим удовольствием? А когда назад вернулся, то услышал такие слова, что возликовала душа его суровая.

– С таким мужем в красоте собственной сомнение возникнет великое, – сказала Елена Прекрасная. – Я лучше уж за воеводу Потапа замуж выйду!

Тут царь обрадовался и воскликнул:

– Будь по-твоему! Если ты, Потапушка, конечно, супротив этого ничего не имеешь.

– Да я… да мне… да мы… – только и смог вымолвить воевода. Потом он свои чувства в порядок привел и, светясь счастливой улыбкой, ответил: – Да я и мечтать не смел, государь-батюшка, о счастье таком!

Три свадьбы отгулять – это тебе не шутка малая, а дело ответственное. И потому к этому мероприятию подошел царь Вавила со всей серьезностью. Прежде всего разослал официальные приглашения ближайшим соседям, а также политическим союзникам.

Цыряну Глодану в Тмутаракань быстро доставили, а вот с приглашением Урюка Тельпека накладочка вышла. Гонцы царские по степи мотались за его ордой, мотались, да так и не нашли хана. Все говорят, только что был – да след простыл. На месте не сидит хан, кочует. А что тут сделаешь – степняки, одним словом!

И ближним соседям приглашения отправили – Лешему, Водяному. А уж Домовику по чину хозяйскому присутствовать требовалось. Домовик, надо сказать, с ног сбился, готовясь к свадьбе. Хоть и уверен был в том, что все в его хозяйстве в порядке, но все равно немного переживал – а ну как по недосмотру перед гостями опозориться случится?

Закатил царь Вавила пир на весь мир. Распорядился выставить длинные столы во дворе царского терема, благо летнее тепло позволяло избежать в тесных горницах той толкотни, которая бывает при таком скоплении народа. На столы с самого утра бабы вышитые скатерти настелили и ну накрывать да уставлять разной снедью. Ломились столы от кушаний – как лукоморских блюд наготовили, так и иноземных лакомств премного было. Иноземными кушаньями купец Садко снабдил. Где достал – то тайна большая купеческая. Царь Вавила еще с вечера облизывался, ходил вокруг блюда и спрашивал:

– Так как, говоришь, лакомства эти заморские называются?

– Это, тятенька, ананасеры, – отвечала Василиса Премудрая, – а это самые настоящие бананья!

– Надо же, каких только нет диковин на свете! – ответил Вавила и, не удержавшись, один фрукт заморский с блюда взял – попробовать.

Женихи с невестами с раннего утра к капищу поехали, браком законным сочетаться, просить защиты, покровительства и благословения. А потом с песнями да плясками поезд свадебный вернулся в Городище. И ну пировать люд честной, мед да пиво пить и угощением угощаться. Да так гости некоторые наугощались, что у иных до дому доползти сил не осталось. Каган Тмутараканский, Цырян Глодан, тот и вовсе на коня залезть не смог. Много раз на него вскакивал, да все мимо. Но конь у кагана умным оказался – ухватил хозяина своего за шиворот зубами да в Тмутаракань волоком потащил. А Вавила только диву дался – ишь, какую породу лошадиную, умную да смышленую, Цырян Глодан вывел! А может, то не от породы зависело, просто конь талантливым уродился? А имя у коня такое сложное было, что царь Вавила, пока трезв был, выговорить его не мог. Но, что удивительно, как только хмель в голову стукнул, так без запинки и выговорил. Правда, наутро у него не получилось это повторить. Звали того коня Йылдырым.

Три дня свадьбы праздновали да пир пировали. А потом снова вошла жизнь в нормальную колею, исключающую потрясения и катаклизмы.