Глава 18. Примерки и продуктовая проблема
Пришлось выходить навстречу обслуживающему персоналу. Портниха — статная, пышная дама оглядела Нику с задумчивостью павы, которой надлежало обрядить в лебединые перья воробья, и молча вскинула бровь. Пара девушек с инструментарием в руках замерли по обе стороны от начальницы с самым ретивым видом.
А вот сапожник оказался толстеньким пожилым мужичком с морковного цвета вихрами. Он не стал лезть на рожон, безоговорочно предоставляя портнихе право первой мерки. Дама поджала губы и приказала Нике:
— Вам лучше раздеться до белья и встать на стул, лоана.
— Нет, — сразу отказалась девушка, понимая, что момента, когда у нее может закружиться голова, предугадать невозможно, а потому лучше не рисковать.
— Иначе мерки быстро и точно не снять, — снова скривилась портниха так, будто ей лимонного сока залили без предупреждения.
— Снимайте медленно и печально, — прежде, чем рассудок присоветовал что-то умное и любезное, вылетело изо рта уставшей Ники, и она села.
— С вами невозможно работать! — возмутилась работница нитки и иглы и фыркнула так, что слюна брызнула изо рта. — Мерки всем снимают одинаково, даже самой Владычице! Я не смогу подогнать платье в срок, если будете противиться!
— Извините, у меня был очень трудный день, я устала, голова кружится, — не столько перед заносчивой особой, сколько перед остальными тремя посетителями, не доставившими ей никаких неудобств, извинилась Вероника. — Раздеться могу, но если упаду со стула, никакие платья мне в ближайшие дни совсем не понадобятся.
Портниха-командирша возмущенно напыжилась и побагровела, парочка ее спутниц с подсобным инструментом уставились на Нику с таким видом, словно видели перед собой кого-то вроде Георгия Победоносца аккурат в момент пронзания копьем могучего змия.
— Ничего, лоана, пока посидите, только ножки из ботиночек выньте! — предложил рыжий толстяк и подошел поближе, доставая кожаный ремешок с крошечными черными метками из нагрудного кармашка.
Ника дисциплинированно исполнила просьбу. И пожилой мастер принялся быстро обмерять конечность, перемежая действия восхищенным аханьем:
— Какая ножка! Изящная, узкая, лодыжка тонкая!
— У меня тридцать пять с половиной, а подъем высокий, всегда мучилась с поиском обуви! Тридцать восьмым все магазины завалены, а поменьше только в детских отделах имеется, — пожаловалась молоденькая писательница, которой никто и никогда еще не тачал обуви на заказ. И вообще, процесс поиска подходящей обуви для Ники напоминал эпические работы на оскудевшем золотоносном прииске, где чисто теоретически золото быть должно, а на практике попадаются лишь мельчайшие песчинки.
— Для такой лоаны бальные туфельки стачать одно удовольствие будет! Какого цвета желаете? — продолжил расспросы сапожник, никак не отреагировав на информацию о дефицитности размера, мало понятную для альраханца.
— Не знаю. А как принято? Если не под цвет платья, тогда на ваше усмотрение, — честно ответила девушка. Уж колготки под туфли она подобрать способна. Несколько пар с собой прихватила.
— Тогда! Тогда! — рыжий аж захлебнулся восторгом. — Я использую бежевую шкуру сугра. Она мягкая, удобная и туфелькам сноса не будет! На сапожки пущу ельского дракха…..
Бурно жестикулируя и бормоча себе под нос перечень перспективных работ, шкур и моделей сапожник удалился, так и не записав ни одной цифры из результатов обмера. То ли был настолько беспечен, то ли страдал рассеянным склерозом, то ли наметанный глаз позволял. Если его велела прислать Гилиана, тогда последнее было вернее всего.
Когда за рыжим закрылась дверь, Ника потянулась к пуговичкам блузки и начала раздеваться, как и требовала разгневанная портниха — до белья. Дарет спокойно отошел к окну, скрестил руки и вперил взор в парковый пейзаж.
Процесс разоблачения шел относительно благополучно, не считая гневного сопения дамы, покуда не возникла необходимость встать, чтобы расстаться с джинсами. Темно-синие, плотные они не только надежно фиксировали, но и скрывали определенные щекотливые моменты, которые девушка обычно предпочитала прикрывать еще и черным бельем.
Сейчас все стало очевидно, как день, или, что точнее, как японский флаг. За спиной Вероники раздалось дуэтное аханье и смущенное покашливание главной портнихи. Прочистив горло, дама сочувственно хмыкнула и сказала, смерив опасливым взглядом бледное лицо объекта:
— И впрямь, нечего на стул залезать, так справимся.
— C-спасибо, я на секундочку, — пискнула Ника, до которой дошла причина коллективного замешательства, переросшего в легкое сочувствие. Краснея, девушка выбралась за дверь в коридор с зеркальным шкафом, тот самый, одна из дверей которого открывалась в спальню, а вторая в комнату для Дарета. Зашуршал пакет с прихваченными из дома запасами. И Ника вернулась к портнихам уже в свежем белье.
Женщина хлопнула в ладоши, отдавая невербальный приказ, и две ее помощницы, сбросив подручные средства на диван, завертелись вокруг девушки, как ретивые листики в листопад. Полоски светлой бумаги мелькали в проворных пальчиках. Время от времени портнихи выкрикивали цифры и странные аббревиатуры, а начальница собственноручно записывала результаты измерений в большой блокнот, почти книгу: массивную, с золотым теснением по переплету и серебряным отрезом. Этот талмуд висел до начала процесса у дамы на поясе, и Ника терялась в догадках о его высоком предназначении. Ан вот оно как! Это оказался сборник мерок дам высшего альраханского общества.
Нику поворачивали из стороны в сторону, но без особой бесцеремонности, почти аккуратно, столь же бережно приподнимали руки или просили нагнуться. В процессе обмера девушка даже успела заглянуть в блокнот и увидела ровную табличку с три столбца — первый те самые загадочные буквенные сочетания, во втором и третьем альраханские цифры в десятичной мере счисления. Портнихи дублировали каждый обмер, чтобы исключить возможность ошибок.
Руки от плеча до запястья мерили последними, когда Вероника уже сидела.
— Одиннадцать ноготков! — закрутив белую ленточку у запястья, доложила начальнице девушку с задорным курносым носиком.
И ее товарка, измерявшая другую руку, подтвердила, отступая на шаг и сноровисто скручивая ленточку:
— Одиннадцать! У лоаны очень тонкие запястья! А талия — никакого корсета не нужно!
— Зато без кружева на лифе или пуховок под него платье не сделаешь! Уж больно вы худощавы, лоана! — неодобрительно, в голосе было больше сочувствия и какой-то ворчливой заботы, чем гонора, хмыкнула портниха. — Точно девочка перед Балом Первого Цветения, а на погляд постарше будете. Сколько годков-то?
«Год на Альрхане примерно на треть длиннее терронского», — припомнила Ника и пересчитала приблизительно:
— Около двадцати.
— Надо ж, я бы и семнадцати не дала. Кожа свежая, хоть и бледная, качнула головой портниха и сделала быстрый жест два пальца — прямо коза — в сторону помощниц и сразу же один — указательный — на дверь.
Девочки-живые сантиметры все поняли правильно: склонили головки, сложили инструменты и, шустро их подхватив, выпорхнули из апартаментов. Ника откинулась на спинку дивана, утомленная, несмотря на то, что в общем-то не делала ничего особенного, только стояла с полчаса в разных позах под разными углами. Сил и одеваться-то уже не было. Укоризненно вздохнув, оставшаяся женщина подхватила с одного из кресел оранжево-желтый плед и, чуть приподняв спину девушки, закутала ее от носика до колен. Села рядом и снова проворчала:
— Оранжевый и яично-желтый — не твои цвета, лоана Вероника.
— Ага. Светлокожим брюнеткам с серыми глазами идут пастельные оттенки зеленого, розового, сиреневого и голубого. А мне самой больше всего зеленый и голубой нравятся, — мирно согласилась девушка и в свою очередь спросила:
— Вы мое имя знаете, а я вашего нет. И не надо меня так уважительно именовать, вы же старше меня. Я себя неуютно чувствую. Можно, просто Ника?
Стоило тетке перестать командовать и пытаться давить авторитетом, как писательница начала испытывать к портнихе сдержанную симпатию.
— Хорошо, Ника. Я Магорета, старшая портниха Владычицы, можешь звать меня тетушка Маго, — улыбнулась по-настоящему женщина, брюзгливые складки и рта разгладились, когда она с куда большим азартом и охоткой, нежели продемонстрированными изначально, объявила:
— Значит, ткань на платье выберем без труда, у меня есть кое-что подходящее!
Магорета распахнула свою золотую книжку на задних страницах. Они оказались не с записями, а с приколотыми к плотной бумаге разнофактурными и разноцветными кусочками материи.
— Это образцы тканей? — уточнила Ника, с интересом разглядывая коллекцию, очень похожую оформлением на ту, каковые приходилось стряпать на занятия в институте.
— Почти. Образцы шаблонов на платья, скроенные к этому сезону, — ответила Магорета. — Мы болванки наметываем, а потом только по швам подогнать остается. Мода-то, коль в начале сезона пошла, к концу его враз не сменится. Нравится что-то?
— Да, вот это и это, — девушка ткнула пальчиком по очереди в поблескивающие ткани с интересным рисунком. Первая была нежно-пастельного оттенка с вытканными на ней букетами роз льдисто-голубого цвета. Второе однотонное светло-зеленое.
— Хмыугм, — издала одобрительный возглас тетушка Маго и пролистнула несколько страниц с образцами, открывая листы с набросками моделей.
В общем и целом выглядели они так, как и представляла девушка бальные платья, не слишком отличаясь от творений, порожденных фантазией терронцев. Разумеется, если учитывать традиционные модели, а не выверты больной психики модельеров. Открытые плечи были у всех образцов, но вариант глубокое декольте и портниха, и Ника забраковали сразу. Также советом двоих был одобрен фасон туалета, имевший облегающий лиф и юбку длинную, но не очень широкую. В кринолине девушка клятвенно пообещала запутаться на втором шаге. Потом, фанатично поблескивая каре-зелеными глазами, Магорета начала пытать собеседницу по поводу малопонятных и труднопроизносимых деталей туалета. Терронка сдалась на четвертом каверзном вопросе, чувствуя себя куда большей идиоткой, чем на экзаменационном тесте по философии. Взяв натруженные — от иглы пальцы портнихи так огрубели, что казались латными перчатками — руки Магореты в свои, Ника попросила собеседницу творить платье руководствуясь своим безупречным вкусом и модой Альрахана.
Тетушка Маго сочувственно поцокала языком, пообещала устроить примерку туалета завтра к вечеру, чтобы осталось время устранить недочеты, и с достоинством удалилась, весьма довольная новой знакомой. Ника не лебезила, пытаясь заручиться поддержкой, не хамила, не строила из себя надменную лоану, чей род древнее Альрахана, и даже кое в чем разбиралась, а в чем не разбиралась, так не стыдилась признаться открыто.
«Неплохую девочку взяла под свое крыло Владычица», — окончательно решила Магорета, мысленно собираясь поддерживать новенькую, а для начала сшить ей такое платье, в каком и рядом с Гилианой встать не стыдно.
Ника облегченно вздохнула, когда за тетушкой Маго закрылась дверь. Бьющая ключом энергия хороша, лишь когда у самой задора выше крыши. А сейчас, когда первый ее альраханский день клонился к вечеру, девушка нуждалась только в одном: мягкой кровати, даже есть уже почти не хотелось. Но Дарет думал иначе. Пока шли примерки, он решил действовать.
Убедившись, что ни Маго, ни Ника не вцепятся друг другу в волосы с твердым намерением повыдирать все, до чего коготки дотянутся, мужчина посадил ящерку Сиху на кресло, где мирно посапывала Шотар, и вышел в коридор на поиски жертвы. Первой он отловил пухленькую, как булочка с изюмом, девушку в голубовато-зеленом платьице горничной.
— Эй, малышка, а когда подадут ужин лоане Веронике? — обратился он к служанке вполне весело, но очень уверенным, практически хозяйским тоном.
— Мне никаких распоряжений не отдавали, — испуганно хлопнув ресничками, повинно склонила головку девушка.
— Так мне что, к Владычице Гилиане идти, или к кому из альсоров, чтоб такой приказ получить? — натурально удивился Дарет.
— Н-н-не знаю! — пискнула жертва и, кажется, приготовилась упасть в обморок, не то от страха, не то от умственного перенапряжения при попытке решить непосильную интеллекту задачу.
Наемник с силой провел ладонью по лицу, словно стирал налет тупости, возникший при контакте с девицей, и дал ей предельно простой приказ:
— Укажи дверь в покои Владычицы.
Девушка подняла руку, и подрагивающий пальчик ткнул в двустворчатые двери в десятке метров дальше по коридору на противоположенной стене. Там стояла четверка стражей в форме охраны дворца. Оттенок их камзолов был сине-зеленым, то есть похожим на костюм служанки, но куда презентабельнее.
— Свободна, дышать не забывай, — уронил Дарет и бодро зашагал к апартаментам Владычицы.
— Куда? — хмуро осведомился один из стражей, наклоняя алебарду поперек двери, чтобы даже тупому стало ясно: свободного входа дальше нет.
— Кто из сыновей в покоях Владычицы? — потребовал отчета наемник таким тоном, каким требовал рапорт у своих солдат.
Рефлекс сработал безукоризненно. Третий из четверых, самый дрессированный или внушаемый выпалил прежде, чем дал себе труд задуматься, а имеют ли у него права что-то требовать, и уполномочен ли он отвечать:
— Альсор Эльсор.
— Отлично, — одобрил Дарет и рявкнул во всю мощь тренированной глотки:
— Пепел! Ау!
Звуконепроницаемость у дверей в покои Гилианы оказалась так себе. Во всяком случае, рык наемника долетел до нужных ушей прежде, чем четверка взялась за оружие и атаковала горлопана.
— Что орешь? — нахмурился альсор.
С одной стороны тому, кто отвлек его от важного разговора с матерью, хотелось врезать сразу, с другой, орать Дарет мог и по делу. Сын Владычицы сдержал душевный порыв и не пожалел.
Дарет бросил сердито, куда более сердито, чем полагалось лоану перед лицом альсора:
— Нику сегодня кормить будут? Мы же с тобой говорили!
— Я отдал распоряжение, — нахмурил серые брови Пепел.
— Значит, отдал кому-то не тому, или его не донесли, куда следует, — вышел из себя Дарет.
Его девочку не просто забыли покормить! Не спохватись он, малышка вообще осталась бы голодной! Теперь уже Эльсор начал закипать и стремительно догонял наемника по уровню бешенства на единицу массы тела. Окончательно разойтись им помешала Гилиана, царственно выплывшая из створок дверей к выскочившему на секундочку сыну.
— Приношу свои извинения, Владычица, — поклонился матери Эльсор. — Я вынужден вас покинуть и лично проследить за тем, чтобы мои распоряжения были исполнены. Нашей гостье, вопреки приказу, не предоставили ужин.
Синие очи Аны стали цвета грозы. Она сдержанно ответила на поклон сына и повелела:
— Доложишь о результатах.
Так ничего и не понявшие стражи остались на посту, а Пепел и следующий за ним по пятам Дарет зашли в двери соседней комнаты, служащей малой приемной. Рабочий кабинет Гилианы был совсем в другой стороне дворца, но жизнь любой Владычицы, в чьих руках сосредоточена реальная власть, а не фикция, непредсказуема. Потому рядом с домашними покоями Аны находилось это помещение, обыкновенно пустующее.
Рассерженный альсор схватил молоточек на изящной цепочке и ударил по пластине у двери трижды. На металле остались следы. Ждать пришлось недолго. Вскоре в дверь робко поскреблись и пред очи двоих явилась очень симпатичная девушка в голубовато-зеленом. Но Пепла ее явление почему-то привело в еще большее бешенство.
— Я вызывал главного сенешаля. Он явится тотчас же или уже ночью во дворце будет новый сенешаль, — рыкнул мужчина.
Девушка нервно облизнула хорошенькие губки и выпала за дверь. Тотчас же растянулось примерно на пять минут, и Дарету даже показалось, что он слышит, как рычит альсор и, еще более удивительно, как он бьет хвостом, хотя никакого хвоста у сына Владычицы не имелось даже тогда, когда имелась куча всего прочего весьма интересного, вроде когтей, крылышек или лишнего десятка острейших зубов.
Очень полный мужчина в синем с бледно-зеленой отделкой камзоле вплыл в приемную боком. Толстая и явно золотая цепь на груди среди зеленых с золотой вышивкой кружев недовольно звякнула.
Прежде, чем пузан раскрыл рот, Пепел процедил:
— Я отдал вам приказ обеспечить ужином гостью Владычицы. Девушка до сих пор голодна. Почему?
— Благородный лоан Эльсор, я в точности исполнил ваше распоряжение, вероятно, всему виной некое вопиющее недоразумение! — заквохтал мужик и недовольно поморщившись, заверещал: — Каэрро! Разберись!
До сих пор стоявший незаметной тенью у дверей второй темноволосый мужчина, в пику начальнику, весьма мужественных пропорций, которым требовалось лишь тройка лет, чтобы дополниться нужной мускулатурой, исчез.
Он явился спустя три минуты, когда из ноздрей Пепла только что дым не шел, и невозмутимо доложил:
— Ужин в покои лоаны Вероники отправлен с букетом и десертом от Эронимо в качестве извинения. Распоряжение лоана Торжена не были исполнены, поскольку ужин своей властью затребовал в личные апартаменты фаворит Владычицы. Требование было подано в такой форме, что служанка не осмелилась ему противоречить и сочла поручение исполненным.
— Это как? — полюбопытствовал подуспокоившийся Дарет. Коль ужин девочке отправили, можно и детали прояснить во избежание и забавы ради.
— Вот видите, альсор Эльсор, а вы гневались, все улажено! — надулся от гордости толстяк, добавив толику возмущенная в голос «из-за таких пустяков от дела оторвали!».
— Девушка сказала, фаворит лично вышел в коридор и велел подавать запоздавший ужин для его друзей. Служанка решила, что лоана Вероника входит в круг приближенных к лоану, находится в его покоях, а потому поручение исполнено.
— Рассчитать дуру, — коротко приказал Пепел.
— Будет исполнено, — склонился толстяк, а вот Каэрро тихо, но твердо вмешался:
— Позволено ли мне будет заметить: девушка служит в замке третий день. Она не владела ситуацией в полной мере.
— Если до конца сеаля будет хоть одно замечание — рассчитать. За это штраф, — пересмотрел резолюцию альсор и вышел за дверь, не удостоив ни единым словом никого из присутствующих,
Толстяк Торжен и Каэрро потянулись в противоположную сторону. Причем, сенешаль еще и принялся возмущенно выговаривать помощнику, дергая его за рукав белой рубашки:
— Ты почему не проследил за поручением лоана Эльсора, лентяй? Почему, кому и что девица отнесла, не сообразил?
— Ила докладывала об этом вам, лоан, сразу же, как вернулась, — тихо объяснил Каэрро, таким равнодушно-вежливым тоном, что, скажем, Дарет точно уяснил: помощник в бешенстве.
— Эта губастенькая кроха и есть Ила? — чуть задумался Торжен и причмокнул. — Попка у нее симпатичная! А, ну да, ну да, она чего-то бормотала, дуреха про ужин для фаворита. Не могла толком доложить!
Отчетливо скрипнули зубы Каэрро и зашуршала ткань выдергиваемо из пальцев Торжена рукава. Это было последним, что услышали Дарет и Эльсор из разговора, не предназначенного для их ушей, но уловленного до последнего слова. Наемника учил слушать и слышать еще отец, ныне отдыхающий от трудов праведных на свежем воздухе в провинции, альсор же отродясь на слух не жаловался. С обретением отцовских сил Пепел мог уловить с крыши, как скребет мышь в подвалах дворца. Если бы, ясное дело, во дворце водились мыши.
— Ленивый жирдяй, — резюмировал Дарет.
— Свое дело знает, — поморщился, но все-таки вступился за сенешаля Эльсор. Прикусил уголок рта и прибавил. — Он сенешалем уже четыре десятка лет служит. Когда мы с братьями еще пацанами были, Торжен помощником церемониймейстера был. Наши проказы покрывал перед Владычицей.
— Ну-ну, — не стал спорить с альсором Дарет и, салютнув охране, направился назад к Веронике. Он как раз столкнулся с портнихой, покидающей комнаты девушки с выражением гордого довольства на лице.
Низкий столик в гостиной накрывали к ужину сразу две служанки. У них уже успело возникнуть одно на двоих затруднение: габариты стола никак не соответствовали кулинарному буйству их трех ярусов тележки на колесиках.
Дарет сходу разрешил затруднение бедняжек:
— Девоньки, вы столик свой тут оставьте покуда, а мы уж разберемся.
Девицы облегченно вздохнули, уважительно склонили головки, то ли прощаясь, то ли преклоняясь перед гениальной идеей советчика, и упорхнули. Ника в состоянии обалдения средней тяжести оглядела непаханую целину ужина.
— Это все нам или кто-то еще придет? — наконец нашелся подходящий вопрос.
— Вообще-то тебе, ну и мне заодно, — ухмыльнулся наемник и, нахально ухватив птичью ножку с блюда, захрустел поджаренной корочкой. — Кушай, лоана! Они так перепугались, что ужин вовремя не подали, что на пятерых навалили.
— На пятерых? Да тут и десятерым много будет! — удивилась Ника и после паузы на повторный осмотр, прибавила: — На сутки-трое!
— Ты не считай, кушай, пока в окошко ветром не унесло, — посоветовал Дарет, свободной рукой разливая в бокалы вино из запыленной и обернутой до половины в кружевную салфетку бутыли. — Тебе сейчас хорошего винца красного, да мяса побольше надо!
Девушка хихикнула, на ум пришли анекдоты о дистрофиках, и тоже потянулась за дичью. Уж больно соблазнительно хрустел наемник и проснувшаяся Шотар жадно поводила носиком именно в сторону этого блюда. О своей ящерке Дарет позаботился сразу после нанимательницы: ссадил с плеча и положил питомице в блюдечко салата с яйцом, а потом и собачке от щедрот души поставил обжаренную грудку. Следом мужчина глянул на Нику, вспомнил, что девица не местная, в кухне альраханской не разбирается и накидал ей на тарелку всего понемногу в меру легкого, сытного и вкусного. Девушка и рта открыть для возражений не успела, как оказалась в осаде блюда с едой и бокала с вином.
Ника опасливо покосилась на бокал и потихоньку пододвинула к себе еще фужер с соком, судя по запаху, яблочным. А наемник пригубил красное вино, восхищенно выдохнул:
— О, кинзарское закатное! — и сделал новый глоток побольше, явственно наслаждаясь вкусом напитка.
Салаты, мясо, сыры, паштеты, соусы, заливное… — на столах было столько всего, половины которого Ника даже не знала по имени, что сейчас очень пригодился бы ход из книжки Кэррола со знакомством, что-то вроде: «Вероника, это суфле из птицы», «Суфле, это Вероника!»
Даже попробовать от каждого блюда по кусочку девушка не смогла бы, не рискуя скончаться от обжорства. И без того, всего, что по-хозяйски, ухаживая за нанимательницей, как за третьим зверьком, навалил Дарет, достало бы, чтобы малоежка Ника скончалась от заворота кишок. Она осторожно клевала вкуснейшую, куда уж заказным блюдам из «Рио», еду, а спустя несколько кусочков отважилась омочить губы в вине. Странный вкус! Оно не было похоже на виноградное спиртное с Террона. Немедленно проснулось задремавшее было любопытство, и девушка уточнила:
— Из чего оно?
— Из кинзаров. Э, да ты же не альраханская, — усмехнулся Дарет с легким намеком на превосходство, а девушка не стала объяснять, что знает о кинзарах, вот только никогда их не пробовала. — Плоды это. Кисло-сладкие, сочные, из них в середине меандела давят сок, причем, только на закате. Пробовали на рассвете, скисает, не успев забродить. Сок томится семь лет в больших бочках, вкопанных в землю, потом бочки выкапывают, переливают вино в бутыли, и получается напиток, достойный самой Владычицы! — напевно поведал Дарет и взялся за сочащуюся мясным соком сардельку.
— Откуда ты такие тонкости знаешь? — удивилась девушка, бледные щечки ее от еды и вина снова приобрели живой розовый оттенок.
— У отца в имении сад, кинзары тоже растут, — усмехнулся наемник и зажевал информацию последним куском сардельки.
Ника снова начала неторопливо исследовать залежи продовольствия в тарелке. Жевала медленно, аккуратно, снова больше пила, чем ела, пока Дарет, тревожно нахмурившись, не спросил:
— Плохо тебе, девочка?
— Нет, — удивилась девушка. — Все хорошо, насколько это возможно.
— Почему тогда не ешь ничего? — не успокаивался мужчина.
— Так я сыта почти, — отозвалась Ника и погладила Шотар, которая после ужина перебралась на колени к избранной хозяйке.
— И все время по стольку кушаешь? — хмуро потребовал ответа Дарет.
— Не-а, — заулыбалась девушка, и продолжила, принося своим ответом сотрапезнику еще большую тревогу: — Обычно меньше. Все очень вкусно!
— Теперь понятно, почему ты такая тощая, — заключил Дарет, слово в слово повторяя недавний вывод альсора, и тяжко вздохнул, сообразив, что теперь он еще и за питанием пигалицы должен присматривать. Вот уж выбрал непыльную работенку!
— Я просто чаще хочу пить, чем есть, — пожала плечами Ника. — Не беспокойся. У меня нормальный вес для астенического телосложения. Если буду кушать больше, не мышцами, а жиром начну обрастать. Честное слово, я даже, когда мама волновалась, специально рассчитывала по формуле, все соответствует!
Воспоминание о маме, которая где-то там, на Терроне, и, наверное, скоро вообще про Нику думать забудет, снова нагнало облачко тоски на чело девушки. Шотар, сочувственно поскуливая, стала вылизывать подбородок хозяйки шершавым язычком, пахнущим жареным мясом. Ника засмеялась. Грусть отступила, а вместе с ней исчезло и намерение еще кое-что рассказать Дарету. Например, что в солнечный день или на природе Веронике всегда хотелось есть меньше, словно она частично насыщалась светом, шелестом листьев и одним запахом цветущего разнотравья. Может, и к лучшему, что не сказала. Наемник-то почти успокоился после рассказа о расчете веса. Одно дело девичьи прихоти, второе какие-то расчеты. Тому, что можно доказать и обосновать мужчина доверял.
От десерта — воздушного белого облака с яркими разноцветными ягодами в играющей колкими гранями хрустальной чаше — Ника отъела всего несколько ложечек. Но выражение неземного блаженства на лице, когда девушка смаковала творение Эронимо, примирило бы творца сладости с некоторым пренебрежением его трудами. Зато Дарет мелочиться не стал и выскреб креманку до донышка. Даже ящерице дал попробовать чуток.
От выпитого вина, сытной трапезы, второй обезболивающей таблетки и надвигающихся сумерек по совокупности Нику начало клонить в сон. Она уже собиралась пожелать Дарету спокойной ночи и отправиться в ванную, когда в двери снова постучали.
Наемник смерил оценивающим взглядом юную хозяйку: как она? Способна ли еще принимать посетителей? И распахнул дверь.
Самодовольный толстяк, придавший своей луноподобной роже некоторое подобие подобострастного интереса, в дверях топтаться не стал, а сходу вторгся в гостиную с нахальным вопросом в лоб:
— По вкусу ли пришелся лоане ужин?
— Спасибо, все было очень вкусно, — ответила девушка и невинно спросила: — А вы повар?
— Я сенешаль дворца Владычицы, лоан Торжен! — напыжился толстяк под издевательский смешок Дарета за спиной.
— О, простите, вы просто такой э-э, внушительный, я такими всегда поваров представляла, — захлопала ресницами Вероника.
— Юности свойственно ошибаться, — одарив насмешницу вымученной улыбкой, признал Торжен и подпрыгнул, когда позади раздался хладный, как схваченная льдом лава, голос альсора Пепла.
— Лоан Торжен, пришли проверить, устранены ли последствия вашей оплошности?
Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что от неслышного и незаметного явления нового персонажа, вздрогнул и Дарет, а Ника в изумлении распахнула глаза. Альсор прежде двигался почти неслышно, а сейчас и вовсе скользил, как привидение.
— Решил лично убедиться, что лоану Веронику устраивает трапеза и осведомиться о ее пожеланиях касательно завтрашнего меню, — с едва заметной укоризной (дескать, мы же разобрались в недавнем недоразумении, так чего же его поминать?) ответил сенешаль. — Вы же знаете, мой альсор, как пекусь я о благе Альрахана, Владычицы и приближенных ее! Ни сил, ни времени не жалею…
Сладкоречивый Торжен был готов много еще чего сказать в свою защиту, да Ника задумчиво прошептала:
— На воре и шапка горит, — и зевнула.
— Ты о чем? — нахмурился Эльсор.
— Он вор, растратчик, лентяй, всю работу за лоана Торжена уже давно делает помощник Каэрро, — пожала плечами девушка с легким недоумением. Словно говорила о совершенно очевидных, ведомых всем и каждому фактах.
— Гнусная клевета! Недостойная столь юной лоаны месть! — взвизгнул толстяк, лицо его побагровело. — Неужто вы, мой альсор, поверите наговору этой девицы?
— Зачем верить, когда можно проверить? Я попрошу Инзора прислать завтра с утра учетчиков, а до той поры, пока разрешится это, хм, недоразумение, ты, Торжен, побудешь в своих покоях под охраной.
Альсор вызвал стражу и приказал сопроводить сенешаля в его комнаты и позаботиться о том, чтобы лоан никуда не отлучался. Исходящий бессильной злобой Торжен, ни словечка оправдания коего не стали слушать, был подхвачен под белы руки и практически выволочен из гостиной. Тихо рычащая Шотар тут же успокоилась и вновь устроилась невинным пушистым клубочком мохера на коленях хозяюшки.
Как вырвались эти слова, Ника и сама не поняла, вдруг взяло и сказалось, потому что не сказаться не могло. Она не задумывалась о том, стоит ли вообще раскрывать рот, да что там, она даже не знала, что именно скажет до тех пор, пока не заговорила. Вероника никогда не была ябедой или доносчицей, хранила чужие тайны, как могила, и не кляузничала вне зависимости от того, что и про кого знала, даже если этот кто-то девушке активно не нравился. Тайное ведь рано или поздно все равно становится явным! И дело было не в сугубой правильности или принципиальности гражданки Соколовой. Просто выдать чужой секрет, каким бы нехорошим он не был, Нике было неприятно, все равно, что измазаться в грязи, без возможности вымыть руки. К счастью, в ситуацию нравственного выбора, когда от разглашения тайны зависело бы чье-то благополучие или жизнь, девушка не попадала и не могла точно сказать, как поступила бы в таком случае.
Но сейчас, то, что сказалось, и как сказалось, вызвало у самой говорящей состояние почти шоковое. Да, толстый какой-то масляный дядька не понравился Нике с первого взгляда, однако она ровным счетом ничего не знала о его «заслугах перед Отечеством» до тех пор, пока не заговорила. А когда сказала, сразу стала знать все: о том, сколько и чего он наворовал, про двойную бухгалтерию и приписки, про то, как лапает толстяк молоденьких служанок, а те не смеют пожаловаться, боясь потерять престижное место и… И, когда сказалось то, что сказалось, Ника не ощутила ни стыда, ни неловкости, у нее было стойкое ощущение правильности совершенного поступка.
Только когда за жирдяем и парой стражей, исполняющих приказ с выражением бесконечного удовлетворения на лицах, захлопнулась дверь, Дарет напустился на Нику, начисто позабыв о субординации:
— Ты что творишь, девонька! Неужто обождать не могла со своими откровениями, пока толстяк прочь не уберется?
Лицо у наемника была не столько сердитым, сколько настороженным и исполненным как-то тихого отчаяния от сознания невозможности контролировать ситуацию:
— Если ты с каждым встречным такие речи заводить будешь, до седых волос не доживешь! Мало ли какие тайны по Альрахану, да по дворцу Владычицы бродят! Ты…
— Прости, Дарет, — смущенно вздохнула Ника. — Это сильнее сознательного желания промолчать. Оно как будто не я сказала, а через меня сказалось.
— Видящая, — кивнул своим мыслям и одновременно словам девушки Пепел. — Ты в мире, предназначенном тебе для откровений Судьбой. Инзор предупреждал нас. Я поговорю с братом, надо узнать, существует ли возможность контролировать Видение или, как бы мы не старались, ты все равно будешь оказываться там, где предрешено, и говорить то, что суждено. Опасный дар!
Наемник тихо выругался сквозь зубы. Пепел сумрачно глянул на охранника Ники и подытожил:
— Как бы то ни было, мы найдем способ тебя защитить!
— Спасибо, — поблагодарила немножко напуганная девушка.
Испугаться по-настоящему крепко не получалось, ибо покуда Альрахан и все происходящее казалось писательнице кусочком собственной сказки, обретшей плоть и кровь. А ведь в сказке не бывает непоправимой беды, в настоящей сказке всегда счастливый конец! Может, и к лучшему, что подсознательно жила в душе Вероники эта уверенность, помогающая сохранить рассудок и веру в чудо. И частью веры был сероглазый мужчина с волосами цвета пепла, смотревший сейчас на девушку озабоченно и нежно(?). В глазах его, как пламень в присыпанных золой угольках, тлел жар, отдающийся теплом, разливающийся от кончиков пальцев до макушки. Сразу становилось уютно, спокойно и начинало еще сильнее клонить в сон. Ника не выдержала и совершенно неромантично зевнула.
— Ложись спать, лоана, — прошептал Эльсор, приблизившись одним скользящим шагом к креслу.
Его горячие губы коснулись лба девушки, и мужчина исчез из покоев Видящей.