Мальчик был найден, и Серега мог наконец оставить этот мир. Легко мог оставить…

В данный момент он возлежал на жесткой коряге, которую природа создала в форме этакого утолщенного сверху и относительно пригодного для лежания сюрреалистически-экологического ложа. И беседовал с персоной, реальность которой была для него все еще несколько, гм-м… проблематичной, что ли. Проще говоря, видеть-то он эту персону видел, но наукам и здравому смыслу ее существование здорово противоречило. Не должно его быть тут, в объективной реальности – и точка. Однако ж и был, и даже вполне дроцветал, судя по румяному личику, обрамленному окладистой бородкой. А в углу пещеры, где протекала его беседа с противоречащей науке личностью, преспокойно спали в обнимку еще три не менее экзотичные особы – гном, малолетний мальчик-король и дитя, до недавнего времени бывшее чудовищным оборотнем. Сплошное фэнтези творилось и наблюдалось вокруг…

Для него, обычного студента стандартного российского колледжа со столь модным нынче финансово-юридическим уклоном, окружение было, мягко говоря, крайне нестандартным.

Зато он нашел мальчика. Того самого, отпрыска королевских кровей, из-за которого его и послали сюда, в край непуганых рыцарей и небитых гномов. Теперь дело было за малым – отвезти мальца в лес… а звучит-то как, а? “И велено ему было отвезти невинное дите в темный-претемный лес…” Ну прямо как в сказках, а затем дождаться в этом лесу весточки от тех, кто послал его сюда. Как-никак после нахождения мальчика-короля Серегу незамедлительно обещались возвернуть домой. И хотелось верить, что обещание выполнят.

М-да. Надежды юношей питают…

Леди Клотильда (подруга дней его суровых, так сказать) завозилась во сне на соседнем пне-кровати. Грозно всхрапнула и перешла на посапывание, очень похожее на мурлыканье пригревшейся кошки. Под длинными ресницами леди залегли скорбные черно-синие тени. Похоже, железная леди была не настолько уж и железной. Впрочем, не зря же существует такой термин – усталость металла. Лично этот металл явно устал…

Старичок – то ли местный леший, то ли домовой, если соотносить его с земной фольклорной терминологией, – болтал без умолку. Серега слушал его краем уха. И в то же время проворачивал в голове варианты по скорейшему возвращению домой.

– А ты, голубь, о хорошем-то не думай пока, не мечтай, рано ишшо, – наставительным тоном поучал его старичок. – Ты чего думаешь, я за просто так тебя в герцоги произвел? За просто так, паря, токмо утки с неба гадют. А я гадю строго по делу. Знавал я тех весельчаков, шо тебя сюды услали… Спасители. Спасем, грят! Ежели смогем. И будет, дескать, у вас полное благолепие и любота человеков человеками… Династию Нибелунгов оне тышшу лет как на веревочке водют. Спасают, сопли утирывают, на горшок, ежели треба, подсаживают… Про корольковский-то меч слыхивал небось… Их работенка. Горемыки барраядли добрым народцем были, им самим и в головушку б не пришло совершенствованиями его уснащать. Этто оне, спасители наши, поусердствовали, сверху страшные проклятия наложили, дабы он им в тонком деле королевской охраны способствовал. И горели от сего меча бедолаги, горючим пламенем горели! Али и вовсе живьем сгнивали от проклятия того проклятущего. Этто оне все расстарались, благодетели усех человеков. Ну да, живем. Можа, и вправду кого лишнего не сгубили – ихими-то молитвами! Однако ж…

“Опаньки, и как же у нас тут все запущено-то, – подумал Серега. – Значит, что мы тут имеем? Добрые дяди из КПСС (сиречь славной делами своими Комиссии по сетевому спасению) удерживают на троне династию местных королей”. Могло ли сие событие быть чревато какими-то задержками для местных экономических и политических процессов, Серега знать не мог. Однако предположения кое-какие на этот счет сделать было можно. Нет перемен в обществе – и нет бурных революций. А стало быть, не будет и свержения династий, не будет казней правящего класса и вообще моря разливанного всяческих жертв… Как раз то, за что борются гуманисты из КПСС… И значит, что? А то, что в конце концов приходим к крайне простой мысли: удержание, пусть даже и искусственное, на троне династии Нибелунгов плюс процветание феодализма равняется стабильности всей страны. Или даже всего этого мира, потому как что-то не приходилось слышать ему здесь о дальних странах. Империя Нибелунгов и Алмазные острова – вот и все. Итак, стабильность в этой стране ведет к задержке прогресса. Или наоборот – это уж кому как нравится…

И к минимуму жертв. Тут, конечно, опять-таки кому что больше по вкусу – феодальное житье-бытье милосердным тоже никак не назовешь. Но и нет, к примеру, таких слов, как “ковровое бомбометание” или “ядерная угроза”. Или еще чего-нибудь, все из того же блюдечка под названием “Мир развитых технологий”. Но опять же – кому что по ндраву. Судя по прочувствованной речи старичка, лично он таким отставанием здешнего прогресса был шибко недоволен. И желал бы все изменить. Будет когда-нибудь этот мир похож на его собственный…

– Мозги у тя набекрень, – порадовал его тем временем тихий, добрый старче. – Ясен пень! Рази ж умный согласится, штоб его адиеты всякие черт-те куды уволакивали? Ну?! Ты чего сюды приперетси-то согласилси? Нужон ты тут был али тебе самому туточки што нужно было, шо ты приперси?!

– Да меня в общем-то никто и не спрашивал… – ответил Серега.

Старичок уничтожающе полоснул его разъяренным взглядом:

– Ты адиет али скотина бессловесная?! Не спра-ашивали! А ты не жди спроса-то, ты сам откажи! Нет, и усе тут!

– Домой, сказали, иначе не вернут… – пришибленный чужой правдой-маткой, промямлил Серега.

– А ты и поверил! Вкруг пальца тя, как лося безрогова… Тьфу! Еще спасибочки скажи, что не посадили на энтот самый палец. Нда. Вылитый ты дурак, уж звиняй за прямоту. Уж в самый раз для герцогов. Умишка во лбу ровна настолько, шоб его хватило в кажные новые вороты лбом энтим биться. Вернули б, никуды не делися! Ишшо и извиненья б принесли.

– Я… я просто не воспринимал это достаточно серьезно… Как во сне все было. Я… я просто плыл по течению. Как во сне и положено. И если уж на то пошло… У меня сильное ощущение, что и сейчас еще плыву. Бред вокруг какой-то. Из дурно сляпанных детских комиксов. Сплошные сны сумасшедшего с вкраплениями кошмара идиота. Или, наоборот, с мечтами идиота…

– Чаво-чаво?! Ты мне тут своими матами не ругайси, не дома! – заволновался старичок.

– А-а…

Серега мысленно плюнул и благоразумно прописал на морде лица самое живейшее внимание к стариковским речам. В голове меж тем крутилось: итак, нужна лошадь, Мишку… то бишь его величество местного короля, посадить на седло, вернуться к Дебро, объехать его по лесной опушке, найти дорогу, ведущую к замку Балинок-Деде. Затем…”

– А и напрасно ты размечтался, вьюнош, – ворвался в его мысли помягчевший вдруг голос лесного хозяина. – Домой тебе путь ишшо не скоро выпадет.

Серега опешил. Привычки размышлять вслух он за собой до сих пор вроде бы не замечал. Но уж больно слова старичка походили на ответ его мыслям…

– Не, вслух ты пока ишшо не заговариваешься, – невозмутимо утешил его ядовитый старичок. – Просто личико у тя больно порадостнело чтой-то… О доме размечтался, как пить дать. И зря. Дела у тя тута кой-какие появились, вот доделаешь их – и скатертью дорога, зеркалом колея под намасленные сапожки… Так что будь готов к трудам и бороням! Так-то вот.

– Уважаемый, а не слишком ли вы… – опешил Серега.

Вообще-то он не собирался задерживаться здесь надолго. В роли странника по чужим мирам побывал, и хватит. Кабы не мощное силовое прикрытие в лице леди Клотильды, не сидеть бы ему тут живым и здоровым. А старинушка между тем явно от него чего-то желал… однако пора было изживать в себе рефлекс послушного мальчика, которому все как-то неудобно активно возражать старшим по возрасту. Один раз он уже попался на этом – в тот самый момент по-детски нелепого оцепенения пред строгими очами сэра Монтингтона Скуэрли. Результат – попал сюда.

– А того, – преспокойно ответствовал старинушка лесной хозяин. – Значитца так – детушку, из-под власти злых сил освобожденную (не без твоей помощи, хочу отметить, за что тебе спасибочки от нас всех преогромнейшее), следует в ха-арошие, надежные руки пристроить. За то и ответ, вернувшись к себе, держать будешь! Детину королевскую на трон возвернуть требуется. Адиеты энти из КПСС не спокоются, пока сопляк етот тама не окажетси. Так что там ему самое место, Нибелунгу мелкому… Ну и всякие мелочи по дороге – Священную комиссию к ногтю прижать, дабы с королевскими отпрысками не шалила боле, баронишкам да прочим татям-разбойничкам, кои по пути попадутся, полный укорот дать… Плевые делы! Для герцога. Каковым ты ныне и являешься, моими трудами.

– Трудами леди Клотильды, – непреклонно поправил его Серега.

– Нет, сэр Сериога, труды были ваши, – не менее непреклонно поправила его леди Клотильда (и когда только проснулась, спящая красавица?). – Моим в сем случае был только меч, да и он скорее мешал, чем помогал. Главным же было это… как его… доброе сердце ваше! Вот.

И, завершив свою крайне прочувствованную речь, в которой моменты умилительного до ужаса раздумья перемежались пугающей мощи зевками, леди со стуком уронила взлохмаченную русую голову на корягу и захрапела вновь.

Серега, нахмурившись, изучал избитый в лохмотья носок своего левого сапога. Собственно, что ему тут могут сделать? Возвращение домой зависело вовсе даже не от старичка. От сэра Монтингтона Скуэрли оно зависело…

Скитания по миру, где право сильнейшего цвело махровым цветом буквально на каждом местном пятачке и пригорочке, а казни рассматривались как средство воспитания умов и увеселения скучающих граждан одновременно, – скитания эти с недавних пор сильно ему опротивели. Прямо-таки до крайности опротивели. И было полное ощущение, что он тут не только повзрослел, но и постарел самым натуральным образом. И лет на сто, никак не меньше. Ему был отвратителен мир, где с людьми поступают вот так. Ему был ненавистен мир, где голодающие дети были нормой. И не то чтобы он отчаянно скучал по дому, но… имелось и еще несколько аргументов, подогревающих и без того горячее желание Сереги возвернуться из здешних “эмпиреев” назад, домой, в родные пенаты.

Он изменился здесь. Изнутри и снаружи. И все после этого мира, слегка осказочненного за счет магических финтифлюшек феодализма… Причем изменения внутри беспокоили его больше, чем изменения снаружи. Он понемногу становился другим. Менее жалостливым. Менее… добрым. Менее цивилизованным… Простейший пример – потеря пригретого им еще там, на Земле, кота Мухтара. Пропал – ну и фиг с ним. Не было у него нынче ни сил, ни желания жалеть каких-то кошечек. Тут людей не успеваешь жалеть. Можно, конечно, списать все это на счет того, что он просто-напросто взрослеет. Но что-то не хотелось ему ТАК взрослеть…

И еще – он совершил убийство. Даже два убийства, сиречь целых два деяния, квалифицируемых общественным мнением вместе с уголовным кодексом там, на родине, одинаково нехорошо. Оба – лично и собственноручно. И самообороной их не назовешь – обе жертвы на момент убийства преспокойненько дрыхли себе в крепчайшем пьяном угаре, угрожая его драгоценной персоне чисто гипотетически, так сказать, как возможные доносчики в случае возможного (!) пробуждения. Маловероятного пробуждения, кстати сказать. Сила и мощь их похмельного благоухания разила наповал… И ежели его драгоценная персона останется здесь, в царстве дикого феодализма, и дальше, подобное, вполне возможно, придется совершить еще не раз. И не два… И самому иногда пожить хочется, а для этого надо как минимум выжить. Убив тех, кто твоего выживания не хочет… Или за-ради спасения своих друзей и близких. Сколько он тут пробыл: без году неделя? А то ли еще будет… А потом, по возвращении домой, может оказаться и так, что обуздывать в себе вследствие этого крайне экзотического “сафари” придется вовсе не позывы жалости к кошечкам. А порывы к убийству всех тех, кто будет против него. Таких, собственно, в том мире было множество… Ха! Видел бы кто-нибудь из них сейчас тихого доходягу Сируню! Именно так его звали в колледже – Сируня. Производное от глагола туалетно-прикладного назначения. Не все, конечно, звали, но суть дела от этого не менялась. Он не пользовался популярностью, но это еще не причина, чтобы привносить туда замашки леди Клотильды. Пора, пора ему было домой.

– Ну, детушки, задачку для вас я определил, направленья указал, а теперича и кнут показать вам можна. – Старичок довольно сложил ручки на животе и зажмурился, заулыбавшись. – Какие такие кары вам воспоследствуют, ежели вы меня, старинушку, счас неуважите? Что, твое сиясьтво, хороша наша ледюшка? Лицом распрекрасна, душою чиста, аки вода из родника горного… А также зело сильна и отважна, так? Да вот беда – такие-то умирают завсегда вперед трусливых и слабых. Вот и ее деньки – последние на землице энтой. Точно тебе говорю – эльфы глядели в зерцало смерти… Последние разы топчет наша красавица зеленую травушку, эхма!

Серега метнул встревоженный взгляд на леди Клотильду. Та вроде бы была пока что жива и здорова, дышала (то есть храпела) вполне нормально, с этаким радостным подъемчиком в храповых тональностях. Благоухая при этом на всю пещеру крепчайшим винным перегаром. Ароматным до чрезвычайности. И на кандидата в смертники никак не походила…

– Здорова девка, – авторитетно подтвердил его мысли старичок. – Здоровенькой помреть, хе-хе! Как произойдет сие, мне, увы, не ведомо. А и знал бы, не сказал. Ибо полный пересказ грядущего может изменить лишь способ грядущей погибели, но не избавит нас от самой смертушки. Смерть не обхитришь, эт она нас завсегда могет вокруг пальца обвести. Но! Ежели ты, вьюнош, исполнишь мою просьбу… а ты, девка, могешь ему и помочь по мелочи в сем деле, ежели хошь, конечно… Тогда сделаю я так, что леди Клотильда будет жить, – правда-правда! Эт я тебе говорю, а я тебе не кто-нибудь там, я тут кое-что! Могем по мелочи. Вот и подмогнем. Сотру я твою девицу Клотильду из зерцала смерти, в коем зрят уже ее эльфы, зрят… И будешь жить, девица из Персей! Токмо учти – опосля того помереть смогешь не иначе как по собственному желанию. Вот скажешь – баста, помереть хочу! – тут тебе и смертушка придет. А подумав сие, скажешь аль нет – значения не имеет. Могешь и с кондачка брякнуть, и по пьянке… Тут уж сама смотри. В общем, усе в твоих руках. Будет. Нравится тебе сие? Впрочем, куды тебе деваться, выбор-то у тя усе равно невеликий – али полечь в кустах, али пожить в орденах…

– Ну… – не слишком приветливо поощрил призадумавшийся Серега словоохотливого старичка. – Дальше.

– Ну спасешь свою красотку броненосную, мало тебе? Ну лады… Злато, каменья для тебя воспоследствуют, эт само собой. Чем бы таким тебя пронять?..

– Шемаханскую царевну, – саркастически сказал Серега. – Хочу.

На старичка его сарказм совершенно не подействовал.

– Чего-чего? Шмаханскую? Откеля такое диво?.. Вот девку из Нибелунгов можно. Прынцессу Картиаль, к примеру…

– Он издевается над вами, сэр Сериога! – мощно взревела вдруг неизвестно когда проснувшаяся леди Клотильда. – Леди Картиаль так стара, что стоит одной ногой в могиле! Вы и без того вхожи в благородное общество, сэр Сериога! Вам, герцогу Де Лабри, нет нужды в подобном союзе! К тому же она бесприданница. И мегера! И уродина… И вообще, не верьте этому мерзкому лесовику. Делайте все так, как сами считаете нужным. Не верю я в предсказания эти лживые, желает он нас запугать и принудить выполнять его волю. Ничего такого со мной не случится, сэр Сериога. Выспимся здесь, а поутру…

– Уже утречко, – ехидно подсказал старичок.

– Значит, выспимся… и к вечеру! К вечеру пустимся в путь. Я лично сопровожу вас туда, куда… гм… домой. Верну вас, так сказать, в целости и сохранности.

Вот-вот, а сама потом останешься здесь помирать…

Дом откладывается, с острым чувством безнадежности осознал вдруг Серега. Даже если и не думать об участи, грозящей леди Клотильде (а это маловероятно, особенно если учесть, что в последнее время он только о ней, об этой буйной красотке и думает). Помимо нее остается еще и бесприютный лекарь, и изувеченный текулли, и беспризорный в этом мире ребенок Микошка… Легко помечтать о том, что ты весело помашешь ручкой и уйдешь по-английски, не прощаясь. Летящей такой походкой уйдешь… А вот выполнить это самое на практике и бросить абсолютных доходяг на произвол судьбы, пусть даже от тебя самого помощи не больше чем на грош, это уже совсем и нечто совершенно другое.

– Отбой царевнам, – с несколько наигранной грустью в голосе сказал Серега. – Не стоят они меня, бедные. Злата хочу. Много. Буду потом над ним чахнуть, как над радиоактивными отходами.

– Сокол ты мой! – всплеснул старичок ручками. – Пошто чахнуть? Злата много дам. А у таких дур… у таких, как ты, оно долго не держится. Утекает себе на здоровьичко к другим. Так что не грусти, не грусти, сердешный. Чахнуть над твоим златом другим придется. Поумней которые.

– И вот он, долгожданный консенсус, – заключил Серега, – Клоти – жизнь, мне – золотишка от пуза. А тебе, старче… Кстати, если уж об этом зашла речь, какое хозяйское пожелание нам исполнять первым? А, повелитель?

– Куды мне ужо, батюшка, – притворно засмущался старичок, – в повелители-то. Мы уж и так как-нибудь, в лесных хозяевах перебедуем. А что вперед, что опосля делать, то мне без разницы. Только вот что, твое сиясьтво герцог Де Лабри… Допрежь всего нужно тебе все-таки барона Квезака к ногтю прижать. Он опять-таки и деревеньки твои под себя сгреб.

– И каким же, позвольте вас вопросить, образом должны мы свершить немалый подвиг сей? – довольно мрачно поинтересовалась леди Клотильда. – Ежели только правильно памятую я, до сих пор нам выпадало лишь сомнительное счастье кое-как спасаться от рук сего мерзавца… это я про господина барона глаголю, а уж ни в коем случае не бить этот… задничный окатыш глистной коровы!

– План у вас был больно хорош, детушки! – по неизвестно какой причине возликовал старичок. Серега даже поморщился – до того неподдельно счастливое выражение прописалось вдруг на сморщенной маленькой физиономии, обросшей по всему периметру густым волосяным покровом. – Мои-то ребяты в Дебро уж и все водяные жилы перекрыли. К обеду во всех колодцах вода закончится. А на воду, что в речке да в канаве этой ихней, что рвом кличут, оне заклятие наложут. Оченно хорошее заклятие! Вот токмо нужников для него в городе маловато… Кустиков опять же почти что нету. К вечеру весь городишко уверится, что и впрямь персона твоя есть вполне даже герцогская и вредительство тебе может им принесть вовсе даже не мошну с маврикиями, а кой-что другое, совсем не такое приятное… Ежели только не проникнутся они самыми что ни на есть верноподданническими чувствами к твоей персоне. Мои ребяты-то уж и слухи соответственные по городу распустят. Будет и еще кой-что разное… Так что случись оказия, тебя с превеликою радостью господином над собою признают. Скараешь наголо господина барона и…

– Да шо вы говорите? – притворно подивился вслух Серега. – Случись оказия?! А как же она должна случиться-то? Подскажите, душевно вас умоляю. А то так жить хочется! Вдруг да ваш понос на все бароново войско не подействует? На все сразу… Сия болесть, между прочим, – она и нас захватить вполне может. Тут уже и слухи не помогут. А, камрад-заказчик?

“Молодец, – похвалил себя Серега. – Корректно так поинтересовался, сдержанно”. Хотя шибко хотелось высказаться куда погорячее. Сплошной бонтон с его стороны и никакого тебе моветона.

Старичок брезгливо сплюнул в огонь. В ответ на это костерок мгновенно выбросил длинный ярко-оранжевый жгут пламени, струйно протекший по следу плевка в воздухе. “Однако, – изумился Серега про себя. – Уж не коктейлем ли Молотова пробавлялся в качестве слюны милейший лесной старче? Вот уж кого не след пускать в лес в пожароопасную летнюю пору”.

– Сами думайте, – елейно ответствовал старичок и улыбнулся им обоим с медовой приятностью, – я вам, чай, не гадалка какая-нибудь. Куды пойти и чего найти, предсказать не могу. Вот токмо придется вам усе делать самим. Людев не дам, не могу. Да и нет их у меня, людев-то. Я, чай, не герцог и не баронесса какая-нибудь. У меня холопьев нема! А гномам да эльфам моим не к лицу ручки человеческой кровью пачкать. Так что сами, все сами, детушки! А вот нужную вам дорожку подскажу. Спите покедова, а к вечеру укажу вам одну тропку. Тот… али те, кого вы на ней встретите, и могут вам в деле одоления баронишки поспособствовать. Правда, сговоритесь аль нет, про то не знаю, не ведаю…

– Хрен с тобой… благодарствуем, короче, – как-то рассеянно ответил на этот раз Серега (прошедшая бессонная ночь давала о себе знать непрекращающимися зевками), – от всей души благодарствуем. Значит, увидимся вечером. Бывай, хозяин барин…

Было полное ощущение того, что он вот только что, буквально секунду назад опустил голову на иссеченную рубцами и трещинами кору пня, служившего ему ложем. И тут же его начали трясти со словами, что пора бы уже и вставать. Тело ломило, голова была тяжелой и раскалывалась от боли. Хуже всего было то, что от непрестанной зевоты скулы у Сереги чуть ли не сворачивались набок. Подошла леди Клотильда, сердобольной рукой плеснула ему в лицо целую пригоршню ледяной воды. Серега тут же взмыл со своего экологического ложа, чихая и отплевываясь.

– И вновь аларм, сэр Сериога! – жизнерадостно возвестила леди. За стенами их убежища радостно заржал черный жеребец, нота в ноту вторя реву своей могучей хозяйки. – Смеркается… а нам пора бы уже и в путь!

Серега, проморгавшись, кое-как влез в перевязь своего эльфийского меча, два-три раза вначале промахнувшись рукой мимо ремня. Куснул ломоть хлеба и кусок колбасы, почти насильно засунутый ему в руку добряком Слуди. Сзади налетела леди Клотильда, сильным хлопком по плечу отправила к выходу. Сама вылетела за ним следом.

В лесу, начинавшемся сразу же за порогом пещеры, уже царила ночь. Было темно, немного прохладно и остро пахло мокрой прелой травой. Слегка по-чужому пахло. Уже всего лишь слегка…

“Привыкаю, – со стеснением констатировал Серега. – Еще немного, и все здешние запахи будут вообще как родные”.

Клотильда взлетела в седло одним могучим движением. Знаком приказала Сереге сделать то же самое. Он подошел к своей гнедой коняге, внутренне содрогаясь от стыда за предстоящее. И приступил к выполнению высокохудожественного номера под названием “лезу это я, значитца, на коня”… Из зарослей, прикрывающих вход в пещеру, вышел старичок и широко заухмылялся, глядя на Серегу. Леди Клотильда в этот раз почему-то и бровью не повела, сидела себе на своем боевом битюге и друге, даже не подумав Сереге помочь. Только нетерпеливо поглядывала то на него, то на смутно черневшую перед ними стену леса.

Серега закончил наконец карабканье по отвесному конскому боку, нашарил ногами стремена, кое-как утвердился в седле. Старичок указующе махнул рукой.

– Зрите тропу? – Серега ровным счетом ничего не видел в обступившем их ночном лесу, но леди Клотильда (особа с волчьим зрением и примерно таким же нюхом) согласно кивнула головой. – По ней и ступайте.

Леди-рыцарь молча тронула поводья и почти сразу же растворилась в лесном сумраке. Гнедой конь, уже попривыкший в ходе их странствий к ведущей роли черного жеребца, тут же зашагал след в след за битюгом леди Клотильды.

Шло время. Всадники передвигались по тропе в абсолютной тьме. Кони шли неспешным шагом, мерно переставляя ноги на неровной почве. Было тихо и как-то… спокойно, что ли. Ужасно спокойно. И от этого невыносимо хотелось спать. Очень скоро Серега начал клевать носом прямо на ходу, ежесекундно рискуя свалиться вниз, под широкие копыта собственного коня.

Вдруг ночь неожиданно разразилась рычанием.

Веселым, игривым рычанием жизнерадостной собачьей своры.

Серега, в полной мере осознавший уже тот факт что в этом мире (да и не только в этом, если разобраться) причина жизнерадостности в основном зиждилась на возможности покусать кого-нибудь из ближайших своих, моментально насторожился. Нащупал за голенищем длинный кинжал, тот самый, который сунула ему в руки леди Клотильда еще там, перед воротами городишка под названием Дебро. И которым он так неслабо попользовался тогда во имя спасения их бренных жизней…

Встревожившиеся кони крупной рысью вынесли их на полянку, скупо освещенную светом неярких звезд. Глаза, попривыкшие уже к ночной темноте, различили грань, где кончалась непроглядно черная стена деревьев и начиналась чуть более светлая прогалина поляны. В центре прогалины рос куст. А вокруг куста тявкало и прыгуче взмывало в воздух целое ожерелье из собачьих тел. По крайней мере одно в них было крайне, гм… необычно, что ли? Весьма необычно. Воздух над каждым туловищем рассекали крылья. Самые настоящие крылья, по форме и размерам смахивающие на гусиные. Насколько Серега мог судить на глазок, для того, чтобы эти монстры могли парить в поднебесье, крылышки были все же маловаты. Явно маловаты – размеры не по весу тел, для полетов подъемной силы у них не хватило бы ни в коем случае. Зато в прыжках крылышки, похоже, очень помогали. Псы взмывали в воздух необычайно высоко.

А посередине кольца загнанно металась черная тень.

– Ба! Да это же наш старый знакомец, сэр Сериога… – протянула леди Клотильда. – Узнаете лиса-оборотня?

Серега вгляделся, до боли щуря веки и напрягая глаза. Черная тень в кругу и вправду напоминала лиса.

Ту самую черно-серебристую зверюку, которой обернулся спасенный ими бедолага. Помнится, они тогда с таким трудом стащили его с кола… а он, невежа, даже не поблагодарил своих спасителей. Просто взял и убежал.

Зато и плохого ничего никому из них не сделал. Просто не успел. А то ведь как говорят – не делай добра и тебе не будут делать зла.

– Помочь? – после минутного колебания высказался Серега. Несколько нерешительно высказался – в конце концов, честь принимать силовые решения в их компании принадлежала до сих пор исключительно леди Клотильде, но он уже опробовал разок и себя самого в роли убивца-спасителя, так сказать, и ничего – жив-здоров пока что. Кроме того, как-никак это являлось его прямым мужским долгом и обязанностью – лезть в драку, если нужно. А здесь это явно было нужно, потому что сворой на одного – это чересчур уж гадко. Он достал из-за голенища нож, взвесил его в ладони, прикидывая, как бы перехватить ребристую рукоять поудобнее. Тронул повод, посылая коня вперед.

Гнедой коняка недовольно фыркнул. Но все же сделал мелкий шажок.

– Сэр Сериога, – предостерегающе окликнула его сзади леди Клотильда, – вы хорошо все обдумали? Помните, что сказал нам лесной хозяин – кто встретится вам на этой тропе, те и помогут в вашем деле. Уверены ли вы, что мы должны помочь именно лису, отстаивая его от симарглов… а не наоборот? Не разумнее ли будет присоединиться к другой стороне? Ради достижения стоящей перед нами цели…

– Как помнится, сказано было – те или тот? А эти самые ваши… симарглы лезут сворой против одного, – не оборачиваясь, решился-таки возразить Серега (интересно, а хватило бы у него духу сказать все это обернувшись и глядя прямо в ее яростно-прекрасные голубые глаза? И не заикаться при этом? Вот уж у кого точно трехдюймовые глазки – аж оторопь иногда берет). – Повадки у них… Как у господина барона. А какой из него помощник и благодетель, вы и сами знаете. Да и вообще, милостивая леди… Странствующий рыцарь, как мне говорили, вроде бы странствует исключительно ради того, чтобы помогать всем несчастным, нуждающимся в его помощи. Без разбору. Не думая при этом о прочих меркантильностях в виде неких целей и планов. Так что же за слова я слышу из ваших уст – “обдумали”, “разумнее”… А?

– Тоже верно, сэр Сериога. Прямо не знаю, что вам и сказать.

Он приблизился вплотную к своре крылатых псов. Те, завидев его, прекратили свои забавы с прыжками над головой затравленного лиса и вышколенно уселись на задние лапы. За их спинами загнанно припал к земле оборотень.

– Сожалею, что помешал вам, – откашлявшись, осторожно начал Серега (в этом мире все говорят на человеческом языке – оборотни, гномы, эльфы… почему бы и этим крылатым псам не быть такими же – человекоговорящими?), – но я немного знаком с этим лисом.

– Наша тропа! – грозно протявкал ближайший к Сереге пес. – Бр-рысь отсюда на двух лапах… Чел-ло-вечек! Пока они ходят, гах!

– Не могу, уважаемый, – подражая леди Клотильде, церемонно-изысканно ответил Серега и чуть наклонился вперед, готовясь ножом встретить собачье горло, – как только пес бросится. А в том, что он бросится, Серега почему-то уже и не сомневался. – Я всегда ужасно привязываюсь ко всем тем, кто мне хоть мало-мальски знаком. У меня так мало знакомых в этом мире. А уж тех, кто мне ни разу не сделал ни единой гадости, и вовсе сущие единицы.

Гавк! Пес бросился прямо с места, высоко взметнув тело. В прыжке открылось длинное, поросшее бежево-палевой шерстью брюхо. Очевидно, пес намеревался атаковать Серегу сверху, в конце высокого, свечкой выполненного прыжка. Атаковать широко, до предела раскрытой пастью, полной ясно видимых даже в темноте острейших белых зубов…

Но его намерениям не суждено было сбыться. Потому что Серега довольно неуверенно махнул ножом перед собой, и… длинное лезвие раскроило песье брюхо почти до самого паха.

Кишки вывалились под ноги остальной своре, тут же азартно кинувшейся на него с противоположной стороны. Два или три пса поскользнулись, покидая эту сторону, но остальные крюком обтекли коня и продолжили слаженную атаку на другом фланге. Серега, дернувшись от страха, резко пнул первую пасть, сунувшуюся было к его сапогу, быстро, как только смог, перекинул нож в левую руку, судорожно сжал пальцы на рукоятке. Не глядя, неумелыми, широкими, крестообразными взмахами очистил пространство слева от себя – там, где они уже напирали, промахиваясь пока что только по причине его длинного плаща, плотной завесой прикрывавшего все: и Серегины руки-ноги, и бок лошади под ним. И абсолютно случайно попал при этих крестах-взмахах по морде двум псам-симарглам. Те, жутко завизжав, тут же переменили объект нападения и попытались было цапнуть гнедого за бабки. Гнедой, возмущенно заржав, лягнул сначала одного, а потом и другого. Псы покатились клубками к темнеющей неподалеку кромке леса. Стая резво откатилась назад, разделилась на два крыла и начала обступать герцога уже с двух сторон. Тогда он повернулся вправо, вновь перекинул нож в другую руку и тычками длинного лезвия утихомирил еще одну крылатую псину – случайно все как-то получалось, ей-богу. Ткнул в глаз, а попал в горло… Слева снова нападали, сапог больно сдавили клыкастые челюсти, с треском оборвалась пола плаща, в которую вцепилась одна из собак. Он обернулся влево…

Вжик! Сияющая полоса меча ножом гильотины упала по левую руку от него, воздух наполнился кровяными брызгами и диким воем. Леди Клотильда рубила сплеча, деловитым гыканьем сопровождая каждый свой богатырский взмах. До ужаса напоминая при этом обычную домохозяйку, занятую рубкой капусты на зиму.

Симарглы прыгали, отчаянно хлопали крыльями, пытались взлететь, спастись. Побоище стремительно перерастало в бойню. Серега, несколько мгновений с ужасом понаблюдав эту неприглядную картину, кинулся наперерез Клоти, идущей сквозь стаю, как горячий нож сквозь холодное масло, успел вцепиться ей в руку:

– Нет! Клоти… леди Клотильда, прекратите! Они… Они уже больше не нападают!

Они и вправду больше уже не нападали – на поляне вместо собак лежали в основном одни кровавые ошметки. Остатки стаи улепетывали к лесу, тихо, беззвучно – ни визга, ни лая, один лишь трусливый топочущий шорох стремительно бегущих лап. Даже раненые псы, так и оставшиеся лежать на земле, не издавали ни звука – надо понимать, от страха перед таким противником.

Черная молния прыгнула под самые копыта Серегиного гнедого. И мгновенно распрямилась обнаженным черноволосым мужчиной. Конь шарахнулся назад и яростно зафыркал.

– Ваша лошадь, милорд, – насмешливо сказал оборотень, – не любит таких, как я. В отличие от своего хозяина… Вы, похоже, питаете ко мне совершенно другие чувства. Ибо заботливо спасаете меня всякий раз, как нам выпадает несчастье встретиться. Забавно, не правда ли?

– А несчастье встретиться, милорд, – в тон ему ответил Серега, – выпадает нам почему-то всякий раз, когда вы попадаете в неудобную для жизни ситуацию.

– Осознал, – насмешливо фыркнул оборотень, – осознал и благодарен вам всеми фибрами души. Ну и чего хотите в знак благодарности, спасители? Того же, что и все?

– А чего хотят все? – удивленно вскинул брови Серега.

Оборотень сделал шаг назад, откинув голову, внимательно посмотрел в Серегино лицо. На его физиономии все явственнее проступало самое неприкрытое изумление.

– Не знает он, – предупредительно сказала леди Клотильда. – Столь углублен мыслями в высокое, что до вас, до паршивых оборотней, мысли его никак не долетают. Сэр Сериога! Повсеместно известно, что шерсть черного лиса-оборотня, выдранная им самим добровольно, без принуждения и от чистого сердца, из кончика его хвоста, дарует способность на одну ночь оборачиваться в лиса. По одной ночи на каждую шерстинку.

– Ну что, оборачиваться и драть собственный хвост? – несколько презрительно спросил голый человек.

– Зачем? – смутился Серега, – Нам не… Мне ничего от вас не надо. Вот разве что леди Клотильде…

– Благодарствую, – равнодушно бросила леди. – В отличие от других благородных дам, мечтою восчувствовать звериную страсть в облике лисы не грежу.

– Так вот это зачем! Как инте… – начал было Серега.

И осекся, поймав яростный взгляд леди Клотильды.

Несколько мгновений все молчали, погрузившись в собственные мысли. Серега все пытался представить леди Клотильду в облике серебристо-черной лисы. Выходило нечто совершенно фантастическое…

– Сэр Сериога! – взревела леди Клотильда. – Так мы едем или не едем? Хватит тут мечтам, то есть думам всяким предаваться!

Похоже, грозная девица с волчьим нюхом уловила все-таки некие подозрительные флюиды, исходящие от него. Точнее, не от него, а от его не совсем приличных мыслей. Увы…

– Сейчас.

Он спрыгнул с коня, подошел к псам. Нашел первого сравнительно целого, вздохнул, ощутив под пальцами на мохнатой шее слабо бьющийся пульс. Оторвал от полы плаща длинную ленту, кое-как забинтовал глубоко разрубленную грудь. Нашел еще одного – у этого разрублен был позвоночник. Но он еще был жив. Хорош удар у благородной леди и девицы, ничего не скажешь…

– Милорд!

Голос прозвучал откуда-то из травы. Смеющийся, полудетский голосок с нотками взрослой иронии. Серега заозирался, но и лес и поляна были полны тьмы. Непроглядной тьмы.

– Милорд! – На уровне его бедра вспыхнул темно-красный огонек, затеплился трепетно дрожащим сиянием открытого огня на ветру. Рядом с огоньком весело улыбалась хитрая продувная рожица – слишком маленькая для взрослого, стишком хитрая для ребенка. – Мы гномы, милорд. Ваши новые подданные по праву эльфийской мандонады. Вышли вот прогуляться, глядим – ох ты, какие люди да по нашим кустикам! Так что спешим поприветствовать ваше сиятельство в наших лесах.

– Э-э… – односложно выразился Серега и тут же поправился: – Тоже приветствую, короче.

Огоньки зажигались один за другим по всей поляне. От продувных рожиц на поляне становилось тесно.

– По праву мандонады – готовы вам повиноваться, – угодливо сказала ближайшая к нему рожица. – Угодно ли милорду спасти жизнь этим жалким тварям?

– Ага, – смущенно выдавил он, – уж так угодно…

– Но милорд должен знать: симарглы – существа злокозненные, благодарности от них все равно не дождешься. Конечно, ежели милорд таки восхочет, мы позаботимся о раненых, подлечим их всех, даже тех, кого милорд в мудрой задумчивости своей счел мертвыми. Восхочет ли милорд?

– Да. Восхотяю, короче… Тьфу! То есть хочу. Лечите, айболиты.

– Но, милорд, ну никакой же благодарности, ну вообще никакой. Никчемные твари. Попадетесь вот вы им снова, вот тогда…

– Мелкие сии дело говорят, – великодушно возвестила рядом леди Клотильда. – Не будет тебе от сего милосердия никакого толку, сэр Сериога. Уж лучше прикажи содрать с них шкуры. Ценятся они престарелыми старцами, коим и помогают от ломоты в суставах.

– Я сказал – нет! – отрезал Серега, – Лечить. Спасать. Всех. Все?!

Гномы кучкой собрались вокруг него, мельтешили детсадовскими головенками где-то на уровне его пояса. Что-то шептали, ахали, охали, кивали. Обсуждали? Или осуждали?

– Милорд. Также должны мы вам сообщить, чтo черный маг Мак'Дональд буквально два дня назад объявил великую кровавую мстю всем симарглам и их друзьям…

– Понятно, – сказал Серега, – я мстю и мстя моя страшна… И чем же это мне грозит?

– Не знаем, милорд. Но можем дать вам посмотреть. Если, конечно, не побоитесь вы заглянуть в ладони гнома…

– О чем разговор? – подивился он. – Кажите ладони, ребяты… Ногти вам тоже проверить?

У маленьких гномов их мелкие глазенки расширились до размеров доперестроечных рублей.

– Чего милорд желает?!

– Шутю, шутю…

Леди Клотильда оглушительно фыркнула и тихо сказала:

– Повсеместно известно, что из ладоней гнома человек может поглядеть на творящееся – но и это творящееся может оттуда взглянуть на него…

– Где наша не пропадала! – после секундной заминки громко решил Серега. – Давайте ваши ладони, где они там…

Снизу вверх до уровня его груди тут же взлетели две маленькие коричневые ладошки, все в сетке белых шрамиков и морщин, с удлиненными пальцами и коричневатым пушком между ними.

– Глядите, милорд. Глядите не отрываясь…

Сначала Сереге показалось, что в центре двух ладошек, как раз на линии их соприкосновения, вдруг появился и начал расти клубочек коричневого дыма. Затем клубочек принял форму клубящегося приплюснутого мотка. А затем в середине коричневой мути проступило светлое окошко. Он пригляделся.

Смотрелось все как фильм в портативном телевизоре. В центре по крайне специфически убранной комнате (черепа и кости везде – нарисованные на стенах, выставленные на полках… два креслица из неведомо чьих гигантских грудных клеток, широко раскрытых со стороны грудины) расхаживала крупными шагами фигура человека в черном плаще с капюшоном. Лицо его никак не удавалось разглядеть из-за низко опущенного капюшона. Зато бормотание слышалось вполне четко.

– Напрасная доброта сего мерзавца… Что ж, всякое доброе дело не должно оставаться безнаказанным.

Вот уж точно сказано, подумал Серега. Лично ему в этом мире после каждого дела хлопот перепадает столько, что иначе чем наказанием это и назвать никак нельзя…

– Если он только посмеет. Если только посмеет спасти этих тварей! Такое не должно оставаться безнаказанным. Главное, наказание должно быть подходящим… Сейчас. Сосредоточение мыслей… Одним словом, тиха – Чапай думать будет.

Субъект в плаще метнулся к одной из полок, вытащил из-под черепа, лежащего на ней, что-то плоское, донельзя знакомое по форме – то ли книжицу, толи тетрадку.

– Вот. Вот! Это то, что надо!

Он раскрыл тетрадку и принялся нараспев читать:

Фигура зачитала стишок (довольно малохудожественный, надо отметить) и притихла. Странно так притихла – слегка повернув голову к Сереге (он… она? В общем, загадочное некто стояло боком). То ли присматривалось, то ли прислушивалось…

– А-а! – разразилась вдруг фигура жутким криком. И запустила тетрадкой прямо навстречу Серегиному взгляду. – Глядишь?! Ну-ну, погляди…

ЭТО решительно повернулось к Сереге передом, судя по капюшону. И стремительно поплыло на него.

– Достаточно. – Серега отпрянул назад, гном тут же моментально сжал кулачки, и коричневый туман вместе с загадочной черной фигурой уплыл струйками между его пальцев, стек искристой коричневой речкой в ночную тьму… А на душе стало на редкость паскудно.

– Плохо дело, милорд. – Крохотное личико, аж сморщившееся от сочувствия, посмотрело на него снизу вверх крайне серьезно. – Проклял он вас. На нехорошую судьбу обрек. Так-то! Может, все-таки не будем спасать сих симарглов? Творящееся – это еще не обязательно непреложно свершившееся. Если не притрагиваться к симарглам, то, глядишь, лично вам ничего и не будет, милорд.

– Спасать, – распорядился Серега и философски пожал плечами. – Как говорил один умный народ, самое страшное для человека – это жить в эпоху перемен. А тут мне по крайней мере твердо обещано одно весьма завидное в каком-то смысле постоянство в жизни и судьбе. Будут вокруг меня всегда и сплошь одни пророчества.

– Да исполнится воля милорда!

Гномы схлынули с полянки. Вместе с ними исчезли и тела симарглов. Осталось только то кровавое крошево, которое за цельные тела принять уже никак было нельзя. Клоти рядом трубно прокашлялась, сказала с нажимом:

– Сэр Сериога. И не ждите от меня похвалы за эту глупость! Так что дальше, сэр Сериога?

– Едем, леди Клотильда.

Серега подобрал поводья, тронул коня. В голове назойливо вертелось – вот так вот, не делай добра, не получишь и зла, и ни одно доброе дело не должно оставаться безнаказанным… Вот и встретились на тропе – те или тот, как сказал старичок-лесовичок. Ну и кто же все-таки из “виденных и встреченных сегодня, бросающих на память якоря…” – ну и так далее, а затем конец цитаты, – по мысли старичка, должен был помочь и, так сказать, поспособствовать им в тонком деле усмирения барона Квезака? Симарглы или все-таки оборотень? Насчет гномов сомневаться не следовало, эти старичком особо оговорены были – не к лицу им, дескать, ручки свои кровью человеческой пачкать. А кому к лицу? Одним словом, и это самое печальное, ни первую, ни вторую сторону недавнего, как бы это поизящнее выразиться – конфликта никак нельзя было заподозрить в присутствии хотя бы маломальского желания помочь ему. бедному маленькому герцогу, гуляющему по ночному лесу в компании с грозной и большой баронессой.

– Но не предавайтесь столь горьким думам, сэр Сериога. В конце концов, тропа еще не кончилась, и мы по ней все еще едем. – Добрая душа Клоти, похоже, всерьез пыталась его утешить.

Они молча продвигались дальше. Под копытами коней хрустели ветки, вдали всполошенно заорала какая-то ночная птица. Поближе откликнулась другая отчаянным полусвистом-полумяуканьем. И снова все смолкло.

– Сэр Сериога, – похоронным голосом объявила вдруг леди Клотильда. – Каюсь, не прислушивалась я достаточно хорошо к тому, что сказано было вам. Э-э… не расслышала просто. Со слухом у меня… особенно с одной стороны. Так что почтительнейше прошу вас снизойти до меня и рассказать, что видели вы в ладонях досточтимых подданных ваших гномов и чем таким ужасным грозил вам черный маг.

Тон у леди был серьезен – дальше некуда. Хотя про проблемы со слухом – наверняка вранье. Просто громкость у телевизора в гномовых ладошках была уж очень мизерной, рассчитанной, похоже, исключительно на него и на того, кто “показывал”. И не зря рассчитанной, наверно.

– Отравлюсь в “Макдональдсе”, – попробовал было отшутиться Серега.

Леди Клотильда тут же громко, на весь лес, икнула, затем резко дернула на себя повод и осадила жеребца. Тот, в отличие от своей хозяйки, иканьем побрезговал, просто фыркнул с возмущением и изобразил передними ногами что-то вроде “а вот я вам счас ка-ак на дыбы…” И в завершение всего этого картинно исполненного кульбита оглушительно щелкнул зубами в воздухе, но почему-то выполнил сие недвусмысленное действо в непосредственной близости от Серегиной коленки. Совсем рядышком.

– Да шутю я, шутю! – отчаянно крикнул он и поджал ногу с этой стороны повыше – просто так, на всякий случай поджал. Случай, он разный бывает.

Но леди Клотильда этих его последних слов слушать уже не стала:

– Сэр Сериога?! Неужли-таки напророчил он вам смерть от яда?! И то, что будет яд сей из рук его? Проклятье! Тысяча чертей ему в зад – и все пятками! Сэр Сериога! О досточтимый сэр и друг мой, немедленно следует вам приобресть на случай отравления волшебный порошок из помета жабы-ядогрыза. Зело помогает он во многих случаях. Посыпать им следует свою пищу каждодневно… Сэр Сериога?!

– Всенепременно, – ответил сэр Сериога, слегка придерживая рукой живот и чуть ли не сползая с седла – как-то уж очень живо представил он себе процесс посыпания своей еды жабьим пометом, а затем и поедание оной пищи. – Всенепременно так и поступлю. Три раза в день во время еды…

– Ну, три не три, а как за стол, так и помет в блюдо. Сэр Сериога? Не хотите помет, ну тогда хотя бы толченые ножки тараканов используйте, смешанные с мочой благочестивых девственниц – тоже известное, признанное всеми средство от ядов. Точно вам говорю, у меня у самой как-то для этого дела просили, ну, я и… дала, словом. Только, э-э… пьяна была сильно в то утро, так что там почти не… не это самое было, а, считай, чистое вино. Ну, самую только чуточку разбавленное тем самым, им необходимым.

– Да пошутил я, леди Клотильда, – судорожно вдыхая воздух и страдальчески кривя лицо в попытках обуздать рвущийся изнутри смех, выдавил он. – На самом-то деле…

Он коротко, своими словами кое-как воспроизвел содержание услышанного им стишка.

Леди Клотильда, выслушав, задумчиво сапнула носом. Жеребец под ней сделал то же самое, только у него это прозвучало погромче и посолиднее. Не в пример погромче и посолиднее.

– Ну… Заклятие неотвратимого присутствия чужих пророчеств в человеческой судьбе? Похоже, оно самое. Слыхала. Неприятная вещь, конечно… э-э, то есть я хочу сказать – не совсем подходяще для вас, для герцога. Ха! Вот если б вы, сэр Сериога, были, как и я, самым обычным странствующим рыцарем, вот тогда подобное заклятие было бы для вас как раз то, что надо. Исполнять пророчества, спасать указанным в них способом означенных несчастных… Есть то мечта всякого приличного странствующего рыцаря!

– Махнем не глядя?

Клоти оглушительно фыркнула. Звероватый битюг с небольшим запозданием фыркнул тоже.

– Нет уж, настроена я подождать своего собственного проклятия! От своего собственного врага и в наказание за свой собственный неразумный… хм… то есть добрый поступок. Ну да ничего, сэр Сериога! Не такая уж и плохая судьба вам предопределена сим заклятием, я хочу сказать, бывает и похуже. Вот на барона Скорки, к примеру, наложил один подлый колдун заклятие неизбывной печали. И он, верите ли, печален бывал даже тогда, когда над девицами трудился!

– Да, – сказал Серега единственно ради поддержания беседы, – бывает. Сие, конечно, просто неприлично – когда отважный барон да над девицей смурной…

– Верно глаголете вы об этом, сэр Сериога! А вот еще рыцарь Гули – так тому деревенская колдунья, коей он отказал в… одном рыцарском поступке (это том самом, при котором рыцарь всенепременно должен быть именно мужчиной, и никак не иначе), отказал единственно по причине ее старости – позорная отговорка для истинного рыцаря, кстати!

– Да уж, – заметил Серега, – истинный рыцарь должен быть способен на все, что только может занимать горизонтальное положение или просто наклонное.

Клоти, к счастью, его не слишком целомудренное замечание пропустила мимо ушей.

– Так вот, колдунья сия наложила на него заклятие неснимающихся штанов! Причем штаны у бедного рыцаря Гули переставали сниматься не когда-нибудь, а именно в моменты, так сказать, по-рыцарски мужских поступков. А в любое другое время – пожалуйста!

– Ужас какой! – посочувствовал Серега. Они проехали еще какое-то время в полном молчании.

– А вообще-то, сэр Сериога, – на полном серьезе добавила вдруг леди Клотильда, – навлекли вы на себя серьезную беду. Причем из-за тварей, того явно не стоящих. Жить, исполняя чужие пророчества, иметь вместо порядочной, собственной человеческой судьбы и, так сказать, вольной жизни, по собственной воле – и разумению проживаемой, – иметь вместо этого участь щепки в чужих лапах… Быть обреченным исполнять, исполнять и исполнять… И за все про все в награду одна-единственная и довольно сомнительная к тому же радость – помогать другим выправлять ИХ судьбы… Невесело.

“Да уж, куда как невесело”, – продолжил он про себя затронутую красоткой Клоти тему. Печально даже, если можно так выразиться, крайне печально все сие, сэры рыцари и сэрухи рыцарши, до зеленой тоски в груди печально. Особенно если ты и сам уже, можно сказать, почти что – да какой там почти что – полностью уже веришь во всю эту местную галиматью с этими их колдовскими проклятиями и зловещими пророчествами. Подобные магические заморочки здесь, надо отметить, весьма и весьма опасны. Стоит только вспомнить в качестве примера то самое исполнившееся с их подачи пророчество об Отсушенных землях. А уж предреченная ему смерть от рук им же и спасенных – это уж вообще, ребяты, ну ни в какие вороты… Ничего-ничего. Вот вернется домой, вот тогда… И будет у него покой. В индустриальном двадцать первом веке, как помнится, нет ни проклятий, ни пророчеств. Вот она, наша программа-максимум – всенепременно вернуться домой. А я в Россию, домой хочу – я так давно не видел маму…

Далеко-далеко из ночной тьмы вынырнул в пределах видимости крохотный желтый огонек. Ровно засиял, время от времени скрываясь за гигантскими стволами деревьев. Но не гас – светил, скрываясь и показываясь, и понемногу приближаясь к ним по мере продвижения вперед. Кони прибавили шаг. Перспектива уютного стойла впереди явно прельщала их больше, чем темный ночной и оттого не располагаюший к себе лес. И хотя никаких таких страш-шных опасностей и уж-жасных приключений лесное пространство доселе пока что им не являло (если, конечно, не считать той недавней встречи – ехали б себе мимо, и не было бы проблем), однако и уютно здесь никому не было.

– Кажется, трактир, – спокойно вымолвила Клотильда.

– Заедем?

– Почему бы и нет, сэр Сериога. Мало ли кого там встретим. Глядишь, и попадется случайно нужный нам человечек, а то и просто хорошее вино.

Леди явно намекала, что не все еще потеряно. И загадочный спаситель-помогатель, мол, вполне возможно, еще только ждет-пождет их себе где-то там на дороге…

Трактир стоял прямо на обочине неширокой колеи, в которую как-то незаметно для глаза переросла тропа, по которой они ехали. Местный очаг общепита предусмотрительно (учитывая славные здешние времена и места) укрывался за высоким забором. Призывно светя при этом во все стороны дороги громадным переносным фонарем, для лучшей видимости подвешенным на могучем кованом крюке, вделанном прямо в ворота, – этакая доисторическая предтеча неоновых вывесок и манящих витрин. Забор, ворота – все имело солидные размеры не менее чем в полтора человеческих роста высотой и толщиной, надо думать, соответственной. Леди Клотильда неспешно подъехала к створкам, набранным из толстенных досок и тщательно окованным поверху железом, несколько раз от души вдарила в них кулаком.

Никакой реакции на стук не воспоследовало. Никто не торопился открывать ворота для полуночных гостей, во всяком случае, из-за высоченных ворот и забора до них не долетело ни единого звука, могущего засвидетельствовать наличие за ними какой-нибудь, хоть самой завалящей, гостеприимной души. Леди Клотильда, выдержав довольно долгую паузу, повторила операцию – только на сей раз все делалось гораздо продолжительнее и гораздо, хм… мощнее. Створки ворот мелко задрожали, а с боков, где находились петли, начал исходить противный дребезжащий скрежет железа. От него сводило зубы, как от бормашинки в руках садиста-стоматолога.

– Ну че… Че вам, говорю?! – откликнулись наконец из-за ворот.

– Путники мы! – гаркнула во всю мощь своих богатырских легких леди Клотильда. По лесу моментально прокатилось гулкое эхо, затем две или три птицы всполошенно-обрадованно завопили в ответ. – Открывай! А то у нас обеденное время кончается!

– Чаво?! Какой вам счас обед… – несказанно изумились за воротами.

– Как какой?! – вдохновенно возопила явно соскучившаяся по общению с холопьями и прочими невинными душами простая феодальная дева (точнее, дива). – Да ты с кем разговариваешь, болван?! Я тебе не кто-нибудь, я – баронесса Дю Персиваль! Говорю тебе – сейчас самое время для обеда! Живо открывай ворота! Ну?! Ты, жабий потрох, семенной плевок навозоеда, задничная плесень мохозавра…

За воротами некоторое время помолчали, очевидно, сраженные мощью этих последних доводов, затем с некоторым подозрением и по-прежнему безо всякого уважения вопросили:

– Чаво это госпожа благородная баронесса по ночам шляетси? Да еще и обедать ночью требуеть-с… Баронессам место у замке. Откель я знаю, можа, ты тварь-нечисть какая ночная?

– Тьфу! – раздраженно сплюнула на землю леди Клотильда. – Так ты откроешь или нет?! Да как ты смеешь, поросль смердовская… Впрочем, черт с тобой. Хочешь, прочту Благодарение Всеблагому и Преосвященному? Уста нечисти, как ты должен знать, не дерзают отворяться в священной молитве…

– Ну, читай, – помолчав, с важностью разрешили за воротами.

Леди Клотильда, с шумом набрав полную грудь воздуха, принялась громко тараторить скороговоркой:

– Всеблагой и Преосвященный, да будет сладко в устах, произносящих имя Твое, да пребудет власть Твоя над этим миром и над всяким другим, на который Ты восхочешь излить благодать свою. Погрязнув в грехах и муках, взвываем к Тебе, и Ты отверзаешь слух свой и милуешь нас. Великий, прости нас и сохрани от бед, отведи от нас зло стоглазно и стозевно, храни нас от посланцев зла и тьмы, буде пребудем мы в безгрешии, и очисть нас от скверны, коли согрешиши мы. Даруй нам благость и отведи от пороков…

Одна из створок ворот шумно скрипнула и пошла в сторону.