ЭПИЛОГ

— Мексика! — Вопила старая ведьма Гризелла пять лет спустя, гоняя по избе мохнатых грызунов. — Кого ты в дом запустила, противная девчонка!!! Ну попадешься ты мне!!!

Грызуны с визгом уворачивались от бабкиной метлы и пытались забиться в щели, коих было предостаточно.

По стенам страшненькие вредители лазать не умели, и поэтому огромный черный кот спокойно сидел на потолочной балке, с удовольствием наблюдая за разворачивающимся внизу спектаклем.

Монстрики, которых наколдовала Мексика, действительно были грызунами — острыми зубами они грызли все, что попадалось на пути. По горнице летал пух от растрепанных подушек. Деревянная кровать завалилась на бок, вместо крепких дубовых ножек ее теперь поддерживала куча щепок. Бабкины целебные травы тоже не избежали острых зубов незваных гостей. Пышные веники превратились в жидкие пучки голых прутиков.

Странные существа напоминали собой рукавички — удлиненное пушистое тельце и оттопыренный хвостик, на спинках яркий узор из ягодок, лепестков и крестиков. Бегали грызуны на паучьих ножках, причем у одних ножек было семь, у других — пять, а третьи прыгали на одной.

Если не смотреть на рот, полный острых клыков, то грызуны казались даже симпатичными. Они мигали синими глазками с длинными ресницами, зубасто улыбались и верещали, стараясь вцепиться в помело.

Мозгов, как понял кот, они не имели совсем, зато визжали на диво противно. Еще кот подумал о том, что у его хозяйки тоже нет ума, наверное, начался склероз или упала где-нибудь да головой стукнулась. Иначе давно бы прошептала заклинание, и изба мигом бы очистилась от незваных гостей. Он даже мяукнул, но ведьма в лютой злобе не обратила внимания на подсказку любимца. Она совсем позабыла о колдовстве и размахивала метлой так яростно, что кот залез повыше, опасаясь за свою шкуру.

Страшилки десятками выметались за дверь, умудряясь на лету обкусать перила и ступеньки.

Избушка на курьих ножках изо всех сил помогала Гризелле — она давила, топтала, стряхивала с себя надоедливых паразитов и возмущенно подпрыгивала на месте, когда какому-либо монстрику удавалось вцепиться в курью ногу.

Очистив избу от налетчиков, Гризелла с облегчением вздохнула, вытерла рукавом пот со лба и оглядела горницу, оценивая ущерб.

Котяра улыбнулся — он хоть и любил свою хозяйку, но никогда не упускал случая позлорадствовать или сделать маленькую гадость. Вот и сейчас он с удовольствием наблюдал, как ведьма в изнеможении падает на скамью, даже не пытаясь предупредить ее, что на лавке, в ворохе тряпья, притаился особо крупный и очень зубастый монстр.

Кот даже мурлыкнул, представляя, как острые зубы вцепятся в тощую бабкину задницу. Он понимал, что мстительность не очень хорошее чувство, но реванша за последнюю трепку хотелось ужасно.

Старуха плюхнулась на скамью и тут же вскочила, взвыв, словно стая голодных собак.

Кот снова улыбнулся и решил, что съест всю сметану до последней капельки. После такого пресса бабка вряд ли заметит исчезновение молочного продукта.

В желудке радостно заурчало. Котяра мяукнул и прищурился, наблюдая, как бабка отрывает зубастика от того места, которое обычно опускает на ручку метлы. Она даже не заметила, что вместе с клочком старой юбки зверек отхватил изрядный кусок мяса.

Но кот заметил и грустно подумал о том, что теперь Гризелла не сможет летать на метле, неделю безвылазно просидит дома. А значит, плакала беспризорная кринка со сметаной.

Гризелла наконец почувствовала боль и юлой закрутилась по избе. Изба тоже закрутилась, переступая с ноги на ногу. Избушке очень хотелось сорваться с места и галопом ускакать подальше от беспорядка. Но куда убежишь, если источник беспокойства находится внутри?

Подпрыгивание избы порядка не добавляло, и кот покрепче вцепился когтями в дубовую балку. Попасть сейчас под помело разъяренной Гризелле было бы опасно для жизни. Тем более что он тоже пушистый и зубастый.

У склянок, кринок, кувшинов когтей, чтобы вцепиться в деревянные полки, не было, и поэтому они весело сыпались на пол, придавая картине разгрома законченный вид.

Треск и звон бьющейся посуды довели Гризеллу до белого каления. Она металась вдоль полок, пытаясь удержать непослушную посулу на месте. В результате титанических усилий ей удалось поймать только тщательно укупоренную банку с живыми скорпионами, приготовленными для завтрашнего колдовства.

Она прижала посудину к груди, перевела дух и с радостью отметила, что на подоконнике стоит совершенно целый цветочный горшок.

Рано обрадовалась!

Створки распахнулись, в оконном проеме показалась наглая лошадиная морда. Горшок с одолень-травой пошатнулся, сорвался с края. Старуха всхлипнула, наблюдая за траекторией полета, потом, когда последняя целая вещь взорвалась осколками, глиной и зеленью, всхлипнула еще раз.

— Не жили богато, и ладно, — со вздохом произнесла бабка и запустила склянку со скорпионами в голливудскую улыбку Тыгдынского коня.

— Приятно видеть вас такой энергичной, — только и успела сказать морда, перед тем как захлебнуться словами, улыбкой и пауками.

— Растыгдын твою… — начала было ведьма, но махнула рукой — долго говорить о том, что она думает по поводу непрошеного гостя и их обшей воспитанницы — Мексики, дочери наследного принца Полухайкина, а также по совместительству виновницы беспорядка, не хотелось.

Старая женщина добралась до единственной уцелевшей скамьи, села и тут же с громким воплем вскочила, задев кувшин со сметаной. Тыгдын спешно ретировался, а посудина взлетела вверх, перевернулась в воздухе, сметана вылилась на злобствующего кота. Кот подумал о том, что сметана все равно досталась ему. Пусть даже таким способом, зато без криминала.

— Ну, Мексика, — прошипела старуха, — на этот раз твой папочка не рассчитается! Всего и попросила-то рукавички связать! Не волшебством, а руками поработать!

Она вышла из избы, волоча за собой поредевшую метлу. Тоскливо посмотрела на перила. Те, не выдержав взгляда, упали в зеленую траву лужайки. Осторожно, проверяя крепость покусанных ступеней, спустилась с крыльца. Обошла жеребца, тот бесновался, пытаясь избавиться от скорпионов. Со стоном уселась на метлу и с третьей попытки поднялась над деревьями. Потом зигзагом полетела в сторону Рубельштадта.

Котяра подумал, что бабкин полет сейчас напоминает походку пьяного грузчика, и тут же забыл о ней, слизывая сметану с длинной шерсти.

Тыгдынский конь стряхнул со шкуры последнее насекомое, затоптал крепкими копытами, тоже посмотрел вверх, провожая взглядом покусанную Гризеллу, потом строго позвал:

— Мексика! Мексика, я знаю, что ты здесь. Вылезай, где бы ты ни пряталась!

Справа от Тыгдына что-то зашелестело — он внимательно осмотрел кроны деревьев и на одном заметил симпатичное существо женского пола пяти лет от роду.

Девчонка сверкнула черными глазками, свалилась в траву и, подбежав к коню, привычным движением взлетела на спину.

— Зачем бабушку обидела? — строго спросил наставник притихшую девочку.

— Никого я не обижала, — ответила та. — Ты под моги смотри, пропустишь тропинку — на тракт не выйдем.

— Не пропущу, яйца курицу да учат!

— Учат, потому что курица из яйца вылупляется! — Мексика обрадовалась возможности втянуть Тыгдынского коня в вечный спор, но тот не попался на уловку шустрой девчонки.

— Вернемся к ведьме!

— Зачем?

— Я говорю иносказательно, но прямо, — терпеливо объяснил конь.

— А… А ничего я ей не сделала. Она сказала рукавички ей связать. Пушистые и чтобы не кусались и не кололись.

— Я видел что-то зубастое и мохнатое. Это они и были?

— Да, — кивнула девочка, удобно устраиваясь на спине.

— Не понимаю! Объясните, ваше высочество, принцесса Полухайкина, почему рукавички зубастые?

— Ну, как, ведь если они могут не кусаться, значит, кусаться они тоже могут! Так?

— Логично, — согласился Тыгдын.

— Значит, у них есть зубы! Так?

— Так. А почему они живые, рукавички — это ведь вещь!

— Странный ты, — вздохнула девочка, — они же шерстяные!

— И что?

— И то, что если на них растет шерсть, то они живые.

— Что-то я потерял нить твоих рассуждений. — Тыгдын иногда забывал, что с Мексикой надо держать ухо востро — та часто ставила коня в тупик.

— Глупый конь! Вот я расту — я живая?

— Ну… да.

— Трата растет — она живая?

— Да.

— На тебе шерсть растет — ты живой?

— Да.

— На рукавички шерсть растет — они живые?

— Да. То есть…

— То есть что?

— Ничего, все правильно. — Тыгдын был сражен наповал детской логикой. — А просто взять спицы и связать из пряжи чехол для рук, чтобы они не мерзли, тебе не пришло в голову?

— Так она же сказала сделать пушистые рукавички, чтобы не кусались! — воскликнула Мексика. — Она же не сказала мне связать спицами чехол для рук.

Тыгдынский конь надолго замолчал. Он смотрел на каменный тракт и думал о том, спорить с детьми бесполезно — все равно проиграешь. Опять-таки надо следить за дорогой — после того как два мира соединились, нечисти на дорогах развелось — немерено. Столько, что порядочному коню ногу поставить некуда. Только и смотри, как бы какой эльф на дорогу не выскочил.

Эльф все-таки выскочил, да не один, а в компании землеройных гномов. Тыгдын притормозил, сбился с шага и в сердцах обругал низкорослых хулиганов. Те не остались в долгу.

Пока наставник бранился, а девочка старательно запоминала новые слова, с верхней ветки ближайшего к ним дерева медленно спускалось лохматое существо. Злые маленькие глазки невиданного раньше в Иномирье чудовища внимательно смотрели на девочку…

Но это уже другая история…