Глава 11
ДЕЛО БЫЛО ВЕЧЕРОМ…
А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ

Первым, на что наткнулся мой задумчиво-шалый после мануальных процедур взгляд, оказалась пара черных здоровенных пакетов, сваленных в углу у двери. Мир может быть сколь угодно чудесно-фэнтезийным, однако обязанностей хозяйки по выносу мусора никакое волшебство не отменит. Хотя ЛСД, гад, мог бы по кураторскому долгу и озаботиться поддержанием чистоты на рабочем месте привратника-ударника. Ха, три раза ха, размечталась, одноглазая. Я мрачно оглядела габаритные пакеты, каковые, особенно первый, ни в какой мусоропровод упихиванию не подлежали, и просияла. Выход есть! Сграбастав завязки от мешков, я представила одно пакостное местечко. В это время суток там точно столпотворения не ожидалось.

Реальность услужливо сменила декорации, теплый ветерок приветственно взъерошил волосы. Я прислушалась и вылезла из-за кирпичного ограждения. Так и есть, ни души! Базарный мусор уже увезли, запоздавшие торговцы и жители прилегающих к центральному рынку хибар по новой заполнить тару еще не успели. В неторопливо наползающих сумерках даже пустой ряд мусорных контейнеров источал весьма пакостный аромат, достаточно сильный, чтобы случайные вменяемые прохожие предпочти пройти другой дорогой.

С глухим «бум-с шмяк» мои пакеты упали на дно к одинокому компаньону точно такой же расцветки. А что? Мешки у нас типовые, особенно те, которые на большой объем рассчитаны. Видов, конечно, существует с пяток, но не рвущихся от первого же тычка куда меньше. Я демонстративно отряхнула руки и телепортировалась назад, в коридор родной квартиры.

Тут тоже было тихо. Ужинать никто не просил. Может, у фениксов после наследственных приступов начисто аппетит отшибает, а вампир сыт кровью пациентов? Вон даже рыбу не тронул, так и стоит на противне в фольге. А вот шарлотку-то съели подчистую. Не то что крошки, даже доски, на которую выкладывался пирог, я не нашла на столе. Вряд ли, конечно, ее тоже сметелили. Не термиты же. Ага, точно! Побрезговали, помыли и поставили сушиться у раковины.

Радуясь наличию готовой рыбы, я извлекла ее из потемневшей фольги и осторожно переложила в посуду для микроволновки. Чуть-чуть подогреть. Ткнула кнопку чайника.

Он еще не успел закипеть, как на кухне материализовался Конрад. Значит, и впрямь настоящий вампир — умеет туманом проходить сквозь запертые двери — и настоящий мужчина. Стоит появиться в доме съестному, он тут как тут.

Хмыкнув, я вытащила из холодильника вдогонку к рыбе банку мясного рагу, из харчей, купленных Танюшкой. Ох, хорошо, что банка большая. По-прежнему в тишине вынула из микроволновки рыбу, подогрела рагу. Вместе с кусками батона разложила мясо и рыбу на четыре тарелки. Две подтолкнула к новому родственнику. Мытые помидорки-черри и огурцы на столе в салатнице еще имелись. Осталось только налить чаю в две кружки. Себе в любимую белую с росписью сосновыми ветками, Конраду в шуточную с рыцарем и драконом. Она все-таки побольше будет. Вампир оглядел импозантного ящера, небрежно отпихивающего тощего рыцаря с пути к благосклонно взирающей на рептилию принцессе, и заухмылялся. Наш человек, меня тоже эта кружка веселит!

«Стоило разлучаться с одними родственниками, чтобы обзавестись новым? Или у меня все не как у людей: родственники, как тараканы, заводятся сами?» — мысленно ворчала я, принимаясь за еду, но досады в мыслях не проскальзывало. Скорее, какое-то умиротворенное довольство. Хорошо было так сидеть вдвоем в тишине, молчать каждый о своем и в то же время сообща.

Иные люди любят посидеть в компании за бокалом пива или хорошего вина, но мне всегда важнее любого напитка, как главного составляющего посиделок, было иное: с кем и где сидеть. Раньше думала, с друзьями приятно провести время в уютной кафешке, где не курят, домой приглашала очень редко, отыгрываясь за невозможность уединения в любимом сумасшедшем доме, которым являлась семья на протяжении почти всей моей жизни. Отведав тишины, я очень ценила ее, до сегодняшнего дня не понимая самой простой вещи: оказывается, тишину тоже можно делить на двоих. Делить и молчать. Как сейчас молчали мы с Конрадом, уплетая чудесную рыбу и рагу, макая в подливку мягкий хлеб с хрустящей корочкой.

Я очень люблю сестру, брата, тетю, папахена и маман. Но они бы так никогда не смогли. Болтливость — это у нас семейное. Просто при раздаче фамильных даров на мою долю не выпало слишком много. Но и этого хватило, поэтому, разделавшись с половиной порции, я выпалила:

— Как он там?

— Спит, — пожал плечами вампир.

— Расскажешь, что вообще с ним происходит?

— Нет, я дал слово. Ты сама увидишь. Он сглупил, раз не хочет все объяснить, но все станет скоро слишком очевидно, чтобы скрывать, — качнул головой Конрад.

Темные длинные волосы колыхнулись, не падая на лицо, не залезая в тарелку, не мешаясь, живописной волной. «Мои вот вечно в любую дырку угодить норовят», — не удержалась я от мысленного завистливого вздоха.

— Ты ему сочувствуешь?

— Мм… нет, — возразил вампир и вдруг решился на откровенность: — Знаешь, Лучик, я ведь думал сегодня о друзьях, когда полетела фиолетовая пыльца, и получил того, кого считал веками одним из самых верных спутников, — Серп, мой меч. Но, думаю, не только его. Я испытываю странные чувства к этому мрачному фениксу. Кажется, я стал воспринимать его почти как друга, и он — вампиров в таком не обманешь — испытывает схожие чувства. Связь стала двусторонней.

— Так вас что, заколдовало? Принудило чувствовать то, чего нет? — почти испугалась я. Ненавижу принуждение, стоит на меня начать давить, как я враз на дыбы встаю. Лучше по-хорошему попросить.

— Не так, — возразил Конрад, потерев переносицу, и покачал в пальцах вилку. — Думаю, пыльца ускорила создание той связи, которая в обычном случае формировалась бы очень долго. Мы не привыкли доверять первому встречному, мы вообще не привыкли доверять и доверяться кому бы то ни было.

— Знаешь, у меня такое чувство, будто сто лет тебя знаю, — наконец проронила я, собирая корочкой остатки подливки.

— Аналогично, Лучик, и даже больше, — усмехнулся одними глазами вампир.

— Значит, мне, как подруге и родственнице с широкими полномочиями, можно потрогать твой меч? — проглотив последний кусочек, заискивающе попросила я, как когда-то выпрашивала у Стаськи его фирменную рогатку.

— Можно, — согласился Конрад, и в его руках возник он. Здоровенный, тяжелый даже на вид, в потертых ножнах, с рукоятью, отшлифованной несчетными прикосновениями, и ярко-синим, как глаза вампира, камнем, вставленным в навершие.

— Серп, собирающий жатву, — прошептала я, робко притронувшись к черным ножнам, и едва не ойкнула от неожиданности, когда меч толкнулся изнутри в ответ. Это было как дружеский тычок кулаком, каковыми часто обмениваются мужчины. Ощупывать ножны я не стала, это почему-то показалось мне фамильярностью, но рукоять тоже легонько погладила, удивляясь странным ощущениям в пальцах. Нет, схватить оружие и начать рубить кого-то в капусту мне не захотелось, но душу снова кольнула тоска по тем временам, когда мужчины могли открыто носить оружие.

— Ты очень красивый, — сообщила я мечу, и рукоять ответила вспышкой синего камня, словно Серп по-дружески подмигнул.

— Последний идиот, вздумавший тронуть его, сжег руку до локтя, — эдак между делом сообщил Конрад и похлопал по ножнам.

— Я вообще тогда не понимаю, зачем ты сражался с врагами, достаточно было подарить им на время Серп, — шутливо заметила я.

Мне показалось, что меч рассмеялся вместе с вампиром. Или и правда показалось, потому что глаза уже слипались и зевок следовал за зевком. Насыщенным выдался денек!

— Иди-ка ты спать! — заботливо посоветовал Конрад.

— Ага-а-а. — Ответ закончился очередным зевком, подсказывая, насколько своевременным было предложение. — Спасибо насчет Серпа. Меня еще никогда с оружием не знакомили!

— Ему тоже было приятно, — проронил новоявленный родственничек с задумчивой усмешкой и снова хлопнул по ножнам. Оружие пропало как не бывало, может, тоже отправилось спать. Насчет интеллекта и потребностей меча Конрада я уже ни в чем уверена не была.

Выдав новому постояльцу пару запасных комплектов постельного белья и полотенец из гостевых наборов (притащил ли Ледников свои вещи, спрашивать не хотелось), смыв дачную пыль под душем с апельсиновым гелем и почистив зубы, я свернулась уютным калачиком на чистых простынях.

Нет, кровать у меня не маленькая, при въезде на тетушкину жилплощадь я узурпировала ее ложе, где свободно лежалось как вдоль, так и поперек. Не помню уж, для которого или которым из мужей была сделала сия сногсшибательная покупка, поименованная прямолинейной Танюшкой «офигенный траходром», а только мне и в самом деле нравилось на ней спать. Я наслаждалась возможностью принять любую позу, переложить подушку, словом, наверное, в моем выборе именно этой постели тоже было что-то от ненормальной тяги к свободе.

Я лежала и слушала дом. Пластиковые окна пропускали лишь жалобное попискивание сигнализации, призывающей хозяина одинокой машинки, а песни и шум подростков, обожающих собираться под окнами и отравлявших раньше мой сон хохотом, скандалами и скверной музыкой, блокировали начисто.

Человек быстро привыкает к хорошему, привыкает к уюту, уединению, тишине и просторной кровати. Дрема напрыгнула пантерой, отыгрываясь за интенсивно прожитый день. Я только успела понадеяться, что поводов для цветных видений сегодня выпало больше и они отстоят право на яркие, приятные сны у мрачных переживаний.

Просыпалась медленно, качаясь на волнах блаженной неги и тепла. Я укрываюсь легким пушистым пледом, но надеваю пижамку и, случается, немного подмерзаю поутру. Тогда набрасываю сверху еще одно одеяло, предусмотрительно скатанное в ногах постели. Но сегодня было странно тепло и расслабленно-покойно. Ага, покойно в первые несколько минут осознания в мире бодрствующих, а потом я поняла шокирующую вещь. В комнате кто-то был, я слышала звук чужого дыхания, и не где-нибудь, а у себя за спиной — это раз! Ко мне прижималось крепкое мужское тело, причем прижималось весьма недвусмысленным образом, демонстрируя твердую заинтересованность где-то в районе бедра, — два! Одна рука по-хозяйски обосновалась на талии — три! Прядь сияющих переливами цветной белизны волос свешивалась через мое плечо — четыре!

Набора убедительных доказательств оказалось достаточно, чтобы сообразить даже тупице: у меня в постели валяется мужчина, конкретно ЛСД. Нет, не валяется. Скосив взгляд через плечо, я убедилась: он в ней самым наглым образом спит, умудряясь при этом еще и лапать меня.

Отталкивая в сторону чувство разнеженной уютности и правильности происходящего, никак не вязавшееся со здравым смыслом, я возмущенно завозилась. Меня только крепче притиснули, даже не думая просыпаться. Тогда я кашлянула. Без толку. ЛСД, умаявшийся за день прошедший не меньше меня, дрых как сурок.

Пришлось поднять руку и потрясти наглеца за плечо. Только тогда он открыл глаза, полные томной неги, впрочем сразу же сменившейся неодобрительным негодованием, и процедил, отшатываясь по горизонтали:

— Потрудитесь объяснить, что вы делаете в моей постели? Не знал, что девушки до такой степени забыли значение слова «стыд»!

— Я? В вашей? — Крайняя оторопь и негодование от этих «справедливых» обвинений были настолько велики, что странным образом переплавились в гомерический хохот. Я села на кровати и, давясь смехом, уточнила: — А может, вы в моей?

Ледникова как кипятком окатило. Он не только подпрыгнул, он фактически завис над кроватью с самым очумелым видом и издал болезненный стон. После чего смуглая кожа стала наливаться румянцем. Прежде чем я успела загадать, станет ли ее оттенок свекольным, куратор исчез.

Я, все еще хихикая и почему-то совершенно не обижаясь — выражение лица куратора стало наилучшей компенсацией, опустила голову на подушку и попыталась зарыться в нору из пледа. Люблю поваляться в выходной, помечтать, но почему-то сейчас не лежалось.

«Холодно, что ли, стало без большой и вредной грелки?» — пошутила я мысленно и пошла в душ.

В ванной плюхаться могу долго, с чувством, с толком, с расстановкой, и под душем, и в наполненной пеной ванне, а если еще с собой соленых сухариков, сушеной рыбки или орешков прихватить — вообще лепота. Наверное, компенсирую недостачу водных процедур в детстве, когда стоило залезть в воду, кто-нибудь непременно начинал ломиться в дверь и вопрошать, когда освобожу помещение. Не со зла, просто, когда долго живешь с кем-то в одном месте, частенько всем приспичивает делать одно и то же гигиеническое дело одновременно. У нас даже ночью очередь в заведение номер один частенько случалась.

Так вот и сейчас, стоило мне расслабиться в воде (мобильник лежал рядом, чтобы никому не вздумалось позвонить судьбе назло и обломать кайф), затрезвонили во входную дверь. Одновременно начал пищать давящийся эсэмэской сотовый. Матом я не ругаюсь, я на нем даже не разговариваю, как сосед-прораб с третьего этажа, чьи загибы заставляют восхищаться даже интеллигентов, но в эту минуту экстренно захотелось научиться.

Наскоро промокнула тело полотенцем, запахнула халатик и прошлепала открывать. Вдруг что-то срочное? А убить гонца, приносящего дурные вести, всегда успеется. Заодно бросила взгляд и на экран телефона. Ага, вчерашний заказ одежды пришел в пункт самовывоза.

На пороге квартиры стоял ЛСД. Краска смущения уже сошла, смуглое тело сменило облачение из черных плавок на неизменно черную рубашку и черные брюки. Только переливающиеся пряди на висках выбивались из общей «готишной» картины, выгодно дополняемой сумрачным выражением лица.

— Приношу свои извинения за утреннее происшествие, — через силу выдавил Ледников, не переступая порога.

— Ага, я не я, и лошадь не моя, все проклятая наследственность, внечувственным образом телепортировавшая бессознательное тело в мою кровать, — покивала я. Что-то меня снова начало пробивать на хи-хи.

— Да, — резко кивнул Сергей Денисович, соглашаясь с удивительно абсурдной версией.

— Надеюсь, это была разовая акция? — насторожилась я.

— Надеюсь. Я постараюсь избежать подобных неприятных казусов в будущем, — сухо согласился куратор, вроде бы и извиняясь, но каким-то образом попутно умудряясь оскорбить меня извинениями. Неприятный казус! Ха!

— Привязывать себя к кровати попробуйте или наручниками для надежности крепите, дабы давить на корню души ужасные порывы, — ядовито посоветовала я в отместку и собралась закрыть дверь перед колоритным носом черной сволочи.

Выставленная нога намертво блокировала мое намерение. Прохладный голос продолжил:

— Личная неприязнь не должна служить помехой продуктивности совместной работы, Гелена Юрьевна. Своевременное информирование об исполнении миссии привратницы, напротив, будет весьма способствовать эффективности, — невозмутимо закончил, будто его и не прерывали, вредный кайст.

— Никогда бы не догадалась, — буркнула я и все-таки отступила, впуская куратора в дом. — Чего вам нужно знать? Вроде все отчеты вчера отправила.

— Минотавр? — ЛСД демонстративно покрутил головой, давая понять, что не чувствует его присутствия в квартире.

— Я оставила Рому на даче, соседка за ним присмотрит. Может, даже больше чем присмотрит, — в первый раз за разговор улыбнулась я, вспоминая лапищу минотавра и махонькую пухлую ладошку Лизочка, доверчиво лежащую в ней. — Если что нужно для документов, я его привезу, а потом назад переправлю.

— Стало быть, минотавр перешел в разряд эмигрантов. Я учту. Пока надобности в его присутствии нет. «Перекресток» не штампует документы для легализации пачками, нужно время. Это только вы ухитрились за сутки протащить на Землю двоих и открыть портал чуть ли не больше десятка раз. У иных привратников амбиции не столь масштабны.

— Можно подумать, что я нарочно, — фыркнула я в ответ на несправедливое обвинение.

— Можно, — более чем охотно согласился куратор, без приглашения пересекая коридор и опускаясь на кресло в гостиной. — Гипотезы взаимосвязи личного стремления привратников и частоты открытия врат разрабатываются.

— Мне бы хотелось поговорить с другими привратниками, — уселась я на диван. А чего, стоять перед ним навытяжку? Может, еще сходить за кепкой и честь отдать? Не дождется!

— Я уже упоминал о сложностях данного процесса! Чем вы слушали? — процедил ЛСД.

— Не намерена я срываться и автостопом по Галактике отправляться на поиски собратьев по аномалиям. Но есть же мобильный телефон, электронная почта, аська, скайп, наконец. Мы могли бы поболтать, поделиться, так сказать, опытом, — не собиралась я сдаваться без боя, отстаивая право на информацию.

— Я уточню у руководства возможность предоставления конфиденциальных сведений подобного рода, — сухо ответил ЛСД и продолжил… хм, скорее допрос, чем расспросы: — После минотавра другие гости открывали дверь?

— Нет, пока все ти… — начала говорить я и была перебита оглушительным перезвоном ветряных колокольцев с той самой злополучной двери.

Маленьким личным счастьем стало то, как дернулся от звука ЛСД. Будто к нему двести двадцать подвели. Он ухватил меня за запястье и телепортировался к источнику шума. Перемещаться с кем-нибудь оказалось столь же просто, как и самой. Секундная дезориентация, заложенные уши — и полный о'кей по итогам. Я про ощущения от переноса, а не о личных впечатлениях от увиденного.

Распахнутая дверь кладовой являла нам зрелище, достойное даже не фотоаппарата — камеры. У кладовой начисто отсутствовала пара стенок, правая и левая, вместо них темнел зев бесконечной пещеры, раздавался звук капающей со сталактитов воды и шелест шагов.

Они шли в колонну по трое, завернувшись в серые, как пожухлый лист, плащи. Длинные волосы стянуты в тугие хвосты, глаза сияют сосредоточенными созвездиями, отражая свет странных ламп, похожих на цветки лилий, острые кончики ушей настороженно прижаты к головам. На поясах мечи. За плечами луки. На нас не смотрит ни один. То ли не видит, то ли не желает отвлекаться на посторонние предметы. Словно мы для них вообще не существуем или попросту несущественны.

Это идет армия. Куда, откуда, зачем — ничто не ясно, но почему-то ни мне, ни Ледникову не приходит в голову их окликнуть, спросить, а тем более остановить. Стоим и пялимся, как два дятла, в открытое чрево порталов.

А потом все заканчивается. Поднимается серый туман, сначала он стелется под ногами, завиваясь кольцами, потом принимается ласкать колени, как игривый щенок. А обретя силу, взвивается ввысь серым огнем, поглощая все. Когда туман рассеивается, на месте кладовой снова лишь кладовая, и ничто не напоминает о бесконечных шеренгах остроухих воинов, разве что листок из какого-то серебристого металла на полу.

— Что это было? — попробовала я прояснить ситуацию наводящим вопросом.

— Не знаю, — ответил куратор, не грубо, просто констатировал факт. Помолчал и прибавил: — Врата открылись сразу в две точки пространства миров, превратив кладовую в перемычку, стянувшую их воедино. В анналах «Перекрестка» нет данных о массовых перемещениях через порталы Земли и открытии двух порталов одновременно. Ни одной.

— Все когда-нибудь случается в первый раз, — философски согласилась я и подняла с пола заколку-брошь. Красивая! На пиджаке офисном отлично смотреться будет, и всегда можно похвастаться, что вещь эльфийской работы. Все равно никто не поверит. Всего полтора дня, а я запас личных накоплений ювелирки увеличиваю так стремительно, словно какой-то хапуга-дракончик. Кстати о ювелирке. Я посмотрела на руку, где у локтя должна была висеть зарра, а на запястье целительный русалочий браслет. Только что заметила, что под халатом нет ни того ни другого. И когда ухитрилась растерять?

Додумать мысль о выдающихся потерятельных способностях не удалось, потому что на руке проявились, повинуясь желанию, и, стоило утратить концентрацию, снова исчезли из виду стилет и браслет. Уф, они заколдованные, а не утраченные безвозвратно, и на том спасибо! Ну и ладно! Все равно ведь холодным оружием я хвастаться напропалую не буду, и почему-то точно так же не хочется никому давать примерять жемчужную низку, свернувшуюся уютной змейкой на запястье. Я не жадная и даже не особенно экономная, просто это слишком мое, чтобы быть еще чьим-то.

Пустой пол кладовой — еще вчера вечером, пока грелась рыба, я вытащила оттуда все, что можно растоптать и разгрохать ненароком в процессе перемещения крупной биомассы, — интереса не представлял. ЛСД первым потянулся и захлопнул дверь, а потом, как будто подводя итог творящимся безобразиям, резюмировал:

— Я постараюсь добиться разрешения на контакт с другими привратниками. Вам это действительно может оказаться небесполезно.

— Спасибо. А можно еще вопрос?

— Спросить вы вольны что угодно, Гелена Юрьевна, однако я не могу обещать, что отвечу, — выставил условия куратор.

— Точки врат, они все время одни и те же и подсчитано ли их точное число? — спросила я, входя на кухню и щелкая кнопкой чайника. Тот загудел, подмигивая голубым глазком. Специально искала себе именно голубой, не люблю оранжевый и красный.

— Дверью в вашей квартире может оказаться любая точка пространства, обычно проход открывается там, где открылся впервые, остальные порталы, сколько бы их ни было, образуются кучно.

— Нет, я не о своем, а о привратниках и вратах в других местах Земли. Вот вчера умерла та старая женщина — тот, кто придет ей на смену, появится в той же области, городе, улице или доме?

— Город, — что-то обдумав, проронил куратор. — В крайнем случае, пригород, не дальше.

— Как вы это вычисляете? Неужели всегда только через провидцев? Может, есть аппаратура, фиксирующая аномалии…

— Аппаратуры нет, порталы не фиксируются никакими приборами, ни во время действия, ни во время открытия, ни в финальной фазе, — пожалел Ледников. — Во всяком случае, прибора, способного на это и не самоликвидировавшегося в первые же доли секунды, не изобретено. Провидица, как я уже говорил вам, одна, она потомственная. Других с аналогичным талантом не выявлено. Анастасия ограниченная, довольно странная женщина, но ее дар воистину уникален. Что касается точного количества стационарных порталов в иные миры — оно фиксированно и держится на уровне пяти десятков.

— Примерно пяти десятков или точно до единицы? — въедливо уточнила я.

— Точно, — поправился ЛСД, чуть склонив голову набок.

— Значит, существует пятьдесят врат. Все время пятьдесят, и все время в одних и тех же точках? Без исключений? Это число максимально возможное, по пересчету всех когда-либо открывавшихся порталов, а постоянно действует меньше? — продолжила я допрос на интересующую тему.

Впервые за часы, проведенные вместе, Ледников взглянул на меня как на человека. В его взгляде на миг проявилось ничем не замутненное удивление: «У нее есть немного мозгов?!»

— Порталы открываются географически в одних точках, после угасания привратника другой в том же месте появляется быстро, на протяжении самое большее трети года, постоянно действует не меньше сорока врат, — отчитался куратор, с проснувшимся интересом следя за моей претензией на умственную деятельность.

— А вы детально с географией порталов знакомы? — продолжила допытывать я.

ЛСД кивнул и попал! Я загорелась! Метнулась в коридор и вернулась с большой картой Евразии. Карты, как и геометрия, были моей слабостью. Еще в детстве мы с папахеном играли в путешествия на расстеленной по ковру в гостиной карте мира.

— Вот! — Я раскатала карту, прижав уголки солонкой, перечницей, салфетницей и кувшином с водой. В руки Ледникову ткнула острый простой карандаш. — Покажите!

— Что именно вы хотите, Гелена Юрьевна? — непонимающе нахмурился куратор.

— Отметьте на карте точки, где живут привратники. Уж это-то, надеюсь, не тайна за семью печатями?

— Не тайна, — хмыкнул Ледников и начал тыкать в карту карандашом с выражением на лице из серии «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось».

Чем больше точек появлялось на карте, тем сильнее у меня чесались руки. Я сбегала за готовальней из кладовки запасливой тетушки и вооружилась циркулем. Уж больно подозрительно располагались точки. Примерно прикинув радиус, я начала рисовать кружки, правда, пару раз пришлось воспользоваться ластиком. ЛСД следил за мной, как сапер за миной, не мог понять, где сейчас рванет. А я, изобразив тринадцать кругов, отложила циркуль и полюбовалась на дело рук своих. Картинка обрела четкость, ясность и простоту, пусть никаких логических объяснений и не прибавилось.

— Что вы нарисовали, позвольте полюбопытствовать? — Похоже, куратора реально заинтересовал итог моих чертежных потуг.

— Тринадцать кругов одинакового радиуса, расположенных в форме цветка, — честно ответила я, — а если нарисовать линии, соединяющие каждый круг с каждым, будет Куб Метатрона на плоскости. Очень приблизительный, конечно. Наверное, должна учитываться еще и высота над уровнем моря. Готова спорить на что угодно, это он! А точки дверей в количестве пятидесяти соответствуют сумме вершин пяти Платоновых тел, — гордо объявила я.

Искры понимания в глазах Сергея Денисовича не затеплилось, он явственно начал раздражаться. А чего беситься, если не знаешь кое-чего просто потому, что не местный или никогда геометрией не интересовался?

— Куб Метатрона вмещает в себя пять Платоновых тел: тетраэдр, гексаэдр, октаэдр, додекаэдр и икосаэдр, — постаралась растолковать я. Ага, в черных глазах что-то сверкнуло, названия фигур куратор знал. — Я не сильна в сакральной геометрии, мне просто картинка когда-то красивой показалась и композиция. Знаю, связано это с религиозным понятием Плода Жизни.

— А Метатрон? Что это? — всерьез заинтересовался ЛСД.

— Кто. Вроде как ангел у иудеев, воплощение справедливости и еще чего-то. Говорю же, я не сильна в религии. Важно другое, порталы действительно не с бухты-барахты возникают там, где возникают! Закономерность и порядок подчиняются законам! Пусть даже законам геометрии! — объявила я.

— Ученые «Перекрестка» не делали подобных выводов, — проронил ЛСД, впрочем, обзывать меня дегенераткой с навязчивыми идеями не торопился.

— Может, им оно просто на фиг не нужно? Сам феномен наличия дверей, привратников и гостей куда больше интересует? — пожала я плечами. — Даже если пространственная геометрия рулит процессом, никаких реальных выгод это знание не несет. Так, интригующий геометрический анекдот. Если ваша контора не научное заведение, а больше по практике, то им и вовсе на Куб Метатрона наплевать будет.

— Еще вчера я бы категорически не поверил вашим выводам, сегодня не знаю, — как-то даже устало промолвил ЛСД, пальцы задумчиво огладили скатерть на столешнице, и я только что заметила, что метаморфозы произошли не только с волосами куратора. Его черные самоудлиняющиеся когти-ногти окрасились в странный серебристый цвет, как будто их покрыли декоративным лаком, и чуть распрямились. — Однако мне было интересно. Благодарю за информацию… Куб…

Ругаться, как вчера, с куратором больше не хотелось. Его надменная брезгливость оказалась лишь маской. Защитной маской, чтобы никто не плевал в душу. Слишком потерянно звучал его голос вчера в беседе с Конрадом, слишком потрясенным выглядел ЛСД утром, проснувшись в моей кровати, и слишком завороженным, когда стоял плечом к плечу со мной в дверях кладовой и созерцал армию на марше. Его душа, как и моя, откликалась на чудо. И загиб мой геометрический слушал с чем-то близким к уважению, не поднял на смех.

— Чай будете? — Я скатала карту со стола и встала к откипевшему минут пять назад чайнику.

— Да, будьте любезны, — рассеянно поблагодарил Сергей Денисович.

Темный взгляд равнодушно скользнул по выставленным вместо карты на стол колбаске, сыру и хлебу. Не хочет есть или утренние эпизоды у него начисто аппетит отбили? А фениксы вообще нашу пищу едят, кроме риса, рыбы, бульона и сухарей? Вот вампиры точно едят так, что за ушами трещит, за острыми. Может, кайсту зернышек надо насыпать? Так я могу! Пшено, гречка, рис, перловка на выбор. Представила реакцию куратора на мисочку с сырой крупой и вежливое: «Поклюйте!», хихикнула и занялась составлением бутерброда.

Кстати о моем клыкастом родственнике, что-то давно его не слышно. Ушел на охоту или давит ухо? Я спросила Ледникова, и тот соизволил ответить:

— Ваш личный вампир еще вечером отправился гулять по городу, знакомиться с владениями.

— А что, «Перекресток» совсем не беспокоит вопрос питания Конрада, то есть теперь Кондрата? Дурацкое имечко, кстати, прилепили. Вдруг он решит перекусить на экскурсии? — подкинула я провокационный вопрос, пытаясь чуть-чуть расшевелить куратора.

— Касательно трупов он предупрежден, все остальное… — ЛСД пожат плечами эдак безразлично и взял кусок сыра. Принялся меланхолично жевать, крутя в тонких пальцах чашку с мятным чаем. Люблю я этот запах.

Кажется, фениксу было вообще плевать на популяцию людей и возможное снижение ее численности с помощью острых клыков обаятельного кровососа. Честно сказать, если не будет трупов, то на охотничьи развлечения Конрада мне тоже было начхать. Так ли уж далеко я ушла по дорожке мизантропии от Ледникова? Или это качество оказалось заразно?

В дверь, ту самую, официально считавшуюся выходом из квартиры, позвонили. Робко. Динь-тинь. И все. То ли ошиблись, то ли стеснялись, то ли старшая по дому Самохина. Та всегда звонила очень скромно и, везя на себе тяжеленный воз административной работы, общалась с жильцами так, словно была должна каждому как минимум мильен баксов.

Проглотив кусок колбасы, почти не жуя, я пошла открывать. Если это действительно Самохина, не стоит заставлять бабушку ждать. После многочисленных визитов из-за грани миров дверь на площадку я открывала, не озаботившись сакраментальным вечным вопросом «Кто там?».

Кстати, особо балдела я, когда заставала очередную бытовую сцену у подъездного домофона с финально-банальным ответом: «Я». Так и хотелось спародировать Кролика из Винни Пуха и выкрикнуть: «Какое такое я? Я бывают разные!»

За моей дверью переминался с ноги на ногу Василек с пакетом. Густо-бордовый (друг детства всегда краснел с удивительной легкостью), он проговорил, словно репетировал на конкурс скороговорок: «Приветвотпирогимамавелелапередатьнуяпошел», — и ткнул в меня пакетом с выпечкой. Тетя Катя частенько баловала знакомых своими шедеврами и даже рассылала их с сыном по выходным. Но никогда раньше Васька не вручал передачек с помидорным отливом фейса. Все еще страдает из-за вчерашнего крушения надежд?

— У вас гость, Гелена? — Прохладный голос ЛСД выступил бикфордовым шнуром неловкого момента. Посторонний мужчина в доме, одетый с элегантной небрежностью и так по-хозяйски ведущий себя в моей квартире, в очередной раз добил Ваську, почти уничтожил.

— Друг на минутку заглянул, — ответила я, принимая из скрюченных пальцев Васьки кулек, благоухающий рыбными пирогами. Минутку-другую на объяснения и сожаления в присутствии постороннего просить не стоило, а друг, почти бывший друг, кажется, снова решил, что столкнулся с моим любовником, теперь под номером два.

— Спасибо за пироги, Вась, ты — просто палочка-выручалочка, как раз думала, чего бы такого на завтрак укусить. — Я потянулась и чмокнула парня в щеку. — Тете Кате огромный привет. Зайдешь?

— Вряд ли это уместно, Гелена. — Пальцы ЛСД по-хозяйски опустились на мое плечо и потянули назад, вроде небрежно, но с такой силой, что я была вынуждена отступить и прижаться к горячей, чувствовалось даже сквозь слой одежды, груди куратора, чтобы не упасть.

— Пока, — пробормотал Васька, попятился и, резко развернувшись, метнулся прочь.

— Возьмите на заметку: встречи с любовниками лучше проводить вне квартиры с порталами. — ЛСД все еще продолжал придерживать плечо, страховался, чтобы я не рванула догонять друга. Конечно, куратор заботился об организации моего рабочего места, потому и вел себя так провокационно, демонстрируя несуществующие отношения.

Но я снова не побежала за Васькой, потому что, во-первых, стервец был прав — мой дом теперь не лучшее место для дружеской посиделки, а во-вторых, доказать, что ни вчерашний нудист, ни сегодняшний «гот» мне не любовники, обойдя причины их пребывания на квартире, я не смогу. Вот я и осталась на пороге, даже кусок рыбы из морозилки для тети Кати не передала. Пока я переживала, с лестницы на площадку неслышным шагом вошел свежий как майская роза, несмотря на ночную прогулку, Конрад.

— Лучик, все хорошо? — озаботился он моим странным стоянием с кульком на пороге.

— Привет. — Я невольно улыбнулась новому родственнику. — Нормально. СМС только что получила. Твой заказ с одеждой пришел. Сам пойдешь мерить или проводить?

— Справлюсь. Как получать, ты объяснила, карту города я вчера изучил, поход через три квартала осилю, прямо сейчас и пойду, — заверил меня вампир.

Убедившись, что мы с ЛСД не намерены вцепиться друг другу в глотки прямо сейчас, Конрад усмехнулся каким-то своим мыслям и исчез из виду прежде, чем я его завтракать позвала. Тяжкий вздох при воспоминании о Васильке вырвался из груди, забытый кулек пошуршал в руке, я предложила куратору:

— Пойдемте пить чай, пироги еще теплые.

— Не стоит переживать, приласкаете своего кавалера в другой раз, желательно на его территории, — проронил ЛСД.

— Я вот не пойму, вы меня опять оскорбить пытаетесь или так разговор из вежливости поддерживаете? — хмыкнула я, выкладывая румяные пироги на тарелку. Да, печеные, говорят, полезнее для здоровья, но как же организм балдеет от жареных!

— Пытаюсь вторично объяснить, что личные отношения вам теперь лучше поддерживать вне площади открытия портала, во избежание проблем и объяснений, каковые вы не сможете дать из-за ограниченного восприятия абонента, — пояснил куратор, расположившись на моей кухне, как у себя дома, и невозмутимо откусил от пирога.

— Это я уже поняла, только незачем было обижать Ваську, ему и так плохо.

Умом я сознавала, что по большому счету в бедах рыжего друга Ледников не виноват, но досада на ситуацию и невозможность что-либо исправить бесили. Бесили настолько, что хотелось сказать гадость. Но на фига нам сдалась очередная эскалация конфликта? Ни на фига! Вот я и ограничилась бурчанием:

— Второй день подряд в квартире какие-то посторонние мужики толкутся. И вообще, мы не любовники.

Не знаю, зачем я добавила последнее, может, под действием рыбного запаха мозг, вместо стимулирования потенциальной фосфорной подпиткой, усох окончательно. А только ЛСД скривил рот и съехидничал:

— Осталось лишь прибавить, что вы до сих пор девица, хранящая себя для единственного. Избавьте меня от подробных описаний вашей несчастной личной жизни.

— То, что я девушка, не повод для издевок, — озлилась я окончательно, ожесточенно вгрызаясь в пирог и раздумывая, а не выставить ли ЛСД опять за дверь. И как он догадался? Сволочь! Хотя с его-то рожей и характером небось не часто женское внимание перепадает.

Не то сип, не то хрип отвлек меня от злобного сочинения благих пожеланий любимому куратору. Я вскинула голову. Этот феникс недобитый решил помереть на кухне. Он хватался за шею и пытался дышать. С горлом, забитым пошедшим не в ту дырку пирогом, получалось плохо. Самоудушением решил заняться мне назло?

«Посидеть, что ли, подождать?» — мелькнула и исчезла мстительная мысль. И так было понятно, что не стану, и не только из-за грядущих неприятностей в случае смерти сотрудника «Перекрестка». Тело начало действовать раньше, чем голова приняла сознательное решение. Подскочила и съездила гаду по спине от всего сердца, почек и души. Хоть так отомщу, во спасение, так сказать! Судорожный вздох и кашель отчетливо подсказали — оказание первой экстренной помощи прошло успешно.

Ледников продышался и принялся запивать расцарапанное горло теплым чаем. Больше он не сказал ни слова. Благодарить не стал, ну да хоть хамить не начал по новой. Он молчал, и вообще казался каким-то прибитым (не от одного же моего удара?) и загнанным в угол (а тут я вообще не при делах!). Темный взгляд стал невозможно тоскливым и мрачным. То, что раньше я принимала за «куратор не в духе», было, оказывается, его нормальным рабочим состоянием.

Нет, искать на телике Задорнова или комедию я не стала, только отвернулась, чтобы мину с носом-клювом не видеть, и чашку переставила. Никогда не слышала, чтобы чай сворачивался, да все когда-нибудь в первый раз происходит, от такого выражения на «харизме» он запросто мог скиснуть.

Резкий даже не звон — взвизг колокольчиков, пристроенных у «самораспахивающейся двери ВНИТУДА», заставил меня подпрыгнуть на табуретке и расплескать чай. Хорошо, никогда не пила кипятка, а то бы ожога не миновала. Мы с ЛСД обернулись синхронно, как марионетки, дернутые за нити умелым кукловодом.

На пороге кухни стояла мумия.