Трое друзей быстро летели над лесом. Ковер-самолет несся стрелой, но охваченным беспокойством пассажирам казалось, что они еле тащатся. Приземлившись в лесу, друзья сразу же увидели древесных гномов. Малыши подпрыгивали от нетерпения, рассказывая, как найти вход в подземелье. Из их слов выходило, что место это опасное и гномы туда не суются. Там даже землеройные гномы, на что уж подземные жители, не водятся. В их рассказ постоянно вклинивались эльфы, что только добавляло путаницы. Эльфы рассказывали о каком-то чудовище, которое поедало людей. За это оно было то ли убито, то ли уснуло вечным сном, что, впрочем, одно и то же. Король Полухайкин решил, что разбираться будут на месте, и просто приказал эльфам проводить их к норе.

Дыра в склоне поросшего лесом холма была достаточно большой, чтобы Гуча, Бенедикт и Полухайкин вошли, не наклоняясь. Они долго шли по сырому подземному ходу, пока тоннель не разделился на три одинаковых коридора. У развилки стоял камень, и Гуча, который видел в темноте как днем, прочел следующую надпись:

– Направо пойдешь – богатым умрешь; налево пойдешь – женатым умрешь; прямо пойдешь – никогда не умрешь. Ну и что будем делать? – Он повернулся и вопросительно взглянул на друзей. Ему очень не нравилось, что придется разделиться, но другого выхода он не видел. Полухайкин и Бенедикт тоже понимали это. Обезьяна могла пойти любым из трех путей, и терять время на две как минимум бесплодные попытки, когда малышка Мексика находится в опасности, они не имели права.

– Не по понятиям получается, я это… типа разорваться не могу, – пробасил Альберт Иванович, почесывая затылок – он всегда это делал в ситуациях, требующих большого умственного напряжения.

– А зачем разрываться, Альберт? – воскликнул Бенедикт. – Ходов – три, и нас тоже трое. Разделимся и пойдем в разные стороны!

– А потом будем собирать тебя по запчастям, – проворчал Гуча, не зная, что предсказал развитие событий почти точно.

– А затем, красавчик, что ты лох, и отпускать тебя одного не стоит, – поддержал друга Полухайкин, считавший ангела законченным идиотом, не способным позаботиться о себе.

А еще Альберт считал его кем-то вроде поэта или профессора и потому относился к беспомощности ангела снисходительно. Часто, когда Чингачгук начинал «лечить», как он выражался, Бенедикта за то, что тот совершенно не знает жизни, Альберт вступался за него: «Да ладно, он же это… типа богема». И говорил это король Рубельштадта с долей уважения.

– Вот еще, я налево пойду! – возразил ангел, выбрав тот путь, где обещали скорую женитьбу.

– Кому что, а вшивому баня, – мрачно заметил Гуча, которому все меньше и меньше нравилась эта история.

– Точно, амиго, типа сауны с телками, – дополнил Полухайкин.

– Да перестаньте вы насмехаться, – обиделся Бенедикт. – Я, между прочим, приспособлен к этому миру, полностью адаптирован, и мне ничего не грозит. А если меня и разберут на кусочки, – напомнил он Гуче, – как ты предсказываешь, то просто слетаю в Небесную Канцелярию и получу новое тело!

– Вот тут ты прав, ангелок, – кивнул черт, он совсем упустил из виду это обстоятельство.

– Поскольку вы оба женаты, я выбираю левый коридор, – заявил Бенедикт, приводя железный аргумент в свою пользу.

– Ты, блондин, если постоянно налево ходить будешь, то никогда не женишься, в натуре! – предупредил его Альберт.

– Это почему? – удивился Бенедикт.

– По кочану! Тебе женатые друзья голову оторвут, чтобы культурный отдых от семьи не обламывал, – поддержал шутку Альберта Гуча. – Ладно, шучу, ангелок! Левый коридор твой, а я пойду туда, где от богатства ласты завернуть можно. Так что, Альберт, тебе остается навстречу вечной жизни отправиться.

– Не, а че вы меня от опасности словно молодого оберегаете? – возмутился Полухайкин. – Я вам обоим фору в сто очков дам. Мне и не такое приходилось переживать, а вы меня словно телку малолетнюю бережете!

– Да пойми ты, дурья твоя башка! – воскликнул черт. – Нам действительно тут ничего не грозит. Ну подпортят тело, ну новое в Канцелярии возьмем – и все! А вот тебе, Альберт, вечная жизнь совсем не помешает, так что удачи.

– Ладно, пацаны. – Альберт обнял друзей и шагнул в центральный коридор.

Тропа пошла под уклон, и Альберт Иванович не стал рисковать. Он замедлил шаг, нащупывая ногами место, прежде чем ступить на него. Если он свернет себе шею, то дочери ничем не поможет. Коридор стал выше – это король чувствовал бритым затылком, и уже. А еще этот узкий подземный ход петлял, заворачивался в спираль, резко, почти на сто восемьдесят градусов менял направление.

За одним из таких поворотов Полухайкина поджидала ловушка. Почва ушла из-под ног, и он провалился в пропасть. Он махал руками, но пальцы скользили по гладкой стене, не находя ни одной выемки, ни одного бугорка. Каким-то чудом ему удалось все же зацепиться за торчащий корень, но слабая плеть тут же затрещала, грозя оборваться в любое мгновение.

Альберт Иванович рассвирепел. Это что же это такое? Он спешит на помощь дочке, а какие-то «козлы» ям понарыли! И силач вонзил пальцы в твердую почву. Получилось что-то вроде альпинистского колышка. Полухайкин подтянулся повыше и резко ударил ногой, выбивая в отвесной стене ступеньку. Получив упор, он выдернул пальцы и вонзил в стену на метр выше, потом переставил ногу и выбил еще одну ступеньку. Так, невероятно медленно, как ему казалось, он полз по отвесной стене. В душе его кипела бессильная ярость, Альберт прямо кожей ощущал каждое мгновение, что потерял при падении, а теперь терял при подъеме.

Наконец рука нащупала край провала. Полухайкин подтянулся и, навалившись грудью на кромку, с облегчением вздохнул. Вставать не стал – пошарил руками у самых стен. С одной стороны его пальцы наткнулись на узенький козырек выступа. Пройти по нему мог разве что худенький мальчишка, но никак не огромный мускулистый детина, каким был Альберт Иванович. Но другого пути не было. Альберт мог бы повернуть назад и пойти в другой коридор, но он подумал, что обезьяна – тварь прыгучая, а под потолком, что очень вероятно, может висеть еще один корень, или канат, или еще какая-нибудь лиана, за которую ловкое животное могло зацепиться. Он раньше, в Зелепупинске, любил смотреть программу «В мире животных» и видел, как эти самые обезьяны скачут по деревьям, словно воздушные гимнасты в цирке. Правда, досмотреть программу ни разу не удавалось – телевизор взрывался, но Альберт Иванович мог себе позволить к каждой следующей передаче покупать новый. И он пошел. Пополз по козырьку, вонзая сильные пальцы в стену. Из-под рук сыпалась земля и камни. Они падали вниз, но стука камней о дно он так и не услышал.

Дальше дорога была ровной, но Полухайкин не сразу это заметил, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы удержаться на гладкой стене и узкой тропе над пропастью. Он прошел так, цепляясь за стену, метров десять лишних, и лишь тогда, оступившись, заметил, что ловушка осталась позади. Очень скоро Альберт вышел в огромную пещеру.

Пещера была обитаемой. Стены были расписаны страшными сценами убийств, геометрическими фигурами и картинками, похожими на иконы, только лица на этих иконах были уродливыми. Высокие колонны поддерживали потолок, в котором Полухайкин заметил крышку люка. Заметил потому, что сквозь щели пробивался слабый свет. Других осветительных приборов не наблюдалось.

Альберту подумалось, что он это уже где-то видел. Поразмышляв, он решил, что помещение напоминает ему какой-то фильм, виденный в Зелепупинске.

На полу длинными рядами стояли ящики. Ящики эти были сделаны из дерева и накрыты плотно прилегающими крышками.

– Стволы, – пробормотал Полухайкин, его глаза вылезли из орбит, а сердце лихо подпрыгнуло – просто не верилось в такую удачу.

Полухайкин пошевелил пальцами, будто уже держал в руках пистолет, и на мгновение ему показалось, что холодная сталь холодит кожу.

Альберт Иванович живо двинулся к крайнему ящику. Мечи и дубины порядком поднадоели бывшему новому русскому. Он больше пользовался кулаками, что, надо сказать, было намного эффективнее. Охваченный ностальгией по огнестрельному оружию, Альберт откинул крышку и разочарованно пробормотал:

– Облом, в натуре. Это че – типа гробы?

Это действительно были гробы. В ящике лежал труп, видимо, свеженький, потому что только бледность и отсутствие дыхания отличали мертвеца от живого человека.

Труп открыл глаза и в упор посмотрел на Полухайкина. На остальных гробах крышки зашевелились и с оглушительным грохотом стали падать на гранитный пол. Из ящиков вылезали бледные люди в темной одежде, они вертели головами, выясняя причину раннего подъема.

– Ни фига себе коммуналка, – изумился было Полухайкин, но потом решил, что жилищные условия пещерных жмуриков ему до лампочки. Он снова сосредоточил внимание на ожившем мертвеце, который лежал в первом гробу. Бледнолицый в упор рассматривал Альберта.

– Я тут… это… ищу обезьяну, – сказал король Полухайкин, у него даже и мысли не возникло о том, что ему могут не ответить. – Не пробегала?

– Нет таких, – ответил мертвец и хищно улыбнулся, оскалив острые, белоснежные зубы, – хотя, кажется, я вижу одну.

– Это которую? – Альберт выпрямился и окинул зал острым взглядом исподлобья. Но обезьяны не заметил.

– Это которую мы сейчас есть будем! – оскалился бледнолицый, явив взору Полухайкина острые белые клыки.

И тут Полухайкин вспомнил, в каком фильме он видел подобную пещеру. Фильм тот назывался «Дракула», а жмурики, что, окружая, прижимают его к стене, питаются только человеческой кровью и называются вампирами. Вспомнил также, что они какие-то заразные, и зараза эта передается через кровь. Какая именно зараза, Полухайкин не знал, но решил, что, наверное, СПИД, потому что в том кино жертвы жмуриков сильно болели. Еще он вспомнил, что в том же фильме рассказывали, как от них можно спастись. Альберт снял с шеи большой, в полкило весом, нательный крест. Крест висел на массивной, впору собаку сажать, цепи, и Полухайкин похвалил себя за то, что когда-то в Зелепупинске взял серебряный, не поддавшись на уговоры подружки купить золотой.

– Свежатинка пришла, налетай, братцы! – закричал кто-то, и вампиры толпой кинулась к потенциальной жертве.

Альберт размахнулся, зацепив серебряным крестом троих. Остальные отпрянули, а Полухайкин вытаращил глаза, наблюдая, как поверженные враги корчатся в страшных муках. Кожа на вампирах шипела, пузырилась и лопалась, будто их не крестом задели, а ошпарили кипящим маслом. Через минуту от несчастных остались только горстки пепла. Остальных вампиров гибель товарищей нисколько не огорчила. Они спорили о том, кто первый начнет сосать.

Дальше Полухайкин слушать не стал. Он озверел. Что же это творится? У него дочь в опасности, его кровиночка в руках злодея, а эти ему препятствуют?

И Альберт, намотав цепь с крестом на руку, кинулся в бой. Вообще-то боем то, что происходило в подземной пещере, назвать сложно – это было скорее побоище. Альберт крушил вампиров, бил наотмашь, руками и ногами. С грохотом валились опрокинутые гробы, сыпались на пол выбитые зубы. Исход боя был предрешен.

Дело в том, что нормальные жители Иномирья вампиров знают и боятся их. В этом страхе вся сила вампиров, они страхом питаются. А Полухайкин не боялся ничего и никогда. И с воображением у него было туговато – фантазия не включалась, а разум просто отмечал сильные и слабые стороны противника. И ему было все равно, есть ли у противника лицо или страшная морда, ходит ли он на ногах или на лапах, плюется ли огнем или ядом, и вообще – имеет ли он три головы и десять рук или нет. Разницы Альберт Иванович не понимал. Ну подумаешь, нелюди – и что? Поэтому очень быстро лишенные своего главного оружия – зубов – вампиры оказались зажаты в угол.

– Так, пацаны, – грозным голосом прогремел Полухайкин, – быстро колитесь, где обезьяна.

– А что мы за это получим? – прошепелявил тот вампир, которого Полухайкин увидел первым. Вид у него был не такой цветущий, как вначале – беззубый рот провалился, по подбородку текла черная как смола кровь.

– Жизнь тебе за это будет, – пообещал Альберт Иванович, но вампиров это не впечатлило.

– Да зачем нам такая жизнь?! – загомонили они, размахивая руками. – Как мы теперь питаться будем, без зубов?

– Тихо! – гаркнул Альберт, и уже спокойнее продолжил: – Сосками помогу затариться, вы же это… типа сосать любите. Теперь три минуты на размышление – где обезьяна?

– Там в дальнем конце пещеры дверца неприметная есть, – сказал один из вампиров, – за ней – коридор. По этому коридору до обезьян и дойдешь.

– Обещание не забудь, – прошамкал другой вампир.

– Слово пацана, – ответил Альберт.

Он развернулся и пошел к заветной дверце, поэтому не видел злорадных ухмылок на лицах вампиров. Они прямо-таки светились предвкушением большой пакости и потирали руки.

Но Альберт и не подумал оглянуться. Он рванул на себя дверцу и ступил в темный коридор. Где-то далеко слышалось гудение, такое, будто под землей течет река. Полухайкин прислушался и решил, что на шум воды это непохоже. Так могло бы шуметь стадо животных – где-то вдалеке. Представив, что сейчас чувствует Мексика – одна, среди обезьян, взволнованный отец перешел на бег. Мимолетом он подумал о Бенедикте. За Гучу Альберт не волновался, а вот ангелок представлялся ему еще беспомощнее, чем пятилетняя Мексика. Как он там справится?