Глава 9
ЧУДЕСА ФЛОРЫ

Вернулся Ледников столь же неожиданно, как и исчез, и еще более хмурым. Если раньше мне казалось, что степень мрачности его носатой физиономии и так зашкаливает, то теперь было ясно: прежде куратор был лишь слегка насторожен.

— Чего такой хмурый, Сергей Денисович? Телепортировались не с той ноги? — не смогла я упустить возможность для метания шпильки.

— Один из привратников мертв, — сухо объяснил куратор, не включившись в пикировку.

— Убили? — ахнула я, наверное, под впечатлением отличной почти состоявшейся встречи с внедорожником. Всякое желание шутить и ерничать пропало напрочь.

— Ее жизнь клонилась к закату, возможно, сердце просто устало биться. Я пришел по зову браслета, но успел лишь констатировать смерть и забрать гостя, — задумчиво поделился соображениями Ледников. Ворот его черной рубашки распахнулся, и из-за пазухи выпорхнуло дивное создание.

Радужные, как у бабочки, крылышки, золотистые волосики — копна-одуванчик, гибкое тельце, платьице из цветочных лепестков, голосок звонче колокольчика и капризное выражение на перепуганной мордашке.

— О, фея Динь-Динь, — ошалело идентифицировала я малютку. Чисто теоретически имелась уверенность в том, что в мире подлунном, я про вселенную, возможно все. Чуть-чуть шокировало только то, что оно имеется прямо здесь и сейчас. К примеру, лицезреть такое создание — сказочную крошку, очень похожую на мультяшную феечку, — было действительно неожиданно.

— Какая крохотуленька! — умилился минотавр, плененный тесной кладовкой. Для него летающая девочка была что для меня муха.

— И вовсе нет! — Малютка скроила еще более капризную гримаску и топнула в воздухе ножкой, поворачиваясь вокруг своей оси так, чтобы каждый из присутствующих верзил имел счастье наблюдать ее недовольство. — Динь-Динь — моя двоюродная тетушка, а я Тинь-Тан!

От темпераментного вращения крошки юбчонка на мгновение задралась, и я совершенно точно увидела, что он — не Динь-Динь. Под тканью у феечки совершенно отчетливо просматривались мужские колокольчики.

— Приятно познакомиться, Геля, — в свою очередь представилась я, несколько смущенная стриптизом, пусть и в столь ювелирном, то есть миниатюрном исполнении.

— Старуха солгала, обещала открыть дверь к Каалахарне и умерла! Черный верзила сказал, эту дверь откроешь ты! — Если б не нежность и тонкость голоска, я бы сказала, крылатый малютка нахально рявкнул требование. Его миниатюрность не стала бы препятствием для ответной резкости с моей стороны в духе: «Раз черный обещал, пусть он открывает». Но бесшабашная решимость, плескавшаяся в синющих глазах малыша, свидетельствовала о том, что его приказной тон не более чем ширма, за которой притаилась последняя и самая отчаянная надежда вкупе со страхом.

— А я могу открыть дверь перед чужим гостем? — озадаченно запросила я подсказку зала — инструкцию у куратора.

Тот невозмутимо кивнул:

— Прецеденты имеются.

«Раз можно, то о чем базар? Есть клиент, значит, будет дверь», — мысленно согласилась я, несколько насторожившись при слове «прецеденты» и стоящей за этим очевидной реальностью, касающейся смертности кураторов и потенциальной опасности сей увлекательной, чего греха таить, работы.

— Если тебе действительно нужно именно туда, получишь свою Калахари, — пожала я плечами. Малая личная статистика переходов свидетельствовала: клиенты, уходящие порталами, оставались довольны конечным пунктом назначения.

— Каалахарну! — поправил Тинь-Тан, надув алые, как сок клубники, губенки.

Теперь этот мелкий обиделся, что я с первого раза не воспроизвела зубодробительно-географическое наименование цели. У меня вообще со скороговорками туго. Если сакраментальную историю сосущей Саши я еще могла повторить худо-бедно в приемлемом темпе, то стоило зайти речи о траве и дровах, как поленница у меня мигом менялась местами с мелкой растительностью. Стаська, гад, одно время специально выискивал самые языколомательные скороговорочки и хохотал как умалишенный над моими вольными импровизациями на тему.

— Да хоть в Сахару! — припомнив детские обиды, огрызнулась я.

Но мотылек меня уже не слушал.

— Пахнет сладко! — объявил он, потянув носом аромат, идущий от духовки, где доходила до готовности шарлотка.

«И этого кормить!» — обреченно подумала я и поскорее, пока решительный малявка не взял штурмом плиту, объявила: — Шарлотке еще пятнадцать минут печься. Придется подождать! Из готового есть рыба.

— Рыбу не ем! — категорично отказался мелкий привереда и устремился к новой цели, засеченной его внутренним локатором.

Обращая на минотавра столько же внимания, сколько на стену и утварь (может, он на крупные предметы как на живое вообще не реагировал?), Тинь-Тан метнулся к полкам кладовой. Он завис над банкой с цветочным медом, успевшим за давностью лет перейти из жидкого в твердое состояние. Да что там твердое. Продукт уверенно стоял на пути к стопроцентному окаменению. Подарочек с личной пасеки дедушки одного из сослуживцев на день рождения совершал этот сложный химический процесс, потому как у меня не поднялась рука передарить подарок, сделанный от всей души. Подруги иногда добавляли медку в чай, а я хранила его как НЗ на случай ангины. Иных путей реализации, из-за отсутствия тяги к сладкому у владелицы банки, не наблюдалось.

Так вот, Тинь-Тан завис у банки с выражением маньячного вожделения на кукольном личике и чуть ли слюной не истекал. Я возликовала! Пусть и мелкий, зато гость, которого можно угостить и уменьшить какой-то нескончаемый запас сладкого, без угрызений совести по перепихиванию подарочного продукта.

— Это мед. Открыть банку?!

— Хочу-у-у! — пропел мотылек, и в тоне его мне послышалось винни-пуховское: «То и другое, можно без хлеба». Значит, в отдельную емкость не выковыриваем!

Я протянула руки (мимо минотавра втиснуться в кладовую целиком никакой возможности не было), взялась за крышку и потянула. Летун, не дожидаясь завершения процедуры откупорки, ввинтился в зазор. Картинно раскинув руки, упал в каверну засахаренного продукта.

Когда-то мне на глаза попал тупой детский мультик. Сути его не помню, хоть убейте, зато в памяти прочно засел эпизод про термитов, которые в считаные секунды уничтожают в доме всю мебель: стол, диван, кресло. Так вот, крошечный Тинь-Тан работал челюстями и ручками с бритвенно-острыми ноготками со скоростью тех мультяшных термитов. Вряд ли прошло больше минуты с того мига, когда он влетел в банку, до торжественного излета из нее с самым блаженно-умиротворенным выражением на личике. Фей слупил весь мед, нисколько не заморачиваясь тем, что нарушил своими действиями несколько физических законов Земли. Мне осталось только удивленно вытаращиться на героя-освободителя, чьими трудами я избежала позорной необходимости выкидывать подарок, да в придачу отпала необходимость отмывать банку. Она сверкала такой чистотой, что следовало лишь сполоснуть для проформы.

— А теперь в Каалахарну! — попросил сияющий как лампочка кроха, торжественно объяснив причину спешки: — Я чувствую силу предстать перед священным цветком предков!

— Ну если чувствуешь, давай попробуем… — Следовало только предупредить минотавра о том, что сейчас «может вылететь птичка». Рогатик почел за лучшее зажмуриться и перестраховки ради даже закрыл глаза громадными ладонями.

Я отступила за порог тесной кладовки и закрыла дверь. Выждала миг-другой и снова рывком распахнула. Вместо правой стены кладовой был луг. Нет, был ЛУГ. Цветы и травы, на нем произрастающие, страдали гигантоманией в тяжелой форме, или, вернее, они ею наслаждались. Нельзя страдать так ярко и красочно! Буйство красок и ароматов составляло грандиозную феерию, королевой которой был громадный цветок, настолько величественный, что Раффлезии Арнольди и Аморфофаллусу Титаниуму оставалось лишь нервно курить в сторонке и считать себя вольфиями из пруда. Больше всего гигантский цветик-лютик походил на лилию, слившуюся в страстном лобзании с ирисом. Интенсивно фиолетовый в середине, лиловый дальше, вся радуга красного от сердцевины к краю, источающий великолепный аромат. Удушающий, словно от десятка флаконов с дорогими духами, разлитыми в одном месте, но вместе с тем удивительно приятный. Это растение было волшебно. Я ничуточки не удивилась, когда Тинь-Тан благоговейно выдохнул:

— Каалахарна! — и кометой помчался к цветку.

Лишь у лепестков он немного затормозил, чтобы свечкой взмыть вверх и столь же резко ринуться вниз, в сердцевину бутона. От его падения пыльца взметнулась могучим взрывом, подобным фейерверку из мерцающих фиолетовых искр.

Взрывная волна сияющей пыльцы, как и полагается при взрыве, зависла грибом над соцветием, а потом начала распространяться во все стороны, в том числе и в сторону нашей кладовой.

Словом, убежать или дождаться затворения портала никто не успел. Нас накрыло с головой. «Надеюсь, оно не радиоактивно!» — мелькнула опасливая мысль, ноздри защекотали мельчайшие пылинки, и я оглушительно чихнула. Мой жалкий, какой-то кошачий чих потонул в групповом акте громового чихания. В глазах потемнело, пол ушел из-под ног, а когда прояснилось, оказалось, что я не стою в проеме двери, а почему-то сижу на кухонном диване.

Рядом, на полу, практически у моих ног, валяется куратор, пуская слюни на ламинат и вытирая его черной волной волос. А чуть поодаль лежит и Конрад, причем лежит не один. Руки вампира нежно и крепко, как величайшее сокровище во вселенной, сжимают меч в гигантских черных ножнах. Грудь вампира мерно вздымалась.

Убедившись в том, что оба моих как бы опекуна и подстраховщика от буйных гостей из-за двери живы и на первый взгляд здоровы, я вспомнила о минотавре: «Рогатик! Он же до сих пор в кладовой и выбраться не может!»

Соскочив с дивана (пришлось, конечно, переступить через куратора, ну да ладно, он все равно уже высокий, больше расти незачем), я рванула к кладовой. Распахнула дверь. Вид на луг — мечту импрессиониста и огромные клубы пыльцы исчезли как не бывало. А вместо крупноформатной объемной фантасмагории на тему «скрестили человека и быка» на скамье между канистрами с водой сидел крупный детина, прикрывший голову руками и съежившийся чуть ли не в клубок. Хорошо хоть портал на чудный лужок закрылся, унося с собой двух постояльцев.

— Эй, ты как? Живой? — осторожно уточнила я у перепуганного бедняги, сменившего минотавра на боевом посту.

— Геля, я живой, только странно. — Сиделец отнял руки от лица, распрямился, и я охнула. С вполне человеческого широкоскулого лица с носом картошкой и пухлыми губами на меня смотрели удивительно знакомые глаза Рогатика.

— Рогатик, ты?

Вот такие мы бываем дуры, женщины, переспрашиваем очевидное. Но парень удивляться не стал, только оторопело промычал:

— Я-я-я. — И добавил: — Только рога исчезли, копыта тоже и… хвост.

— Ты превратился в человека, — констатировала я.

— Значит, теперь я могу остаться здесь? — первым делом обрадовался Рогатик, то есть теперь уже бывший Рогагик. — Ты же говорила… — На середине предложения не-минотавр запнулся, отчаянно покраснел и спрятал руки между коленями. Набедренная повязка по-прежнему оставалась его единственной одеждой, только теперь из нее вполне можно было сотворить цельную кожаную тунику.

— Говорила, — пришлось согласиться, отказываться от своих слов было бы бесчестно. — Только я до сих пор не уверена, что ты не просто изменился, а изменился для того, чтобы остаться на Земле. Вполне возможно, для тебя все-таки откроется подходящая дверь.

— А если нет?

— Тогда устроим тебя тут! — бодро подтвердила я, очень надеясь, что, проспавшись, ЛСД не откажется заняться ассимиляцией экс-минотавра, тем паче что я готова предоставить ему под место жительства семейную дачу.

Вернувшись на кухню, первым делом я отключила таймер и вытащила из духовки на доску шарлотку. Судя по часам, в отключке мы как раз провалялись чуть больше десяти минут — ровно столько, сколько требовалось, чтобы довести сдобу до состояния полной съедобности. Даже спичкой для проверки тыкать не стала. А уж потом, после спасения обещанной вампиру-родичу выпечки, пришла пора заняться спящими. Каким-то удивительно востребованным для сна местом стал пол на кухне! Вчера я тут валялась, сегодня уже прилегли отдохнуть мы с Конрадом и ЛСД.

Кстати о птичках! Я хихикнула над тем, как к месту пришлась поговорка. Пора попробовать привести в чувство куратора. Пусть объяснит, чего тут творится. Опустилась на колени рядом с ним, пригляделась. Странно, без надменной гримасы лицо куратора оказалось не то чтобы красивым, но не лишенным эдакого мужского шарма. А еще у него были удивительно длинные и густые для мужчины ресницы. Наверное, бедняжки ужасно завидовали габаритам носа и изо всех сил пытались ему соответствовать.

Грудь мужчины не поднималась так явно, как у Конрада, я немножко заволновалась и склонилась ниже, прислушиваясь к дыханию. Надеюсь, с ним все в порядке, сильно не расшибся и простого похлопывания по лицу будет достаточно для перехода в мир бодрствующих. Зря, наверное, я таймер отключила, вместо будильника бы сошел. А с другой стороны, может, и не зря, кто их, кайстов с вампирами, знает? Как отреагируют на резкие звуки? У одного ногти, у другого меч и весь арсенал серого убийцы, таких «безобидных» мужчин лучше не нервировать.

ЛСД дышал, только очень легко. Я протянула руку и похлопала по левой щеке, но только собралась проделать аналогичную процедуру с правой, как меня цепко ухватили и, притянув к себе, принялись жарко целовать.

Ой, мамочки, и его я считала сухарем и ледышкой? Меня будто обдало расплавленной магмой, погрузило в самое жерло вулкана. Обжигающие, властные губы ничуть не походили на теплую, слюнявую, как улитка, пакость, с которой мне приходилось сталкиваться прежде, когда я пыталась гулять с вроде бы понравившимся парнем. Или просто симпатии было недостаточно, чтобы почувствовать что-то приятное? Но тогда почему сейчас? Я ведь не питала к ЛСД никаких романтических чувств, но телу было совершенно наплевать. Оно, предатель, реагировало так, словно меня целовал не противный длинноносый гад, а принц из сказки. В голове шумело, как после второго бокала вина, от кончиков пальцев до макушки пробегала сладкая дрожь, и что-то сладко сжималось внизу живота. Я горела и плавилась от этого поцелуя ровно до того момента, пока Ледников резко не распахнул глаза. Пылающий антрацит мгновенно подернулся пеплом, меня грубо оттолкнули, сопроводив жест брезгливо-недоуменным вопросом:

— Вам настольно не хватает мужского внимания, что готовы воспользоваться услугами первого встречного?

— Переадресую вопрос, — хрипловато ответила я, встряхивая головой. На губах все еще пылала печать поцелуя, но в сознании успело наступить протрезвление. Подгоняемая хлестким кнутом кровной обиды вкупе с разочарованием, вернулась язвительность. — В следующий раз я вас холодной водой издалека оболью, чтобы не стать жертвой сексуального домогательства настолько озабоченного и закомплексованного мужика, что у него желания только в пограничном с бессознательным состоянии проявляются.

Неизвестно, до чего бы мы с куратором допререкались, если бы поодаль не завозился Конрад. Я с облегчением переключилась на него.

— Ты как? — спросила я, подлетая к садящемуся прямо на полу и потирающему лоб вампиру. Другой рукой он прижимал к груди здоровенный меч в потертых черных ножнах и счастливо улыбался.

— Лучик, мой Серп вернулся! Я оставлял его в круге жертв якорем и думал, что навсегда… — рассеянно и светло, будто ему любимую погремушку всучили, поделился Конрад.

— Твой меч из твоего мира? — уточнила я и получила в ответ счастливый кивок.

— Надо же! Я никогда не видела настоящих мечей в рабочем состоянии так близко, дашь потом потрогать и посмотреть? — с ходу попыталась застолбить я будущее развлечение. Не то чтобы мне когда-либо хотелось принять участие в турнире по историческому фехтованию или поработать в качестве мишени, но настоящий меч, не какая-нибудь самоделка — ручонки зачесались.

— Дам. Он к тебе пойдет, — немного поразмыслив или даже посоветовавшись с кем-то мысленно (с самим мечом, что ли?), согласился Конрад и огладил ножны так, словно они были лохматой шкурой любимого пса.

— Может быть, для начала стоит определиться с тем, что происходит? — Язвительный голос куратора вернул нас с небес на землю, то есть в кухню на пол.

— А черт его знает, — пожала я плечами. — После того как мелкий крылатик слопал весь мед из банки, я открыла портал. Тинь-Тан пролетел в открытую дверь и занырнул в фиолетовый цветок, страдающий гигантоманией. Тут-то все и случилось.

— Что все? Что вы видели? — продолжал загадочный допрос с пристрастием въедливый ЛСД, только что планшетку не вытащил для конспектирования. Наверное, рассчитывал на собственный склероз.

— То же, что и другие, всех здорово запорошило фиолетовой пыльцой из цветка. Какой-то пыльцовый самум разыгрался! Все расчихались, нас даже отрубило минут на десять, а Рогатик превратился в человека, — отчиталась я, хоть и никак не могла взять в толк, какого рожна куратору надо, чтобы я пересказывала и без того очевидное. Разве что минотавра, который робко топтался в кладовке, все никак не решаясь сделать шага за порог, он мог не успеть разглядеть и опознать.

— То-то мне казалось, что попахивает эльфийским винцом «Сбывшаяся греза», — задумчиво потер мочку уха Конрад.

— Ты пил эльфийские вина? — удивилась я.

— Почему нет? — пожал плечами вампир. — Вино не кровь, их спиртные напитки весьма приятны на вкус и нередко обладают интересными особенностями.

— Например? — деревянным голосом уточнил Сергей Денисович, подозревая подвох.

— «Сбывшаяся греза» дарует выпившему краткое видение-мечту, — объяснил Конрад, до попадания на Землю нынче днем бывший, как я подозреваю, космополитом в широком смысле этого слова, то есть личностью, свободно перемещавшейся по параллельным мирам. — Рецепт приготовления этого вина эльфы держат в великом секрете, но теперь, думается, нам стал известен главный компонент напитка — пыльца гигантского цветка Каалахарны.

— Обоснуйте свои выводы, будьте любезны, — потребовал куратор несколько нервно.

Он успел подняться и теперь стоял, привалившись к стене и скрестив руки и ноги в максимально закрытой позе. Этому толкающему бедных девушек ублюдку было неловко, и я почувствовала легкое моральное удовлетворение. Мстить ЛСД как-то иначе, нежели в словесной форме, неправильно. Ведь по сути, как бы грубо он ни поступил, мы — куратор с привратником — сидели в одной лодке. Да и я кое в чем виновата. Могла бы отбиваться более интенсивно, а не балдеть от странных, впервые испытанных ощущений.

— Мы получили реальное осуществление мечты, — резюмировал вампир и в доказательство, выхватив меч из ножен, рассек воздух. Тот запел от соприкосновения со сталью, а я восхищенно выдохнула. Как же это было красиво: мужчина и меч — продолжение руки. Все-таки многое потеряла Земля, где настоящие мужчины разучились держать в руках настоящее оружие. — Я жалел об утерянном клинке. Минотавр, желая остаться на Земле, готов был сделать все, что угодно, только бы не покидать место, где о нем позаботились и посочувствовали. Вот и превратился в человека.

— Никаких моих желаний не исполнялось, — логично возразил ЛСД.

— Возможно, ты вдохнул меньше пыльцы и получил только краткое видение, как если бы пил вино, — предположил вампир и с проказливым блеском в глазах добавил: — Именно из-за этого ты набросился на Лучика с такой жадностью, пока грезил.

— Воздействие токсичных летучих соединений, — скривился куратор, обдумывая слова собеседника, и потер виски тонкими пальцами.

Гад! Можно подумать, он лягушку целовал! Нет, я, конечно, не красавица с глянцевой обложки, но ведь и не уродина, чтобы так кривиться. Если только ЛСД вообще в другие ворота не играет, тогда конечно. Я подавила мгновенный порыв поинтересоваться ориентацией куратора и поддержала беседу в ключевом русле:

— Я тоже ничего не ощущала, разве что ненадолго из реальности выпала, как если бы сознание теряла.

— Может, на тебя вообще пыльца не подействовала, потому что ты привратница? — беспечно предположил Конрад, вновь опуская меч в ножны.

— Частичный иммунитет? — не без сожаления почти согласилась я.

Было бы здорово, если б сбылась хоть какая-нибудь, пусть даже самая крошечная мечтушечка. Нет, не потому что я жадная и собиралась что-то получить на халяву, а только очень хотелось стать не свидетелем, а соучастником еще одного чуда. Но не дано так не дано. Что ж теперь — плакать, даже если всем что-то досталось, а мне ни за что ни про что перепала лишь язвительная отповедь и тумак? Ведь теперь куратор прекрасно понимает, что во всем происшедшем (я про историю с поцелуем) есть немалая доля его вины, а все равно не извинился ни взглядом, ни словом. Гад! Снова стало очень обидно.

— Факт перехода экс-минотавра из статуса гостя в статус переселенца не проверен и не доказан, — заметил куратор, переведя разговор с щекотливой темы на рабочий вопрос, и направился в сторону кладовки на проверку.

Бывший минотавр уже должен был малость прийти в себя за время наших разборок. ЛСД жестом велел мне открыть полуприкрытую створку. Мелодично прозвенели задетые створкой колокольцы, Рогатик вскинул лобастую, но без малейших признаков костяных наростов голову с робкой улыбкой надежды.

— Вот, он теперь точно человек! Если никуда не исчезнет, я его к себе на дачу увезу. Пусть живет, за домом и огородом смотрит, — предложила я, чтобы робкая надежда на физиономии битого жизнью создания не сменилась гримасой разочарования. Если даже до сих пор жизнь ему портили только минотавры, это вовсе не повод продолжать традицию людям и всяким недофениксам.

— По статистике частота подселения… — начал было вещать ЛСД сухим тоном прожженного бюрократа, но я перебила.

— Статистика, конечно, знает все, — согласилась я, — ну и пусть себе знает, а Рогатик будет жить у меня на даче! У нас сторож без документов пятый год в сторожке живет и зарплату получает от садоводческого товарищества, чем Рогатик хуже? Он вон даже не пьет!

— Пью. Молоко, — стеснительно признался парень, я прыснула и заявила, что молоко не считается.

— Я не собираюсь заниматься перемещением и размещением минотавров у вас на даче, Гелена Юрьевна, — процедил куратор.

Был у нас один лектор в институте — чтобы прийти в доброе расположение духа, чудику требовалось на кого-нибудь поорать. Неужели ЛСД из таких и ради восстановления душевного равновесия после вышибающих из колеи видений он беднягу Рогатика и меня заодно терроризировать вознамерился? Не на ту напал, за себя я бы, может, и промолчала (может, ага!), но парня, и так битого жизнью, в обиду не дам!

— Плевать! — Я тряхнула головой. — Сама справлюсь! Такси найму, или кто из друзей подбросит. А пока пошли, дружок, угощу тебя шарлоткой, это такой пирог с яблоками, и молока еще налью!

Ободряюще потрепав Рогатика по широкому плечу, я резко развернулась, чтобы гордо прошествовать мимо ЛСД, но тут поняла, что гордые позы придется отложить. Живот резко скрутило, прозрачно намекая на неотложную необходимость посещения кабинета задумчивости. Уши заложило, как при нырке, и я оказалась в полной темноте.

Темноты я не очень-то пугаюсь. В детстве никто не удосужился меня ею постращать, не до того было, однако сердце все равно зашлось не столько от ужаса, сколько от неожиданности. К счастью, тьма оказалась сдобрена знакомым мятным ароматом с примесью хлорки. Люблю я хлорочку, ибо все мы родом из детства! Этот запах ассоциируется у меня с субботними походами всей семьей в бассейн, совместными же посиделками в тамошнем буфете после игр в воде и вкуснейшими пирожками.

А потом откуда-то послышался приглушенный расстоянием голос Конрада:

— Лучик, ты где?

ЛСД добавил с возмущенной оторопью:

— Куда она исчезла?

Я окончательно успокоилась, ибо находилась в собственном туалете. Почему сразу его не признала? Так обычно я в это заведение при свете хожу. Интим и все такое важно, но до такой степени, чтобы справлять нужду впотьмах, я не возвысилась. Словом, после определения места дислокации пришлось постучать в закрытую на защелку со стороны коридора дверь и покричать:

— Я тут! Откройте, а?

Конрад моментально сориентировался по звуку, а может, и ощущению моего присутствия. Замочек щелкнул практически сразу.

— Как ты там оказалась? — весело удивился вампир.

— Давай с подробностями потом разберемся? — торопливо попросила я, включила свет и закрылась уже со своей стороны. Можно спорить сколь угодно долго с людьми и нелюдьми, но споры с физиологией весьма чреваты. Стирать очередной ворох белья не было никакого желания.

— Что происходит? Зачем вы там спрятались, Гелена Юрьевна? — Негодование в возгласе ЛСД приятно согрело душу.

Я прыснула и подчеркнуто вежливо ответила:

— Да как вам сказать, чтобы не обидеть, Сергей Денисович? Возможно, вам, кайстам, сии низменные потребности неведомы, но жалким людишкам, проживающим на планете Земля, присущи некоторые особенности физиологии. Конечным этапом процесса пищеварения является процесс дефекации, и тип рефлекса, его обслуживающего, характеризуется как условно-безусловный. То есть…

— Достаточно, избавьте нас от душераздирающих подробностей, — категорично велел ЛСД, и за высокомерным фасадом я вновь ощутила толику смущения.

— Ну вот, а я только собралась поведать вам о женском цикле и проблемах, с ним связанных, — «до глубины души огорчилась» я, поудобнее устраиваясь на белом фаянсовом друге под громовой хохот Конрада. Этот вампир всегда таким весельчаком был или только теперь стал, когда бремя власти сбросил, перешагнув через смерть как порог в новую жизнь?

Вышла я из своего убежища быстро, даже толком не успев обдумать причин своего перемещения из одной точки пространства в другую. Так что на сухой вопрос-замечание куратора:

— Как вы попали в запертое помещение? — ответила с ходу и абсолютно честно:

— Не знаю. Стояла рядом с вами, Сергей Денисович, подумала о том, как мне неприятно ваше общество — раз, и о необходимости посетить туалет — два, и сразу там оказалась — три.

— Кажется, я знаю, какое желание сбылось у тебя, Лучик, — довольно ухмыльнулся вампир.

— Всегда попадать в сортир? — прыснула я, уже начиная подозревать, о чем на самом деле идет речь, но грех было упустить шикарную возможность пошутить.

— Мгновенно перемещаться, — вместо Конрада кисло поправил ЛСД, прибавив: — Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть, разница все равно несущественна, ни к чему тратить чужое время.

— А вот интересно, еще одно желание может сбыться? — задалась я громко вслух риторическим вопросом. Очередной комментарий Ледникова стал последней каплей в чаше моего терпения. Вот всегда я так, терплю, терплю, а потом как прорывает. — Какова процедура смены куратора? Заявление на электронку отослать на имя руководства «Перекрестка» о психологической несовместимости или нужно еще что-то?

— К нашему обоюдному глубочайшему сожалению, Гелена Юрьевна, смена куратора отработанной технологией взаимодействия с привратниками не предусмотрена. Радиусы обязанностей кураторов распределены в зависимости от места проживания и личностных особенностей, — сухо пояснил ЛСД, темные глаза мрачно блеснули.

— Жаль, тогда остается лишь свести личное взаимодействие к минимуму, — подстраиваясь под манеру речи куратора, процедила я. — Будьте любезны как можно скорее покинуть территорию квартиры. Мне неприятно ваше общество, и в настоящей момент настоятельной потребности в нем нет. Буде возникнут рабочие вопросы, требующие консультации куратора, я уведомлю вас незамедлительно.

— Если будет кому уведомлять, опасность из-за распахнутых дверей между мирами не станет вежливо ожидать, пока вы сочтете необходимым позвать на помощь, — язвительно напоминает ЛСД, а я парирую:

— Мне Конрад поможет со своим желанием наперевес! — нахально возразила я под очередной взрыв веселья вампира. Чего это он так заливается? Может, фиолетовая пыльца на него как белый порошок, не подумайте, что стиральный, подействовала? Или этому симпатичному нелюдю, взявшему меня под свою опеку, наши с куратором разборки лучше циркового представления идут?

— Не переломитесь, Гелена Юрьевна, человек весьма хрупкое создание в сравнении с высшими вампирами, — процедил сквозь зубы ЛСД, подумавший чего-то неприличное, и, резко развернувшись, проследовал к двери. У двери приостановился и проронил: — Легализацию вашего личного минотавра я беру на себя, если он не уйдет через врата. А пока советую заняться отчетами.

— Нет, у меня другие планы! Работа не волк, в лес не убежит! — отрезала я, собираясь в дальнейшем вообще игнорировать ЛСД и его потуги воспрепятствовать моим планам. Есть занятия поинтереснее, чем ссоры с противным типом. Например, все-таки угостить Конрада и Рогатика шарлоткой, а потом пристроить одного бесприютного минотавра. Бывшего минотавра.

— Мои рекомендации для вас ничего не значат? — язвительно уточнил Ледников, соизволив таки разомкнуть уста для очередного ядовитого замечания напоследок.

— О, напротив, так много, что я буду поступать с точностью до наоборот!