Глава 25. Новые неприятности

Разбудило Нику процеженное сквозь зубы, сопровождаемое явственным скрипом оных, мужское ругательство.

«Странная мелодия для побудки,» — успела подумать девушка, продирая глаза, и распахнула их на всю ширь, когда узрела сам будильник.

Матерился цветисто, отчаянно и безнадежно Дарет. Мужчина стоял рядом с кроватью, руки сжаты в кулаки так, что вздулись жилы, нижняя губа закушена до крови, а взгляд какой-то загнанный и мечущийся.

— Что? — выпалила девушка. Ее словно подбросило на кровати, смахивая сладость сна порывом ледяного ужаса. Шотар непонимающие и тоненько поскулила. Пальчики Ники зарылись в мягкую шерстку собачки, а глаза не отрывались от лица Дарета. — Что случилось? Ну, говори же!

— Мне кое-что передали сегодня в городе, — выдавил охранник и хрипло продолжил: — Я поначалу решил: злой розыгрыш, а когда вернулся… Ила ведь не ночевала и утром не заходила?

— Нет, — помотала головой Ника и недоуменно пояснила: — Она же с семьей собиралась в особняке устраиваться.

— Семья устроилась, — кивнул своим скверным мыслям Дарет, — а девочки нет как нет. Засветло во дворец отправилась. Очень спешила.

— Может, она где-то на кухне или у подруг задержалась. Да мало ли где. Чего волнуешься? — растерянно уточнила Ника. — Тебе что-то недоброе в городе сказали про Илу?

— Не сказали, — медленно покачал головой наемник, явно распятый меж долгом и личным интересом.

— Дарет, хватит тянуть кота за хвост, пожалей зверушку! — Вероника проснулась окончательно и, пусть была встревожена, изначальная безрассудная паника, заглянувшая на огонек, отступила в сторонку. Или вовсе переметнулась к охраннику?

— Записку мне в руку кинули, откуда — не углядел, кто — тоже не усмотрел. Скорее всего, духовую трубку использовали. К каким-то тварям горничная твоя угодила. Да только не она им нужна, а ты, чтоб пришла кое-куда с пятью сотнями золотом, если хочешь ее живой увидеть. Сроку дали до полудня.

— А как они узнали, что ты записку мне передашь? — почему-то именно этот нелепый вопрос первый стукнулся в голову девушки.

— Пили мы после смены с караульными в «Бочонке». Трактир это из приличных, на площади Владычицы, близ дворца. Может, чего громче, чем надобно, кто и сказал. О том, как ты Гира вчера гоняла, весь дворец гудит да похахатывает…

— Где записка? — машинально оправив бретельку серого пижамного топика, спросила Ника.

— Рассыпалась в прах, тот ветром унесло. Ветрено сегодня, сеаль ветра любит. Даже щепотки в ладони не осталось, — процедил мужчина, так уставившись на левый кулак, словно он был соучастником всех бед. Шотар потянулась было к руке мужчины, заинтересовавшись пристальным вниманием, уделенным конечности, но тут же расчихалась и замотала головой, жалобно скуля.

— Еще и нюхачку по следу не пошлешь, все рассчитали, гады, — отчаянно ругнулся телохранитель, отследив мучения собачки.

— Куда надо идти? — решительно встала девушка.

— Это ловушка, как водицы испить, ловушка, — замотал головой Дарет, отшатываясь от кровати. Он шагнул к стене и от души стукнулся лбом в дверной косяк.

— Полегчало? — задумчиво уточнила Ника, ей тоже хотелось обо что-то побиться головой, а еще лучше покрепче зажмуриться, пожелать, чтобы все утренние гадости оказались дурным сном, и проснуться от окрика Илаианы, зовущей на завтрак.

— Нет, — буркнул наемник. — В записке говорилось, что ты в переулок Снов прийти одна должна, максимум со мной. А если кого еще привести вздумаешь или вместо себя послать, то Иле глотку порежут и стекут.

— Значит, отправимся вдвоем, — согласилась Вероника. — Только надо у кого-нибудь деньги одолжить. У меня столько нет. Или украшения заложить, что-нибудь из того, что мне вчера подарили. Они же красивые, из камней и золота, значит, наверное, дорогие.

— Ты же Видящая, может, какой другой выход углядишь? — вскинулся Дарет, с такой надеждой уставившись на Нику, что ей моментально стало стыдно.

Девушка честно напряглась, но перед внутренним взором стояла только серо-коричневое полотно, как испорченный экран в кинотеатре, а потом еще и цветные мушки замельтешили.

— Ничего, — печально призналась она, сокрушая воскресшую надежду мужчины, и виновато вздохнула, когда телохранитель вновь так кусанул губу, что появилась свежая кровь. — Давай собираться! Надо выручать Илу!

— Куда? — взвыл Дарет, схватившись за волосы и с силой дернув их. Как только скальп не снял! — Тебя не выпустят из дворца! Тем более, не отпустят в ловушку. Ты — Видящая, а девочка — всего лишь горничная, пусть из хорошего рода. Неравный размен!

— Выйдем тайком, Ила одежду в комнате для слуг оставляла, я ее надену, и пойдем, — выдвинула встречное предложение Ника, упрямо настаивая на своем. — В городе у вас ведь должны быть ломбарды, чтобы хорошую цену дали.

— И прямиком в логово к преступникам с деньгами? Тебе жизнь не дорога? — удивился наемник и с подозрительным прищуром уточнил:

— Или на амулет рассчитываешь?

— Не знаю, — вздохнула девушка, плюхнулась на постель так, что Шотар чуточку подкинуло над одеялом, как на батуте, и песик укоризненно покосился на хозяйку. — Только, если с Илой что-то плохое случится из-за моей трусости… Я… нет… Так неправильно!

— Вот именно, неправильно! Рисковать необдуманно — значит идти на поводу у похитителей. Это глупо и неосмотрительно, — невозмутимо-сумрачный голос раздался от дверей. Развернулись крылья, благодаря которым Пепел сливался с окружающим пространством почище хамелеона, и альсор шагнул в спальню, рассуждая так, будто включился в беседу по приглашению:

— Да, Шотар использовать невозможно. Твари, обработали записку дрянью, отбивающей нюх. На псов ее породы любые яды действуют слабо, узгаров специально такими выводили, но часа на три она не способна ловить запахи на расстоянии. А другую нюхачку по следу не отправишь. Шотар лучшая. Остальные нить аромата в городе лишь на живую словить смогут, знал бы, что так случится, дал бы Илу всем на псарне обнюхать!

— Он все подслушал, — констатировал почти с облегчением Дарет. Не в привычках наемника было переваливать ответственность на чужие плечи, но сейчас он сделал это с плохо скрываемой радостью.

— Не подслушивал, слушал, — спокойно поправил Пепел.

Его дар лавировать в течении событий, оказываясь вовремя на нужном берегу, не подвел. Не беспокоясь об этичности поступков, Эльсор делал лишь то, что полагал нужным и, как правило, по итогам оказывался в выигрыше. Минувшей ночью Инзор докладывал Владычице и братьям о тупике в расследовании и отработке массива версий о кандидатах на причастность к покушению. А сейчас Пепел чувствовал, Видящая ухватила тот самый оборванный кончик нити с отравленным кольцом, тот самый, за который стоило потянуть со всевозможной осторожностью, чтобы дичь не вырвалась из силка. Да, нить была не без шипов, ну так всегда можно надеть перчатки попрочнее. Магия Владычицы — не худший из щитов в любом из миров, а в Альрахане — налучший.

— А что делать? Мы не можем бросить Илу в беде! — просительный взгляд Ники устремился на Эльсора. Будь Дарет женщиной, наверное, смотрел бы столь же выразительно, а так он мог лишь молча ожидать решения альсора.

— Глеану привечает с утра Гильдию Ювелиров, Искра в тюремных подвалах, беседует с парочкой выдающихся ядоделов. Его вызову. Стоит все хорошенько обдумать. Мы сделаем так, чтобы шантажист поверил: требованиям следуют в точности.

— Спасибо! — выдохнула Вероника.

— Мы не прощаем преступления против семьи Владычицы и ее приближенных никому, состоялось оно, замышлено или должно свершиться — значения не имеет, — скупо ответил Пепел и намекнул:

— Время на завтрак у тебя есть.

Ника закивала и с готовностью соскочила с кровати, одергивая топик и подтягивая пижамные штанишки, опустившиеся ниже правил приличия почти до трети спины, утерявшей благородное название. Эльсор издал горлом что-то очень похожее на шип нервничающего Глеану, принявшего форму золотого полоза, и скрылся. Перед глазами мелькала нежная коленка в кружевном канте укороченных штанишек и округлые розовые пяточки, утопающие в густом ворсе ковра. По ним хотелось пройтись языком, потереться щекой, осыпать поцелуями. Пепел снова рыкнул и тряхнул головой, призывая рассудок к дисциплине.

Как ни был напряжен Дарет, а не удержался и насмешливо хмыкнул, оценивая реакцию непрошибаемого альсора на пижамку девочки. Да, посторонним не следовало вовсе являться в спальню к незамужней особе, однако ему, телохранителю некоторые вольности прощались, ибо пекся он исключительно о сохранности Видящей, а вот Эльсор, воспользовавшись правом родственника, отчетливо продемонстрировал совсем не родственные эмоции. Ника же, казалось, вовсе не заметила ничего подозрительного в поведении Пепла, или… Наемник краем глаза поймал задумчивую полуулыбочку девушки, значит малявка проделала все нарочно, и пошел к молоточку для вызова прислуги.

Есть Ника умела быстро, а после того, как альсор фактически пообещал помочь освободить Илу, с аппетитом проблем не возникло. Сразу стало гораздо спокойнее и тревога за горничную, ставшую почти подругой, перешла в конструктивное русло: готовности сделать все, что нужно, чтобы девушка вернулась во дворец целой и невредимой. Даже немножко попроказничать захотелось, проверяя утверждение Гилианы об интересе Пепла к ней. Кажется, проделка не только получилась, но и подтвердила предположения Владычицы. Приятно щемило сердечко и капельку щекотно становилось в животе при воспоминании о потемневших, как старинное серебро глазах альсора. Не верилось до конца, до сих пор не верилось, зато хорошее настроение, в пику драматичности происходящего, все равно не исчезало.

Разносолов к завтраку опять подали столько, что впору полдворца накормить, но Ника сегодня решила довольствоваться только кашей, той самой, традиционно альраханской, каковую вчера попробовать не довелось. Вкус у сомварры оказался своеобразный, больше всего она походила на жидкий торт птичье молоко, приправленный зефиром, но не приторно сладким, а очень приятным на вкус и легким, не в пример о-о-чень диетической овсянке, склизким комком падающей в живот.

Трапезничала девушка вместе с Даретом. Наемник уже не сопротивлялся, когда его усаживали за компанию, успел привыкнуть к причуде юной нанимательницы и просек: если Ника видит, с каким аппетитом едят сотрапезники, то и сама кушает побольше. Это побольше, конечно, и пичуге на один клевок, а все-таки.

Когда в гостиную явились братья-альсоры, Видящая как раз жевала тоненький ломтик сыра и разглядывала остатки сомварры на тарелке. В воздухе витало печальное понимание: больше она не сможет съесть ни капельки.

— Вкусная каша? — задорно спросил Искра, вместо ответа обнадеженная Ника черпанула чистой ложкой добрую половину своих остатков и протянула мужчине. Тот, не чинясь, откушал и оценил с причмокиванием:

— Вкусная!

А потом присел рядом на диван и положил еще теплой каши в свободную тарелку. Пепел с такой завистью покосился на брата, что девушке даже стало неловко. Она встряхнулась и лукаво спросила:

— Тоже хочешь попробовать?

— Хочу! — согласился альсор и опустился на сидение по другую сторону от Вероники, еще ближе, чем Искра.

Ника поискала взглядом чистую ложку, а Пепел уже протягивал ее же собственную, пусть и тщательно облизанную.

— Этой давай, — предложил Эльсор, кивком указывая на остатки каши в тарелке девушки.

— Ложка грязная, я ей ела, — уточнила Ника, понятия не имевшая насколько брезглив альсор.

Сама-то девушка спокойно могла попробовать, если предлагали, новое блюдо у подружки в кафе из ее тарелки, с того края, где не ели, но своей вилкой или ложкой. Все-таки герпес и ОРЗ никто в мире не отменял. С вилки чужой Ника ела лишь раз, когда в кафешке Шурик настойчиво угощал ее ризотто с морепродуктами, да так неудачно, что умудрился ткнуть острым кончиком в небо, ободрав его до крови. Сейчас все было по-другому, никакой неловкости девушка не испытывала. Только странный жар.

— Этой, — выдохнул Пепел на ушко Нике.

Та взяла ложечку из горячих, почему-то куда горячее, чем у огненного Искры, пальцев и добросовестно собрала с тарелки последние капли национального блюда. А что уши при этом и щеки стали розовыми — так все от излишнего старания. Альсор чуть склонил голову, недлинные мягкие волосы цвета пепла мазнули по запястью Ники, горячие пальцы обхватили его, дыхание обожгло.

— Очень вкусно, — хрипловато согласился мужчина с братом, слизывая с ложечки остатки каши. Язык его ненароком прошелся по кончикам пальчиков Вероники, заставляя еще более часто забиться сердце. Пожалуй, более эротичного приключения, чем кормление кашей альсора в жизни девушки никогда не было. Она даже пожалела об опустевшей тарелке и почти сразу устыдилась собственного удовольствия. Сейчас в первую очередь следовало думать о спасении Илы, но так хотелось урвать хоть кусочек личного счастья. Дарет понимающе отвел глаза.

Инзор покончил со своей порцией каши как раз к тому времени, как Эльсор «напробовался» сомварры с ложечки. Энергично потерев руки, золотоглазый альсор объявил:

— Пепел рассказал мне про девочку-заложницу. Я не рекомендовал бы скрытый штурм предполагаемого укрытия, если мы хотим сохранить жизнь пленнице. Лучший вариант — подмена. У меня есть несколько девушек, которые могли бы изобразить тебя, Ника, и вызвать подкрепление по необходимости, если не удастся разобраться с шантажистами самим.

— А если у них есть возможность распознать подделку и Илу убьют, не дождавшись настоящей меня? — указала на одно из уязвимых мест плана Вероника. — Давайте я все-таки пойду с Даретом.

— Слишком опасно, — тут же взвился наемник, с непередаваемой надеждой глядя на альсоров. Пусть придумают что-то, чтобы и Ника была в безопасности, и Илу спасти. Сам бы он уж давно бросился на выручку девушке (Как она там? Цела ли? Небось, умирает от страха, бедняжка!) да боялся навредить именно так, как и сказала Вероника.

— Почему опасно? Мы же в Альрахане, можно использовать магию Владычицы для охраны, чтобы защитить нас с Даретом и обезвредить похитителя. Надо только подумать, как именно действовать. Наверное, как-то так, чтобы убедить стоящих за покушением, что мы безобидны и действуем тайком ото всех, тогда особенной опасности от нас ждать не будут, — начала тараторить Ника.

Инзор задумчиво свел каштановые брови и покусывал губу, слушая девушку. Здравое зерно в ее словах было, если б еще самой Видящей рисковать не пришлось.

— Ты видишь какую-нибудь опасность? — на всякий случай уточнил альсор у девушки.

— Я не вижу ничего насчет Илы, серость какую-то и все. Но я не могу по заказу видения вызывать, и вообще четче всего я могу настроиться на тех, о ком на Терроне писала прежде в книгах. Илу же в первый раз встретила два дня назад. О едва знакомых по заказу видения не получается включать, — Ника виновато понурилась, закусив губу. Ведь если бы ее дар, коль он на самом деле существует, был малость посильнее, возможно, она смогла бы помочь новой подруге избежать плена или хотя бы поучаствовать в разработке плана спасения горничной наравне с альсорами.

— Что ж, маму, думаю, привлекать лишнее. Ее гнева столица не переживет, обойдемся опосредованной помощью, — с полуулыбкой, но все-таки больше всерьез, нежели в шутку, констатировал Инзор и полез за пазуху. Он всегда носил с собой набор напоенных силой Владычицы вещиц, способных помочь почти в любой ситуации.

Альсор вытащил на свет божий нечто похожее на небольшой, с кулачок ребенка, почти плоский кожаный кошель на шнурке. Растянул завязки и перевернул над освобожденным от еды столиком. Встряхнул.

Кошелек-самотряс — ювелирный, — мелькнула у Ники мыслишка, когда на деревянную столешницу позванивая и постукивая стали высыпаться колечки, брелоки, кулоны, заколки, броши и прочие разносортные украшения, части которых девушка даже не могла припомнить названий. Или таковых вовсе не существовало на языке Террона.

Оценив навскидку натрясенную горку, Искра решил, что насыпал достаточно и вернул кошель под рубашку. Закипела работа! Девушку начали наряжать как куклу Барби в рост человека в четыре руки с дополнительной парой конечностей от Дарета на подхвате. Махонькие заколки в волосах усиливали остроту слуха, прозрачно-голубой с переливом, похожий на лунный камень, кулончик на груди защищал от колюще-режущего оружия. Ни заколоть с близкого расстояния, ни застрелить издалека Нику стало невозможно. Еще одна заколка-бабочка, зарывшаяся в прядки волос, позволяла видеть и в темноте, а перстенек на пальчике вызвать большой щит, закрывающий от любого физического удара и саму носительницу и того, кого она будет держать за руку. В довершение ювелирного безумия Инзор нацепил на запястье жертвы широкий наруч, защищающий от любой отравы. Кошель с деньгами для шантажиста положили в женскую сумочку, из тех, которые дамы вешают на грудь. Ника сразу почувствовала себя псом-медалистом с элитной выставки. Под весом выкупа так и тянуло согнуться.

Оглядев экипированную по последнему слову магии Альрахана девушку, альсоры пришли к выводу, что защитить ее сильнее от возможных угроз можно лишь одним способом — закрыть во дворце и никуда не пускать. К сожалению всех троих мужчин, именно такой возможности у них не было. Конкретно Пепла судьба горничной волновала не слишком, но положить конец покушениям на Веронику он желал от всего сердца и почему-то чувствовал, что выбранный способ — самый подходящий.

Итак, примерно за час до полудня из боковых ворот в дворцовой ограде, тех самых, каковые большей частью использует прислуга среднего ранга или служащие канцелярии, вышел мужчина, ведущий под локоток закутанную в плащ от ушек до каблучков сапожек особу женского пола. Судя по стройности фигурки, которую не в силах был скрыть просторный плащ, внутри кокона из ткани скрывалась девушка. Домашний питомец наемника и Шотар остались во дворце. Рисковать ни в чем неповинными животинками в потенциально опасной эскападе люди не хотели.

Ника покорно шла за Даретом и тихо возмущенно шипела:

— Почему нельзя снять капюшона? Я кроме мостовой вообще ничего не вижу. Не слишком ли большие жертвы для конспирации?

— Не слишком. Если за нами следят, должны поверить в то, что мы ушли из дворца тайком. А твое лицо после вчерашнего бала слишком известно, альсорана Вероника.

— Ясно, — девушка скорбно вздохнула и больше не возмущалась.

Если ради спасения Илы надо так, то пусть. Она готова даже мешок из-под картошки на себя напялить, лишь бы помогло. Судя по тому, как крепко сжимались пальцы Дарета на ее локте, тот тоже очень хотел надеяться на лучший исход и опасался худшего.

Вокруг, по сторонам шумел город. Грохотали колеса экипажей, цокали конские копыта и каблуки, стучали трости, раздавались призывные, порой рифмованные кричалки торговцев вразнос чем попало, смеялись, болтали, судачили о чем-то своем прохожие, хлопали окна, двери. Столица жила и мало кому было дело до молоденькой горничной, за жизнь которой так переживала нынче Ника.

Городской утренний воздух был чист, свеж и, что странно, напоен ароматами мокрой земли. Вернее, это казалось Нике странным, пока она не вспомнила про столичную традицию насчет разбивки палисадников, а лучше полноценных, пусть даже небольших садов вокруг особняков. Трудолюбивые садовники присовокупили свои усилия к ночному дождичку и дополнительно ароматизировали воздух.

Вероника всегда любила естественный аромат расцветающей жизни и, несмотря на волнение и гложущее чувство беспокойства, вдыхала его полной грудью. Даже шум толпы доносился будто из отдаления, из-за надвинутого на глаза капюшона казалось, что людское море бурлит, не задевая ее, как высокую скалу.

— Сок драйзы! Последний сок драйзы! — высокий, звонкий женский голос прозвенел над самым ухом, и Ника вздрогнула от неожиданности.

О драйзе — лиственном дереве с золотистым стволом и резными листьями — Вероника Соколова писала в одной из книг трилогии. В конце рига и самом начале сеаля в драйзе начинал бурлить сладкий сок, сочившийся сквозь набухшие почки и порой даже разрывающий ствол избытком влаги. В иной день в драйзовой роще случались настоящие дождики. С деревьев капало так, что ходить без зонтика и не стать приманкой для насекомых, с ног до головы обкапавшись ароматным соком, было невозможно. Так же как на Терроне березовый, на Альрахане специально собирали сок драйзы — свежий, сладковатый и удивительно вкусный. Хранили его в высоких кувшинах на леднике недолго — дней пять, позже сок скисал даже там. Он считался напитком простонародья, однако ни один коренной альраханец не считал сеаль наступившим по-настоящему, если не выпил хотя бы кувшин свежего драйзового сока.

Ника сглотнула, так ей захотелось попробовать хоть глоток прекрасной выдумки. А звонкий молодой голос торговки между тем убеждал Дарета:

— Эй, лоан, притормозите, лоану вашу соком угостите! Идет закутанная в духоте, освежите хоть ротик ее прелестный соком драйзы чудесным!

Наемник остановился и с ленцой буркнул:

— Налей пару чаш, красавица, только не кричи больше, в ушах уж звон стоит.

На лоток разносчицы звякнула монетка.

— Сию минуту, лоан, — понизив громкость голоса так, чтобы теперь он звучал заигрывающим шепотом, ответила разносчица и хихикнула.

Булькнул кувшин, полился сок, наполняя чашки. Перед носиком Ники оказалась одна, протянутая Даретом со светлым, в едва заметную, не в пример ядреному тархуну, зеленцу напитком. Девушка пригубила и на миг забыла, как дышать. Вкус был изумителен. Одно дело фантазировать, и совсем другое ощутить на языке, небе эту нежно-сладкую животворную свежесть. Пожалуй, драйзовый сок Вероника была готова пить каждый день, нет, даже по нескольку раз на дню, жаль только, как и все хорошее, движение древесных соков быстро заканчивалось. Во дворец Владычицы вот сок уже не поставляли дней пять, и Нике сказочно повезло повстречать торговку с одним из последних кувшинов. Пока девушка с телохранителем смаковали напиток, разносчицу окружила небольшая толпа и три кувшина опустели, как по волшебству, зато в кошеле звонкоголосой ощутимо зазвенело.

Вернув чаши на поднос лоточницы, Дарет и Вероника продолжили путь. Спустя полчаса ходьбы по городу, лишенной всякого удовольствия из-за тревоги за Илу и минимального обзора, наемник шепнул:

— Почти пришли. Вот улица Медальонов. Сворачиваем.

— Угу, — откликнулась девушка, чувствуя, как стучит сердце, готовясь выпрыгнуть через горло или протиснуться сквозь ребра в груди. Кисловатый привкус, ничуть не похожий на нежное послевкусие сомварры, появился во рту.

— Мы на месте, — глуховатый голос над ухом положил конец напряженному ожиданию.

Было, что греха таить, страшновато! Почему-то как-то сразу ослабли, словно устали, ноги, захотелось присесть где-нибудь на ступеньках и перевести дух. Девушка мысленно обругала себя. Какого черта? Перед смертью не надышишься! Амулетами обвешана вся, как елочка новогодняя, альсоры поблизости следят и ждут лишь сигнала. Так нечего робеть! Как говорится, хватит откладывать, пора высиживать!

— Идем! — Ника так решительно тряхнула головой, что с нее едва не свалился капюшон, и на несколько секунд стал виден дом в тупичке, к которому привел ее телохранитель. Обтрепавшееся под ветрами времен, сложенное из плотного серого камня двухэтажное строение. Двери и окна забраны надежным частоколом досок, черепица с крыши частью осыпалась, крыльцо покрыто толстым слоем еще прошлогоднего сора и грязи. Никаких следов того, что сюда кто-то входил сегодня или даже на неделе, нет.

Следопыт из Вероники был аховый. Последний раз она искала отпечатки «бледнолицых собак» в пятилетнем возрасте в деревне, и поиск был успешен только потому, что торопливые «собаки» вляпались в свежую грязь у калитки. Однако пройтись по такой куче мусора и не оставить следов — это казалось чем-то из области фантастики. Ведь не летали же похитители Илы, как Пепел? Магия магией, но летунов на улицах девушка вчера не заметила. Потому Ника усомнилась в правильности данного шантажистами адреса:

— Сюда же не входил никто!

На центральных дверях, обвивая ручки дверей витым шнуром красного цвета примерно с палец толщиной, висела глиняная бляха с вдавленным по центру камешком блекло-красного цвета. В голове у Ники замелькали смутные ассоциации и обрывки идей, связанных с таких декором наружных створок. А Дарет тихо пояснил:

— Наследственная собственность. Опечатана до принятия прав.

— Точно, — сообразила девушка.

Этот шнурок и блямба с невзрачным камешком — спаянное силой Владычицы заклятье. Лишь настоящий владелец дома способен войти в двери, капнув каплю крови на зачарованный камешек. Если человек в своем праве, глина раскрошится и шнурок порвется, открывая дорогу и снимая с дома заклятье хранения. А до тех пор внутри все будет в точности так, как было, когда ручки дверей обвил шнур.

— Не входил через эти двери, — продолжил Дарет и повел спутницу к черному входу в полуарке, казавшейся издалека декоративным украшением.

Ниша с боковой дверью опечатана не была. Но Ника все равно удивилась, когда мужчина смог открыть створку, всего-навсего толкнув ее от себя. Та с противным скрипом отворилась, впуская пару визитеров в прихожую для слуг — полутемный узенький коридорчик. Впрочем, не настолько темный, чтобы внимательный наблюдатель не углядел на камне пола, буквально на пороге клочок синей ткани, слишком похожей на цвет платья горничной. Слишком, чтобы поверить в простое совпадение.

Сухой, не затхлый, скорее статичный и прохладный воздух помещения щекотал горло. Возможно, случись Нике болтать в прихожей без умолку часа два кряду, она бы закашлялась, да только при подобной нагрузке на речевой аппарат кашель навалился бы на девушку в любом случае.

Обрывок ткани на полу магнитом притягивал взгляд. Девушка против воли ощутила абсурдность ситуации. Словно вдруг перенеслась с Террона не на Альрахан, а в мрачный эквивалент сказки про Гензель и Греттель, в ту, где дорогу выкладывали не хлебными крошками, а кусками одежды жертвы. На ткани хотя бы не оказалось крови. Но Дарет все равно скрипнул зубами и беспомощно сжал руки в кулаки.

По следам из платья Илы — клочкам, оставленным неизвестным шантажистом на перекрестьях коридоров и комнат — спасители двинулись в правое крыло дома, а потом и вниз по лестнице, не на первый этаж, они и так находились тут, а в подвалы.

Светящиеся комки мха в декоративных плетеных кашпо, подвешенных к потолку, разгоняли по углам тени, но не в силах были окончательно прогнать тьму из ее владений. Клочок… еще один… еще… Ника покусывала губы, пробираясь по застывшему в ожидании хозяев пустынному дому. Хотелось нарушить тишину, разбить ее на осколки, заорать во все горло, прогоняя сумрак и собственный страх. Но и закричать было боязно, словно крик мог вспугнуть засевший где-то в углах ужас или подтолкнуть череду событий к ужасному исходу.

Было страшно, и чтобы отвлечься, девушка задала первый вопрос, пришедший в голову:

— А если заклятье печати на всем доме, как сюда смог кто-то войти?

Дарет передернул плечами, поразмыслил с полминуты и предположил:

— Заклятье с изъяном. Такое иной раз случается, или дом втихую у наследников перекупили, чтобы для темных делишек использовать.

— А… — начала было Ника.

— Тихо, — не грубо, но напряженно попросил наемник, сосредоточенно всматриваясь и вслушиваясь во все, что их окружало, в каждую тень, в каждую ниточку паутинки.

— Извини, — тут же сообразив, чему стала помехой, покаялась девушка и замолчала, детской пантомимой показывая, как закрывает рот на замок и торжественно вешает ключ на шею сопровождающему. Дарет даже криво усмехнулся краем рта. Вот только в руках у наемника был меч, и это даже не сведущей в батальных моментах Веронике отчетливо подсказывало: сейчас не до смеха.

Он лежал у приоткрытой в темноту двери. Последний кусочек платья, ровный, как и все остальные, квадратик. Ровный настолько, будто их раскромсал заправский портной, расчертив предварительно ткань при помощи портновского метра и мела.

Что там было? Один из погребов для колбас, сыров, вина или круп? Ника не знала. Дарет решительно пихнул девушку за спину и в сторону, толкнул дверь кончиком меча и практически одновременно сделал гигантский скачок внутрь темной комнаты.

Никто не напал на наемника, зато на двери, невидимый в темноте, покачнулся и рухнул вниз, разбиваясь вдребезги, горшок. В тусклом свете, сочащимся из коридора, Вероника успела заметить, как коричневые, глянцевитые и светлые на излом осколки разлетаются вокруг и облаком поднимается вверх какая-то тонкая взвесь.

«Как голубая пудра!» — успела подобрать сравнение Ника, прежде чем накатила неодолимая дремота.

На середине гигантского зевка девушка застыла и, обмякнув, сползла по каменной стене вниз, сворачиваясь клубочком на ледяном полу. В темной комнате рухнул, как подрубленное дерево, Дарет.

Ни девушка, ни мужчина не успели поднять тревоги. Неслышно раскрылась еще одна дверь в комнату, по которой разносился богатырский храп наемника. Мягкие шаги были почти неслышны. Садовник на миг-другой задержался у тела спящего, в воздухе качнулось короткое зачерненное лезвие, будто не человек-носитель, а сам клинок раздумывал, не пустить ли кровь. Но нет, узарец не стал рисковать. Случалось, даже очень крепко спящие после пыли забвения люди за миг до гибели просыпались и могли нанести удар по убийце. Главным для Садовника была девица из коридора. Та, чье похищение ему заказали. Мужчина спрятал нож и приблизился к одурманенной жертве. Да, это была именно она, та самая, лоана Вероника. Лисардан описал ее очень подробно.

Садовник присел, сдернул с шеи спящей платок и, обернув им руки, споро прошелся пальцами по телу жертвы, освобождая ее от массы наверняка, как подсказывало чутье, заколдованных безделушек. Оставив кучку украшений и кошель с деньгами валяться на полу, мужчина подхватил почти невесомую девушку на руки и исчез в темноте.