Медуза в это время тихонько сидела на пеньке у лесной избушки. Мексика дремала, забравшись ей на колени. Гризелла нарисовала прямо на траве пентаграмму горящей головешкой, положила сверху большую шаль и что-то прошептала. Под тканью появилась статуя.

Ведьма забегала вокруг, выкрикивая заклятия, но вдруг споткнулась о большой камень и с криком полетела на землю. Заклинание прервалось – покрывало опало, статуя под ним исчезла.

– Камней набросали, фулюганы, – рассердилась ведьма.

Она снова разожгла костер и приготовила волшебное зелье. Потом вытащила из костра горящую ветку, снова начертила на земле круги и треугольники. Потом расправила покрывало, прошептала волшебные слова, и ткань опять поднялась. Под ней угадывались очертания большого мускулистого тела. Медуза отметила, что прекрасный юноша, видимо, высок и хорошо сложен.

Ведьма завыла заклятия и снова побежала вокруг предмета, который предстояло оживить. И снова споткнулась, зацепив ногой тот же камень. Сослепу ведьма не рассмотрела, что это ее собственный кот Приблуда, только окаменевший.

– Да что же это такое! Отдохнуть невозможно, с просьбами без конца пристают, работать тоже невозможно, потому что камней набросали! – закричала ведьма, пнула камень, тут же взвыла от боли и закрутилась, прыгая на одной ноге. Она попыталась отыскать досадную помеху, но костерок слабо освещал полянку, и ведьма, которая страдала дальнозоркостью, не заметила у себя под носом внутри огненного круга огромный булыжник.

Она в третий раз начала колдовать. На этот раз ей удалось благополучно закончить, старуха обежала положенные пять кругов вокруг истукана под покрывалом, ни разу не споткнувшись.

Мексика открыла глаза и заметила, что Медуза дрожит.

– Ты боишься? – спросила девочка, отвлекаясь от рассматривания брошки на плече подруги.

– Конечно, – ответила Медуза. – Я боюсь посмотреть на прекрасного юношу. Еще боюсь, что не удержусь и все же посмотрю на него. А еще я боюсь Гризеллу.

– Почему? – удивилась Мексика, искренне не понимая, как можно бояться кого-то.

– Мне просто страшно, я никогда не видела, как работают ведьмы. – Горгона заметила, что у Мексики расплелась одна косичка, и принялась приводить в порядок волосы малышки.

– А что ты делаешь, когда боишься? – Мексика вспомнила разговор с Тыгдынским конем и решила продолжить исследования.

– Я защищаюсь, – ответила Медуза.

– От кого? – не унималась девочка.

– От того, кто меня напутал. – Горгона Медуза обладала не только ангельским голоском, но и ангельским терпением. Она спокойно давала ответы и не сердилась на бесконечные вопросы.

– Как же ты защищаешься? У тебя ведь нет копыт, как у Тыгдына.

– Зато у меня есть мой взгляд. Я смотрю на того, кто меня испугал, – и он каменеет.

– Странно. Боишься ты. Страх испытываешь тоже ты, почему же ты защищаешься не от страха, а от того, что тебя испугало?

– Не знаю. Привычка, наверное. Я всех боюсь.

– Тебя что, часто пугали? – Мексика так удивилась, что кто-то может специально испугать такую добрую и ласковую Медузу.

Девочка была всеобщей любимицей, и ей рады были в каждом доме. Все жители Иномирья были рады ответить на ее бесконечные вопросы и всячески баловали юную принцессу.

– Да, – ответила Медуза и надолго задумалась.

Она почти не помнила своего детства. Размытые образы не складывались в цельную картину. Зато Медуза хорошо помнила страх, который постоянно сжимал сердце. Страх и одиночество были ее единственными спутниками в жизни. Она не помнила, где жила раньше и кто положил ее в хрустальный гроб, зато отчетливо всплывали образы вооруженных мужчин, которых почему-то называли героями. Она всхлипнула и прошептала:

– Стоит только появиться где-нибудь, как на меня сразу несутся люди с оружием и хотят убить.

– А может, они просто поздороваться хотят, – предположила Мексика.

– С мечами в руках?

– Действительно, нелогично как-то получается, – согласилась девочка. – Как же здороваться, если руки заняты?

– Это еще не все, – пожаловалась Медуза. – Когда я где-нибудь спрячусь, меня ищут и тоже стараются убить. Можно подумать, будто я кому-то мешаю.

– А ты не пробовала перестать бояться? – спросила девочка. – Тогда твоя жизнь, наверное, переменится. Она будет намного лучше. Я вот никого не боюсь, и поэтому никто не каменеет под моим взглядом.

– Это потому, что ты маленькая и хорошенькая. А люди, как только увидят змей на моей голове, так сразу пугаются.

– Так вот в чем дело! – воскликнула девочка, радуясь так, будто решила сложную задачу. Возможно, так оно и было, потому что она вдруг долгим и внимательным взглядом посмотрела на колдующую ведьму. – А когда пугаются, то нападают. А нападают потому, что встретили что-то страшное и незнакомое и думают, что им нанесут вред. Ты просто привыкла бояться, ты во всем видишь опасность и готова защититься, вот твой взгляд всегда и наготове. Кажется, я догадалась, что надо сделать.

– И что же? – спросила Медуза.

– Нужно восстановить гармонию, – задумчиво произнесла Мексика.

– Как же ее восстановить?

– Нужно отдать Гризелле то, что ей больше всего подходит. Ну скажи на милость, зачем бабушке такой голосок?

– Не знаю. – Медуза тоже посмотрела на ведьму – та носилась по кругу, выкрикивая какие-то слова, завывая и размахивая горящей головешкой.

– Правильно, потому что он ей ну совершенно не нужен.

– Но мне же надо будет заплатить ей за помощь, – неуверенно возразила Медуза.

– За помощь не платят, – авторитетно заявила девочка, – потому что помогают бесплатно. А платят тогда, когда тебе что-то продадут или услугу какую-нибудь окажут. Мне это дядя Бенедикт объяснил, а он все знает, потому что ангел. Тыгдын, конечно, больше знает, но он ведь конь! А еще дядя Бенедикт рассказал мне, что такое гармония. Вот пока Гризелла страшная и говорит, словно каркает, она гармоничная.

– Почему?

– Потому что старая, всегда сердитая ведьма и должна говорить противным скрипучим голосом. – Малышка обрадовалась возможности продемонстрировать свою осведомленность в столь сложном вопросе. – Гармония в этом случае соблюдается. А если старая, сердитая ведьма Гризелла начнет твоим нежным голоском щебетать разные ругательства, то гармония сразу же нарушится и над бабой Гризли все будут смеяться.

– Что же делать?

– Спасать надо Гризеллу, – заявила Мексика и хитро улыбнулась. Если бы Медуза знала ее лучше, то она бы догадалась, что девочка что-то задумала. Когда она так улыбалась, королева Марта хваталась за сердце, а король Полухайкин доставал кошелек. – Точно, спасать! Что ж это она будет ходить вся такая негармоничная?!

– Смешная ты, – улыбнулась Медуза и поцеловала девочку.

Подслеповатая Гризелла не рассмотрела посетительницу, да и неинтересно ей было знать, кто ее гостья. Она не заметила ни огромных янтарных глаз с поперечными зрачками, ни змей, которые украшали ее голову. Впрочем, сейчас змейки улеглись в высокую прическу и мирно спали, тихонько похрапывая.

Ведьма готовила волшебное зелье, с трудом отыскивая нужные ингредиенты.

– Фулюганы, дом без присмотра оставить нельзя! Переложили все, ищи теперь! – ворчала она. – Хорошо хоть Приблуда под ноги не лезет, навязался на мою голову.

А Приблуда ничем и не мог помешать, поскольку он и был именно тем камнем, о который споткнулась ведьма, когда чертила пентаграмму.

Гризелла наконец нашла то, что искала, и высыпала в кипящий над костерком котелок сушеные лягушачьи лапки, сердце дохлой вороны, когти летучих мышей и горсть сушеных тараканов. Она помешала варево и, сняв котелок с огня, подошла к статуе, аккуратно переступая горящие линии пентаграммы.

Ведьма с завываниями обошла три раза вокруг каменного истукана, три раза дунула, три раза плюнула и вылила кипящее зелье на голову статуе.

– Уй! – взвыл кто-то под покрывалом и почему-то заорал по-кошачьи.

– Тихо постой минут пять, пока до конца живым станешь.

– Только до конца? – донеслось из-под ткани. – А остальное?

– Фулюган! – возмутилась ведьма. – Хотя немудрено догадаться, где он таких слов нахватался, у Чингачгука в спальне и не то услышишь. Теперь ты, красавица, – обратилась она к Горгоне, выливая остатки волшебного зелья в большую металлическую кружку. – Отпей половину.

Мексика вскочила, взяла кружку и осторожно подала Медузе. И ни Гризелла, ни влюбленная Медуза не увидели, как проказница что-то прошептала и бросила в волшебное зелье какую-то травинку. Девушка приняла от Мексики кружку с кипящим пойлом, на мгновение ее сердечко сжалось от страха, она поморщилась, но выпила, решив, что от такой отравы голос сам пропадет. Зелье было очень горьким и вязало во рту. К горлу подкатил комок, Медуза с трудом подавила приступ рвоты. Она сунула кружку Мексике и зажала руками рот. Где ж ей было заметить, как Мексика что-то добавила в питье перед тем, как передать Гризелле, – она смотрела только на высокую фигуру прекрасного юноши, который все еще стоял в центре пентаграммы под покрывалом. Ведьма выпила остаток заговоренного напитка и раскашлялась.

– Крепковато получилось, – прохрипела она, восстанавливая дыхание и утирая слезы, – но зато к утру даже петь смогу. Все, забирай мужика, красотка, и марш отсюда! Заодно и девчонку домой отведешь.

Медуза встала, медленно, будто боясь подвоха, подошла к неподвижной фигуре и сдернула покрывало. Мужчина потянулся, с удовольствием разминая затекшие мышцы. Он был полностью обнажен, и Горгона, вспыхнув, потупилась. Она вспомнила, что тот прекрасный юноша, который поцеловал ее в пещере, был одет в камзол с широкими рукавами, на ногах сапоги со шпорами.

– Бабушка, кажется, это не тот юноша, – растерянно произнесла Медуза Горгона.

– Точно не тот или кажется? – грозно спросила Гризелла, уперев сухие кулачки в тощие бока.

– Не знаю, – пролепетала растерянная Медуза.

– Если не знаешь, то нечего и возмущаться! У нас на все Иномирье только один каменный мужик, я не могла перепутать. Ну кыш отсюда, я спать хочу! – проскрипела старуха и, войдя в избушку, захлопнула дверь.

– Ну я вообще-то плохо его рассмотрела, – вздохнула Медуза, – так, мельком, чтобы не очень сильно окаменел.

– Не расстраивайся, когда рассветет, я посмотрю на него и опишу тебе, – утешила ее девочка.

– Что ж, пойдем, – согласилась девушка.

Медуза взяла за руку Мексику и пошла прочь с полянки. Прекрасный юноша, немного постояв, кинулся вслед. Ему очень не хотелось оставаться в одиночестве на темной и неуютной полянке. Стоило только троице скрыться за деревьями, как появился еще один участник ночного колдовства. С тонким и жалобным мяуканьем, пошатываясь, из круга вышел кот Приблуда. Он не мог понять, что с ним произошло, но почему-то все это ему очень не нравилось… Для себя кот решил, что никогда больше не позволит кому-нибудь погладить себя. Кот взобрался на крыльцо и мяукнул, но в ответ ему понеслась скрипучая злобная брань разбуженной ведьмы. Приблуда юркнул под крыльцо и затаился.

А по ночному лесу лилась нежная и грустная песня. Медуза напевала негромко, но ее голосок хрустальным колокольчиком звенел в ночной тишине. Девушка подумала о том, что к утру голос станет скрипучим, как несмазанное колесо старой телеги, и вздохнула, но прогнала эту мысль, решив, что юноша, с любовью смотревший ей в глаза, не обратит внимания на такую мелочь. Вот только странно, что он уже полчаса идет рядом и за это время не произнес ни слова.

– Здравствуй, прекрасный юноша, – сказала она. – Я рада, что ты снова ожил, любимый!

– Естественно, я могу быть только любимым, – ответил прекрасный юноша глубоким, мелодичным, но каким-то механическим голосом. Пока шли, он снял с плеча какую-то тряпицу и обмотал ее вокруг бедер. Он был высок, строен, красив – так красив может быть, наверное, только бог. И было видно, что он об этом очень хорошо знает, а еще он очень хорошо знает себе цену. Скривив губы в пренебрежительной ухмылке, он надменно произнес:

– Меня просто нельзя не любить. Я себя тоже люблю. В этом я даже единодушен с тобой.

– Что?! – оторопела от такого заявления Медуза, но прекрасный юноша промолчал, считая ниже своего достоинства что-то объяснять.

– А вы чего не целуетесь? – спросила Мексика.

– А в честь какого это праздника я ее целовать буду? – процедил сквозь зубы прекрасный юноша. – Она уродлива, как крокодил!

– Ох, – всплеснула руками Медуза и повернулась к Мексике: – У тебя есть зеркало?

– Ты злой, – воскликнула девочка, протягивая Медузе маленькое круглое зеркальце в резной деревянной раме. – И ничего Медуза не крокодил, а очень даже красивая! Это ты крокодил, потому что нехороший! Она даже плакала из-за тебя, а ты!..

– Меня ее слезы ничуть не трогают, – ответил прекрасный юноша, брезгливо скривив губы.

– А то, что ты сам первый меня поцеловал, что это ты оживил меня своим поцелуем, тебе тоже все равно? – вскричала Медуза, отрывая взгляд от своего отражения в зеркале.

– Девушка, я даже в предрассветной темноте вижу, что фигурка у тебя непропорциональная. Ноги коротковаты, а таз, напротив, широковат, да и талию не мешало бы потоньше сделать. Нет, не стал бы я тебя целовать, ты слишком толстая!

– Я толстая?! – Медуза даже задохнулась от возмущения, уж в чем в чем, а в том, что она очень худенькая, девушка была уверена на сто процентов. Когда бы она успела растолстеть, если тысячу лет, пока спала в хрустальном гробу, ничего не ела?

– Да при чем тут ее фигура? – вскричала Мексика, топнув ножкой. – При чем длина ног, если она тебя любит!

– Это естественно, меня нельзя не любить, потому что я идеален! – И жестокий красавец принял картинную позу – он встал, слегка выдвинул вперед правую ногу, гордо поднял подбородок и расправил плечи. – А если я идеален, то и она должна быть такой же.

– И тогда ты будешь ее любить?

– Нет, – рассердилась Медуза Горгона, – мы вместе будем любить его!

– Я полностью с тобой солидарен, – ответил прекрасный юноша. Оказалось, что в придачу к спеси и жестокости он еще и падок на лесть. Он даже не заметил издевки в голосе Горгоны.

– И тебя не интересует ее душа? – не унималась Мексика.

– Да что такое душа? Это конфетка, которую ты с удовольствием смакуешь. А тело – это фантик. И если фантик некрасивый, то я даже разворачивать конфету не стану. Не хочется! – Прекрасный юноша сменил позу. Теперь он отставил ногу в сторону, напряг мышцы бедра, а руки, сцепив пальцы в замок, поднял над головой. Так и стоял, поигрывая мускулами.

– А мне конфеты без фантиков нравятся, вот! Ириски! Они самые вкусные! – крикнула Мексика.

– Это, во-первых, идет вразрез с санитарными нормами, а во-вторых, я эстет. Поэтому без красивого фантика – никак! – Тут он снова принял позу – на этот раз руки опустились вниз, плечи вздулись буграми мышц, живот покрылся квадратиками – парень продемонстрировал великолепный рельефный брюшной пресс.

– Даже если сердце доброе, голосок ангельский, а смех, словно хрустальные колокольчики, душу радует? – почему-то грустно спросила девочка.

– Даже если самая распрекрасная душа! – Прекрасный юноша всплеснул руками и с раздражением тряхнул копной кудрей. На его лице появилась краснота, губы поджались. – Даже если она мне счастье неземное обещает! Но самая маленькая складочка на теле все равно вызывает отвращение. Мне даже смотреть не хочется на такого крокодила.

– На себя посмотри, – огрызнулась Медуза. – Я себе нравлюсь. А ты – бессердечный каменный урод! Кому твоя выставочная красота нужна, если она неживая? И вообще, ты не тот прекрасный юноша, что смотрел на меня в пещере.

– А может быть, ведьма оживила не всего целиком? – предположила девочка, забавно сморщив лобик. – Может, он не полностью волшебным зельем пропитался и сердце у него каменным так и осталось? И поэтому он не умеет любить?

– Естественно, девочка, не могу же я любить то, чем невозможно любоваться! – ответил эгоист.

– Глупый, все наоборот! – Мексика снова топнула ножкой. Она удивлялась, как такой большой и взрослый человек не понимает таких простых вещей. – Ты не понимаешь, что кого любишь – тем и любуешься. У меня папа маму любит – она для него самая красивая, и меня любит, поэтому я тоже самая красивая. Я Аполлошу люблю, и он мне даже с вампирскими клыками нравится! А иначе какая это любовь, если я из-за того, что случилась беда, с ним играть перестану?! В любимом красивым кажется все, и никак не наоборот.

– Дуры вы! – вскричал грубиян. – Я спокойно плюну в любую душу, если в теле что-то нарушает гармонию! И не наоборот, а именно так! У меня принципы железные. Что некрасиво снаружи, то не может быть красивым изнутри!

– Тебе бы к троллям сходить. Они бы сказали, что они о красоте думают. – Мексика фыркнула и задала следующий вопрос: – А ты знаешь, что такое красота?

– Красота – это я!

– И все? – прошептала Медуза.

– И все! – сказал прекрасный юноша, словно обрубил.

– Неправда, так мало красоты не бывает! Во всем есть красота и гармония! Если что-то появилось на свет, значит, и красота в нем есть. А если ты не умеешь эту красоту увидеть – значит, ты слепой глупец! Мне об этом дядя Бенедикт рассказывал, а он все знает, потому что ангел!

– Я не глупец, я – Аполлон Бельведерский.

– Как Аполлон? – вскричала Мексика и умолкла. Немного подумав, она авторитетно заявила: – Неправильное колдовство у бабы Гризли получилось. Ты же каменный был и все время в Крепости стоял, поэтому не мог Медузу поцеловать. Прекрасный юноша сначала живым был, а потом окаменел, а не наоборот!

– Я это вам уже час толкую. Я же сказал, что у твоей подружки такой фантик, что я даже и разворачивать бы не стал. Вы сами заладили – поцеловал, поцеловал… Тьфу!

– Да нет у нее фантика, – тихо сказала девочка. Она устала, и спорить ей надоело. Эти взрослые иногда бывают такими глупыми, наверное, потому что выросли, подумалось ей. – У Медузы же душа нараспашку. Она тебя оживила. Она голос свой готова была за тебя отдать.

– Я ее об этом не просил. Я себе и каменный нравился.

– Ну чего ты молчишь? – Девочка дернула Медузу за руку.

– А что тут скажешь, Мексика? Это не тот прекрасный юноша. Тот был добрым, и сердце у него такое горячее было, что он одним поцелуем тысячелетний сон прогнал. А этот хоть и живой, но сердце у него, как ты правильно заметила, каменное.

– Сами виноваты, – высокомерно заявил Бельведерский. – Сказали, что каменного красавца надо живым сделать. А Гризелла только на меня подумать и могла. Она же никого больше не видела. Как пройдет мимо, так шепчет: «Какой мужчина, какой мужчина!» И правильно шепчет, потому что нет такого другого во всем Иномирье!

– И хорошо, что нет! Пойдем. – Мексика взяла Медузу за руку. – Ну его! У меня папка, знаешь, какой? Он найдет твоего любимого, и все сразу по понятиям станет. А этот… Этот с каменным сердцем пусть найдет себе каменную тетку!

– Ничего вы не понимаете! – вскричал Бельведерский. – Ведь тело – это сосуд. Вы берете его и наливаете туда что угодно. И если взять прекрасное тело, то в него можно вложить идеальную душу. Воспитать ее! Взлелеять! И все будет гармонично!

– А если сосуд без дна? Или в него уже налита такая гадость, что ничем не отмоешь? – спросила Медуза.

– Ты не понимаешь моих чувств! – сказал мужчина и сам удивился своим словам.

– И не хочу понимать! Какие могут быть чувства, если у тебя сердца нет и душа в твоем теле не присутствует! Отстань от нас! – Она взяла маленькую ладошку Мексики и быстро пошла по тропинке.

Бельведерский остался стоять посреди широкой дороги. Он смотрел, как спутницы удаляются, и что-то непонятное, неизведанное ранее творилось в его груди. Что-то сжалось и защемило. А рядом не было никого, кто объяснил бы ему, что происходит.

– Ну и пусть, – прошептал Бельведерский, – пусть идут. Никто мне не нужен.

Но настроение почему-то испортилось. Бельведерский повернулся и побрел к избушке ведьмы. Ну зачем ему эти проблемы?

– Да, у меня каменное сердце, и мне нравится это! – крикнул он, поворачиваясь.

Но Медуза не остановилась. Она уверенно шагала по дороге в столицу королевства, в город Рубельштадт, и не оглянулась на крик бывшего попутчика.

– Да что же это такое творится? – произнес вслух Бельведерский, прикасаясь пальцами к лицу – по щекам текли крупные капельки влаги. Слезы собирались в глазах, а он не мог остановить их. Впервые его организм не слушался хозяина.

Не думал он раньше ни о чем и ничего не чувствовал. И внутри всегда было спокойно. И мир вокруг был правильным. И он занимал в этом мире достойное место – стоял у стены в королевской спальне. И влага не сочилась из глаз и не текла по щекам.

Странно как-то получилось. Он обидел Медузу, обозвал ее крокодилом, посмеялся над ней, но почему же от этого так плохо? Хотел ей боль причинить, а больно стало самому. И мысли тоже как с ума сошли. Никогда столько не думал!

Аполлон решил, что не нравится ему быть живым. Как ведьма его оживила, так пусть и обратную процедуру проводит. Не хочет он чувствовать. Больно это и хлопотно. Он прибавил шагу.

Медуза и Мексика ушли, ни разу не оглянувшись. Медуза думала о том, что натворила ведьма. Из-за ее ошибки Бельведерский будет очень несчастным. Он ведь раньше только и делал, что ловил восхищенные взгляды. Привык быть экспонатом на выставке. Привык, что все им любуются, а он только стоит на месте и красоту вокруг себя распространяет. И грустно ей стало.

Она ведь даже не рассмотрела того юношу, и ей казалось, что очень они с Бельведерским похожи. Девушка вздохнула и, заметив, что Мексика устала, взяла ее на руки. Девочка обняла Горгону и, погладив ее по голове, порадовалась тому, что уберегла ангельский голосок новой подружки от посягательств зловредной ведьмы. Хотя, представив, что уже сегодня Гризелла примчится требовать справедливости и возмещения морального ущерба, Мексика тоже вздохнула. Мама будет ругаться. Два визита Гризеллы подряд – это уже слишком.

– Ты не переживай, – сказала она, непонятно кого успокаивая – Медузу или себя. – Все наладится, и ты обязательно найдешь того прекрасного юношу, который разбудил тебя поцелуем.

– Не знаю, – ответила Медуза, – я даже не помню его лица. Он просто поцеловал меня, и я ожила. И все.

– Ты обязательно найдешь его. Или он тебя найдет. Ведь, если кроме Бельведерского никого каменного у нас в Иномирье не было, значит, он сам как-то расколдовался. А если нет, то мы еще раз Гризеллу попросим. На самом деле она добрая, только строжится – и все. И если ей предложить хорошую плату, то она поможет… То есть окажет услугу.

– Мне и платить-то ей нечем. Солнце уже взошло, а значит, сейчас еще и голос пропадет.

– Не пропадет. Я восстановила гармонию.

– Это как?

– Я отдала ведьме то, что сделает ее самой гармоничной ведьмой в мире!

Лес кончился, и теперь две пары ног тихонько стучали по каменным плитам широкой дороги. Скоро появился город. Путницы прошли мимо спящих домов, мимо лавок и трактиров. Ничто не нарушало сонную тишину спящего Рубельштадта, лишь изредка тявкнет какая-нибудь собачонка, да и то скорее для порядка. Подружки подошли к дворцу. Мексика провела Медузу в свою комнату, и они крепко уснули, прижавшись друг к другу.